Забытые кавказские походы генерала Вельяминова. Часть 1
Алексей Александрович Вельяминов не столь известен, как многие другие герои кавказских войн 19 века. Его не ставят в один ряд с Ермоловым или, скажем, Мадатовым, а жаль. Конечно, все фигуры героев кавказских войн неоднозначны, отчасти благодаря некоторым специфическим специалистам по смещению акцентов. Кто-то считает Вельяминова жестоким циником, кто-то стратегом и тактиком, но… Не будь Вельяминова на своём месте, то вся прибрежная полоса, часть городов и дорог выглядели бы совсем по-другому, если бы мы вообще могли их лицезреть.
Алексей родился в знатной древней дворянской семье Александра Ивановича Вельяминова в 1785 году (по другим данным, в 1788-м). Корни этой семьи уходят глубоко в историю нашей державы, прямо в начало 11 века. Одним из основателей сего рода, согласно родовой легенде, был варяжский воин Шимон, который прибыв на Русь, крестился в православие (по другим данным — ранее) и вступил в ряды дружины Ярослава Мудрого. С тех пор род Вельяминовых служил стране на самых разнообразных должностях и в самых различных профессиях, хотя почти всегда они были связаны с военным делом тем или иным образом.
Портрет генерала Алексея Вельяминова
Микула Вельяминов, будучи воеводой и сподвижником Дмитрия Донского, погиб на Куликовом поле. Иван Вельяминов в 16 веке был окольничим, после боярином и, наконец, воеводой. Александр Вельяминов, отец Алексея, служил надворным советником в 18 веке. Братом Алексея был Иван, герой взятия Данцига 1813-го года и в некоем роде сооснователь Астаны. Николай Вельяминов, хоть и выбравший врачебный путь, во время Русско-турецкой войны 1877-78 годов досрочно сдал экзамены и направился в действующую армию. Кстати, Николай, крайне критически воспринимавший революцию, пользовался таким уважением и авторитетом, что его не только не преследовали, но и, по смерти заслуженного военного врача в 1920-м году, разрешили со всеми почестями установить памятник на его могиле на Волковском кладбище в тогдашнем Петрограде.
Знаменателен тот факт, что род Вельяминовых продолжается и сейчас, и одного из его представителей многие знают с детства или периодически видят на телевизионных экранах. Нет, не стоит опасаться, это не дешёвый шоумен и не очередная дутая звезда. Это народный артист РСФСР Пётр Сергеевич Вельяминов. Для кого-то он более известен как непреклонный командир Строгов («Командир счастливой «Щуки»), для кого-то — секретарь райкома Кружилин (телесериал «Вечный зов»), а для кого-то он – капитан сухогруза «Нежин» Иван Ильич («Пираты ХХ века»). Увы, Пётр Сергеевич умер в 2009 году, оставив фамилию двум дочерям и сыну.
Но вернёмся к Алексею Александровичу. По обыкновению того времени он ещё в детстве был зачислен в лейб-гвардейский Семёновский полк, посему к 16 годам был уже поручиком артиллерии. Кто учил его и где он воспитывался, доподлинно неизвестно. Однако французскому языку был обучен наравне с русским. И уже в молодости он обладал довольно обширными познаниями для того времени, особенно талантлив Алексей был в математике, что, безусловно, необходимо для артиллериста.
В 1804 году Вельяминова произвели в офицеры лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады, а уже в следующем 1805-м году Алексей участвовал в так называемой войне Третьей коалиции против французов. Эта война для молодого офицера плавно перетекла в Русско-турецкую войну 1806-12 годов. Во время битвы под Рущуком в Болгарии Вельяминов был ранен в руку, но вскоре грянула Отечественная война 1812-го года, заставившая потускнеть все прежние сражения.
Сражение под Красным
В сражении под Красным, что разыгралось под Смоленском 15 ноября 1812 года по новому стилю Вельяминов своей храбростью и умением добыл себе Георгиевский крест, будучи штабс-капитаном. Отечественную войну он закончит на улицах Парижа. К тому времени генерал Ермолов уже был знаком с Вельяминовым и был о нём высокого мнения.
Ермолов, уставший от дрязг и пересудов в среде высших офицеров, мечтал о назначении на Кавказ и неоднократно высказывался об этом. Эти пожелания дошли до императора, который был несколько удивлён, что столь заслуженный и опытный генерал пожелал отправиться в какое-то «захолустье». Наш «европеизированный» двор некоторое время относился к Кавказу с непростительной недальновидностью. Но император своё согласие дал.
Алексей Петрович Ермолов в 1816 году вступил в должность командующего Отдельным Грузинским корпусом (вскоре переименован в Кавказский). Начальником штаба корпуса никого другого, кроме Вельяминова, Ермолов не видел. Таким образом, создавшийся тандем не знал никаких преград в своей бурной деятельности. Вместе они обустраивают Сунженскую линию укреплений. Опять же, вместе (стоит отметить, что свою славу там снискал и князь Валериан Мадатов) их ждёт блестящая победа над акушинскими мятежниками (по названию селения Акуша в Дагестане). За несколько часов боя, разгромив мятежников, наши войска потеряли лишь несколько десятков убитыми. Множество походов было за плечами Вельяминова, каждый из которых заслуживает отдельного рассказа, но по отставке Ермолова Алексея Александровича выживают с Кавказа.
Алексей Ермолов
Вскоре он уже сражается на Русско-турецкой войне 1828-29 годов в качестве командира 16-й пехотной дивизии в основном на европейской территории, на Балканах. В Болгарии участвует в осаде Шумлы. Лишь в 1830-м году Вельяминов возвращается на Кавказ. На этот раз генерал-фельдмаршал Иван Фёдорович Паскевич, ранее ненавистник как Ермолова, так и Вельяминова, внезапно смягчается и, как ни странно, благоволит Алексею Александровичу.
И снова сражения, снова военные походы и подавление мятежей, чаще всего инициируемых извне. К примеру, мюридизм, обозначивший собой всплеск боевой активности на Кавказе в 20-40-х годах 19 века, был привнесён из Персии. Именно распространение мюридизма привело Вельяминова в итоге к штурму Гимры (село в Дагестане), где в итоге погиб один из кавказских лидеров мюридов Гази-Мухаммад (порой упоминаемый как Кази-Мулла).
Штурм Гимры
Однако самыми безвестными и недооценёнными походами Вельяминова были его экспедиции по прокладке новых пеших путей Черноморской береговой линии. В начале 1831-го года император утверждает план месторасположения укреплений Черноморской линии. Наконец, оценив опытность Алексея Александровича в вопросах Кавказа, одни из первых шагов в этом направлении доверили ему. Летом того же года было основано Геленджикское укрепление в районе Толстого мыса современного Геленджика.
В первые годы своего существования укрепление было доверено заботам именно Вельяминова, что немудрено. Позже генерал Григорий Филипсон писал о Вельяминове: «Не было и нет другого, кто бы так хорошо знал Кавказ, как Алексей Вельяминов. Я говорю: Кавказ, чтобы одним словом выразить местность и племена, и главные лица с их отношениями и, наконец, род войны, которая возможна в этом крае. Громадная память помогала Вельяминову удержать множество имён и фактов, а методический ум давал возможность одинаково осветить всю эту крайне разнообразную картину».
Крепость начала разрастаться. Имея недюжинный опыт и в административных, а также в какой-то мере и в дипломатических делах, Алексей Александрович всячески способствовал освоению всего края, переселению сюда новых жителей и т.д. К примеру, император при Вельяминове дал своё разрешение селиться в Геленджике казакам, купцам, государственным крестьянам и мещанам. И более того, они в течение 25 лет были освобождены от податей.
Укрепление Геленджикское
Но Геленджик (будем его так называть для удобства) всё равно оставался в своеобразной «осаде». Сухопутной дороги со стороны Кубани просто не существовало. Укрепление снабжалось исключительно морем со всеми его капризами и погодными коллизиями. Таким образом, даже вести о состоянии Геленджика (не находится ли он в осаде, к примеру) порой не поступали длительное время. О какой же функциональности этого укрепления в таком случае вообще могла идти речь?
Кроме простого осознания невозможности развития края без дорог, Вельяминов также понимал, что экспедиция за Кубань, ставившая себе целью связать Геленджикское укрепление, а следовательно, в будущем и Черноморскую береговую линию (тогда только начинающую обретать свои черты) с Кавказской (Кубанской) укреплённой линией, великой крови и труда будет стоить. Всю свою жизнь на Кавказе, отражая набеги или же сам бросаясь усмирять неприятеля, Алексей Александрович начал тщательную подготовку к походу, отбирая проверенных офицеров, в том числе из прославленного Тенгинского полка во главе с его командиром полковником Василием Кашутиным. По некоторым данным в состав экспедиции были включены и бойцы не менее славного Навагинского полка.
Местность вокруг Геленджикского укрепления
Все отобранные воины были далеко не новичками и неоднократно участвовали в походах против черкесов. Кроме того, офицеры были также знакомы и с оригинальной тактикой Вельяминова. Часто в своих военных походах, вместо того чтобы ринуться всеми силами на неприятеля, генерал устраивал для своих войск на выгодной местности вагенбург – выглядящее несколько архаичным походное полевое укрепление из повозок и прочего. Уже из вагенбурга Вельяминов небольшими силами наносил внезапные удары и проводил рекогносцировку.
Также длительно Алексей Александрович собирал сведения лазутчиков о предполагаемых силах неприятеля в местности, по которой ему придётся идти. Но главное, уже тогда Вельяминов решил во что бы то ни стало основать одно из первых укреплений (как он полагал, будущую станицу, т. к. в системы укреплений, по большому счёту, не верил) на левобережной Кубани на берегу реки Абин. Кстати, из-за этого в Абинске до сих пор идут споры о точной дате основания.
К 1834 году Вельяминов для своей миссии начал собирать войска на Кавказской укреплённой линии около укрепления Ольгинского (северо-восточнее Славянска-на-Кубани).
Алексей родился в знатной древней дворянской семье Александра Ивановича Вельяминова в 1785 году (по другим данным, в 1788-м). Корни этой семьи уходят глубоко в историю нашей державы, прямо в начало 11 века. Одним из основателей сего рода, согласно родовой легенде, был варяжский воин Шимон, который прибыв на Русь, крестился в православие (по другим данным — ранее) и вступил в ряды дружины Ярослава Мудрого. С тех пор род Вельяминовых служил стране на самых разнообразных должностях и в самых различных профессиях, хотя почти всегда они были связаны с военным делом тем или иным образом.
Портрет генерала Алексея Вельяминова
Микула Вельяминов, будучи воеводой и сподвижником Дмитрия Донского, погиб на Куликовом поле. Иван Вельяминов в 16 веке был окольничим, после боярином и, наконец, воеводой. Александр Вельяминов, отец Алексея, служил надворным советником в 18 веке. Братом Алексея был Иван, герой взятия Данцига 1813-го года и в некоем роде сооснователь Астаны. Николай Вельяминов, хоть и выбравший врачебный путь, во время Русско-турецкой войны 1877-78 годов досрочно сдал экзамены и направился в действующую армию. Кстати, Николай, крайне критически воспринимавший революцию, пользовался таким уважением и авторитетом, что его не только не преследовали, но и, по смерти заслуженного военного врача в 1920-м году, разрешили со всеми почестями установить памятник на его могиле на Волковском кладбище в тогдашнем Петрограде.
Знаменателен тот факт, что род Вельяминовых продолжается и сейчас, и одного из его представителей многие знают с детства или периодически видят на телевизионных экранах. Нет, не стоит опасаться, это не дешёвый шоумен и не очередная дутая звезда. Это народный артист РСФСР Пётр Сергеевич Вельяминов. Для кого-то он более известен как непреклонный командир Строгов («Командир счастливой «Щуки»), для кого-то — секретарь райкома Кружилин (телесериал «Вечный зов»), а для кого-то он – капитан сухогруза «Нежин» Иван Ильич («Пираты ХХ века»). Увы, Пётр Сергеевич умер в 2009 году, оставив фамилию двум дочерям и сыну.
Но вернёмся к Алексею Александровичу. По обыкновению того времени он ещё в детстве был зачислен в лейб-гвардейский Семёновский полк, посему к 16 годам был уже поручиком артиллерии. Кто учил его и где он воспитывался, доподлинно неизвестно. Однако французскому языку был обучен наравне с русским. И уже в молодости он обладал довольно обширными познаниями для того времени, особенно талантлив Алексей был в математике, что, безусловно, необходимо для артиллериста.
В 1804 году Вельяминова произвели в офицеры лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады, а уже в следующем 1805-м году Алексей участвовал в так называемой войне Третьей коалиции против французов. Эта война для молодого офицера плавно перетекла в Русско-турецкую войну 1806-12 годов. Во время битвы под Рущуком в Болгарии Вельяминов был ранен в руку, но вскоре грянула Отечественная война 1812-го года, заставившая потускнеть все прежние сражения.
Сражение под Красным
В сражении под Красным, что разыгралось под Смоленском 15 ноября 1812 года по новому стилю Вельяминов своей храбростью и умением добыл себе Георгиевский крест, будучи штабс-капитаном. Отечественную войну он закончит на улицах Парижа. К тому времени генерал Ермолов уже был знаком с Вельяминовым и был о нём высокого мнения.
Ермолов, уставший от дрязг и пересудов в среде высших офицеров, мечтал о назначении на Кавказ и неоднократно высказывался об этом. Эти пожелания дошли до императора, который был несколько удивлён, что столь заслуженный и опытный генерал пожелал отправиться в какое-то «захолустье». Наш «европеизированный» двор некоторое время относился к Кавказу с непростительной недальновидностью. Но император своё согласие дал.
Алексей Петрович Ермолов в 1816 году вступил в должность командующего Отдельным Грузинским корпусом (вскоре переименован в Кавказский). Начальником штаба корпуса никого другого, кроме Вельяминова, Ермолов не видел. Таким образом, создавшийся тандем не знал никаких преград в своей бурной деятельности. Вместе они обустраивают Сунженскую линию укреплений. Опять же, вместе (стоит отметить, что свою славу там снискал и князь Валериан Мадатов) их ждёт блестящая победа над акушинскими мятежниками (по названию селения Акуша в Дагестане). За несколько часов боя, разгромив мятежников, наши войска потеряли лишь несколько десятков убитыми. Множество походов было за плечами Вельяминова, каждый из которых заслуживает отдельного рассказа, но по отставке Ермолова Алексея Александровича выживают с Кавказа.
Алексей Ермолов
Вскоре он уже сражается на Русско-турецкой войне 1828-29 годов в качестве командира 16-й пехотной дивизии в основном на европейской территории, на Балканах. В Болгарии участвует в осаде Шумлы. Лишь в 1830-м году Вельяминов возвращается на Кавказ. На этот раз генерал-фельдмаршал Иван Фёдорович Паскевич, ранее ненавистник как Ермолова, так и Вельяминова, внезапно смягчается и, как ни странно, благоволит Алексею Александровичу.
И снова сражения, снова военные походы и подавление мятежей, чаще всего инициируемых извне. К примеру, мюридизм, обозначивший собой всплеск боевой активности на Кавказе в 20-40-х годах 19 века, был привнесён из Персии. Именно распространение мюридизма привело Вельяминова в итоге к штурму Гимры (село в Дагестане), где в итоге погиб один из кавказских лидеров мюридов Гази-Мухаммад (порой упоминаемый как Кази-Мулла).
Штурм Гимры
Однако самыми безвестными и недооценёнными походами Вельяминова были его экспедиции по прокладке новых пеших путей Черноморской береговой линии. В начале 1831-го года император утверждает план месторасположения укреплений Черноморской линии. Наконец, оценив опытность Алексея Александровича в вопросах Кавказа, одни из первых шагов в этом направлении доверили ему. Летом того же года было основано Геленджикское укрепление в районе Толстого мыса современного Геленджика.
В первые годы своего существования укрепление было доверено заботам именно Вельяминова, что немудрено. Позже генерал Григорий Филипсон писал о Вельяминове: «Не было и нет другого, кто бы так хорошо знал Кавказ, как Алексей Вельяминов. Я говорю: Кавказ, чтобы одним словом выразить местность и племена, и главные лица с их отношениями и, наконец, род войны, которая возможна в этом крае. Громадная память помогала Вельяминову удержать множество имён и фактов, а методический ум давал возможность одинаково осветить всю эту крайне разнообразную картину».
Крепость начала разрастаться. Имея недюжинный опыт и в административных, а также в какой-то мере и в дипломатических делах, Алексей Александрович всячески способствовал освоению всего края, переселению сюда новых жителей и т.д. К примеру, император при Вельяминове дал своё разрешение селиться в Геленджике казакам, купцам, государственным крестьянам и мещанам. И более того, они в течение 25 лет были освобождены от податей.
Укрепление Геленджикское
Но Геленджик (будем его так называть для удобства) всё равно оставался в своеобразной «осаде». Сухопутной дороги со стороны Кубани просто не существовало. Укрепление снабжалось исключительно морем со всеми его капризами и погодными коллизиями. Таким образом, даже вести о состоянии Геленджика (не находится ли он в осаде, к примеру) порой не поступали длительное время. О какой же функциональности этого укрепления в таком случае вообще могла идти речь?
Кроме простого осознания невозможности развития края без дорог, Вельяминов также понимал, что экспедиция за Кубань, ставившая себе целью связать Геленджикское укрепление, а следовательно, в будущем и Черноморскую береговую линию (тогда только начинающую обретать свои черты) с Кавказской (Кубанской) укреплённой линией, великой крови и труда будет стоить. Всю свою жизнь на Кавказе, отражая набеги или же сам бросаясь усмирять неприятеля, Алексей Александрович начал тщательную подготовку к походу, отбирая проверенных офицеров, в том числе из прославленного Тенгинского полка во главе с его командиром полковником Василием Кашутиным. По некоторым данным в состав экспедиции были включены и бойцы не менее славного Навагинского полка.
Все отобранные воины были далеко не новичками и неоднократно участвовали в походах против черкесов. Кроме того, офицеры были также знакомы и с оригинальной тактикой Вельяминова. Часто в своих военных походах, вместо того чтобы ринуться всеми силами на неприятеля, генерал устраивал для своих войск на выгодной местности вагенбург – выглядящее несколько архаичным походное полевое укрепление из повозок и прочего. Уже из вагенбурга Вельяминов небольшими силами наносил внезапные удары и проводил рекогносцировку.
Также длительно Алексей Александрович собирал сведения лазутчиков о предполагаемых силах неприятеля в местности, по которой ему придётся идти. Но главное, уже тогда Вельяминов решил во что бы то ни стало основать одно из первых укреплений (как он полагал, будущую станицу, т. к. в системы укреплений, по большому счёту, не верил) на левобережной Кубани на берегу реки Абин. Кстати, из-за этого в Абинске до сих пор идут споры о точной дате основания.
К 1834 году Вельяминов для своей миссии начал собирать войска на Кавказской укреплённой линии около укрепления Ольгинского (северо-восточнее Славянска-на-Кубани).
Часть 2
В 1834 году на своеобразной границе между враждебными землями черкесов и русскими землями, точнее, на Черноморской кордонной линии, являвшейся правым флангом Кавказской укреплённой линии, генерал Вельяминов начал собирать свой экспедиционный отряд. Местом сбора стало знаковое место – укрепление Ольгинское. В 1810 году именно здесь две сотни казаков во главе с полковником Львом Лукьяновичем Тиховским ценой своей жизни отразили набег четырёх тысяч горцев. Ныне на месте погребения героев ольгинской битвы стоит каменный крест 1869 года, первая суббота мая отмечается в крае как тиховские поминовения, а в честь павшего командира назван небольшой хутор между Славянском-на-Кубани и хутором Ольгинским.
Алексей Вельяминов
Под командование Вельяминова встали солдаты Тенгинского и Навагинского полков, от одной до двух рот сапёров, казачий отряд, а также отряд милиции, составленной из дружественно настроенных горцев (часто их именуют «горской милицией»). Экспедиция располагала 26-ю орудиями (по другим данным до 28-ми), парой сотен повозок с различными инструментами, боеприпасами и провизией и целым гуртом овец, так сказать, дополняющими рацион бойцов.
В итоге в составе экспедиции было, по разным данным, от 6 до 8 тысяч воинов. Среди них оказались и ссыльные, а потому в глазах высокого начальства неблагонадёжные, «декабристы». Правда, Вельяминов как боевой генерал смотрел на качества человека, а не на «анкету», поэтому в рядах отряда присутствовали Владимир Сергеевич Толстой и Сергей Иванович Кривцов, Александр Александрович Бестужев (Марлинский) и, предположительно, Степан Михайлович Палицын.
Александр Бестужев (Марлинский)
В начале августа 1834 года военный экспедиционный отряд выдвинулся в сторону реки Абин. Перед ними стояли несколько задач. Во-первых, разведать и проложить путь от Кавказской укреплённой линии до Геленджикского укрепления. Во-вторых, провести рекогносцировку местности между Кубанью и Черноморским побережьем. В-третьих, заложить новое укрепление на реке Абин. Сейчас весь этот путь займёт на автомобиле не более 6-8 часов в обе стороны. Экспедиция вернётся в Ольгинское почти к концу года в ноябре.
Закубанские земли встретили отряд враждебно. Болота, топи и плавни, заросшие камышом, кишащие насекомыми и змеями, тормозили всю экспедицию с каждым пройденным метром. Солдаты были вынуждены, утопая в жиже, вязать хворост и камыш каждый раз, когда требовалась переправа для повозок. Не стоит также забывать кубанскую августовскую жару. Однако тысячи бойцов упорно двигались вперёд.
Пикантности, если так можно выразиться, ситуации добавлял также тот факт, что Вельяминов большого толка в укреплениях и укреплённых линиях не видел. По воспоминаниям некоторых современников, генерал считал, что усмирение Северного Кавказа лежит через основание казачьих станиц и поселений, которые привычным укладом своим вытеснят горские обычаи, среди которых была и работорговля, или же вовсе вытеснят самих горцев, как бы цинично это ни звучало. Но как верный офицер Алексей Александрович повиновался приказу и всего себя посвятил тому, чтобы истинно проложить новые пути, которые в любом случае были необходимы.
Спустя долгие дни адского труда войска наконец подошли к берегу реки Абин. Жители расположившихся в этом районе аулов сначала относились к солдатам экспедиции достаточно лояльно. Но после того как фуражиры отряда принялись за работу для прокормления лошадей и овец, местное население мгновенно стало относиться к пришельцам враждебно. Вскоре всё перешло к вооружённым боестолкновениям, ведь за несколько дней «живность» пришельцев буквально уничтожила некоторые поля, которые адыги считали своими. В итоге фураж приходилось брать с боем, а табуны тщательно охранять. Вот как Александр Бестужев вспоминал о тех днях: «Пишу к вам усталый от двухдневной фуражировки, то есть боя, потому что нам каждый клок сена и сучок дерева, даже пригоршня мутной воды стоит многих трудов и нередко многих людей».
Памятник основателям Абинска
При этом на берегу Абина в разгаре было возведение нового укрепления. Конечно, несмотря на то, что «фортецию» строили по всем правилам профессиональные военные сапёры, материалом для неё служили брёвна, грунт и хворост, добываемые на прилегающей территории. Большую часть времени, которое требовалось для строительства укрепления, отряд оставался на месте с целью защиты лагеря. Первым гарнизоном нового форпоста Российской империи в Закубанских землях стали солдаты Тенгинского полка при 8 (в других источниках — 12) орудиях.
Укрепление представляло собой почти правильный шестигранник, в котором только две противоположные стороны были несколько длиннее остальных. По углам были сооружены три бастиона. Проникнуть в укрепление можно было только через единственные ворота. Внутри построили казармы, гауптвахту и церковь.
Наконец, экспедиция вновь двинулась в путь. Впереди начинались горы Северного Кавказа, оказавшиеся ещё менее «дружелюбными» нежели болотистая местность, которую они оставили позади. Отроги хребтов, узкие ущелья, каменистые тропы, обрывающиеся пропастью, и режущая как нож мергельная порода – это лишь мелкие неудобства в абсолютно незнакомой тогда земле. Буковые и грабовые заросли, перемежающиеся сосняком и густыми кустарниками, не позволяли взгляду пробиться даже на 10-15 метров далее намеченного пути. Особой «изюминкой» были заросли тёрна, из ветвей которого как раз и сплели венец для Спасителя, хотя терновые ягоды весьма вкусны и полезны.
Русла горных рек, что с виду казались естественной дорогой, обрывались водопадами, а облизанные водой камни то напоминали наждак, то скользкий кусок мыла. Но главным препятствием стали, конечно, горцы. Весть о «вельяминовском» отряде за недели пребывания у Абина, верно, добралась до земель убыхов, что жили в районе современного Сочи.
За каждой скалой, за каждым отрогом горы могла ожидать хорошо спланированная засада. В зелени деревьев и в неприметных кустарниках мог прятаться враг, выжидающий момент взять пленного или забрать жизнь офицера. Поэтому экспедиция двигалась крайне медленно – любая задержка хоть одной повозки тормозила весь отряд, чтобы не позволить противнику раздробить колонну и не потерять отставших. Однако это не означало, что Вельяминов безоглядно просто шёл вперёд.
Генерал сам комплектовал отряды разведки, которые действовали впереди колонны не только для выбора пути, но и занимались рекогносцировкой. Во всём отряде действовала строгая дисциплина – никто не отходит далее зрительного контакта, любая шелохнувшаяся ветка, любая странность становилась поводом повышенного внимания. Любой звук, лёгкий запах костра или случайный отблеск в чаще доводился до офицеров. Даже спать бойцам приходилось урывками. При этом они продолжали, как могли, прокладывать дорогу к Геледжикскому укреплению, несмотря на практически ежедневные перестрелки, а порой и сабельные атаки.
Позже участник экспедиции Александр Бестужев вспоминал: «Мы дрались за каждую пядь земли, завоевывали дорогу кирками… Перешли через огромный хребет со всеми тяжестями. Ура, мы в Геленджике!.. Вы не сыщете Геленджика на карте, может быть, не подозреваете его и на белом свете. Эта крепость не более 3-х лет вышла на Черкесский берег, в бухте весьма удобной для рейда. Отдохнули в Геленджике, где я был на море, на судах, купался в фосфорных зеленых волнах, ел камбалу… И потом, околесив кругом, проложив другую дорогу, мы возвратились к Кубани. Каких трудов и сколько крови стоило нам это!»
Пройдя от основанного экспедицией Абинского укрепления по ущельям и лесам и выйдя к руслу Адербы (район современного села Адербиевка), отряд, в самом деле, перемахнул через хребет вместе с тяжелейшей поклажей, боеприпасами и орудиями. При этом столь крупная экспедиция постоянно продолжала теснить группы горцев, какими бы многочисленными они бы ни были.
В низине — современная Адербиевка, справа за перевалом — Геленджик
В Геленджике Вельяминова и его бойцов встречали как героев, криками «ура!» Поселенцы, живущие в полном отрыве от внешнего мира под угрозой бесконечных набегов, увидели, что теперь с «большой землёй» возводится и пеший путь, что тысячи солдат с орудиями ходят по хребтам, которые ранее считались недоступными. Истинное вдохновение…
Обратно к Кубани «вельяминовцы» возвращались уже через Дооб (район современной Кабардинки). Этот путь был более длительным, но оказался безопаснее. Однако, какой бы успешной ни казалась экспедиция, заплатить за неё пришлось приличную цену. В столкновениях с горцами погибли 6 офицеров и 56 рядовых, ранения получили 13 офицеров и 394 солдата, а один офицер и два рядовых попали в плен.
Следующий поход Вельяминов запланировал на 1835 год.
Алексей Вельяминов
Под командование Вельяминова встали солдаты Тенгинского и Навагинского полков, от одной до двух рот сапёров, казачий отряд, а также отряд милиции, составленной из дружественно настроенных горцев (часто их именуют «горской милицией»). Экспедиция располагала 26-ю орудиями (по другим данным до 28-ми), парой сотен повозок с различными инструментами, боеприпасами и провизией и целым гуртом овец, так сказать, дополняющими рацион бойцов.
В итоге в составе экспедиции было, по разным данным, от 6 до 8 тысяч воинов. Среди них оказались и ссыльные, а потому в глазах высокого начальства неблагонадёжные, «декабристы». Правда, Вельяминов как боевой генерал смотрел на качества человека, а не на «анкету», поэтому в рядах отряда присутствовали Владимир Сергеевич Толстой и Сергей Иванович Кривцов, Александр Александрович Бестужев (Марлинский) и, предположительно, Степан Михайлович Палицын.
Александр Бестужев (Марлинский)
В начале августа 1834 года военный экспедиционный отряд выдвинулся в сторону реки Абин. Перед ними стояли несколько задач. Во-первых, разведать и проложить путь от Кавказской укреплённой линии до Геленджикского укрепления. Во-вторых, провести рекогносцировку местности между Кубанью и Черноморским побережьем. В-третьих, заложить новое укрепление на реке Абин. Сейчас весь этот путь займёт на автомобиле не более 6-8 часов в обе стороны. Экспедиция вернётся в Ольгинское почти к концу года в ноябре.
Закубанские земли встретили отряд враждебно. Болота, топи и плавни, заросшие камышом, кишащие насекомыми и змеями, тормозили всю экспедицию с каждым пройденным метром. Солдаты были вынуждены, утопая в жиже, вязать хворост и камыш каждый раз, когда требовалась переправа для повозок. Не стоит также забывать кубанскую августовскую жару. Однако тысячи бойцов упорно двигались вперёд.
Пикантности, если так можно выразиться, ситуации добавлял также тот факт, что Вельяминов большого толка в укреплениях и укреплённых линиях не видел. По воспоминаниям некоторых современников, генерал считал, что усмирение Северного Кавказа лежит через основание казачьих станиц и поселений, которые привычным укладом своим вытеснят горские обычаи, среди которых была и работорговля, или же вовсе вытеснят самих горцев, как бы цинично это ни звучало. Но как верный офицер Алексей Александрович повиновался приказу и всего себя посвятил тому, чтобы истинно проложить новые пути, которые в любом случае были необходимы.
Спустя долгие дни адского труда войска наконец подошли к берегу реки Абин. Жители расположившихся в этом районе аулов сначала относились к солдатам экспедиции достаточно лояльно. Но после того как фуражиры отряда принялись за работу для прокормления лошадей и овец, местное население мгновенно стало относиться к пришельцам враждебно. Вскоре всё перешло к вооружённым боестолкновениям, ведь за несколько дней «живность» пришельцев буквально уничтожила некоторые поля, которые адыги считали своими. В итоге фураж приходилось брать с боем, а табуны тщательно охранять. Вот как Александр Бестужев вспоминал о тех днях: «Пишу к вам усталый от двухдневной фуражировки, то есть боя, потому что нам каждый клок сена и сучок дерева, даже пригоршня мутной воды стоит многих трудов и нередко многих людей».
При этом на берегу Абина в разгаре было возведение нового укрепления. Конечно, несмотря на то, что «фортецию» строили по всем правилам профессиональные военные сапёры, материалом для неё служили брёвна, грунт и хворост, добываемые на прилегающей территории. Большую часть времени, которое требовалось для строительства укрепления, отряд оставался на месте с целью защиты лагеря. Первым гарнизоном нового форпоста Российской империи в Закубанских землях стали солдаты Тенгинского полка при 8 (в других источниках — 12) орудиях.
Укрепление представляло собой почти правильный шестигранник, в котором только две противоположные стороны были несколько длиннее остальных. По углам были сооружены три бастиона. Проникнуть в укрепление можно было только через единственные ворота. Внутри построили казармы, гауптвахту и церковь.
Наконец, экспедиция вновь двинулась в путь. Впереди начинались горы Северного Кавказа, оказавшиеся ещё менее «дружелюбными» нежели болотистая местность, которую они оставили позади. Отроги хребтов, узкие ущелья, каменистые тропы, обрывающиеся пропастью, и режущая как нож мергельная порода – это лишь мелкие неудобства в абсолютно незнакомой тогда земле. Буковые и грабовые заросли, перемежающиеся сосняком и густыми кустарниками, не позволяли взгляду пробиться даже на 10-15 метров далее намеченного пути. Особой «изюминкой» были заросли тёрна, из ветвей которого как раз и сплели венец для Спасителя, хотя терновые ягоды весьма вкусны и полезны.
Русла горных рек, что с виду казались естественной дорогой, обрывались водопадами, а облизанные водой камни то напоминали наждак, то скользкий кусок мыла. Но главным препятствием стали, конечно, горцы. Весть о «вельяминовском» отряде за недели пребывания у Абина, верно, добралась до земель убыхов, что жили в районе современного Сочи.
За каждой скалой, за каждым отрогом горы могла ожидать хорошо спланированная засада. В зелени деревьев и в неприметных кустарниках мог прятаться враг, выжидающий момент взять пленного или забрать жизнь офицера. Поэтому экспедиция двигалась крайне медленно – любая задержка хоть одной повозки тормозила весь отряд, чтобы не позволить противнику раздробить колонну и не потерять отставших. Однако это не означало, что Вельяминов безоглядно просто шёл вперёд.
Генерал сам комплектовал отряды разведки, которые действовали впереди колонны не только для выбора пути, но и занимались рекогносцировкой. Во всём отряде действовала строгая дисциплина – никто не отходит далее зрительного контакта, любая шелохнувшаяся ветка, любая странность становилась поводом повышенного внимания. Любой звук, лёгкий запах костра или случайный отблеск в чаще доводился до офицеров. Даже спать бойцам приходилось урывками. При этом они продолжали, как могли, прокладывать дорогу к Геледжикскому укреплению, несмотря на практически ежедневные перестрелки, а порой и сабельные атаки.
Позже участник экспедиции Александр Бестужев вспоминал: «Мы дрались за каждую пядь земли, завоевывали дорогу кирками… Перешли через огромный хребет со всеми тяжестями. Ура, мы в Геленджике!.. Вы не сыщете Геленджика на карте, может быть, не подозреваете его и на белом свете. Эта крепость не более 3-х лет вышла на Черкесский берег, в бухте весьма удобной для рейда. Отдохнули в Геленджике, где я был на море, на судах, купался в фосфорных зеленых волнах, ел камбалу… И потом, околесив кругом, проложив другую дорогу, мы возвратились к Кубани. Каких трудов и сколько крови стоило нам это!»
Пройдя от основанного экспедицией Абинского укрепления по ущельям и лесам и выйдя к руслу Адербы (район современного села Адербиевка), отряд, в самом деле, перемахнул через хребет вместе с тяжелейшей поклажей, боеприпасами и орудиями. При этом столь крупная экспедиция постоянно продолжала теснить группы горцев, какими бы многочисленными они бы ни были.
В низине — современная Адербиевка, справа за перевалом — Геленджик
В Геленджике Вельяминова и его бойцов встречали как героев, криками «ура!» Поселенцы, живущие в полном отрыве от внешнего мира под угрозой бесконечных набегов, увидели, что теперь с «большой землёй» возводится и пеший путь, что тысячи солдат с орудиями ходят по хребтам, которые ранее считались недоступными. Истинное вдохновение…
Обратно к Кубани «вельяминовцы» возвращались уже через Дооб (район современной Кабардинки). Этот путь был более длительным, но оказался безопаснее. Однако, какой бы успешной ни казалась экспедиция, заплатить за неё пришлось приличную цену. В столкновениях с горцами погибли 6 офицеров и 56 рядовых, ранения получили 13 офицеров и 394 солдата, а один офицер и два рядовых попали в плен.
Следующий поход Вельяминов запланировал на 1835 год.
Часть 3
Первый экспедиционный поход отряда генерала Вельяминова с Кубани к Геленджикскому укреплению, завершившийся в конце 1834-го года, по своим результатам был в известном смысле и величественным, и тяжёлым. 62 бойца «вельяминовского» отряда навсегда остались в горах Северного Кавказа.
Даже путешественник швейцарско-французского происхождения, этнограф, натуралист и археолог Фредерик Дюбуа де Монперэ, которого благодаря происхождению сложно заподозрить в большой симпатии к Российской империи, несмотря на финансовую поддержку русского научного сообщества, писал о походе Вельяминова (приводится с сокращениями):
Фредерик Дюбуа де Монперэ
Кстати, свои наблюдения Фредерик Дюбуа де Монперэ в итоге оформил в виде нескольких трудов, включая «Путешествие вокруг Кавказа». Кроме Российской государственной библиотеки и Российского географического общества, ознакомиться с уникальными исследованиями Дюбуа, а также не менее уникальными иллюстрациями кавказского жизни того периода,
можно в Геленджикском историко-краеведческом музее.
В 1835 году Алексей Вельяминов вновь начал собирать экспедиционный отряд у того же Ольгинского укрепления. На этот раз целью было расчистить уже проложенную через Абин, горы и Адербу дорогу, а также основать ещё одно укрепление, которое позже получит имя «форт Святого Николая», или же просто Николаевское укрепление. Кроме того, им предстояло обосноваться в селении Дооб, чтобы в будущем использовать Дообскую бухту для кораблей флота, т. к. в то время Цемесская бухта не была защищена молами, и корабли в ней пребывающие были более подвержены свирепому Норд-Осту.
Казачий конный отряд "кубанцев"
Весной 1835 года Вельяминов с отрядом выступил из Ольгинского в сторону Абинского укрепления. На этот раз, по различным оценкам, экспедиция насчитывала от 10 до 11 тысяч бойцов, не считая сотни повозок с провиантом, боеприпасами и инструментами.
Под конец мая 1835-го отряд прибыл в Абинское укрепление, и снова закипела работа. Сначала были расширены границы самого укрепления. Внутри возвели сараи, казармы, погреба, офицерский и штабной дома. Небольшая часть экспедиционного корпуса Вельяминова осталась в Абинской крепости, так как попытка захватить новый форт была совершена горцами буквально за пару месяцев до прибытия Вельяминова, а на новое укрепление возлагали большие надежды. После окончания трудов отряда генерала Вельяминова Абинское укрепление стало официально именоваться крепостью, что иллюстрирует масштаб проведённых работ.
Фрагмент карты Черноморской кордонной линии с обозначением Ольгинского и Абинского укреплений (кстати, в полной неизвестности)
Вскоре экспедиция снова двинулась в путь. Поскольку одной из целей отряда было строительство нового укрепления, которое должно было войти в состав Геленджикской укреплённой линии (новой линии укреплений), то в районе впадения горной речки Адегой в Абин отряд остановился для основания нового форта. И снова закипела работа. Николаевское укрепление (Форт Святого Николая) вырос достаточно быстро, гарнизон его не превышал 250 казаков и офицеров при нескольких орудиях. Здесь, затерянный среди гор, форт, возведённый из подручных материалов, отличался крайне тяжёлыми условиями. Однако именно основанное здесь укрепление, по сути, станет своеобразным «фундаментом» для будущей станицы Шапсугской, по иронии судьбы названной в честь воинственных шапсугов, сыгравших злую роль в истории укрепления.
Вот как описывал службу в Николаевском укреплении «Военный Сборник» от 1874 года (Санкт-Петербург, типография Департамента Уделов):
Судьба форта оказалась печальной. Ранней весной 1840-го года укрепление осадил превосходящий гарнизон по численности отряд горцев. Бой был нешуточный и трагичный по исходу – все наши бойцы погибли, раненых горцы добили. Лишь в 1861 году войсковой отряд под командованием генерал-майора Павла Денисовича Бабича вернулся к погибшему форту. Единственное, что осталось на его месте, – это валы, оборонительные рвы и барбеты некоторых орудий. Над костьми павших воинов был совершён погребальный обряд – «хоронили» как могли, как позволяла ситуация.
Памятник основателям станицы Шапсугской, первым поселенцам — слева
Но несмотря на столь трагичный исход жизни Николаевского укрепления, оставлять это место никто не собирался. Во-первых, уже было принято решение о восстановлении старой Вельяминовской дороги к Геленджику. Во-вторых, сбылась мечта самого Вельяминова – началось заселение закубанских земель с основанием новых станиц и городов. 1863 год теперь значится датой основания станицы Шапсугской, заселённой переселенцами, казаками-черноморцами и ссыльными.
Но вернёмся в 1835 год. После возведения форта войска Вельяминова двинулись далее по уже знакомому пути, одновременно расчищая его, чтобы на новой дороге могли разминуться сразу две повозки. Наконец, летом 1835-го отряд вышел к Геленджикскому укреплению, но отдых был недолгим. Вскоре Вельяминов начал рекогносцировку и одновременно освоение земель на мысе Дооб, где сразу пришлось столкнуться с военным противодействием горцев. Однако имея «в тылу» Геленджик и значительные наличные силы, боестолкновения были для наших войск удачными и быстротечными. Вскоре отряд благополучно, правда, всё же не без потерь, вернулся к кордонной линии.
В начале весны 1836-го года упрямый и неудержимый Алексей Александрович вновь принялся собирать войска. Это была уже третья экспедиция неугомонного Вельяминова. Перед ней были поставлены следующие задачи: дальнейшее устройство Геленджикской кордонной линии, обустройство стратегически важных дорог к Черноморскому побережью, а также планировалось основание нового укрепления.
В мае по традиции из Ольгинского укрепления вышел «вельяминовский» отряд. Как и в предыдущие годы, экспедиция прошла по проторенному пути, однако, по-прежнему встречая сопротивление горцев. Отряд зашёл в Абинское и Николаевские укрепления, передав гарнизонам боеприпасы и провиант. В июле 36-го Вельяминов наконец вышел к Геленджику. После рекогносцировки местности Алексей Александрович выбрал место для будущего укрепления – левобережье реки Дооб недалеко от одноимённого мыса.
Новое укрепление было названо в честь императрицы Александрийской крепостью. Однако несколько лет спустя ввиду наличия форта Александрия, а также откровенно неважного состояния этих укреплений их переименовали, дабы не чернить светлое имя императрицы. Так Александрийская крепость стала Кабардинской (как читатель уже понял, сейчас это курортная Кабардинка), а форт Александрия стал Навагинским.
В левом верхнем углу можно заметить месторасположение Александрийской крепости, уже обозначенной Кабардинской
Возводили Александрийскую крепость из подручных и привозных материалов, а сама крепость была окаймлена рвом. Однако специфический климат сего места быстро дал о себе знать. Так, генерал Николай Раевский уже в 1839 году писал рапорт военному министру, безуспешно пытаясь выбить финансирование, которое на далёкий край выделяли с чудовищным скрипом: «Внутренняя крепость бруствера одета плетнем, которого по неимению вблизи материалов нельзя было поддерживать. В одном месте он обвалился от того, что концы кольев сгнили, в 4-х амбразурах щеки, одетые флишнами, обрушились. Более важных повреждений нет, но исправить вышесказанное трудно, потому что материал, из которого сделаны — завезённый».
Но особо жизненные, трогательные и тёплые воспоминания по «вельяминовцам», строившим форт на реке Дооб, оставил историк, писатель, директор канцелярии Кавказского наместника и в будущем сенатор Степан Васильевич Сафонов. В июле 36-го он в команде Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора князя Михаила Воронцова на борту 22-пушечного корвета «Ифигения» оказался на рейде Суджукской (Цемесской/Новороссийской) бухты недалеко от мыса Дооб.
Современный вид на утопающую в зелени Кабардинку и мыс Дооб
Свои воспоминания Сафонов оформил в виде исторического очерка «Поездка к берегам Черного моря, на корвете "Ифигения", в 1836 году» (приводятся с сокращениями):
Лишь к началу октября 1836-го года отряд Вельяминова закончил строительство Александрийской (Кабардинской) крепости. В укреплении был оставлен гарнизон, насчитывающий до трёх рот бойцов и несколько орудий. Экспедиция вернулась на кордонную линию, чтобы в следующем году вновь прийти к Черноморским берегам…
Даже путешественник швейцарско-французского происхождения, этнограф, натуралист и археолог Фредерик Дюбуа де Монперэ, которого благодаря происхождению сложно заподозрить в большой симпатии к Российской империи, несмотря на финансовую поддержку русского научного сообщества, писал о походе Вельяминова (приводится с сокращениями):
«Только двумя проходами можно было достичь Геленджика с Кубани: один пролегал по ущелью к селению Адерба (ныне в этом районе расположено село Адербиевка, лежащее по обе стороны горной реки Адербы/Адербиевки), другой, наиболее доступный, через Дооб (отчасти по побережью). Впервые пошли в неизвестность рискованно и тяжело к селению Адерба. Дорога была заросшая и узкая, повозки должны были двигаться вереницей. Впереди шли вооружённые отряды, чтобы защищать участников экспедиции от нападения горцев. Трудный путь был преодолён, и отважный экспедиционный корпус в Геленджике встретили криками «ура». В первый раз русская армия перевалила через отрог Кавказского горного хребта. Обратно в Ольгинское укрепление путь был другой – через селение Дооб и с меньшим уроном».
Кстати, свои наблюдения Фредерик Дюбуа де Монперэ в итоге оформил в виде нескольких трудов, включая «Путешествие вокруг Кавказа». Кроме Российской государственной библиотеки и Российского географического общества, ознакомиться с уникальными исследованиями Дюбуа, а также не менее уникальными иллюстрациями кавказского жизни того периода,
можно в Геленджикском историко-краеведческом музее.
В 1835 году Алексей Вельяминов вновь начал собирать экспедиционный отряд у того же Ольгинского укрепления. На этот раз целью было расчистить уже проложенную через Абин, горы и Адербу дорогу, а также основать ещё одно укрепление, которое позже получит имя «форт Святого Николая», или же просто Николаевское укрепление. Кроме того, им предстояло обосноваться в селении Дооб, чтобы в будущем использовать Дообскую бухту для кораблей флота, т. к. в то время Цемесская бухта не была защищена молами, и корабли в ней пребывающие были более подвержены свирепому Норд-Осту.
Весной 1835 года Вельяминов с отрядом выступил из Ольгинского в сторону Абинского укрепления. На этот раз, по различным оценкам, экспедиция насчитывала от 10 до 11 тысяч бойцов, не считая сотни повозок с провиантом, боеприпасами и инструментами.
Под конец мая 1835-го отряд прибыл в Абинское укрепление, и снова закипела работа. Сначала были расширены границы самого укрепления. Внутри возвели сараи, казармы, погреба, офицерский и штабной дома. Небольшая часть экспедиционного корпуса Вельяминова осталась в Абинской крепости, так как попытка захватить новый форт была совершена горцами буквально за пару месяцев до прибытия Вельяминова, а на новое укрепление возлагали большие надежды. После окончания трудов отряда генерала Вельяминова Абинское укрепление стало официально именоваться крепостью, что иллюстрирует масштаб проведённых работ.
Вскоре экспедиция снова двинулась в путь. Поскольку одной из целей отряда было строительство нового укрепления, которое должно было войти в состав Геленджикской укреплённой линии (новой линии укреплений), то в районе впадения горной речки Адегой в Абин отряд остановился для основания нового форта. И снова закипела работа. Николаевское укрепление (Форт Святого Николая) вырос достаточно быстро, гарнизон его не превышал 250 казаков и офицеров при нескольких орудиях. Здесь, затерянный среди гор, форт, возведённый из подручных материалов, отличался крайне тяжёлыми условиями. Однако именно основанное здесь укрепление, по сути, станет своеобразным «фундаментом» для будущей станицы Шапсугской, по иронии судьбы названной в честь воинственных шапсугов, сыгравших злую роль в истории укрепления.
Вот как описывал службу в Николаевском укреплении «Военный Сборник» от 1874 года (Санкт-Петербург, типография Департамента Уделов):
«Вследствие гибельного для здоровья людей климата, в гарнизоне Николаевского укрепления почти не было ни одного здорового человека, способного в критическую минуту защищаться от неприятельского нападения».
Судьба форта оказалась печальной. Ранней весной 1840-го года укрепление осадил превосходящий гарнизон по численности отряд горцев. Бой был нешуточный и трагичный по исходу – все наши бойцы погибли, раненых горцы добили. Лишь в 1861 году войсковой отряд под командованием генерал-майора Павла Денисовича Бабича вернулся к погибшему форту. Единственное, что осталось на его месте, – это валы, оборонительные рвы и барбеты некоторых орудий. Над костьми павших воинов был совершён погребальный обряд – «хоронили» как могли, как позволяла ситуация.
Но несмотря на столь трагичный исход жизни Николаевского укрепления, оставлять это место никто не собирался. Во-первых, уже было принято решение о восстановлении старой Вельяминовской дороги к Геленджику. Во-вторых, сбылась мечта самого Вельяминова – началось заселение закубанских земель с основанием новых станиц и городов. 1863 год теперь значится датой основания станицы Шапсугской, заселённой переселенцами, казаками-черноморцами и ссыльными.
Но вернёмся в 1835 год. После возведения форта войска Вельяминова двинулись далее по уже знакомому пути, одновременно расчищая его, чтобы на новой дороге могли разминуться сразу две повозки. Наконец, летом 1835-го отряд вышел к Геленджикскому укреплению, но отдых был недолгим. Вскоре Вельяминов начал рекогносцировку и одновременно освоение земель на мысе Дооб, где сразу пришлось столкнуться с военным противодействием горцев. Однако имея «в тылу» Геленджик и значительные наличные силы, боестолкновения были для наших войск удачными и быстротечными. Вскоре отряд благополучно, правда, всё же не без потерь, вернулся к кордонной линии.
В мае по традиции из Ольгинского укрепления вышел «вельяминовский» отряд. Как и в предыдущие годы, экспедиция прошла по проторенному пути, однако, по-прежнему встречая сопротивление горцев. Отряд зашёл в Абинское и Николаевские укрепления, передав гарнизонам боеприпасы и провиант. В июле 36-го Вельяминов наконец вышел к Геленджику. После рекогносцировки местности Алексей Александрович выбрал место для будущего укрепления – левобережье реки Дооб недалеко от одноимённого мыса.
Новое укрепление было названо в честь императрицы Александрийской крепостью. Однако несколько лет спустя ввиду наличия форта Александрия, а также откровенно неважного состояния этих укреплений их переименовали, дабы не чернить светлое имя императрицы. Так Александрийская крепость стала Кабардинской (как читатель уже понял, сейчас это курортная Кабардинка), а форт Александрия стал Навагинским.
В левом верхнем углу можно заметить месторасположение Александрийской крепости, уже обозначенной Кабардинской
Возводили Александрийскую крепость из подручных и привозных материалов, а сама крепость была окаймлена рвом. Однако специфический климат сего места быстро дал о себе знать. Так, генерал Николай Раевский уже в 1839 году писал рапорт военному министру, безуспешно пытаясь выбить финансирование, которое на далёкий край выделяли с чудовищным скрипом: «Внутренняя крепость бруствера одета плетнем, которого по неимению вблизи материалов нельзя было поддерживать. В одном месте он обвалился от того, что концы кольев сгнили, в 4-х амбразурах щеки, одетые флишнами, обрушились. Более важных повреждений нет, но исправить вышесказанное трудно, потому что материал, из которого сделаны — завезённый».
Но особо жизненные, трогательные и тёплые воспоминания по «вельяминовцам», строившим форт на реке Дооб, оставил историк, писатель, директор канцелярии Кавказского наместника и в будущем сенатор Степан Васильевич Сафонов. В июле 36-го он в команде Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора князя Михаила Воронцова на борту 22-пушечного корвета «Ифигения» оказался на рейде Суджукской (Цемесской/Новороссийской) бухты недалеко от мыса Дооб.
Свои воспоминания Сафонов оформил в виде исторического очерка «Поездка к берегам Черного моря, на корвете "Ифигения", в 1836 году» (приводятся с сокращениями):
«Едва только якорь коснулся земли, как с редута, в лагере и с фрегата раздались салюты. Каждому из них мы отвечали нашими 36-фунтовыми зарядами… Было безветренно, горы, корабли, лагерь – всё покрылось дымом. Картина величественная…
При громе пушек и звуках музыки мы вышли на берег и пошли в лагерь в сопровождении блестящего штаба генерала Вельяминова. Я говорю блестящего; и можно ли иначе назвать собрание офицеров почти из всех гвардейских полков, людей молодых, образованных, оставивших и разнообразные увеселения блестящей столицы, и все удовольствия общественной жизни, и своих родных, и друзей, и близких сердцу, для того, чтобы на отдалённом краю России отслужить службу своему Отечеству верою и правдой в местах, лишённых выгод и удобств жизни?
Среди стана, у войлочной кибитки, служащей point de reunion (точкой воссоединения) всех офицеров отряда, мы составили настоящий раут.
Надобно было видеть, с каким удовольствием, с каким наслаждением встречались здесь знакомые, собравшиеся среди Кавказских гор, на берегу Чёрного моря. Это какое-то вавилонское смешение языков и голосов. Все спешили насладиться как будто последними минутами, чтобы передать друг другу известия о своих родных, знакомых, и свои чувства, и свои надежды…»
При громе пушек и звуках музыки мы вышли на берег и пошли в лагерь в сопровождении блестящего штаба генерала Вельяминова. Я говорю блестящего; и можно ли иначе назвать собрание офицеров почти из всех гвардейских полков, людей молодых, образованных, оставивших и разнообразные увеселения блестящей столицы, и все удовольствия общественной жизни, и своих родных, и друзей, и близких сердцу, для того, чтобы на отдалённом краю России отслужить службу своему Отечеству верою и правдой в местах, лишённых выгод и удобств жизни?
Среди стана, у войлочной кибитки, служащей point de reunion (точкой воссоединения) всех офицеров отряда, мы составили настоящий раут.
Надобно было видеть, с каким удовольствием, с каким наслаждением встречались здесь знакомые, собравшиеся среди Кавказских гор, на берегу Чёрного моря. Это какое-то вавилонское смешение языков и голосов. Все спешили насладиться как будто последними минутами, чтобы передать друг другу известия о своих родных, знакомых, и свои чувства, и свои надежды…»
Лишь к началу октября 1836-го года отряд Вельяминова закончил строительство Александрийской (Кабардинской) крепости. В укреплении был оставлен гарнизон, насчитывающий до трёх рот бойцов и несколько орудий. Экспедиция вернулась на кордонную линию, чтобы в следующем году вновь прийти к Черноморским берегам…
Часть 4. Заключительная
В 1837 году Вельяминов задумал ещё один поход, но на этот раз и задачи, и сама география направления экспедиции были абсолютно другими. Отряд должен был не просто пройти проторенной дорогой – он снова направлялся в полную неизвестность. «Вельяминовцы» должны были проникнуть в гористую местность юго-восточнее Геленджика, куда пеших экспедиций русские войска ещё никогда не предпринимали. Словно этого было мало, войска должны были основать новые укрепления за пределами Геленджикской кордонной линии.
Согласно плану, новые форты должны были расположиться в устьях рек Пшада и Вулан, где наиболее выгодно и спокойно можно было произвести швартовку кораблей Черноморского флота, т. к., несмотря на весомые успехи, Черноморская береговая линия продолжала снабжаться в основном морским путём. Поэтому подготовка к походу в этот раз велась также усиленно, как и в 1834-м году, когда Вельяминов впервые вторгся в пределы горцев Черноморского побережья Северного Кавказа в пешем строю.
К маю 1837 года к Ольгинскому укреплению на Черноморской кордонной линии начали стягиваться войска. В итоге, по различным данным, под командованием Вельяминова стали 4 батальона Тенгинского полка, 4 батальона Навагинского полка и 2 батальона из Кабардинского егерского полка. К ним присоединились 4-й, 8-й, 9-й и 10-й черноморские пешие казачьи полки и около сотни конных казаков. Так же, как и в предыдущих походах, в состав экспедиции входили две роты Кавказского сапёрного батальона. В качестве артиллерии экспедиция располагала от 26 до 30 орудий, среди которых имелось и несколько небольших мортир. По другим данным, в качестве артиллерии отряд также располагал мортирками (своеобразный прародитель гранатомёта), способными стрелять и дробью.
Горы Пшада
Всё войско при нескольких сотнях повозок 9 мая в шестом часу утра выдвинулось в сторону Геленджика. Уже на следующий день экспедицию атаковал отряд горцев в 1000 воинов. Дойдя до Абинского укрепления, потеряв до 10 бойцов убитыми и отразив десятки нападений, Вельяминов после небольшой передышки повернул на Николаевский форт. На всём протяжении до Николаевского экспедиция постоянно подвергалась нападениям и завязала в перестрелках.
Лишь ко второй половине мая отряд расположился на берегу Чёрного моря подле Александрийской (Кабардинской) крепости. Под вой местных шакалов (чекалок, как их тогда называли) изможденный долгим переходом и постоянными боями отряд наконец смог отдохнуть.
И снова нелёгкий путь. Впереди, как и ранее, шла разведка боем, в которой во время возвращения в походный вагенбург арьергард сражения превращался в авангард, т. к. бойцов преследовали горцы. Часто неприятельские аулы, понукаемые турками к сопротивлению, были застигнуты передовым отрядом врасплох, посему оказывали беспорядочное и беспомощное сопротивление и отходили в горы. Чтобы не оставлять возможному противнику базу для организации обороны, эти аулы, следует признать, сжигали, так же, как и лодки (включая 12-вёсельные), используемые черкесами для провоза контрабанды, рабов, а порой и для пиратства.
Но также стоит признать, что сам Алексей Александрович неоднократно доводил до черкесов своё воззвание исполнять Адрианопольский мирный договор, не оказывать сопротивления русским войскам и относиться к ним лояльно. Однако всё это было тщетно. Даже доводы, что султан Османской империи сам подписал договор, отрёкшись от черкесов, не действовали вразумительно, т. к. сотни османских и европейских лазутчиков твердили горцам, что русские лгут или же вовсе этот договор якобы никем не признан.
Лагерь российских войск в горах
Вскоре Вельяминову стало ясно, что со столь тяжёлой поклажей (повозки, боеприпасы и орудия) преодолевать бесконечные отроги и глубокие тёмные лощины, заросшие деревьями и кустарником, будет либо слишком долго, либо слишком многими жизнями оплачено. Поэтому самую тяжёлую и объёмную часть поклажи было решено вернуть в Геленджик, чтобы позже морем доставить на новое место.
Прохождение каждого километра не обходилось без боя. Пользуясь складками местности, горцы наводили на высотах завалы, за которыми нередко можно было насчитать до трёх или пяти сотен вооружённых воинов. Как только авангард приближался к такому завалу, который нередко казался просто естественным наносом сухостоя и камней после ливня, сначала черкесы открывали ружейный огонь, а далее следовал старый добрый бой холодным оружием. Поэтому штыковые атаки наших пеших войск были чуть ли не ежедневными. В такие моменты крайне полезными были «бомбардировки» неприятеля гранатами.
До сих пор гранаты образца 19 века находят на Черноморском побережье
Характерная специфика тех боёв отражена в следующем случае, который был далеко не единственным. Когда в один из дней черкесы бросились на растянутый строй одного из батальонов Навагинского полка, им удалось убить нашего стрелка и схватить его тело, потащив с собой. Товарищ убитого мигом метким выстрелом снял одного из нападавших, а другого проткнул штыком, отобрав тело убитого однополчанина. В следующей стычке с горцами этого же дня тело одного из неприятелей осталось уже у «вельяминовцев». Вечером в лагерь пришли черкесы и принесли выкуп за павшего соотечественника, но Вельяминов резко отказался от выкупа и отдал тело без всяких условий.
Наконец, в последних числах мая экспедиция Алексея Александровича заняла позиции у реки Пшада. Почти сразу же была сформирована команда для рубки леса для возведения нового укрепления. Как только позволила погода, к устью Пшады причалили корабли из Геленджика с тяжёлой поклажей, которую ранее там оставили.
Орудие, обнаруженное в районе Пшады
К сожалению, возведение нового укрепления унесло много жизней из-за постоянных нападений черкесов. Фуражировка, заготовление древесины, расчистка места – всё под неусыпным оком неприятеля и частыми обстрелами с горных перевалов. Черкесы пускали в ход фальконеты, которые доставить на гору не составляло большого труда для тех, кто знал местные тропы.
6 июня в воскресенье новое укрепление было заложено под именем Новотроицкое. Пока сапёрные роты и бойцы обустраивали новый форт с намеченной высотой стены около 6 метров, другая часть отряда уже вовсю разыскивала новый путь далее по берегу. Во время одной из вылазок погиб князь Николай Долгорукий, ему тогда не было и 20 лет. Однако косили бойцов также и болезни ввиду лихорадочного климата, сырости и горных ветров.
В десятых числах июля, оставив в Новотроицком для защиты и окончания работ свыше двух тысяч человек – казаков, солдат, сапёров и артиллеристов, Вельяминов и его экспедиция двинулись дальше, по сути, отвоёвывая гору за горой, отрог за отрогом. При этом работу по расчистке дороги, или того, что на неё похоже, с отряда никто не снимал. Офицеры и рядовые были постоянно заняты рекогносцировкой и бесконечным маневрированием, пытаясь избежать попадания в «капканы», устроенные горцами в лощинах и балках.
14 июля войска наконец подошли к реке Вулан (порой можно встретить имя Аулан). Именно здесь заложили ещё одно укрепление, рассчитанное на две роты с достаточной для обороны артиллерией. В отличие от Новотроицкого, новый форт располагается на достаточном удалении от гор на приличном возвышении, что облегчило работу по его обустройству – не было необходимости наращивать высоту крепостной стены ввиду естественной высоты местности. В конце июля состоялась официальная церемония закладки нового укрепления с небольшим «парадом» по этому случаю. Укрепление получило имя – Михайловское.
Практически весь август Михайловское продолжало строиться. И всё это время батальоны отряда составляли вокруг будущего укрепления завалы из веток держи-дерева и прочих подручных материалов, чтобы хоть как-то обезопасить себя во время ночного бдения. К тому же весть о том, что русские возвели на землях черкесов ещё два форта, быстро облетела побережье.
План Михайловского укрепления
Окрестности Михайловского
Вскоре один из лазутчиков передал, что к форту скоро явится сам Тугужуко Кысбеч, или просто Казбич, как его называли наши бойцы, с более чем пятьюстами шапсугами. Но так как атаки проходили практически постоянно и, несмотря на потери, русские войска каждый раз рассеивали неприятеля по горам, был там известный среди адыгов Казбич или не был, не так уж и важно. Кстати, в этом году Тугужуко в ауле Афипсип увековечили в памятнике, хотя кроме русских Казбич ни с кем особо не воевал и Россию откровенно ненавидел.
Тугужуко Казбич, шапсугский лидер
Но самым известным героем в истории Михайловского укрепления, что ничуть не умаляет заслуги «вельяминовцев», станет Архип Осипов, рядовой славного Тенгинского полка, штурмовавший Карс и Сардар-Абад. Именно Архип спустя три года после основания форта в гибельную минуту битвы с черкесами взорвёт пороховой погреб, унеся жизни множества врагов. Ныне его именем и наречена Архипо-Осиповка, которая стоит на месте Михайловского укрепления.
Но вернёмся к Вельяминову и его экспедиции. 1 сентября на подошедшие корабли началась погрузка лишнего теперь имущества. В укреплении оставались сапёры, казачий полк, 2 роты линейных казаков и сотня запорожцев. 2 сентября экспедиция развернулась и отправилась в обратный путь к Геленджику, но из-за боестолкновений отряд прибыл к форту только 10 сентября.
Здесь бойцов ждал длительный отдых перед переходом на Черноморскую кордонную линию. Это было связано с тем, что именно в сентябре 37-го Император Николай I вместе с наследником Александром в сопровождении других приближённых лиц совершал своеобразную инспекцию некоторых укреплений Чёрного моря. Соответственно, основатель новых фортов должен был показаться императору на глаза, а также устроить парад в Геленджике.
Согласно плану, новые форты должны были расположиться в устьях рек Пшада и Вулан, где наиболее выгодно и спокойно можно было произвести швартовку кораблей Черноморского флота, т. к., несмотря на весомые успехи, Черноморская береговая линия продолжала снабжаться в основном морским путём. Поэтому подготовка к походу в этот раз велась также усиленно, как и в 1834-м году, когда Вельяминов впервые вторгся в пределы горцев Черноморского побережья Северного Кавказа в пешем строю.
К маю 1837 года к Ольгинскому укреплению на Черноморской кордонной линии начали стягиваться войска. В итоге, по различным данным, под командованием Вельяминова стали 4 батальона Тенгинского полка, 4 батальона Навагинского полка и 2 батальона из Кабардинского егерского полка. К ним присоединились 4-й, 8-й, 9-й и 10-й черноморские пешие казачьи полки и около сотни конных казаков. Так же, как и в предыдущих походах, в состав экспедиции входили две роты Кавказского сапёрного батальона. В качестве артиллерии экспедиция располагала от 26 до 30 орудий, среди которых имелось и несколько небольших мортир. По другим данным, в качестве артиллерии отряд также располагал мортирками (своеобразный прародитель гранатомёта), способными стрелять и дробью.
Всё войско при нескольких сотнях повозок 9 мая в шестом часу утра выдвинулось в сторону Геленджика. Уже на следующий день экспедицию атаковал отряд горцев в 1000 воинов. Дойдя до Абинского укрепления, потеряв до 10 бойцов убитыми и отразив десятки нападений, Вельяминов после небольшой передышки повернул на Николаевский форт. На всём протяжении до Николаевского экспедиция постоянно подвергалась нападениям и завязала в перестрелках.
Лишь ко второй половине мая отряд расположился на берегу Чёрного моря подле Александрийской (Кабардинской) крепости. Под вой местных шакалов (чекалок, как их тогда называли) изможденный долгим переходом и постоянными боями отряд наконец смог отдохнуть.
И снова нелёгкий путь. Впереди, как и ранее, шла разведка боем, в которой во время возвращения в походный вагенбург арьергард сражения превращался в авангард, т. к. бойцов преследовали горцы. Часто неприятельские аулы, понукаемые турками к сопротивлению, были застигнуты передовым отрядом врасплох, посему оказывали беспорядочное и беспомощное сопротивление и отходили в горы. Чтобы не оставлять возможному противнику базу для организации обороны, эти аулы, следует признать, сжигали, так же, как и лодки (включая 12-вёсельные), используемые черкесами для провоза контрабанды, рабов, а порой и для пиратства.
Но также стоит признать, что сам Алексей Александрович неоднократно доводил до черкесов своё воззвание исполнять Адрианопольский мирный договор, не оказывать сопротивления русским войскам и относиться к ним лояльно. Однако всё это было тщетно. Даже доводы, что султан Османской империи сам подписал договор, отрёкшись от черкесов, не действовали вразумительно, т. к. сотни османских и европейских лазутчиков твердили горцам, что русские лгут или же вовсе этот договор якобы никем не признан.
Вскоре Вельяминову стало ясно, что со столь тяжёлой поклажей (повозки, боеприпасы и орудия) преодолевать бесконечные отроги и глубокие тёмные лощины, заросшие деревьями и кустарником, будет либо слишком долго, либо слишком многими жизнями оплачено. Поэтому самую тяжёлую и объёмную часть поклажи было решено вернуть в Геленджик, чтобы позже морем доставить на новое место.
Прохождение каждого километра не обходилось без боя. Пользуясь складками местности, горцы наводили на высотах завалы, за которыми нередко можно было насчитать до трёх или пяти сотен вооружённых воинов. Как только авангард приближался к такому завалу, который нередко казался просто естественным наносом сухостоя и камней после ливня, сначала черкесы открывали ружейный огонь, а далее следовал старый добрый бой холодным оружием. Поэтому штыковые атаки наших пеших войск были чуть ли не ежедневными. В такие моменты крайне полезными были «бомбардировки» неприятеля гранатами.
Характерная специфика тех боёв отражена в следующем случае, который был далеко не единственным. Когда в один из дней черкесы бросились на растянутый строй одного из батальонов Навагинского полка, им удалось убить нашего стрелка и схватить его тело, потащив с собой. Товарищ убитого мигом метким выстрелом снял одного из нападавших, а другого проткнул штыком, отобрав тело убитого однополчанина. В следующей стычке с горцами этого же дня тело одного из неприятелей осталось уже у «вельяминовцев». Вечером в лагерь пришли черкесы и принесли выкуп за павшего соотечественника, но Вельяминов резко отказался от выкупа и отдал тело без всяких условий.
Наконец, в последних числах мая экспедиция Алексея Александровича заняла позиции у реки Пшада. Почти сразу же была сформирована команда для рубки леса для возведения нового укрепления. Как только позволила погода, к устью Пшады причалили корабли из Геленджика с тяжёлой поклажей, которую ранее там оставили.
К сожалению, возведение нового укрепления унесло много жизней из-за постоянных нападений черкесов. Фуражировка, заготовление древесины, расчистка места – всё под неусыпным оком неприятеля и частыми обстрелами с горных перевалов. Черкесы пускали в ход фальконеты, которые доставить на гору не составляло большого труда для тех, кто знал местные тропы.
6 июня в воскресенье новое укрепление было заложено под именем Новотроицкое. Пока сапёрные роты и бойцы обустраивали новый форт с намеченной высотой стены около 6 метров, другая часть отряда уже вовсю разыскивала новый путь далее по берегу. Во время одной из вылазок погиб князь Николай Долгорукий, ему тогда не было и 20 лет. Однако косили бойцов также и болезни ввиду лихорадочного климата, сырости и горных ветров.
В десятых числах июля, оставив в Новотроицком для защиты и окончания работ свыше двух тысяч человек – казаков, солдат, сапёров и артиллеристов, Вельяминов и его экспедиция двинулись дальше, по сути, отвоёвывая гору за горой, отрог за отрогом. При этом работу по расчистке дороги, или того, что на неё похоже, с отряда никто не снимал. Офицеры и рядовые были постоянно заняты рекогносцировкой и бесконечным маневрированием, пытаясь избежать попадания в «капканы», устроенные горцами в лощинах и балках.
14 июля войска наконец подошли к реке Вулан (порой можно встретить имя Аулан). Именно здесь заложили ещё одно укрепление, рассчитанное на две роты с достаточной для обороны артиллерией. В отличие от Новотроицкого, новый форт располагается на достаточном удалении от гор на приличном возвышении, что облегчило работу по его обустройству – не было необходимости наращивать высоту крепостной стены ввиду естественной высоты местности. В конце июля состоялась официальная церемония закладки нового укрепления с небольшим «парадом» по этому случаю. Укрепление получило имя – Михайловское.
План Михайловского укрепления
Окрестности Михайловского
Вскоре один из лазутчиков передал, что к форту скоро явится сам Тугужуко Кысбеч, или просто Казбич, как его называли наши бойцы, с более чем пятьюстами шапсугами. Но так как атаки проходили практически постоянно и, несмотря на потери, русские войска каждый раз рассеивали неприятеля по горам, был там известный среди адыгов Казбич или не был, не так уж и важно. Кстати, в этом году Тугужуко в ауле Афипсип увековечили в памятнике, хотя кроме русских Казбич ни с кем особо не воевал и Россию откровенно ненавидел.
Тугужуко Казбич, шапсугский лидер
Но самым известным героем в истории Михайловского укрепления, что ничуть не умаляет заслуги «вельяминовцев», станет Архип Осипов, рядовой славного Тенгинского полка, штурмовавший Карс и Сардар-Абад. Именно Архип спустя три года после основания форта в гибельную минуту битвы с черкесами взорвёт пороховой погреб, унеся жизни множества врагов. Ныне его именем и наречена Архипо-Осиповка, которая стоит на месте Михайловского укрепления.
Здесь бойцов ждал длительный отдых перед переходом на Черноморскую кордонную линию. Это было связано с тем, что именно в сентябре 37-го Император Николай I вместе с наследником Александром в сопровождении других приближённых лиц совершал своеобразную инспекцию некоторых укреплений Чёрного моря. Соответственно, основатель новых фортов должен был показаться императору на глаза, а также устроить парад в Геленджике.
Прибытие императора в Геленджик в 1837 году
После всех титульных мероприятий и прочей придворной казуистики, от которой Вельяминов, как и его друг Ермолов, были бесконечно далеки и даже питали некоторую брезгливость к этому, отряд начал сбор обратно к Черноморской кордонной линии. В октябре 37-го экспедиция завершилась. В целом все цели были достигнуты, и поход был успешным, но цена опять-таки была высока. Вельяминов потерял в боях 113 человек, а 533 человека получили ранения. Погибших было бы больше, если бы генерал не координировал свои действия с флотом. К примеру, в районе Пшады и Вулана Алексей Александрович добился эвакуации раненых и серьёзно заболевших морем в Геленджик и Анапу.
Как бы сейчас ни спорили, но Вельяминов и его сподвижники основывали не просто укрепления – они шли в неизведанные земли, в прямом смысле двигали карту мира и строили дороги в этом мире, которые в будущем пролягут между городами на обжитых местах фортов. Если бы не трагедия Крыма ввиду недальновидности высокого начальства, то ещё неизвестно, как бы спорщики ныне аргументировали свои гипотезы.
Поход 1837-го года был последней экспедицией Вельяминова к Геленджикской линии. В следующем, 1838-м, в феврале Алексей Александрович вновь будет в закубанском походе. Во время одного из боёв 53-летний генерал-лейтенант, и без того проводящий по полгода и более в походной палатке, простоял по колено в снегу около шести часов. Вскоре Вельяминов, обладавший острым чутьём и опытом, понял, что жить ему осталось недолго, поэтому вернул отряд в Ставрополь, чтобы уладить все дела, как человек, отвечающий за тысячи жизней, а, возможно, за целый край.
В Ставрополе, отдав необходимые распоряжения, упредив близких и начальство, написав последнюю свою волю, Вельяминов просто стал ожидать конца. Он даже с холодной стойкостью предсказал дату своего ухода, проводя оставшееся ему время с братьями по оружию. Постоянный уход за ним вёл штабной военный лекарь Николай Майер, ссыльный ввиду близких отношений с декабристами и друг Михаила Лермонтова. Майер был многим обязан Вельяминову, который не раз заступался за Николая, когда тот, уже будучи на Кавказе, оказывался в поле зрения жандармов.
В один из дней второй половины марта 1838-го года после традиционного обеда с друзьями-офицерами, Вельяминова стала одолевать дремота. Всегда бодрый, он успокоил близких, что это ещё не конец, что во сне он не умрёт. Офицеры вернулись к рутинной службе, а при генерале остался лекарь Майер. После недолго сна Алексей Александрович внезапно проснулся и тихо проговорил, что был прав и только теперь всему конец. Попрощавшись, Вельяминов умер на руках Николая.
После всех титульных мероприятий и прочей придворной казуистики, от которой Вельяминов, как и его друг Ермолов, были бесконечно далеки и даже питали некоторую брезгливость к этому, отряд начал сбор обратно к Черноморской кордонной линии. В октябре 37-го экспедиция завершилась. В целом все цели были достигнуты, и поход был успешным, но цена опять-таки была высока. Вельяминов потерял в боях 113 человек, а 533 человека получили ранения. Погибших было бы больше, если бы генерал не координировал свои действия с флотом. К примеру, в районе Пшады и Вулана Алексей Александрович добился эвакуации раненых и серьёзно заболевших морем в Геленджик и Анапу.
Как бы сейчас ни спорили, но Вельяминов и его сподвижники основывали не просто укрепления – они шли в неизведанные земли, в прямом смысле двигали карту мира и строили дороги в этом мире, которые в будущем пролягут между городами на обжитых местах фортов. Если бы не трагедия Крыма ввиду недальновидности высокого начальства, то ещё неизвестно, как бы спорщики ныне аргументировали свои гипотезы.
Поход 1837-го года был последней экспедицией Вельяминова к Геленджикской линии. В следующем, 1838-м, в феврале Алексей Александрович вновь будет в закубанском походе. Во время одного из боёв 53-летний генерал-лейтенант, и без того проводящий по полгода и более в походной палатке, простоял по колено в снегу около шести часов. Вскоре Вельяминов, обладавший острым чутьём и опытом, понял, что жить ему осталось недолго, поэтому вернул отряд в Ставрополь, чтобы уладить все дела, как человек, отвечающий за тысячи жизней, а, возможно, за целый край.
В Ставрополе, отдав необходимые распоряжения, упредив близких и начальство, написав последнюю свою волю, Вельяминов просто стал ожидать конца. Он даже с холодной стойкостью предсказал дату своего ухода, проводя оставшееся ему время с братьями по оружию. Постоянный уход за ним вёл штабной военный лекарь Николай Майер, ссыльный ввиду близких отношений с декабристами и друг Михаила Лермонтова. Майер был многим обязан Вельяминову, который не раз заступался за Николая, когда тот, уже будучи на Кавказе, оказывался в поле зрения жандармов.
В один из дней второй половины марта 1838-го года после традиционного обеда с друзьями-офицерами, Вельяминова стала одолевать дремота. Всегда бодрый, он успокоил близких, что это ещё не конец, что во сне он не умрёт. Офицеры вернулись к рутинной службе, а при генерале остался лекарь Майер. После недолго сна Алексей Александрович внезапно проснулся и тихо проговорил, что был прав и только теперь всему конец. Попрощавшись, Вельяминов умер на руках Николая.
Свежие комментарии