На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Свежие комментарии

  • Давид Смолянский
    Что значит как справляются!? :) С помощью рук! :) Есть и др. способы, как без рук, так и без женщин! :) Рекомендации ...Секс и мастурбаци...
  • Давид Смолянский
    Я не специалист и не автор статьи, а лишь скопировал её.Древнегреческие вазы
  • кира божевольная
    всем доброго дня! не могли бы вы помочь с расшифровкой символов и мотивов на этой вазе?Древнегреческие вазы

Яков Блюмкин: поэт-эсер, чекист-террорист. В 5-частях

Яков Блюмкин: поэт-эсер, чекист-террорист (часть первая)

Представьте себе, что вы перенеслись в 1921 год. Та же осень на улице, но много холоднее, чем сейчас. Люди на улицах если не вооружены, то… как-то пугливы. И немудрено! Тут голод, тиф, тотальная безработица, разруха, газеты сообщают о крестьянских восстаниях… На Украине Махно, атаман Антонов берет город за городом. Ночами по городам промышляют «бандиты-попрыгунчики». Кажется, что власть большевиков вот-вот развалится и дело кончится вселенской катастрофой. И о чем в таком обществе должны думать люди, а? Кажется, что только лишь о том, чтобы… выжить! Но – удивительно, и в это жуткое время находятся люди, которые пишут стихи, читают стихи, а кто-то и слушает, как их читают. Хотя по идее думать надо бы только о хлебе, ну и еще о том, как бы остаться в живых.
Яков Блюмкин: поэт-эсер, чекист-террорист (часть первая)
Кадр из фильма «Шестое июля». Блюмкин и Андреев встречаются с графом Мирбахом



Между тем в Москве даже в то время было «Кафе поэтов», где постоянно, как это сейчас модно говорить, тусовались такие поэты, как Маяковский, Есенин, Мариенгоф. И вот туда-то был вхож и странный тип, имевший репутацию известного террориста и заговорщика, — Яков Блюмкин, член партии эсеров под кличкой Живой. В поэтическую богему его ввели два не менее одиозных персонажа: Донат Черепанов, бандит и затем подельник известной бандитки Маруси Никифоровой, и сын книгоиздателя и будущий красный командир Юрий Саблин. Причем сам Саблин дружил в ту пору с Есениным, а сам поэт в конце 17-ого года даже входил в боевую дружину эсеров. Впрочем, левые эсеры в то время пользовались сочувствием многих писателей и поэтов, среди которых были и Блок, и Белый, а уж всякую «мелкоту-то» и «прихлебателей» возле мэтров можно и не называть.

Анатолий Мариенгоф писал, что Блюмкин был «лириком, любил стишки, любил свою и чужую славу». Вадим Шершеневич — еще один тогдашний поэт описал его внешность следующим образом: «...человек с побитыми зубами... он озирался и пугливо сторожил уши на каждый шум, если кто-нибудь сзади резко вставал, человек немедленно вскакивал и опускал руку в карман, где топорщился наган. Успокаивался только сев в свой угол... Блюмкин был очень хвастлив, также труслив, но, в общем, милый парень... Он был большой, жирномордый, черный, кудлатый с очень толстыми губами, всегда мокрыми». Поскольку описание это относится к 1920 году, нетрудно сделать вывод, что у Блюмкина в это время были проблемы с психикой. Например, когда он за полночь уходил из «Кафе поэтов», то буквально умолял кого-нибудь из своих знакомых пойти вместе с ним до его дома, то есть он явно опасался реального или мнимого покушения на свою жизнь. Шершеневич об этом написал так: «Он обожал роль жертвы», и еще: «... он ужасно трусил перед болезнями, простудами, сквозняками, мухами (носителями эпидемий) и сыростью на улицах». Но, впрочем, это только лишь одна сторона его «фотокарточки». А вот что будет, если мы перевернем еще и другую?

Дело в том, что кем бы там он ни был, но вышло так, что один единственный его поступок в июле 1918 года мог полностью изменить всю историю России, и даже может быть ход всей Первой мировой войны. То есть попал человек на точку бифуркации, а вот что он был к этому времени за человек, давайте посмотрим…

Как и все люди Яков Григорьевич Блюмкин, и он же Симха-Янкель Гершев Блюмкин, родился… Родился в семье, которая проживала в Одессе, на Молдаванке, причем официально в 1898 году, а вот сам он утверждал, что в марте 1900 года. Место работы отца в своей биографии он тоже менял неоднократно, пока не остановился на варианте с отцом – мелким еврейским торговцем-приказчиком.

В 1914 году окончил талмудтору (бесплатную начальную еврейскую школу для детей из неимущих семей, которой руководил в это время известный еврейский писатель — «дедушка еврейской литературы» Менделе-Мойхер-Сфорим (Я. А. Шолом)), и начал работать насущного хлеба ради, сменив на трудовом поприще не одну профессию. Был и электромонтером, и работал в трамвайном депо, и рабочим сцены в театре, и на консервной фабрике братьев Аврич и Израильсона. При этом он успевал писать стихи, и они даже печатались в местных газетах «Одесский листок», «Гудок» и журнале «Колосья». Атмосфера в семье отличалась революционностью и полярностью суждений: старший брат Лев придерживался анархистских взглядов, а сестра Роза считала себя социал-демократкой. Причем оба старших брата, Исай и Лев, работали журналистами в ряде одесских газет, а брат Натан стал известен как драматург (псевдоним «Базилевский»). Были еще братья, но о них сведений нет. Ну, да чему удивляться. Детская смертность тогда была очень высокой.

Сам Блюмкин об этом времени писал так: «В условиях еврейской провинциальной нищеты, стиснутый между национальным угнетением и социальной обездоленностью, я рос, предоставленный своей собственной детской судьбе». Ну, а детство и юность многих одесситов в ту пору были неразрывно связаны с миром Мишки «Япончика» — «короля бандитов». Что до первого знакомства Блюмкина с революционным движением, то понятно, что тут, конечно, постарались брат Лев и сестра Роза. Но социал-демократы Яшке показались скучными и неинтересными. Ну, что за дело читать какие-то скучные брошюрки каких-то малопонятных иностранцев? То ли дело лозунг «Анархия – мать порядка!» Однако, когда он учился в техническом училище в 1915 году и познакомился с группой анархистов-коммунистов, увлечение это было недолгим.

Зато студент-эсер Валерий Кудельский (тоже местный журналист, тоже писавший стихи, друг Котовского по тюрьме, а затем и Маяковского по «поэтическому цеху»), в октябре 1917 года сумел доказать Блюмкину, что лучше партии эсеров не существует, после чего он в нее и вступил, примкнув к левому крылу!

Друг Якова с шестнадцати лет, и тоже поэт Петр Зайцев впоследствии писал, что Блюмкин сначала «никакого участия в политической борьбе не принимал», всегда был «не чистым на руку... принимал участие в Одессе в самых грязных историях», включая торговлю фальшивыми отсрочками от службы в армии.

Чем занимался Яков накануне «Великого Октября»? А разным! По некоторым сведениям, он жил в это время в Харькове, где работал агитатором «по выборам в Учредительное собрание» и в августе — октябре 1917 года в таковом качестве побывал в Поволжье.

Затем в январе 1918-го года Блюмкин вместе с Мишкой «Япончиком» принял самое активное участие в создании в Одессе Первого Добровольческого железного отряда из люмпен-пролетариата и матросского пулеметного отряда. Отряд этот сыграл главную роль в известной «одесской революции», и вот тут-то наш Яков сошелся не только с Япончиком, но и многими лидерами эсеров-максималистов: Б. Черкуновым, П.Зайцевым, анархистом Ю. Дубманом. Интересно, что Черкунов в это время был ни кем иным, как комиссаром у того самого матроса Железнякова, а поэт Петр Зайцев сделался начальником штаба у одесского диктатора Михаила Муравьева. Причем, как о нем писал уже сам Блюмкин, увез с собой «много миллионов из Одессы». Отметим, что и сам Блюмкин постоянно крутился рядом с крупными, но теневыми денежными потоками, то есть правильно понимал, что убеждения – убеждениями, а деньги – деньгами!

Там же в Одессе он познакомился и еще с одним человеком авантюрного склада и почему-то тоже поэтом (а поэты не авантюристы у нас тогда были, интересно? – В.О.) —А. Эрдманом, который состоял членом «Союза защиты родины и свободы» и вдобавок был еще и… английским шпионом. Есть предположение, что это именно он, Эрдман, как раз и устроил Блюмкина на работу в… ЧК. Потому, что было так: в апреле 1918-го года этот Эрдман под видом лидера литовских анархистов Бирзе поставил под свой контроль часть анархистских отрядов в Москве, и при этом одновременно работал оперативным сотрудником по сбору информации в ЧК. Эрдман написал и несколько доносов на Муравьева, итогом которых стало дело, которое завели на него большевики. Очевидно, он делал все это с тем, чтобы спровоцировать большевистское правительство Москвы на конфликт с Муравьевым в Одессе. Так это или нет, можно только гадать. Важно другое, что дружба между Эрдманом и Блюмкиным, начавшись в Одессе, в Москве не прервалась. И сначала в ЧК попал Эрдман, а затем и сам Блюмкин!

В марте 1918 года стал начальником штаба 3-й Украинской советской «одесской» армии, задача которой состояла в том, чтобы остановить наступление австро-венгерских войск. Но в ней было всего четыре тысячи солдат и неудивительно, что она отступила при одном только слухе о приближении австро-венгерских войск. Часть бойцов вместе с Блюмкиным на кораблях эвакуировалась… в Феодосию, где он «за особые боевые заслуги» (!) был назначен комиссаром Военного совета армии и помощником начальника ее штаба.

Теперь ей поставили новую задачу: задержать германские, австро-венгерские войска и части Украинской Рады, наступавшие на Донбасс. И теперь уже эта армия не разбежалась, а… «разошлась» на сотни мелких отрядов, которые, уклоняясь от боев с оккупантами, занялись экспроприацией денег у банков и отъемом продовольствия у крестьян. Блюмкин имел к этому прямое отношение. Например, за ним числилась экспроприация четырех миллионов рублей из Государственного банка городка Славянска. А потом он предложил взятку (замять «это дело») левому эсеру Петру Лазареву – командующему Третьей революционной армией. Причем часть этих денег Блюмкин оставил себе, а часть — передать в фонд партии левых эсеров!

Но «шила в мешке» не утаишь, и оказавшись под угрозой ареста, Блюмкин вынужден был вернуть в банк три с половиной миллиона рублей. А вот куда делись еще 500 тысяч, неизвестно. Зато известно, что Петр Лазарев после этого сбежал с фронта и даже с поста командующего армией. И архивные документы свидетельствуют, что 80 тысяч рублей (сумма тоже немалая по тому времени!) из этих четырех миллионов пропали вместе с ним.

После этого уже в мае 1918 года Блюмкин оказался в Москве, но суда счастливо избежал, в тюрьму его не посадили, а сделали за все его «подвиги»… чекистом! Да-да, руководство партии левых эсеров направило его в ВЧК заведующим отделом по борьбе с международным шпионажем!!! А с июня он и вовсе стал заведующим отделением отдела контрразведки по наблюдению за охраной посольств в связи с их возможной преступной деятельностью! То есть фигурой в иерархии ЧК очень и очень значимой. Как, почему, за какие такие заслуги его поставили на этот исключительно ответственный пост неизвестно. Разве что за кое-какое знание немецкого языка?

Интересно, что в рекомендации ЦК левых эсеров, по которой он и попал в ЧК, его назвали «специалистом по раскрытию заговоров». Вот только какие, когда, и где раскрывал он заговоры? Ведь сам он в мемуарах ни про один такой раскрытый заговор не упоминает, а уж, наверное, мог бы, не так ли? Нет, недаром очень правильно сказано – «бабло побеждает добро». Наверное, если бы он хапнул не 500 тысяч, а все 4 миллиона, то сел бы и в кресло самого Дзержинского. А что? Почему нет? В революцию все возможно. Недаром вспоминая Якова Блюмкина, Лев Троцкий как-то написал: «Революция избирает себе молодых любовников». По его же словам Блюмкин «имел за плечами странную карьеру и сыграл еще более странную роль». Получается, что он являлся чуть ли не одним из «отцов-основателей» ЧК и сам же стал в итоге жертвой собственного творения.

Между тем уже к лету 1918 года партия левых эсеров численно увеличилась до 100 тысяч человек. И эта сила, имея перед глазами опыт большевиков, яростно рвалась к власти. Ее поддерживало многочисленное крестьянство, а уж тактику террора именно эсеры разработали до тонкости. Наконец на их стороне была и слава «честных революционеров». Многие верили, что именно эсеры могут выправить «перекосы Октября» и реальным образом смягчить «революционную диктатуру» зарвавшихся большевиков. Это было очень важное обстоятельство, на которое в это же время наслоилось другое…

Другим обстоятельством стал приезд в Москву в апреле 1918 года дипломатического представителя Германии в России графа Вильгельма фон Мирбаха, наделенного к тому же еще и особыми полномочиями. Задача у Мирбаха была очень сложная: удержать Советскую Россию от расторжения Брестского мира. Германии требовалось получить 1 млн. военнопленных солдат из лагерей в Сибири для пополнения армии на Западном фронте, затем требовался Черноморский флот, хлеб, сало, кожи с Украины, а также сталь, прокат, уголь, лес, лен, пенка – да всего, что на дармовщинку выкачивала кайзеровская Германия из Советской России и не упомнишь. Его заслуженно считали мастером политической интриги, поскольку Мирбах умудрялся поддерживать связи даже с явными противниками Брестского мира. И… на словах они его ругали, а на деле… как Германия все, что ей требовалось получала, так и продолжала получать. Проблемой стали пленные немцы, австрийцы и венгры, заблокированные, на счастье Антанты, восставшими чехословаками в Сибири.

Каким образом Блюмкин вышел на немецкого посла, точно неизвестно, хотя, возможно, через его родственника – пленного офицера австрийской армии Роберта фон Мирбаха, с апреля 1918 года проживавшего в одной из московских гостиниц после своего освобождения из плена. Там же жила и шведская актриса М. Ландстрем, неожиданно затем покончившая жизнь самоубийством. Какая связь? Да никакой вроде… Да только в такого рода делах никаких случайностей обычно не бывает и какая-то связь всегда есть.

Блюмкин завербовал бывшего офицера в качестве осведомителя и одновременно через него вел переговоры с графом. О чем? Одному Богу известно! Играли в их отношениях какую-нибудь роль деньги? Вне всякого сомнения! Кто и кому их давал? Конечно, Мирбах и, конечно, Блюмкину. А вот на что они шли и кому? Скорее всего ими «подмазывались» слишком уж радикальные противники Брестского мира. Но… те, которые берут деньги у чужих, всегда должны опасаться своих. Можно себе представить, если бы о получении взяток эсерами от немцев узнал Ленин? Мол, на словах вы все «против», а в карман кладете?! Это был бы такой скандал, что его последствия ударили бы по всей партии левых эсеров!

И неудивительно, что с июня 1918 года Блюмкин и все тот же приснопамятный Муравьев начинают убеждать ЦК левых эсеров, что убить Мирбаха и тем самым спровоцировать начало «революционно-освободительной войны с германским империализмом», а уж заодно отстранить от власти и прямых пособников «похабного» Брестского мира, то есть Ленина и его сторонников!

Уже 24 июня 1918 года ЦИК партии левых эсеров решил, что время настало. Что с ратификацией Брестского мира большевистским правительством мириться нельзя, а следует прибегнуть к тактике террора против «видных представителей германского империализма».

Затем именно Блюмкин вызывался убить посла Мирбаха и разработал его план, утвержденный эсеровским ЦК, а само покушение назначили на 5 июля 1918 года. Но по каким-то неизвестным причинам Яков перенес его на один день.

Интересно, что Блюмкин оставил прощальное письмо, что-то вроде политического завещания, в котором написал: «Черносотенцы-антисемиты с начала войны обвиняют евреев в германофильстве, и сейчас возлагают на евреев ответственность за большевистскую политику и за сепаратный мир с немцами. Поэтому протест еврея против предательства России и союзников большевиками в Брест-Литовске представляет особое значение. Я как еврей, как социалист, беру на себя совершение акта, являющегося этим протестом». Весь мир должен узнать, что «еврей-социалист» не побоялся принести свою жизнь в жертву протеста...».

Все остальное было делом техники. На бланке ЧК напечатали официальную бумагу, что, мол, товарищ Блюмкин направляется для переговоров с послом Германии «по делу, имеющему непосредственное отношение к самому германскому послу». Подпись Дзержинского на документе подделал левый эсер П. Прошьян, а В. Александрович, занимавший должность заместителя Дзержинского, «приложил» печать к мандату и приказал выдать Блюмкину машину из гаража ЧК.

Две бомбы (интересно, какого типа они были? и два револьвера Блюмкин получил на квартире Прошьяна. В помощники с ним пошел Николай Андреев, известный тому опять-таки еще по Одессе и тоже оказавшийся в Москве, и еще черноморский матрос тоже из ЧК.

6 июля 1918 года, в 14 часов Блюмкин и Андреев, оставив матроса и шофера в авто у ворот посольства, вошли в его здание и потребовали аудиенции с послом. Поскольку посол в это время обедал, гостям предложили подождать. К ним вышли советник посольства граф Бассевитц и старший советник Рицлер, но представители ЧК продолжали настаивать на личной встрече с графом Мирбахом.

В итоге Мирбах к ним все-таки вышел. Блюмкин стал рассказывать ему об аресте его племянника, а затем полез в портфель, чтобы достать нужные документы. Однако из портфеля он выхватил револьвер и выстрелил сначала в Мирбаха, а затем в сопровождавших его в это время двух служащих. Он выстрелил три раза и побежал. Но Андреев заметил, что Мирбах только ранен, а не убит! Он бросил послу под ноги портфель с бомбами, но они не взорвались, а просто выкатились на пол. Тогда он поднял одну из бомб и с силой швырнул ее в сторону жертвы. Взрыв последовал оглушительный. В зале вылетели стекла.

Блюмкин и Андреев выпрыгнули в окно, но поскольку прыгать пришлось со второго этажа Блюмкин подвернул ногу. Охрана посольства принялась стрелять и тем не менее оба террориста успели перелезть через ограду, смогли сесть в автомобиль и скрылись в ближайшем переулке. Мирбах, изрешеченный осколками, умер через несколько минут.

Есть и другая версия этого теракта по которой Блюмкин, перелезая через ограду, получил пулю в ягодицу. А Мирбаха убил как раз матрос и он же снял Блюмкина с решетки, на которой тот повис, зацепившись штанами. Но точно, как там все было, неизвестно. Паника, взрыв, кровь, стрельба, все бегут – тут очень трудно восстановить истину.

Яков Блюмкин: поэт-эсер, чекист-террорист (часть вторая)

Спрятаться после теракта Блюмкин и его товарищи решили в отряде особого назначения Московской ЧК, командовал которым почему-то тоже левый эсер матрос Попов. И в отряде тоже были в основном матросы, осуждавшие Брестский мир и недовольные уничтожением флота.

А теперь давайте посмотрим. Вы – начальник ЧК, но вы не знаете ни настроений у вас в отряде особого назначения, ни кто там чем дышит… Это что же за руководство такое? Но именно так, получается, руководил ЧК Дзержинский. Потому что, когда он узнал, что Блюмкин в отряде у Попова, он сам же туда и поехал… Рассчитывал на свой авторитет? Сознательность проспиртованной матросни? Понятно, что там его свои же эсеры и арестовали и счастье еще (хотя для кого счастье?), что не убили сразу, а решили сделать заложником.
Вот так Яков Блюмкин выглядел в 20-ые годы…

Ну, а с Блюмкиным в это время было так. Оказалось, что из-за своей раны он не может ходить и его на руках перенесли в лазарет отряда, предварительно сбрив ему бороду и переодев в гимнастерку. Замаскировали, одним словом!

А тем временем в особняк, где находился отряд Попова, перебрался ЦК левых эсеров и, имея под руками две тысячи штыков и сабель, а еще сорок восемь пулеметов, четыре бронеавтомобиля и восемь артиллерийских орудий, начал восстание. Кроме Дзержинского, мятежниками были также арестованы чекист М. Лацис и председатель Моссовета большевик П. Смидович. Но хотя определенных успехов им и удалось достичь, восстание их было изначально обречено на неудачу. Есть прекрасно снятый кинофильм «6 июля», где события этого дня представлены самым драматическим для партии большевиков образом, однако на самом деле подавляющий перевес в вооруженных силах был отнюдь не у эсеров.

Уже в 6 часов утра 7 июля по особняку, где находились главные силы левых эсеров, был открыт артиллерийский огонь. Блюмкин большевикам был уже не нужен, тем более, что Ленин уже принес извинения по поводу случившегося германской стороне. А немцам было выгодно это «дело» замять и продолжать и дальше выкачивать средства с Украины. Более того, сложившаяся ситуация была большевикам крайне выгодна. Прямо в зале Большого театра во время V Всероссийского съезда Советов вся левоэсеровская фракция вместе с их вождем Марией Спиридоновой была арестована. И хотя Попов начал грозить, что «за Марусю снесет артиллерией пол-Кремля, пол-Лубянки, пол-Театра!», ну что он мог поделать со своими восемью трехдюймовками?! Большевики, имея под руками целую дивизию латышских стрелков, оказались изначально сильнее.
Яков Блюмкин: поэт-эсер, чекист-террорист (часть вторая)
А вот в этой книге Бонч-Бруевич подробно описал мятеж 6 июля. «Вот только, а что если мальчика-то и не было?»

У большевиков было пятнадцать орудий, из которых они начали обстреливать квартал, где находился левоэсеровский штаб и скоро разрушили там множество домов. По сути дела, уже к 5 часам дня 7 июля мятеж левых эсеров был полностью подавлен. Более 300 человек из них погибли в бою или же были расстреляны на месте, а около 600 человек арестовано. Ленин издал указ о необходимости ареста всех боевиков партии левых эсеров и членов их ЦК. Вскоре 13 человек из числа лидеров восстания были расстреляны.

Д. Попов, правда, будучи заочно приговорен к расстрелу, сумел из Москвы сбежать и… спасся у Махно. Спасся также и Блюмкин, а вот партия эсеров прекратила свое существование. Если до мятежа 6 июля в губернских Советах по стране было 20–23 % левых эсеров, то уже к концу 1918 года их оставался всего 1%.

Впрочем, есть версия, что никакого мятежа-то и не было, что все это было подстроено и организовано как раз большевиками, которые таким образом решили избавиться от опасных конкурентов. Об этом пишут О. Шишкин (Битва за Гималаи. М., 1999) и В. Романов (Убит 6 июля. М., 1997), которые в своих книгах утверждали, что и теракт, и убийство Мирбаха были санкционированы Лениным и Дзержинским. Позднее и Блюмкин в разговоре с женой Луначарского — Натальей Луначарской-Розенель и ее двоюродной сестрой Татьяной Сац признавался, что о готовящемся покушении на германского посла знали и Ленин, и Дзержинский. А Ленин потом по телефону приказал убийц «искать, очень тщательно искать, но не найти».

Доказательством того, что Блюмкин действовал с «высочайшего» одобрения, говорит и то, что Ревтрибунал при ВЦИК приговорил его за убийство после всего лишь к трехлетнему тюремному заключению. Поскольку он был ранен, его содержали в охраняемой больнице, но… 9 июля 1918 года он оттуда благополучно сбежал и уехал в Питер, где под фамилией Владимиров Константин Константинович устроился на работу в ЧК!

Но как же тогда выглядят слова Дзержинского после подавления эсеровского «мятежа», о том, что он Блюмкину не доверял и даже отстранил от должности за… его чрезмерную болтливость. Но получается, что тот же Дзержинский сначала прячет осужденного советским судом Блюмкина в штатах своего учреждения, а затем в сентябре 1918 года посылает его работать на Украину.

Там, находясь в Киеве, он оказывается в составе второй боевой киевской группы, которая должна была убить гетмана Скоропадского. В составе группы было четыре эсера-максималиста и четыре левых эсера. Теракт должен был состояться 26 ноября 1918 года, причем был поручен все тому же Андрееву, но из-за неисправности бомб не состоялся.

А в апреле 1919 года он вдруг явился в киевскую ЧК и сдался «советскому правосудию». И это в то время, когда по стране левых эсеров расстреливали за одно только членство в партии. А тут такой отважный и, можно сказать, отчаянный шаг и практически без последствий! В своем заявлении в ЧК он утверждал, что на самом деле никакого мятежа левых эсеров не было и в помине, а была всего лишь «самооборона революционеров после отказа ЦК выдать меня» и настаивал, что явкой в ЧК хочет прекратить всякие лживые нападки на левых эсеров.

А теперь угадайте с одного раза чем закончилось следствие по делу Блюмкина? По согласованию с Президиумом ВЦИК Советов и, разумеется, с одобрения «железного Феликса», непримиримого к врагам революции, комиссия по расследованию решила Блюмкина… амнистировать! И сразу же, после этой амнистии в мае 1919 года, он тут же выразил страстное желание работать в ЧК и… его туда взяли уже в третий раз!

Чем он занимался после этого практически неизвестно, но есть свидетельства, что он примыкал то к одной «революционной партии» (а было их много), то к другой и как только где-то, кто-то в них задумывал выступить против большевиков, так тут же и попадал на нары или же и того хуже. И такой странный алгоритм его поведения был замечен. Ровно через год после своего неудавшегося восстания 6 июня 1919 года левые эсеры пригласили Блюмкина на сходку за город, где зачитали ему обвинительное заключение, объявив предателем и провокатором. Блюмкин их выслушал, повернулся и побежал! А собравшиеся начали в него стрелять и… не попали! И не догнали, вот ведь как! Можно было бы подумать, что и это покушение – всего лишь инсценировка. Но на самом деле это было не так.

Спустя несколько дней, когда Блюмкин находился кафе на Крещатике, к нему подошли два человека и в упор произвели несколько выстрелов. Музыка заглушила выстрелы, так что убийцам удалось сбежать. Раненого Блюмкина в тяжелом состоянии доставили в Георгиевскую больницу, но и туда 17 июня, прямиком к нему в палату, эсеры сумели бросить бомбу, и счастье, что от ее взрыва никто там не пострадал.

Поправив здоровье, Блюмкин по заданию эсеров-максималистов поехал на Южный фронт, где сначала стал уполномоченным по борьбе со шпионажем при Особом отделе 13-й армии и инструктором по разведывательно-террористической деятельности, в каковом качестве начал готовить теракт против Деникина. А затем получил должность начальника штаба 79-й бригады 27-й дивизии и… вступил в члены РКП (б).

В Москву Блюмкин вернулся в марте 1920 года и сразу же был зачислен слушателем Академии Генерального штаба Красной Армии на восточный факультет, где проходила подготовка разведывательной агентуры и сотрудников для советских посольств за рубежом. Учили там не за страх, а за совесть с девяти утра и до десяти вечера. Слушатели должны были изучить несколько восточных языков и получить военные, экономические и политические знания. Правда, Блюмкину было учиться тяжелее, чем другим, поскольку его периодически охватывал страх, что левые эсеры его опять найдут и убьют. Ведь вынесенный ему приговор никто не отменял, и о том, что он вынесен, знали очень многие…

Но, несмотря на все свои страхи, Академию он все же закончил. Теперь кроме родного иврита он знал еще и турецкий, арабский, китайский и монгольский языки (по крайней мере мог хотя бы как-то общаться на бытовом уровне), а вот назначение на работу он получил не куда-нибудь, а в аппарат наркома по военным и морским делам Л. Троцкого на должность его личного секретаря.

Яков Блюмкин: провокатор, редактор, шпион (часть третья)

Однако еще до окончания учебы у Блюмкина было много разных интересных приключений — как на территории РФ, так и за ее пределами! Например, Блюмкин зачем-то попытался попасть в Союз анархистов-максималистов. Но прежде чем его туда принимать, от него потребовали оправдаться перед партийным судом, куда входили представители целого ряда партий. Суд возглавлял А. Карелин – лидер российских анархистов-коммунистов, и, кстати, являвшийся бывшим членом ВЦИКа РСФСР. И вот что интересно, судили Блюмкина целых две недели, но так никакого конкретного решения и не приняли. Многие продолжали считать его предателем и практически признали, что он провокатор. То есть за целых две недели ни одно из порочивших его обстоятельств так и не удалось прояснить. Поразительный непрофессионализм, не так ли? Или, напротив, там и прояснять-то было нечего, но все обстоятельства сложились таким образом, что лучше было все оставить так, как есть. Очевидно, что-то суду помешало сделать то, что ему следовало сделать. И вот вопрос – что именно?

Не бедствовал Блюмкин и деньгами, так что мог себе позволить проводить время в московском «Кафе поэтов», где нередко платил за безденежных поэтов. В котором случалось много всего интересного. Пьяный Есенин устраивал там дебоши, Маяковский вслух восхищался батькой Махно, словом, при желании им всем можно было хотя бы что-то «пришить». Но… не пришивали.
Яков Блюмкин: провокатор, редактор, шпион (часть третья)
Мертвый Есенин. Хорошо виден след на лбу от удара. Может быть, без всё того же Блюмкина и здесь не обошлось?..

Поэт Владислав Ходасевич потом как-то вспоминал, что был случай, когда Есенин, стремясь поразить воображение богемствующих дам и кивая на Блюмкина, похвастался, что через него может запросто устроить ей «экскурсию» в ЧК, показать «как расстреливают в подвале». Ну и ели и пили поэты на его деньги тоже довольно часто, да и как же было не брать их у этого неофита, они-то ведь были мэтры?! Блюмкин несколько раз выручал Есенина и некоторых других поэтов, и их родственников из ЧК, и даже как-то составил «исторический документ», в котором написал, что он «берет на поруки гражданина Есенина и под личную ответственность ручается, что он до суда и следствия не скроется...» То есть оказывал ему явное покровительство… до определенного времени.

А потом за год до своего самоубийства, будучи в Тбилиси, Блюмкин приревновал Есенина к своей жене, да так приревновал, что стал угрожать ему оружием. Пришлось Есенину срочно оттуда убираться. Но когда он оказался в Ленинграде в конце декабря 1925 года, то… тут же совершил самоубийство в гостинице «Англетер». Однако петербургский писатель В. Кузнецов доказал, что Есенин никогда не жил в этой гостинице, так как его данных нет в книге постояльцев, а такое в советских гостиницах было ну просто невозможно. В смерти поэта есть также масса несуразностей, так и не получивших надлежащего объяснения, начиная со ссадины на лбу и ненайденных в «его номере» предметов одежды, и, в частности, его пиджака. По мнению Кузнецова, едва только Есенин появился в Ленинграде, его сразу арестовали и доставили в следственный дом ГПУ на улице Майорова, д. 8\25, где его с пристрастием допрашивали чекисты под руководством… да-да, все того же Якова Блюмкина, а затем там же его и убили. И уже затем уже мертвым Есенина они перетащили в гостиницу, где имелся пустующий номер. Даже предсмертные стихи Есенина вполне возможно написал не он сам, а именно Блюмкин, который, как известно, тоже был немного поэтом... И все это «самоубийство» тоже вполне могло быть очередной провокацией, особенно если вспомнить, какие Есенин писал стихи про советскую власть и какими он ее «мазал» красками. К тому же он еще и позволял себе крайне резкие выпады в адрес членов Политбюро ЦК РКП(б), а «легендарную» Гражданскую войну характеризовал как «дикость подлую и злую», погубившую в России тысячи прекрасных талантов:

В них Пушкин,
Лермонтов,
Кольцов,
И наш Некрасов в них.
В них я.
В них даже Троцкий,
Ленин и Бухарин.
Не потому ль моею грустью
Веет стих,
Глядя на их
Невымытые хари.
Это он ведь так про Ленина, да? Вождя мировой революции! Ай-ай! Никакого почтения! И ведь обидно как написано, не правда ли? «Невымытые хари» Это ведь намек на смуглый цвет лица, не иначе…Так что зная характер Троцкого, судьба Есенина особого удивления и не вызывает. И, кстати говоря, Есенин не мог не отдавать себе отчет в том, что может ожидать его за такие стихи о «немытых харях» вождей «первой в мире революции рабочих и крестьян». И недаром, он словно предчувствовал свою кончину, поскольку написал так:

И первого
Меня повесить нужно,
Скрестив мне руки за спиной,

За то, что песней
Хриплой и недужной
Мешал я спать стране родной…

Ну, вот его, беднягу, и повесили, а сам Троцкий затем написал о нем в «Правде» достойный некролог. Только ведь некролог – это не более чем слова, а главное – это когда нет человека. Ведь и проблем с ним тогда тоже нет, а так иной раз даже с поэтами владыкам приходится считаться.

Однако вернемся к нашему «герою», которого несколько ранее, а именно в 1920 году послали еще и в северный Иран, по делу весьма важному и политическому. Там в это время была провозглашена Гилянская Советская республика. И радоваться бы кремлевским руководителям, что пролетарская революцию началась еще и в Иране, но проблема возникла из-за того, что во главе тамошнего Совета Народных Комиссаров, оказался некий Кучук-хан –человек, стоявший на националистических позициях. А должен был быть интернационалистом. Вот и потребовалось здесь в Гиляне всего лишь «поменять власть», что и было сделано под руководством все того же опытного в таких делах Якова Блюмкина. Старое правительство свергли и заменили на новое во главе с Эхсануллой — тоже ханом, но «своим», правильной ориентации, которого поддерживали и местные «левые», и – главное, коммунисты и Москва.

Теперь Блюмкин – уже комиссар штаба Гилянской Красной Армии, и член молодой иранской компартии, и обороняет город Энзели от войск шаха Ирана. В качестве делегата от Ирана именно он приехал в Баку на Первый съезд угнетенных народов Востока. То есть еще один делегат на нем был «своим человеком» и говорил там правильные слова. На том его «экзотическая командировка» и завершилась. После четырех месяцев на Востоке Блюмкин был вновь отозван в Москву.

Непонятно даже, как Блюмкин вообще учился в академии, поскольку его то и дело заставляли прерывать учебу и ехать в разные важные «горячие точки». Так, в конце 1920 года он едет в Крым, где создавалась еще одна неприятная для советской власти ситуация. Там в плен Красной Армии сдались и затем «прошли регистрацию» многие тысячи офицеров-белогвардейцев, которым лично главком Михаил Фрунзе пообещал сохранить жизнь. Однако Троцкий взял советское правительство на испуг, заявив, что «сорок тысяч лютых врагов революции» для Советской России просто опасны, и, таким образом, добился решения об их уничтожении.

Руководить «процессом» из Москвы поехали такие «специалисты», как Бела Кун, Землячка и, конечно, Блюмкин. Последний там находился всего лишь несколько недель, но активно участвовал в массовых расстрелах, чем потом не раз хвастался своим знакомым. Тогда по разным данным было уничтожено от 50 до 100 тысяч человек. Тогда, выполняя указ Троцкого, лишь в Севастополе и Балаклаве казнили более 20 тысяч человек. Ведь сказал же он, что «Крым это — бутылка, из которой ни один контрреволюционер не выскочит», вот они все там и остались.

Довелось в 1921 году Блюмкину участвовать и в подавлении выступлений крестьян, квалифицировавшихся рабоче-крестьянской властью как «политический бандитизм». В списке его достижений на этом поприще подавление Еланского восстания в Нижнем Поволжье, а затем и участие в разгроме банд Антонова на Тамбовщине. Ну, а затем уже в качестве комбрига 61-ой бригады Блюмкин едет бороться с войсками «желтого барона» Унгерна. Зато потом его сразу сделали секретарем Л. Троцкого, о чем с удивлением узнал новый посол Германии в СССР.

Немецкое посольство решило добиться от советских властей если уж не наказания, то, по крайней мере, осуждения, как самого убийства, так и того, кто его совершил. Но Троцкий написал Ленину, а также другим членам ЦК большевистской партии письмо, в котором предложил на «дурацкие требования удовлетворения за графа Мирбаха» внимания просто не обращать. А нарком иностранных дел РСФСР Чичерин получил от него дружеский совет, чтобы тот убедил немцев этого не делать, поскольку, мол, это мешает новому российско-германскому сближению.

Борис Бажанов – сумевший сбежать за границу секретарь Сталина – позднее писал, что Блюмкин попал к Троцкому явно «не просто так», а что его к нему приставила ЧК. Но в том же 1921 году Ф. Дзержинский на Сталина еще не работал, а скорее, как раз поддерживал Троцкого. И вот вопрос – зачем «Железному Феликсу» нужно было следить за «товарищами по партии»? Только лишь потому, что «ЧК должна все знать» или у него были и какие-то свои, личные мотивы?

В 1922 году Блюмкин сделался официальным адъютантом и секретарем Троцкого, тот сразу же поручил ему в высшей степени ответственное задание: отредактировать первый том своей программной книги «Как вооружалась революция» (издание 1923 года), в которой был собран богатейший материал времен гражданской войны, и который то ли случайно, то ли отражая реальное положение дел… именно Троцкого представлял организатором все побед революции. А правкой, подборкой и проверкой материалов как раз и занимался Яков Блюмкин.

Интересно, что самого Троцкого такая ситуация даже забавляла. Во всяком случае он о его работе у него в аппарате написал, что, мол, вот она какая странная судьба у этого человека: в июле 1918 года сражается против нас, а вот сегодня он член нашей партии, является моим сотрудником, да еще и редактирует том, отражающий нашу смертельную борьбу с партией левых эсеров. И впрямь – удивительные метаморфозы преподносит нам жизнь. Сегодня за одних, завтра за других. Впрочем, с другой стороны, все по Библии. Вспомните пророка Экклезиаста, сказавшего, что живая собака лучше мертвого льва. И так оно в жизни чаще всего и бывает.

Ну, а с 1923 года начался период самых увлекательных авантюр Якова Блюмкина, вот только сведения о них до сих пор закрыты в секретных архивах и когда их содержание сделается достоянием гласности неизвестно. Казалось бы, чего проще – взять, да и собрать в одно место все дела, где упоминается его фамилия, приходите и работайте, господа исследователи, отделяйте, так сказать, зерна от плевел, но… все что-то с этим у нас заминка. И уж большевиков-то давно нет, и сам СССР почил в бозе, а о многих моментах из жизни террориста-шпиона Якова Блюмкина историкам по-прежнему приходится лишь только гадать.

Ну а начать здесь следует с того, что сам Григорий Зиновьев, руководивший в ту пору Коминтерном, попросил Блюмкина помочь в важном деле: в очередной раз организовать в веймарской Германии революцию. Причем от него требовалось всего лишь наставлять «германских товарищей» в области подрывной деятельности и террора. Работу он провел, однако с Германией так ничего не вышло, и Блюмкин перешел в Иностранный отдел ОГПУ, где стал резидентом его Восточного сектора, и начал работу, получив клички «Джек» и «Живой». Карьера заграничного шпиона Блюмкина состоялась в Палестине, где в городе Яффе, имея на руках документы на имя правоверного еврея Гурфинкеля, он открыл прачечную. Чем он там занимался неизвестно, но только работал там он всего лишь год, затем вернулся в Москву. Впрочем, польза от его поездки, безусловно, была. Здесь в Палестине Блюмкин встретился с немцем Леопольдом Треппером. Они познакомились, и чем это знакомство закончилось не знает даже «всезнающая» Википедия. Однако ведь это именно Треппер в будущем оказался руководителем знаменитой «Красной капеллы» и советской разведывательной сети в гитлеровской Германии. Так что о чем-то «таком» они там, безусловно, говорили…

После Палестины он в качестве политического представителя ОГПУ вновь едет в Тбилиси, где становится помощником командующего войсками ОГПУ в Закавказье и одновременно уполномоченным Наркомвнешторга по борьбе с контрабандой. И здесь ему тоже приходится понюхать порох: подавлять крестьянское восстание и освобождать город Баграм-Тепе, который иранцы захватили в 1922 году. Пришлось ему работать и в пограничных комиссиях по разрешению различных спорных вопросов, то и дело возникавших в то время между СССР, Турцией, Ираном.

Находясь в Закавказье и зная восточные языки, Блюмкин успел побывать в Афганистане, где пытался выйти на связь с сектой исмаилитов (потомками древних ассасинов), в которых большевикам хотелось видеть своих прямых союзников в борьбе против колонизаторов-англичан. Затем он побывал в Индии, где изучал положение британских колониальных войск и даже добирался до Цейлона. В Москву он вернулся только в 1925 году, причем навез в свою квартиру разного восточного «антиквариата» и разыгрывал из себя перед знакомыми и друзьями некоего восточного гуру.

Яков Блюмкин и Николай Рерих в поисках Шамбалы (часть четвёртая)

Не стыдно ль заниматься нам
«Так долго шапкой, бородою,
Руслана поруча судьбам?
Свершив с Рогдаем бой жестокий,

Проехал он дремучий лес;
Пред ним открылся дол широкий
При блеске утренних небес.
Трепещет витязь поневоле:
Он видит старой битвы поле…»
(А.С.Пушкин. Руслан и Людмила)

К предыдущим материалам эпиграфа не было. Но сюда он просто просится, поскольку мы покинули нашего героя всерьез и надолго, а ведь известно, что многие читатели ВО ждали и ждут продолжения «темы» этого незаурядного во всех отношениях человека. Неважно в данном случае плохого или хорошего, главное – незаурядного.
Говорящее название у этой картины Рериха, не так ли?

И вот тут настало время заметить, что Блюмкин, видимо, испытывал явный интерес к мистике Востока (она, кстати, часто очень сильно действует на слабые умы), читал соответствующую литературу и полагал себе специалистом по части оккультизма. Но «работа с магами» была прервана экстренной командировкой.

Между тем Блюмкину пришлось место работы сменить. Перевели его в наркомат торговли, где он, однако, сразу же занял целых двенадцать должностей. Не удивляйтесь, такое тогда было время. Ведь Ленин писал, что зарплата совслужащего – «совслужа», как тогда говорили, должна быть не выше зарплаты среднего рабочего. И ставки устанавливались сверху, так что добиться «неравенства» в этих равных для всех условиях помогало вот такое простое решение. Профессора читали лекции сразу в трех вузах и везде работали на ставку, то есть имели сразу три ставки плюс еще и почасовая оплата, ну а специалисты вроде Блюмкина и вовсе совмещали по десятку должностей и… как-то везде успевали.

Вот тут-то ОГПУ и решило отправить его с тайной миссией в Китай. И задача ему была поставлена в высшей степени необычная: вместе с экспедицией Николая Рериха пробраться в легендарную страну Шамбалу в Тибете. Ну, и, конечно, предполагалось шпионить там против англичан. Ведь их тоже «звал» Тибет и «звал» очень громко. Недаром у Р. Киплинга русские шпионы (вернее один русский и один французский шпион) как противники англичан еще с довоенного времени выведены в его знаменитом романе «Ким».

Причем экспедицию в Тибет курировал лично Дзержинский, а ОГПУ выделило на нее астрономическую сумму в 600 тысяч долларов. Правда, нарком иностранных дел Чичерин, а кроме него еще и непосредственные заместители «железного Феликса» Трилиссер и Ягода выступили против посылки экспедиции, и до времени ее отложили. Впрочем, сам Блюмкин все равно попал в Тибет и оказался в экспедиции Рериха, причем выдавал он себя за… буддийского ламу. То есть Рериху он именно так и представился, но потом заговорил по-русски, и тот записал в своем дневнике: «… наш лама… даже знает многих наших друзей». Хотя есть факты, что Рерих знал его под псевдонимом «Владимиров», а может быть знал о нем и много чего еще. Хотя есть и такая точка зрения, что Блюмкин в Тибете не был и с Рерихом никаких дел не имел. Спор идет, обе стороны выдвигают свои аргументы, а истина по-прежнему где-то там и скрыта в соответствующих архивах.

Тут, кстати, возникает один интересный вопрос, а зачем вообще большевикам сдалась эта Шамбала? Причем сначала они интерес к ней проявляли, затем германские фашисты… Что там им всем было «медом намазано»? Чего они туда так упорно рвались?

С другой стороны, нет ничего удивительного в том, что к Рериху ОГПУ «приставило своего человека». В этом плане он был идеальным прикрытием, так как все знали, что в годы Гражданской войны он вошел в число руководителей «Скандинавского Общества помощи Российскому воину», финансировавшего… войска генерала Н.Н. Юденича, а после разгрома последнего стал членом эмигрантской организации «Русско-Британское 1917 г. Братство».

Так, в сентябре 1925 года начались их совместные приключения в Гималаях, но вот что там было на самом деле и было ли вообще, неизвестно до сих пор, хотя есть и Рериховское общество, и его архив, и документы разведок, как нашей, так и британской, долгое время следившей за Рерихом, как за потенциальным советским агентом!

Впрочем, все на свете проходит. Закончился и тибетский эпизод биографии Блюмкина и он, – как и герой А.С. Пушкина, тоже наконец-то вернулся в Москву на свои двенадцать рабочих мест.

Но мирной жизни ему долго вкушать не дали. В 1926 году ОГПУ направило в ЦК ВКП(б) просьбу командировать Блюмкина в распоряжение «органов», а те в свою очередь услали его не куда-нибудь, а в Монголию, где он должен был трудиться в качестве главного инструктора государственной внутренней охраны молодой Монгольской республики — то есть местной монгольской ЧК. При этом он должен был еще руководить деятельностью советской разведки и в Северном Китае, и в Тибете, и по мере возможности противодействовать там разведке англичан.

Впрочем, данный эпизод биографии Блюмкина вряд ли можно отнести к его успеху. Дело в том, что пробыл он там всего полгода, после чего ЦК Монгольской народно-революционной партии и Совет министров Монголии потребовали его отзыва обратно в Москву. Причина более чем основательная: получив в руки большую власть, Блюмкин принялся расстреливать и правых, и неправых. Но даже и это ему бы простили, если бы он ставил об этом в известность «монгольских товарищей». А он этого не делал. То есть показал им свое неуважение, а на Востоке так нельзя, пусть даже за твоей спиной и стоит большевистская Россия.

В общем, из Монголии Блюмкина убрали и послали в Париж убивать некоего перебежчика, посмевшего обличать самого Сталина. И опять же одни считают, что «командировка» была, а другие, что ее не было. В любом случае, Блюмкина продолжали считать «специалистом по террору» и в этом его качестве вполне могли использовать.

Между тем в СССР назревали важные события. В конце 1927 года обострилась ситуация внутри партии из-за борьбы Сталина с троцкистско-зиновьевской оппозицией. Причем так называемые «старые большевики», хорошо осведомленные о делах в партии и помнившие ленинское «Письмо к съезду», в большинстве своем выступили против Сталина. Выступили и… поплатились за это! Не два, не три, не десять, а сразу семьдесят семь видных и вроде бы влиятельных оппозиционеров курсу Сталина, большевиков с большим, часто еще дореволюционным стажем, были просто на просто исключены из рядов ВКП (б). Понятно, что в их число попали такие люди, как Троцкий, Каменев, Зиновьев, Пятаков, Радек но и многие другие... Безусловно, здесь сыграли роль и личные отношения. Ведь в ссылке в Туруханском крае Сталин был не один. Его поведение там, ну, скажем, отличалось от поведения других ссыльных и не вызывало у них особого одобрения. А тут… известный им человек вдруг начинает «делать не то», да вдобавок еще изображает из себя лидера. Радек, например, вообще прославился своими антисталинскими анекдотами и вряд ли это понравилось набиравшему силу «вождю».

Как повел себя в этой ситуации Блюмкин? В общем-то довольно странно, словно «нюх потерял». Он, ничего не боясь, занимался тем, что открыто встречался с оппозиционерами, а свои симпатии к Троцкому даже и не пытался скрывать. Считается, что оппозиционеры в свою очередь посоветовали Блюмкину свое отношение к оппозиции скрывать, чтобы иметь возможность оказывать ей разного рода «услуги» вплоть до предупреждения об арестах. Однако, двойная игра всегда таит в себе опасность. И Блюмкин должен был бы помнить, как в него в Киеве стреляли и чуть было не убили преданные им левые эсеры. И что в данном случае имело место здесь? Сближался ли он с оппозицией по заданию ОГПУ или действовал по собственной инициативе и на свой страх и риск?

Впрочем, пока еще на эти его «знакомства» внимание в соответствующих местах никто не обращал. Более Блюмкин вновь понадобился как агент на Востоке, поскольку произошло очередное ухудшение советско-британских отношений и в воздухе явно запахло войной. И вслед за этим обострением сразу же родилась идея, старая как мир: дестабилизировать тыл противника, для чего следовало натравить на англичан тех же арабов, евреев и индийцев, чтобы они доставили им побольше неприятностей, а главное – не дали бы им перебросить на войну с СССР свои колониальные войска.

И Блюмкин становится торговцем по имени Султан-Заде и отправляется к арабам и курдам поднимать их на восстание против «британского колониализма».

Однако пробыл он «на Востоке» сравнительно недолго и уже летом 1929 года вернулся в Москву, где отчитался о проделанной «ближневосточной работе» перед членами ЦК ВКП(б). И надо сказать, что доклад Блюмкина произвел на них впечатление и они его одобрили. Одобрил его работу и глава ОГПУ В. Менжинский, причем его расположение к Блюмкину было так велико, что он даже пригласил его отобедать к него дома – честь, которой удостаивались лишь немногие из его аппарата. Очередную партийную чистку, а они в то время шли буквально одна за другой, он также прошел успешно. Да и неудивительно, учитывая данную ему начальником ИНО ОГПУ Трилиссером. И партийный комитет ОГПУ, и руководитель чисток — Абрам Сольц все они назвали Блюмкина «проверенным товарищем». Конечно, в среде революционеров (так же, как и в криминальной среде, кстати!) подобные славословия стоят недорого – сегодня «проверенный», а завтра «предатель и ренегат», что также случалось очень часто, но люди обычно не думают о плохом, а надеются исключительно на хорошее. Вот и Блюмкин… тоже надеялся на «хорошее», не понимая, что над ним уже навис дамоклов меч злосчастной и неумолимой судьбы!

Яков Блюмкин. Конец суперагента (часть пятая)

Пора, пора пришла Блюмкина «убить». Ну сколько можно о нем писать, не так ли? Но нужно соответствующее настроение. И кое-что прочитать о нем еще. А все это требовало времени, вот и пришлось подзадержаться с окончанием истории этого незаурядного человека. Явно незаурядного, хотя и со знаком минус. Итак, предыдущий материал закончился на том, что вроде бы всё было у Блюмкина хорошо.
Яков Блюмкин. Конец суперагента (часть пятая)
Участники тех событий: Л.Д. Троцкий с женой Натальей и сыном Львом в Алма-Ате в 1928 году.

На самом же деле тучи над Блюмкиным уже сгущались... А началось все с того, что когда он возвращался из «командировки» назад в Москву, то сделал остановку в Стамбуле, и там вроде бы случайно встретился с сыном Троцкого — Львом Седовым. Сам Троцкий потом написал, что их встреча была случайной. Но ведь Блюмкин с 1921 года работал на Троцкого и заслужил его одобрение, а добиться его было совсем не просто. Как бы там ни было, а сын свел его с отцом. Встреча бывшего «шефа» с его бывшим подчиненным состоялась 16 апреля 1929 года.

Блюмкин признался Троцкому, что сомневается в «линии Сталина», и спросил совета: продолжать ли ему работать в ОГПУ, или же уйти их него и сделаться подпольщиком. Понятно, что, находясь в ОГПУ, Блюмкин мог принести оппозиции много пользы. Правда Троцкий не мог понять каким образом явный троцкист по взглядам мог продолжать карьеру в органах, причем так, что его никто ни в чем не подозревал. Блюмкин ответил ему на это так, что мол, его начальство на его прошлое внимания не обращает, поскольку он незаменимый специалист по части террора.

Тут возникает своего рода «вилка обстоятельств», о возможности которой не следует забывать. Встреча Блюмкина с Троцким могла — А могла быть провокацией ОГПУ, и тогда чтобы он не говорил на ней значения не имело, поскольку он выполнял задание и стремился завоевать доверие Троцкого. И могло иметь место обстоятельство Б – он действительно находился на позициях троцкизма и хотел вести борьбу со сталинским режимом.

А вот здесь явно стоит прервать наше повествование о Блюмкине и немного поговорить о троцкизме, прежде всего потому, что этот термин почему-то пользуется на ВО большой популярностью. Уверен, что многие из тех, кто говорит и пишет здесь о троцкизме, понятия не имеют о том, что это такое. В лучшем случае смотрели что это такое в Википедии, что уже можно считать за «подарок судьбы». Между тем на самом деле все очень и очень просто. Не надо думать, что «троцкизм» — это какая-то революционная теория, и что автором ее является Троцкий. Не было такой теории. Никаких «трудов», ее обосновывающих, Троцкий тоже не написал. А что было? А было то, что Карл Маркс и Фридрих Энгельс в свое время пришли к выводу, что социалистическая революция победить в одной стране не может, что даже если такое и случится, поражение ее неизбежно.

Точно так же считал и Троцкий. То есть он допускал, что революция может совершиться в какой-то одной стране. Сначала… Но потом она так или иначе должна будет охватить весь мир, то есть иметь перманентный характер, и именно ее идею (а вовсе не Троцкий!) выдвинули К.Маркс и Ф.Энгельс. И, кстати, В.И. Ленин сначала считал точно так же. Но после того, как свершился Октябрьский переворот, он вынужден был считаться с реалиями суровых будней и начал говорить о том, что… и свершиться она может в одной, отдельно взятой стране, и может победить.

Кстати, в этом с ним был совершенно не согласен и такой человек, как А. Богданов, ученый, писатель, автор нашумевшего в свое время романа «Красная звезда» (1908). В 1903 году он примкнул к большевикам, но уже в 1909 году его исключили из партии за занятие фракционной деятельностью. Причем Богданов считал возможным социалистическое переустройство общества, но был убежден, что после Октябрьской революции люди все еще не были готовы к тому, чтобы жить при социализме, и что должно будет пройти много времени для их подготовки. Иначе новое государство и та форма правления, что в нем будет установлена, имеют больше шансов перейти в тоталитарный режим с самой жесткой формой деспотизма.
Участник тех событий: Александр Александрович Богданов (настоящая фамилия — Малиновский, другие псевдонимы — Вернер, Максимов, Рядовой; российский ученый-энциклопедист, автор провидческого романа «Красная звезда». Идеологический противник В.И. Ленина. Родился в 1873 году, умер в 1928-ом, поставив на самом себе эксперимент по переливанию крови.

В своем романе он писал, что: ««предвидится не одна, а множество социальных революций, в разных странах, в различное время, и даже во многом, вероятно, неодинакового характера, а главное – с сомнительным и неустойчивым исходом. Господствующие классы, опираясь на армию и высокую военную технику, в некоторых случаях могут нанести восставшему пролетариату такое истребительное поражение, которое в целых обширных государствах на десятки лет отбросит назад дело борьбы за социализм; и примеры подобного рода уже бывали в летописях Земли. Затем отдельные передовые страны, в которых социализм восторжествует, будут как острова среди враждебного им капиталистического, а частью даже докапиталистического мира. Борясь за свое собственное господство, высшие классы несоциалистических стран направят все свои усилия, чтобы разрушить эти острова, будут постоянно организовывать на них военные нападения и найдут среди социалистических наций достаточно союзников, готовых на всякое правительство, из числа прежних собственников, крупных и мелких. Результат этих столкновений трудно предугадать. Но даже там, где социализм удержится и выйдет победителем, его характер будет глубоко и надолго искажен многими годами осадного положения, необходимого террора и военщины, с неизбежным последствием – варварским патриотизмом». Что ж – именно так все и получилось в нашей стране. И именно такого патриотизма, кстати говоря, у нас сегодня предостаточно. Так что можно сказать, что Богданов «как в воду глядел». Но вот Ленину такие его взгляды совсем не понравились и именно поэтому пути Богданова и Ленина разошлись навсегда. И вышло так, что близкий к нему вначале, Богданов стал со временем все больше отдаляться от ленинского видения «нового мира». А затем близкие друзья и единомышленники, Богданов и Ленин расстались уже настоящими врагами.

И точно так же получилось и у Троцкого со Сталиным. После смерти Ленина Троцкий продолжал утверждать, что все, что совершается в СССР, должно следовать одной цели – перманентной революции, соответствующей взглядам Маркса и Энгельса. Ну, а Сталин придерживался другой точки зрения: что раз уж история дала нам шанс, то нужно им воспользоваться. Грубо говоря, Троцкий требовал поставить рабочих к станкам, а крестьян к плугам, чтобы ковать и кормить мировую революцию, а Сталин требовал того же… но только ради укрепления отдельно взятого государства, а революционному движению во всем мире помогать постольку поскольку. А вот когда СССР окрепнет… вот тогда можно будет всерьез подумать и о мировой революции. А еще был важный вопрос о власти. То есть кому вести страну. И тех, кто в данном вопросе выступал за Троцкого, стали называть троцкистами (то есть «сторонниками Троцкого»), а тех, кто был сторонником Сталина – сталинистами. Только и всего. Два пути. Два вождя. Две группы сторонников. И никаких новых теорий, кроме двух уже созданных: К.Маркса и Ф.Энгельса, и В.Ленина. В этом плане Троцкий являлся самым настоящим марксистом, а вот Ленин занялся тем, что подверг марксизм ревизии и, следовательно, может быть вполне назван… ревизионистом, хотя, понятно, что таким грубым словом его никто не называл, поскольку было сказано, что «марксизм не догма, а руководство к действию».

То есть Троцкий, потерпевший поражение в открытой схватке со Сталиным (в «военном лагере ну кому хочется жить, да еще неопределенное время?!»), мечтал где только можно найти своих единомышленников, создать «левое» подполье и свергнуть ненавистного врага, который не понимал, что обречен на поражение в будущем. Начать надо было с доставки в СССР нелегальной литературы, возложив эту миссию на экипажи советских торговых судов, плававших за границу. Но Блюмкин заявил, что на уме у них одна контрабанда и продадут они ни за грош. Лучше было бы в Турции такой литературой нагрузить рыбацкую фелюгу и доставить ее в Закавказье. А уж оттуда рассылать по всему СССР.

Кроме того, Троцкий сказал Блюмкину, что сталинский режим развалится через три месяца, и что тогда его, Троцкого, опять вернут в Москву, где он очертит «генеральный» путь будущего развития страны. То есть нужно было просто напросто сколотить большинство из сторонников на руководящих постах и тогда, мол, все получится, само собой.

Затем Троцкий попросил Блюмкина жене своего сына, или Платону Волкову — мужу своей старшей дочери, две книги, в которых симпатическими чернилами были написаны указания его сторонникам. Но Блюмкин этих книг никому так и не передал, хотя и оставил их у себя. Это была его первая ошибка на пути к расстрельной стенке, а вторую он совершил в октябре 1929 года, рассказав о встрече с Троцким Радеку, Преображенскому и Смигле.
Участник тех событий: Карл Бернгардович Радек (псевдоним Radek – выбран в честь персонажа австрийской юмористической печати, настоящее имя Кароль (Карл) Собельсон, – советский политический деятель, секретарь Коминтерна, сотрудник газет «Правда» и «Известия». В Верхнеуральском политизоляторе 19 мая 1939 года забит до смерти И.И. Степановым, бывшим комендантом НКВД Чечено-Ингушской АССР, который сидел там за служебные прегрешения, но сразу же после этого был отпущен на свободу.

Однако эти люди меньше всего были достойны его доверия. Скажем так, считаясь большевиками, они не имели высоких моральных достоинств.

Радек так испугался, что тут же посоветовал Блюмкину немедленно сообщить обо всём «вождю». И Блюмкин пришел в ужас. То есть, видимо, встреча его с Троцким носила осознанный, а не случайный характер. Он даже решил добыть яд, чтобы иметь возможность отравиться в случае… «критических обстоятельств».

А затем Блюмкин и вовсе «лишился рассудка» и «поделился» свой тайной со своей любовницей и «коллегой» по работе в ОГПУ Любовью Горской, ну, а та тут же сообщила об этом куда следует. То есть бедняга забыл сразу две очень мудрые пословицы: немецкую – «что знают двое, то знает и свинья», и арабскую (а ведь жил на Востоке!) – «провинившийся язык отрубают вместе с головой!». Затем он ей сказал, что ошибку осознал и начал писать покаянное письмо в ЦКК (Центральную контрольную комиссию) ВКП(б), и вроде бы решил отдаться на милость суда партии. Но письмо это почему-то так и осталось неотправленным.

Непосредственный начальник Блюмкина и большой его покровитель — Трилиссер никаких действий в отношении Блюмкина решил пока не предпринимать. То есть тут на горизонте вроде бы замаячило «обстоятельство А». Но тут действовать начал сам Блюмкин — остриг волосы, сбрил усы, а багаж отправил на Казанский вокзал.
Участница тех событий: Елизавета Юльевна Горская – Елизавета Юльевна Зарубина (также известная как Эстер Иоэльевна Розенцвейг; 31 декабря 1900, Ржавенцы, Хотинский уезд, Бессарабская губерния – 14 мая 1987, Москва) – советская разведчица, подполковник госбезопасности.

15 октября 1929 года он встретился с Горской и вместе с ней поехал на вокзал. Там выяснилось, что поезд в Грузию идет только завтра. Тогда Горская предложила Блюмкину переночевать у нее на квартире, и он опять-таки согласился («как дурак» между прочем), да еще и рассказал ей, что решил «залечь на дно», пока не улягутся страсти с троцкизмом, и пересидеть это время у друзей в Закавказье.

Тут-то его и «повязали» чекисты, поскольку Лизонька Горская работала не только в ОГПУ, но и на ОГПУ, и вступила в интимную связь с Блюмкиным по прямому указанию «сверху», да еще и разыгрывая при этом человека, разочарованного в сталинском режиме.

Но есть и другая версия, суть которой в том, что Блюмкин признался Радеку еще до отъезда в Стамбул, что, мол, хочет встретиться с Троцким. Радек тут же донес об этом Сталину и за Блюмкиным установили наблюдение, в котором участвовала Лиза Горская – агент ОГПУ.

Известие, что Блюмкин арестован, буквально ошеломила повидавших виды чекистов и всю партийную элиту. Так, Г.С. Агабеков, бывший непосредственным начальником Блюмкина, потом писал, что не мог понять, как это тот, будучи признанным любимцем Дзержинского и имевший столько друзей на высоких постах, мог быть вообще арестован. И ясно, что приказ этот мог дать только сам Сталин.
Участник тех событий: Георгий (Григорий) Сергеевич Агабеков (настоящая фамилия — Арутюнов, 1895—1937) — сотрудник НКВД СССР, невозвращенец. Первый в ряду высокопоставленных сотрудников советской внешней разведки, бежавших на Запад в 30-х годах XX века. В августе 1937 года убит спецгруппой НКВД во Франции.

Опять-таки существует версия, что Блюмкин жил перед арестом на квартире народного комиссара просвещения А.В. Луначарского, известного, хотя и раскаявшегося троцкиста. Причем, когда чекисты сажали его в машину, он попытался убежать: оттолкнул шофера прыгнул в машину и помчался на ней сломя голову, но машины ОГПУ его заблокировали в одном из узких московских переулков. «Как я устал!» —якобы заявил Блюмкин, когда его привезли в Лубянскую тюрьму.

Во время обыска у Блюмкина нашли письмо Троцкого к своим сторонникам, в котором шла речь об организации антисталинского подполья и предлагалось распространение в СССР троцкистского «Бюллетеня оппозиции».

Когда начались допросы Блюмкин, рассчитывая выкрутится и что «друзья помогут», шутил и держался так, словно в камеру попал по недоразумению. Но после того как его допросили с применением кулаков и дубинок сразу признался во всем…

Процесс был не очень долгим. По прошествии восемнадцати дней Блюмкина приговорили к расстрелу, который был осуществлен немедленно. Причем Менжинский и Ягода проголосовали за расстрел, а вот начальник ИНО ОГПУ Трилиссер проголосовал против.
Участник тех событий: Вячеслав Рудольфович Менжинский (польск. Wacław Menżyński, Mężyński; 19 (31) августа 1874, Санкт-Петербург – 10 мая 1934, дача «Горки-6», — российский революционер, один из руководителей советских органов государственной безопасности, преемник Ф. Э. Дзержинского на посту руководителя ОГПУ (1926—1934). В 1938 году на Третьем московском процессе было объявлено, что Менжинский был умерщвлен по приказу Ягоды по заданию правотроцкистского блока посредством неправильного лечения.
Участник тех событий: Генрих Григорьевич Ягода (имя при рождении — Енох Гершенович Ягода, 7 [19] ноября 1891 года, Рыбинск, Ярославская губерния — 15 марта 1938 года, Москва. Российский революционер, руководитель ВЧК, ГПУ, ОГПУ, НКВД), нарком внутренних дел СССР (1934—1936).
Участник тех событий: Меер Абрамович Трилиссер – российский революционер, один из руководителей советских органов государственной безопасности. Расстрелян 2 февраля 1940 года на расстрельном полигоне «Коммунарка», Московской области.

Троцкий постарался сделать все, чтобы «дело Блюмкина» стало аналогом дела Сакко и Ванцетти в СССР. Но возбудить революционеров на Западе против Сталина ему не удалось, как только они узнавали, что расстреляли убийцу Мирбаха, все симпатии к жертве «сталинского режима» у них развеивались как дым. И никто не мог даже предполагать, что именно его казнь, осуществленная в 1929 года, то есть задолго до процессов и казней 1937-ого, станет своего рода прологом к «большому террору».

Интересно, что никаких писем перед смертью Блюмкин писать не стал. А когда его расстреливали вроде бы крикнул: «Да здравствует Троцкий!»

Печально, но судьбу одного негодяя разделили люди совсем ни в чем не виновные, кроме… биологического родства. Так, брат Блюмкина — Моисей, жил в Одессе, где работал в газете. В 1924 году он поссорился со своим коллегой-журналистом из-за пишущей машинки и убил его выстрелом из револьвера, который подарил ему брат. За это убийство невинного человека Блюмкин-младший получил четыре года тюрьмы, но и этот срок он не просидел – по заступничеству брата срок ему сократили до года. Жизни ему стоило совсем другое. 1930 году Моисея Блюмкина арестовали и расстреляли. Просто потому, что брат!

Судьба Блюмкина, наверное, лучшая иллюстрация того, как Молох революции пожирает собственных детей. Правда, остается загадкой, как и почему такому болтливому неврастенику и аферисту столь долгое время оказывалось «высокое доверие». Может быть он слишком много знал? Но тогда почему его раньше не убили? Сунули бы товарищи в кожанках его головой под поезд и дело с концом… Но нет, долго «терпели», хотя потом все-таки «кончили». И возможно, что если бы он не преклонялся перед Троцким, то дожил бы и до 1937 года, хотя его бы не пережил уж точно, если бы как Люшков не сумел сбежать за границу…
Автор:


Вячеслав Шпаковский

https://topwar.ru/148747-jakov-bljumkin-pojet-jeser-chekist-terrorist-chast-pervaja.html https://topwar.ru/148831-jakov-bljumkin-sotrudnik-chk-chast-vtoraja.html https://topwar.ru/149578-jakov-bljumkin-provokator-redaktor-shpion-chast-tretja.html https://topwar.ru/150809-jakov-bljumkin-i-nikolaj-rerih-v-poiskah-shambaly-chast-4.html https://topwar.ru/152778-jakov-bljumkin-konec-superagenta-chast-pjataja.html

Картина дня

наверх