На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Свежие комментарии

  • Давид Смолянский
    Что значит как справляются!? :) С помощью рук! :) Есть и др. способы, как без рук, так и без женщин! :) Рекомендации ...Секс и мастурбаци...
  • Давид Смолянский
    Я не специалист и не автор статьи, а лишь скопировал её.Древнегреческие вазы
  • кира божевольная
    всем доброго дня! не могли бы вы помочь с расшифровкой символов и мотивов на этой вазе?Древнегреческие вазы

История о камне. В 3-х частей

История о камне

В нашей стране нет, наверное, человека, который бы не знал, что на Сенатской площади в Петербурге стоит памятник Петру Первому и что называется этот памятник «Медный всадник». Есть поэма «Медный всадник», написанная А.С. Пушкиным. В школе ее не изучают, но знакомятся… Есть открытки, альбомы, ТВ… То есть монумент этот известный. Даже знают люди, что изваял его скульптор Фальконе. Меньше известно про такую важную деталь этого впечатляющего творения человеческого ума и рук, как камень, на котором стоит фигура Петра Первого. То есть и про камень этот тоже абсолютно все известно. Все! Но… есть люди с упорством, достойным лучшего применения, задающие, причем вот уже не одно десятилетие (!), коварный, как им кажется, вопрос: «Как древние египтяне доставляли на место строительства огромные камни и стелы? Как инки волокли куда-то камень в 1200 тонн, то есть каким образом «в наши дни этого сделать нельзя, а вот в том далеком прошлом люди это делали?» Впрочем, ответ у них на него есть. С ним нужно просто согласиться в зависимости от «ориентации» спрашивающего. У людей, так сказать, «традиционной ориентации» все это проделано людьми, да людьми, но… получившими некие тайные знания и умения от высокоразвитых пришельцев из космоса. А потом эти знания забылись, и цивилизация наша пришла в «упадок». «Нетрадиционная ориентация» (и таких все больше) о пришельцах уже не говорят. Все-таки смешно лететь минимум четыре года со скоростью, близкой к скорости света (а именно столько нужно добираться до ближайших к нам звезд), чтобы здесь на Земле ворочать камни или просвещать в том, как их ворочать местных аборигенов. Поэтому говорят о том, что была дескать у нас тут Лемурия, Му, Гондвана, Гиперборея или Атлантида, выходцы откуда и научили всему этому остальных, в том числе и левитировать камни и размягчать гранит и кварцит силой одного только взгляда. И как аргумент приводят неотразимой силы довод, что, вот, мол, не описано нигде, как они это делали. Египетские и ассирийские барельефы им не указ, понятно. Все это позднейшая мистификация. А вот во времена наши или близкие к ним, когда уже была бюрократия, чтобы все зарегистрировать и посчитать что-нибудь, куда-нибудь оттащили. Причем соответствующих размеров и веса? И вот тут-то как раз пьедестал «Медного всадника» на ум и приходит, тем более, что как раз по нему-то у нас «все есть».

Вот он – «Медный всадник».

Поиск подходящего камня

А было так, что, когда Екатерина Алексеевна с Божьей помощью избавилась от своего супруга Петра III, нашлись подле ее трона льстивые царедворцы, которые сразу же начали говорить о том, что, мол, нужно новой императрице поставить в Петербурге памятник. По счастью, у царицы хватило ума их не слушать. Но памятник она все-таки поставить решила, но не себе, а основателю града столичного – Петру Великому.

Никто, понятно, против такого не возразил и «дело завертелось». Сама государыня в переписке с Дени Дидро нашла подходящего скульптора, а руководителем всех работ сделали Ивана Ивановича Бецкого, бывшего главой комиссии по каменному строительству в Санкт-Петербурге. Имея такого мастера, как Фальконе, о самой фигуре можно было особо не беспокоиться. Но возникла серьезная проблема – а где взять подходящих размеров камень, на котором она будет стоять?

История о камне
Транспортировка Гром-камня. Гравюра И.Ф. Шлея по рисунку Ю. М. Фелтена, 1770-e годы.

Хотя времена были весьма «стародавние», руководители строительства поступили очень даже по-современному. Дали объявление в газете «Санкт-Петербургские ведомости», мол, где бы сыскать «для постановления… монумента» камень подходящий, чтобы в Санкт-Петербург его доставить.

И нашелся казенный крестьянин Семён Григорьевич Вишняков, подвизавшийся на поприще доставки строительного камня в столицу. Знал он про подходящий камень давно, глаз на него, можно сказать, положил, да только расколоть его на подходящие куски на продажу было ему не по силам. А тут все «срослось» в один миг. Капитану Марину Карбури графу Ласкари, начальнику сыскных работ по камню, тут же доложили, что, есть, мол, подходящая глыба, а тот сделал два очень важных дела. Во-первых, заплатил Вишнякову 100 рублей, а во-вторых, уже покинув Россию, издал в городе Льеже свои записки, где в подробностях об этом камне под памятник все и рассказал. То есть понятно, конечно, что «все придумал», но… остались же документы, которые он подделать никак не мог, да и чего ради? Да и в газете той же написали, что камень стараниями … найден и обывателям города Санкт-Петербурга более можно уж не беспокоиться!
Одна из надписей на камне-основании.

А камень, причем имевший даже имя собственное - Гром-камень, обнаружился неподалеку от деревни Конная Лахта. Где, кстати, бытовала легенда, что форму свою этот камень получил от удара молнии, которая его и расколола весьма замысловатым образом. А потому и название, мол: Гром-камень. И все тут!

Больше, чем камни фараонов и инков…

В естественном своем, природном виде камень этот весил примерно около 2000 тонн, да и размеры имел «приличные»: 13 м длиной, 8 м высотой и 6 м ширины. Правда позднее часть его гранитной массы от него отсекли. Да только хоть и отсекли, но не выбросили, а прикрепили к «скале, чтобы по замыслу Фальконе пьедестал удлинить. Так что вместе с двумя этими отколотыми кусками, позже пристыкованными к основному монолиту спереди и сзади, общий вес Гром-камня, который требовалось перевезти, составил 1500 тонн. Впрочем, удивительно то, что эти пристыкованные к пьедесталу его же фрагменты, составлявшие с ним когда-то единое целое, тем не менее имеют разный цветовой оттенок. Тут, конечно, скептики могут сказать, что… «чему тут восхищаться – раскололи камушек-то и частями перевезли. Вот инки… у них было 1200 т, вот они…!» Но только в жизни вышло так, что когда камень был найден и его начали перевозить в столицу, рабочие, чтобы облегчить себе работу, тут же начали его и тесать. Да только довести дело до конца им не дала сам… императрица Екатерина II. То ли любопытство, свойственное всем женщинам, ее на это подвигло, то ли реальная забота об делах на пользу Отечества – сие неизвестно. Да только она лично прибыла посмотреть на перевозку камня, и запретила его дальнейшую обработку, возжелав, чтобы доставлен в Петербург он был в «своем естественно диком виде», то есть без утраты даже части объема. Так что дотесали его уже непосредственно на Сенатской площади, где он значительным образом утратил свои изначальные размеры. Причем работами этими руководил академик Юрий Фельтен.

Вид слева. Хорошо видна пристыкованная к монолиту часть.

Транспортировка камня: «ээй-ухнем!»

Впрочем, прежде Фельтена над камнем, а именно его транспортировкой в Санкт-Петербург пришлось потрудиться другому академику – Ивану Бецкому. Тот провел исследование уменьшенной в десять раз модели «машины», предложенной для возки камня, и самолично убедился, что движением одного лишь пальца можно будет тащить тяжесть в 75 пудов! А предложена была деревянная платформа, перекатываемая по двум параллельным желобам, в которые следовало уложить 30 шаров диаметром пять дюймов. Посредством экспериментов нашли и материал для изготовления и желобов, и этих шаров. Им оказался странный сплав меди с оловом и галмеем – минералом, содержащим до 50% цинка. Затем отработали технологию изготовления шаров и желобов, и процесс подъема камня при помощи рычагов и домкратов, чтобы затем подвести под него платформу для транспортировки. Продуманы были и меры по страховке камня при его падении в случае аварии.

Заделанный шов. Вид справа.

А теперь самое интересное. Уже известный нам Карбури, граф Ласкари заявил, что это он изобретатель сей чудесной «шаровой машины», да и не мудрено было ему так поступить. Дело в том, что Екатерина II повелела выплатить 7000 рублей тому, что придумает, как доставить камень в Санкт-Петербург. Хотя поговаривали и совсем иное, что, мол, пришел в контору Бецкого и предложил купить чертежи машины. Другие говорили, что это помощник Бецкого ее сделал, да вот дали ему денег мало, а еще «почетную грамоту»…

Как бы там ни было, но сам Ласкари ни о чем таком в своем мемуаре не написал. Да и зачем? Но… и вот это «но» очень важно – забыл он о платежных ведомостях!
Пристыкованная передняя часть.

Почему это важно? Да вот почему. У нас много людей, которые не знают, как дверь в каком архиве открывается, но с ходу объявляют всякий хранящийся там документ подделкой. Между тем лучше всего о подделке документов написал Дж. Оруэлл в своем романе «1984». Даже там, в Океании, где исправление и истории, и документов (!) являлось государственной политикой, дело это было совсем непростое из-за наличия множества… перекрестных ссылок. То есть можно подделать один номер газеты или воспоминания современника. Но невозможно подделать все, уже разошедшиеся по рукам газеты тиража. А воспоминания… можно, да, но как быть, если они расходятся по фактам с документами с печатью? Последним, конечно, веры больше.

Вот и Ласкари о своей роли в создании «шаровой машины» написал, но в платежных ведомостях указано, что платили на ее «инвентование» слесарю Фюгнеру, а за приспособления к ней деньги получал литейщик пушечного цеха Емельян Хайлов, участвовавший впоследствии и в отливке самого аппарата. Так что хорошо, что «рукописи не горят». И недаром сказано, что «Перо и бумага – это длинная рука из могилы!»
Камень подогнан очень точно. Впрочем, он же и должен был здесь быть, хотя и цвет другой.

Ну, а дальше 26 сентября 1768 года были начаты подготовительные работы к транспортировке. Сначала построили казармы для 400 рабочих, а от берега Финского залива и до самого камня прорублена широкая просека в 40 метров и протяженностью в 8 км. Сам камень ушел в землю на целых пять метров, поэтому, чтобы его достать, понадобилось рыть вокруг него котлован. Затем он него отделили ту часть, что была отколота ударом молнии, и еще откололи часть наслоений, что сделало его легче на целых 600 тонн. Ну а 12 марта 1769 года при помощи самых примитивных рычагов и домкратов его подняли и водрузили на деревянную платформу – все как в известном диснеевском мультике про приключения великана Гулливера.

Понятно, что оставшийся от камня котлован со временем заполнился водой. Так что сегодня здесь водоем, который называется по старой памяти Петровским прудом. И опять же в память об этом историческом событии 15 февраля 2011 года ему вместе с прилегающей территорией присвоили статус памятника природы. Хотя, скорее всего, это рукотворный памятник человеческому уму и смекалке!

Доставка Гром-камня к пристани

Уникальную транспортную операцию начали 15 (26) ноября 1769 года и шла она вплоть до 27 марта (7 апреля) 1770 года. Ждали заморозков, сковавших землю, чтобы облегчить работу. Так что начали ее лишь когда от сильных холодов земля промерзла на полтора метра вглубь, и могла теперь выдержать вес громадной скалы. Передвижение же ее осуществлялось при помощи двух кабестанов. Причем двигалась платформа очень медленно. Всего 20…З0 шагов в сутки, да еще и на поворотах скорость снижали. Рельсы сзади снимали по мере прохождения маршрута и переносили вперед. Так вот помаленьку камень и ехал…
Вид сзади. Еще одна пристыкованная часть.

И не просто ехал. Зрелище это было еще то! На него ото всюду народ сходился и съезжался посмотреть, как на диво. Среди петербургской аристократии стало модным ездить «смотреть на камень». О том, как его везут, говорили в салонах и на тех, кто этого не видел, смотрели… ну, странно, скажем так. Экое диво, а вы и не видали… Нехорошо-с!

Наверху глыбы стояли барабанщики, которые давали команду тянуть. Вокруг стоял народ. Охал и ахал, а многие даже и крестились, глядя на эдакое чудо, сотворенное по воле матушки-императрицы. Мужики же налегали на кабестаны – «А ну навались!» Камень подпирали бревнами, чтобы не кренился. Иные давали возчикам деньги, чтобы только проехать на камне хотя бы немного. Другие бились об заклад – довезут, не довезут. И у тех, кто ставил на «не довезут», не раз от радости барыша замирало сердце. По пути камень проваливался пять раз и глубоко уходил в землю! «Теперь уж точно не достать!» – утверждали скептики. Но всякий раз люди его из земли доставали и волокли дальше.
Шов пристыкованной передней части крупным планом.

Наконец все версты дороги остались позади и камень оказался на берегу к востоку от современного заказника Северное побережье Невской губы, где для его погрузки к этому времени успели соорудить специальную пристань. При малой воде то, что от нее сохранилось, до сих пор можно и увидеть возле берега недалеко от расколотого валуна, что лежит возле самого края воды.

О том, что камни могут плавать…

Чтобы доставить камень по воде к нужному месту, было тем же временем построено и специальное судно, похожее на волжскую беляну. И о нем известно, что проектировал его и чертеж начертил известный галерный мастер Григорий Корчебников. Центр тяжести его изначально располагался очень высоко, чтобы потом… оно могло бы погрузиться в воду под тяжестью камня. Поскольку само оно плыть не могло, буксировать его пригнали два парусных транспортных краера – трехмачтовых парусных судов, которые шли с ним бок обок для увеличения остойчивости. Проводку транспорта с камнем на борту начали опять же осенью и очень боялись штормов, поскольку плыть ему по Маркизовой луже предстояло без малого 13 километров. Но доплыли, так как погода стояла хорошая. 26 сентября 1770 года гигантский Гром-камень провезли перед Зимним дворцом, откуда с балкона процессию приветствовала Екатерина и при огромном стечении народа доставили прямо к Сенатской площади. Чтобы его выгрузить у берега Невы судно притопили так, что оно село на заранее вбитые в дно реки сваи, после чего камень опять же по рельсам сдвинули на берег.

Медаль в память…

Перевозка столь огромной каменной глыбы в Петербург настолько поразила умы современников, что в честь этого события по приказу Екатерины II была даже выбита специальная памятная медаль с надписью: «Дерзновению подобно. Генваря, 20. 1770».
Вот так выглядела эта медаль…

Ну, а жители города Петербурга были настолько удивлены видом огромной скалы, по воле их государыни оказавшейся в самом его центре, что, как писали тогда газеты, «многие охотники ради достопамятного определения сего камня заказывали делать из осколков оного разные запонки, набалдашники и тому подобное».

Сам же памятник Петру открыли лишь спустя 12 лет после того, как Гром-камень прибыл на отведенное ему место, 7 августа 1782 г. — к столетию со дня вступления Петра I на престол, и при огромном скоплении народа, в присутствии членов императорской фамилии, всего дипломатического корпуса, множества гостей из разных стран и под гром оркестра и пушечной пальбы.
Открытие монумента Петру Великому. Гравюра А.К. Мельникова с рисунка А.П. Давыдова, 1782 г.

И как видите, никакие тайные знания атлантов и гиперборейцев при этом не понадобились. Возникла нужда и – люди все придумали! Ну, а у древних египтян, строивших монументальные сооружения, можно сказать, с утра и до вечера все это было и вовсе поставлено на поток. Поэтому-то и интересовались в то время не техникой, а сколько лука и чеснока съедали строители и выпивали пива, потому что это… куда интереснее!

П.С. Автор и редакция сайта ВО выражают искреннюю благодарность Н. Михайлову за предоставленные им фотографии пьедестала «Медного всадника».

Читатели «ВО» положительно оценили материал про Гром-камень, хотя без альтернативных изысков, понятое дело, не обошлось. Поэтому возникла идея продолжить этот материал, но уже не собственными писаниями (а вдруг это вымысел «автора-фантаста» либо наймита «темных сил»!), а отрывками из документов того времени. Благо их осталось немало. Тут и письма Екатерины Вольтеру и Вольтера Екатерине. Письма Фальконе своему другу, просветителю Дени Дидро. Скупые строчки документов о том, кому сколько и за что дано и сколько чего и откуда востребовано. Бюрократия, она для историков — вещь хорошая. Кроме основного источника, который в принципе всегда можно подделать, хотя бы и теоретически, всегда есть масса, прямо-таки чудовищная по своему объему сопутствующих документов. Это и переписка, и рапорты нижних чинов начальству, и прямые кляузы, всевозможные списки и табели. Все это учесть и подделать практически невозможно. Поскольку часто и следов не осталось, куда что было отправлено. Ну а поскольку пьедестал Медного всадника, знаменитый Гром-камень, «вещь» совсем немаленькая, по сути такое же художественное произведение, как и сам памятник Петру Великому, то есть его скульптура, то нет никаких сомнений в том, что объем «бумажного творчества», предшествовавший его появлению, был очень велик. Пусть с годами что-то и потерялось.

Рисунок модели монумента Петру Великому, работа художника Антона Лосенко. Сделанный им в мастерской Фальконе (1770 год). То есть на самом деле это… памятник А. Македонскому, но оба художника вступили в заговор, или, скажем, Фальконе заплатил Лосенко и в итоге появился этот рисунок. На такие предположения только и можно сказать: пишущий такое совсем уж не верит в людей. Все, все абсолютно все воры! И есть, и были! Но… такого просто не может быть, вот в чем дело! (Музей города Нанси, Франция).

Но давайте все-таки обратимся к бумагам, о которых нередко говорят, что перо и бумага — это длинная рука из могилы! Вот и Фальконе в одном из своих писем Дени Дидро вспоминает «…день, когда на углу вашего стола я набросал героя и его скакуна, преодолевающих эмблематическую скалу». То есть, «дикий камень» – символ преодоленных Петром трудностей – Фальконе задумал еще в Париже, то есть до того, как оказался в Петербурге. Причем нужно отметить, что это же было какое время? Эпоха Просвещения!!! Эпоха романтизма еще не началась. Поэтому «дикий камень» в качестве постамента памятнику государю выглядел очевидным новаторством, противоречащим устоявшимся в то время вкусам.

«Я встречал одного художника, умного человека и способного живописца, – писал Фальконе, – который сказал мне громко на весь Пале-Рояль, что я не должен был выбрать в качестве пьедестала для моего героя эту эмблематическую скалу, ибо в Петербурге нет скал. Очевидно, он полагал, что там возвышаются прямоугольные пьедесталы».

Требуемая фигура нуждается в пьедестале, который должен быть «пяти сажен в длину (10,6 м), двух сажен и половины аршина в ширину (4,6 м) и двух сажен и одного аршина в вышину (4,96 м)», сообщал библиотекарь Академии наук, и непосредственный участник тех событий Иван Бакмейстер.

Что до президента Академии искусств Ивана Бецкого, назначенного Екатериной наблюдать за работами по возведению сего памятника, то он был тоже недоволен этим предложением Фальконе и тоже оставил нам о сем своем неудовольствии письменный текст: «Подобный камень сыскать безнадёжно, а хотя б и сыскался, по великой тягости, паче в провозе через моря или реки и другие великие затруднения последовать могут». Тут у Бецкого был собственный интерес, поскольку он предлагал Екатерине свой проект: «пьедестал должен быть украшен законодательными, военными и властительскими атрибутами и маленькими барельефами», – сообщал историк Н. Собко в «Русском биографическом словаре» 1896-1918 гг.

Дидро написал в ответ Бецкому письмо, в котором пытался его вразумить: «Идея Фальконе показалась мне новой и прекрасной, – она его собственная; он сильно к ней привязан и, мне кажется, он прав… Он лучше, пожалуй, вернётся во Францию, чем согласится работать над вещью обыкновенною и пошлою. Монумент будет прост, но вполне будет соответствовать характеру героя… Наши художники сбежались к нему в мастерскую, все поздравляли его с тем, что он отказался от протоптанной дороги, и я в первый раз вижу, что все рукоплещут новой идее – и художники, и светские люди, и невежи, и знатоки».

И хорошо, что Екатерина оказалась весьма умной женщиной, которая смогла оценить идею «дикой скалы». Хотя опять-таки надо иметь ввиду эпоху. Ведь ей, можно сказать, повезло. Как раз в начале ее царствования происходит смена художественных стилей в России: вместо пышного барокко в моду входит классицизм. Декоративные излишества уходят в прошлое, зато становятся модными простота и природные материалы. Недаром императрица забраковала уже готовую статую Петра I, выполненную Бартоломео Карло Растрелли, которую лишь в 1800 году поставили перед Михайловским замком. Хотя на ней Петр изображен в похожем обличье и так же руку вперед простирает. Но… банальная поза и все – нет искусства, есть ремесленничество, хотя и высокого качества!

История о камне (часть вторая)

Памятник Петру Первому работы Бартоломео Растрелли.

«Обыкновенное подножие, на коем большая часть изваяний утверждены, – написал ей академик Бакмейстер, – не означает ничего и не способно возбудить в душе зрителя новой благоговейной мысли… Избранное подножие к изваянному образу российского героя должен быть дикий и неудобовосходимый камень… Новая, дерзновенная и много выражающая мысль!»

«Для полного выражения идеи, соответственно желанию Екатерины II, скала необходимо должна была быть необыкновенной величины, и тогда только всадник, на ней поставленный с лошадью, мог производить сильное впечатление на зрителя. Поэтому первым существенным и самым важным вопросом при начале постройки памятника было — приискание огромного, исполинского камня, долженствовавшего служить подножием памятнику, и затем доставление его на место, где предполагалось сооружение монумента… Дикий камень в первобытном состоянии», – подвел итог обсуждению библиотекарь Императорской публичной библиотеки Антон Ивановский.

Любопытно, однако, что постамент сначала предполагали сделать сборным, то есть из нескольких больших камней. Кстати и сам Фальконе даже и не мечтал о цельнокаменном постаменте: «Монолитный камень был далёк от моих желаний… Я полагал, что этот пьедестал будет сооружён из хорошо подогнанных частей». Он, как об этом писал тот же Бакмейстер, «почти изготовил рисунки, каким бы образом камни, коих требовалось сначала двенадцать, после же только шесть, высекать и железными или медными крючьями совокуплять дóлжно было».

Искусствовед Авраам Каганович в своей классической книге «Медный всадник», написанной им на основе архивных материалов, подробно рассказал о том, каким образом эти камни искали. «Сохранившийся набросок пером на обороте одного из документов Конторы строений позволяет судить о том, как должна была выглядеть скала, составленная из двенадцати камней. Почти квадратная в своей основе, она представляла собой усечённую пирамиду, на верхней площадке которой и предполагалось установить всадника…

Бецкий указал даже составить специальную «Инструкция» (ох уж эти наши бюрократы – прим. В.О.) для экспедиции, которая должна была искать подходящий камень или камни. Прежде всего следовало установить положение камня в земле и сколь глубоко он залегает, обмерить, выяснить расстояние от камня до дороги и до ближайших водных путей, а с «зюйдового и нордового боков… отбить по маленькой штуке» и немедля представить оные в Контору строений.

Уже в конце лета 1768 года нашли несколько подходящих камней, которые по размерам вполне приближались к тому, что требовалось Фальконе. Кузнец Сергей Васильев на нарвской дороге нашел целых пять камней в 3-4 сажени (сажень – старинная русская мера длины, примерно 2,13 м) длиной. Андрей Пилюгин на берегах Финского залива нашел их еще больше: целых 27 и еще несколько больших камней у Гатчины и Ораниенбаума. Нашелся камень и в самом в Кронштадте, да еще и «у самого моря», правда имел он «уродливую кругловатую фигуру», но зато длиной был в 5 саженей.

В документах записано, что по проверке многие камни оказались негодны понеже: «весьма дресвяные, самой крупной сыпи и по слабости негодные», другие же, хотя бы и более крепкие камни были разных оттенков, рисунка породы, и вряд бы ли хорошо смотрелись, будучи соединены вместе. В общем, как писал Бакмейстер, «составлять желаемой величины камень из собранного в кучу мрамора или из великих кусков дикого камня, хотя бы и было поразительно, но не совершенно достигло бы до предполагаемого намерения».

«Долго искали требуемых отломков скалы, как, наконец, природа даровала готовое подножие к изваянному образу, – опять-таки пишет Бакмейстер. – Отстоянием от Петербурга почти на шесть вёрст у деревни Лахты в ровной и болотной стране произвела природа ужасной величины камень… Крестьянин Семён Вишняков в 1768 году подал известие о сём камне, который тотчас был найден и рассмотрен с надлежащим вниманием».

Вишняков сообщил о своей находке адъютанту Бецкого – греческому инженеру Марену Карбури, проживавшему в Россию под вымышленным именем Ласкари. Тот уже на следующее утро поехал смотреть камень и затем доложил Бецкому: «По словесному приказанию Вашего Высокопревосходительства велено было сыскать большой камень… который и сыскан на Выборгской стороне в даче его Сиятельства графа Якова Александровича Брюса близ деревни Конной, с которого камня… [нарисован] план… и кусок от края нарочно отшиблен, кои при сём представляю, а везти оный надлежит около шести вёрст до деревни Лахта, а оттуда на судне до означенного места…»

Фальконе камень очень понравился. «Мне предложили его, – писал он, – я восхитился, и я сказал: привозите, пьедестал будет более прочным». В письме герцогу д’Эгийон Фальконе описал находку так: «Это глыба прекрасного и чрезвычайно твёрдого гранита, с весьма любопытными прожилками кристаллизации. Они заслуживают места в вашем кабинете. Постараюсь добыть осколок покрасивее и, если дозволите, милостивый государь, присоединю его к вашему собранию естественной истории. Этот камень много придаст характера памятнику и, может быть, в этом отношении его можно будет назвать единственным».

«Сначала полагали, не есть ли сие поверхность весьма глубоко в землю вросшего камня, – писал Бакмейстер, – но по учинённым исследованиям нашлось, что сие мнение было неосновательно». После чего поручено немедля обкопать будущий постамент со всех сторон.

Когда глыба камня открылась взору человеческому все ахнули: «Длина сего камня содержала 44 футов (13,2 м), ширина 22 футов (6,6 м), а вышина 27 футов (8,1 м)… Он лежал в земле на 15 футов (4,5 м) глубиною… верхняя и нижняя часть были почти плоски, и зарос со всех сторон мхом на два дюйма толщиною. Тяжесть его, по вычисленной тяжести кубического фута, содержала более четырёх миллионов фунтов, или ста тысяч пуд (1600 т). Взирание на оный возбуждало удивление, а мысль перевезти его на другое место приводила в ужас».

Следует заметить, что размеры камня у разных авторов: Бецкого, Фальконе, Карбури, Фельтена и других отличаются, причем иногда довольно значительно. Отчего это так? Возможно, что все они измеряли его в разное время, а сам камень постепенно убывал в своих размерах из-за его обработки.

Теперь оставалось «только» доставить камень на место. Судьбу будущего постамента решила Екатерина своим указом от 15 сентября 1768 года: «Повелеваем чинить оному Бецкому всякое вспомоществование… дабы оный камень немедленно сюда доставлен был, и тем наше благоволение исполнить».

В поощрение тому, кто придумал бы устройство для транспортировки Гром-камня, пообещали премию в 7000 рублей – для того времени огромную сумму. А пока Контора строений собирала предложения, камень со всех сторон обкопали, разметили будущую дорогу (которая должна была обходить болота и холмы), и выстроили казармы для 400 «работных людей». Фальконе осмотрел камень и решил, что его надо перевернуть на бок. Так он больше соответствовал его замыслу. Каменотесы принялись выравнивать «исподний (нижний) бок», а Карбури занялся приготовлением рычагов и домкратов.

«От той стороны камня, которую надлежало обратить книзу, отшибено было шесть кубических сажен, – писал академик Бакмейстер. – Была сделана решётка, состоящая из четырёх рядов крестообразно положенных брёвен, на коей камень, когда оный оборотится, лежать был должен… В феврале месяце 1769 года дело было до того уже доведено, что можно было приступить к подниманию оного. К сему употреблены были рычаги первого рода. Каждый рычаг состоял из трёх соединённых между собою дерев… Таковых рычагов было 12…
Чтобы действию рычагов прибавить ещё более силы, были против оных поставлены четыре вóрота (лебёдки), коими натянули верёвки… продетые во влитые со свинцом в камень железные кольца… решётку устлали сеном и мхом… дабы камень от сильного падения сам собою не разбился или не расщепил бы брёвен, на кои его положить было дóлжно.

12 марта был он, наконец, положен на решётку… Камень остался всё лето в сём положении, поелику зыбкая земля в сие годовое время не позволяла далее продолжать работу.
…Отбитый громовым ударом кусок был разбит на две части, дабы оные приставить после к переднему и заднему концу камня».

Дело в том, что, когда Гром-камень был расчищен полностью, оказалось, что его длины немного не хватает, чтобы готовый постамент в точности соответствовал его модели. Поэтому пришлось нарастить центральный его блок и спереди, и сзади двумя обломками, обтесав их с помощью объемного лекала. На современных фотографиях постамента хорошо видно, что они имеют более светлый оттенок. Увы, горная порода редко бывает одинаковой даже в таких вот камнях.

Для перевозки эти обломки решили транспортировать вместе с основным камнем, чтобы, по свидетельству секретаря Русского исторического общества Александра Половцова, «сохранить равновесие всей массы, которая, без такой предосторожности, легко могла опрокинуться при движении на возвышенные места».

Фальконе здесь же, на месте, предполагал и обтесать каменную глыбу, «доколе камень не приблизился бы к размерам, указанным для пьедестала моделью; но ему отвечено было, что окончательное скалывание излишних частей камня может последовать в мастерской и что чем больше будет камень, тем более шума перевозка его наделает в Европе. Фальконет, не отвечавший ни за исправность перевозки, порученной графу Карбури, ни за излишние при этом издержки, не мог, да и не имел права настаивать на своём мнении».

Обратившись к запискам Половцова, можно попробовать подсчитать вес камня, взяв вес фунта в 0,4 кг. «По засвидетельствованию Фальконета, камень этот первоначально должен был весить от четырёх до пяти миллионов фунтов (1600-2000 тонн), около двух миллионов фунтов (800 тонн) было сколото, покуда камень лежал на месте». Итак, к моменту погрузки вес камня составлял 2-3 млн фунтов или 800-1200 тонн (хотя и без учета веса «отшибленного громом» куска, который везли совместно) – «и вслед за тем приступлено было к перевозке камня».

Между тем поступило множество предложений по перевозке камня при помощи бревен, железных катков и т.д. но ни одно из этих предложений не показалось заслуживающим внимания.

В итоге Бецкому была представлена «машина» Карбури, состоявшая из желобов, обитых медью, по котором катились бы шары опять же из меди. То есть по сути дела это был огромных размеров шарикоподшипник. Бревна с желобами следовало перекладывать по мере продвижения камня, то есть мостить подобным образом весь путь до воды не требовалось.

К сожалению, дорога, по которой следовало везти камень, «не была совершенно прямая, но шла разными кривизнами». Она огибала топкие болота, разливы речек, пригорки и прочие препятствия. Поэтому она была проложена в виде ломаной линии. В тех случаях, когда нужно было повернуть, камень следовало приподнимать домкратами, «рельсы» вынимать, подкладывать под него «кругообразную машину» (два плоских дубовых колеса, лежащие одно на другом, все с теми же желобами и шарами), все это поворачивать на требуемые угол и опять устанавливать на «рельсы», уложенные в нужном направлении.

История о камне (часть третья)

Транспортировка Гром-камня. Гравюра И.Ф. Шлея по рисунку Ю.М. Фелтена, 1770-e годы. На ней хорошо виден процесс транспортировки: лежащие под камнем желоба, а в них шары, рабочие на кабестанах и укладка желобов перед камнем. Даже такую мелочь не упустил автор: на камне дымится кузница и прямо в движении на нем работают каменотесы.

Хотя автором всех названных механизмов и считается Карбури, существует предположение, что «сей хитрый грек» попросту присвоил себе изобретение слесаря Фюгнера – мастера, который делал и железный каркас для статуи.

«В течение междувремения старались как возможно укрепить дорогу, по которой надлежало везти камень, – писал Бакмейстер. – В болотах, кои в рассуждении своей глубины зимою не совсем вымерзают, приказано было бить сваи; мох и ил, коими земля в сих местах покрыта и что препятствует ей глубже мёрзнуть, очищать, и наполнять хворостом и щебнем, полагая оные слоями». Камень приподняли железными винтами-домкратами конструкции «искусного слесарного мастера» Фюгнера, убрали решётку и подложили «сани». «15-го ноября привели его и в самом деле в движение и оттащили в сей день на 23 сажени… 20-го генваря благоугодно было её императорскому величеству смотреть сию работу, и при высочайшем её присутствии оттащен был камень на 12 сажен. Для предохранения всех беспорядков должны были сначала два находящиеся на камне барабанщика по данному мановению давать работным людям битьём в барабаны знак, чтоб они показанную работу все вдруг или начинали, или переставали бы оную продолжать. Сорок восемь каменосечцев, подле камня и наверху оного находившиеся, беспрестанно обсекали оный, дабы дать ему надлежащий вид; наверху одного края была кузница, дабы иметь всегда нужные орудия тотчас в готовности, прочие приборы были везены в привязанных к камню санях, за коими последовала ещё прицепленная к оным караульня. Никогда ещё невиданное позорище, которое ежедневно привлекало великое множество зрителей из города! 27-го марта были пройдены последние вёрсты и сажени, и Камень величественно застыл на берегу Залива».

Интересно, что Бакмейстер употребляет в описании слово «позорище», но, понятно, что значение у него было совсем не такое, как сейчас. Значение его было: «зрелище, что представляется взору», согласно «Толковому словарю живого великорусского языка» Владимира Даля.

«Почти все русские солдаты и крестьяне – плотники, – отмечал Карбури. – Они так ловки, что нет такой работы, которую они не выполнили бы с одним топором и долотом».

Интересно, что «гениальный метод графа Карбури» использовался впоследствии для перевозки в 1880 году 200-тонного гранитного обелиска «Игла Клеопатры» (установлен в Нью-Йорке).

Надзор за морским передвижением камня был поручен адмиралу Семёну Мордвинову, который назначил руководить работами капитана-лейтенанта Якова Лаврова и такелажмейстера Матвея Михайлова. «Галерным мастером» Григорием Корчебниковым был разработал проект уникального грузового судна. «По учинённому чертежу и по показанию мастера Корчебникова» Семён Вишняков (тот самый крестьянин, что нашел и Гром-камень) и Антон Шляпкин с артелью плотников в мае 1770 года начали его строительство.

«Для этой новой операции было построено судно в 180 футов (55 м) длины, 60 футов (18 м) ширины и 17 футов (5 м) вышины… В середине его была устроена крепкая палуба, на которую хотели поставить камень. Но при всем том тяжесть нужно было так разместить, чтобы судно не могло касаться дна Невы, глубина которой при устье только 8 футов (2,4 м).

Чтобы при нагрузке не колебать судно и не уронить камень в воду, судно затопили у самой плотины и разобрали борт; посредством шпилей (лебёдок) на нескольких судах, поставленных невдалеке на якоре, втащили камень на назначенное ему место, после чего заделали опять борт и помпами начали выкачивать воду. Но, несмотря на все усилия помп, тяжесть была так велика, что только одни концы судна начали подниматься из воды… Адмиралтейство ничего не могло придумать для спасения камня. Министр Бецкий именем Императрицы приказал Карбурию принять меры к вытащению скалы на плотину…

Карбурий приступил, со свойственною ему энергией, к исполнению воли Императрицы и вот в каком положении нашёл это дело. Нос и корма судна поднимались при выкачивании воды оттого, что тяжесть была неравно расположена по всему судну… Карбурий велел приготовить простые крепкие подпоры разных величин и намеревался на них наложить скалу так, чтобы они упирались концами в отдалённые части судна и, поддерживая подмостки камня, разносили бы таким образом тяжесть по всему судну. Судно снова затопили, двинули на него скалу, подняли её домкратами и опустили её на подпоры, и скала легла всею тяжестью равно на все части судна. Работы помпами возобновились, и судно вскоре поднялось из воды совершенно ровно всеми частями».

Когда столь счастливо поднявшееся из воды судно «к поéзду было изготовлено, – поясняет Бакмейстер, – укрепили его с обеих сторон самыми крепкими канатами к двум судам, коими оно не токмо было поддерживаемо, но и обезопасено от ударения валов и ветров; и таким образом везли его по малой Неве вверх, а по большой вниз».

История сохранила до нас даже напутствие Мордвинова Лаврову перед отплытием: «Камень по немалой высоте ево… ежели сделается ветр и волнение, чтоб не покачнулся в котору сторону, и от того не приключилось бы какого несчастья от чего боже сохрани… При том же рекомендую… в препровождении до места иметь всекрайние осторожности, работу же продолжать со всяким поспешением».

И вот, наконец «22 сентября, в день коронования Императрицы, скала, совершив 12 вёрст плавания, проплыв мимо Зимнего Дворца, прибыла благополучно к тому месту, против которого на площади предположено было воздвигнуть памятник. Вечером блестящая иллюминация осветила город; и исполинский камень, столь давно желанный гость, был всеобщим предметом для разговора жителей столицы», – отмечал Антон Ивановский.

«Теперь оставалось только поставить его на определённое место, – пишет Бакмейстер. – Поелику у того берега Невы реки глубина очень велика и судно не могло быть погружено до дна, то приказано было вбивать сваи в шесть рядов и оные на восемь футов в воде обрубать, дабы судно, погрузивши в воду, можно было на оные поставить… Когда камень надлежало тащить к берегу по одной стороне судна, то чтоб другая не приподнялась вверх, прикрепили к решётке, чрез которую камень тащить надлежало, шесть других крепких мачтовых дерев, положили оные поперек судна и привязали их концы к подле стоящему нагруженному судну, отчего тяжесть камня ни на ту, ни на другую сторону не перевешивалась.

При сей употреблённой предосторожности не можно было сумневаться в благополучном успехе. Едва только последние подпоры около камня обрубили и натянули вороты, то с помощью шаров скатился он с судна на плотину, с такою скоростью, что работные люди, у воротов находящиеся, не нашед никакого сопротивления, почти попадали. От чрезвычайного давления, которое судно в cиe мгновение претерпело, переломились вышепоказанные шесть мачтовых дерев, и доски на судне столько погнулись, что вода бежала в оное с стремлением».

Выгрузка Гром-камня на Исаакиевский берег (фрагмент картины художника Луи Бларамберга).

«Шествие скалы от берега было истинно торжественное, – добавляет Ивановский, – в присутствии многих тысяч жителей… Императрица, в память совершения подвига доставления в Петербург, посредством механики, каменной горы, соизволила приказать вычеканить медаль… Из обломков прекрасного гранита, на память этого события, многие вставляли небольшие камни в перстни, серьги и другие украшения, сохранившиеся и до нашего времени. По окончании работ для доставки камня, немедленно было приступлено к постановке на нём всадника с лошадью».

«Доставленный на Сенатскую площадь Гром-камень был уменьшен до размеров, предусмотренных моделью памятника, – сообщает искусствовед Давид Аркин. – Прежде всего была сколота излишняя высота камня: вместо первоначальных 22 футов (6,7 м) она была уменьшена до 17 футов (5,2 м); далее камень был сужен с 21 фута (6,4 м) до 11 футов (3,4 м). Что же касается длины, то она оказалась недостаточной, 37 футов (11 м) вместо 50 (15 м) по модели», в связи с чем, как мы уже говорили, пришлось притесать к монолиту два дополнительных блока.

Вот как отзывались тогда о пьедестале: «Он мне показался слишком правильным и слишком похожим на набросок лежащего животного или сфинкса, тогда как я представлял себе гораздо более крупный камень, как бы оторвавшийся от большой горы и оформленный дикой природой» (астроном Иван Бернулли).

«Мы видим… гранитную глыбу, обтёсанную, отполированную, наклон которой так невелик, что коню не нужно больших усилий, чтобы достичь её вершины. Эффект этого пьедестала, столь нового образца, совершенно не удался; чем больше его изучаешь, тем больше находишь его неудачным» (граф Фортиа де Пиль).

«Эта огромная скала, предназначенная служить пьедесталом для статуи Петра I, не должна была обтёсываться; Фальконе, который нашёл её слишком большой для статуи, заставил её уменьшить, и это вызвало неприятности» (Барон де Корберон).

«Это небольшая скала, раздавленная большой лошадью» (поэт Шарль Массон).

«Обтёсывание этого камня, по доставлении его на место, послужило новым предметом все усиливавшегося между Фальконетом и Бецким раздора, – сетует Половцов. – Первый настаивал на том, чтобы подножие имело пропорциональную самому памятнику форму, второй особенно дорожил громадностью размеров камня и желал сохранить эти размеры по возможности неприкосновенными».

Интересно, что Фальконе довольно необычно реагировал на критику в свой адрес. Ответом на нее стали его… книги! Так, когда Бецкой, например, заявил, что памятник Петру I вместе с пьедесталом просто напросто скопирован с античной статуи римского императора Марка Аврелия, Фальконе написал книгу – «Наблюдения над статуей Марка Аврелия», где отстаивал свое авторство идеи «героя, преодолевающего эмблематическую скалу».

В отдельную книгу превратился и еще один ответ Фальконе на критику в связи с «произвольным умалением камня». Он привел в ней аргументы, которые не позволили людям, далеким от искусства (но имеющим немалую власть), исказить суть его замысла. Ее главной идеей стали такие слова: «не делают статую для постамента, а делают постамент для статуи».

И это помогло, однако сам автор так и не дождался торжественного открытия своего творения – и финальная обработка пьедестала и установка на него статуи были произведены архитектором Юрием Фéльтеном.

Сенатская площадь на картине художника Бенжамена Патерсена, 1799 год.

«Памятник свидетельствовал именно о полной независимости его от всех предшествовавших образцов, о необыкновенной выразительности в нём мысли, о совершенно неизвестной до тех пор простоте и натуральности, – было написано в «Русском биографическом словаре». – Однако, лишь по отъезде Фальконета из Петербурга в августе 1778 года и после открытия памятника, умолкли зависть и клевета в отношении к его творцу, начались великие похвалы ему, и его конная статуя Петру Великому получила всемирную известность».

Ну и теперь немного о деньгах. За все работы над памятником исправно платили деньги. «Выдал-получил», куда, на что, – все эти документы целы. И по ним можно узнать, что когда Фальконе в сентябре 1778 года уехал из Петербург, он за свою работу получил 92261 рубль, а три его подмастерья еще 27284 рубля. Литейный пушечный мастер Хайлов 2500 рублей. А общая сумма, заплаченная конторой с 1776 года на момент окончания всех работ над памятником, составила 424610 рублей.

Живший в то время поэт В. Рубан сочинил следующее восьмистишие, посвященное доставке камня:

«Колоссъ Родосский, днесь смири свой гордый видь!
И нильски здания высокихъ пирамидъ,
Престаньте более считаться чудесами!
Вы смертныхъ бренными соделаны руками.
Нерукотворная здесь Росская гора,
Внявъ гласу Божию изъ устъ Екатерины,
Прешла во градъ Петровъ чрезъ невския пучины,
И пала подъ стопы Великаго Петра!»

Автор:В.Шпаковский

https://topwar.ru/143120-istoriya-o-kamne.html

https://topwar.ru/143794-istoriya-o-kamne-chast-vtoraya.html

https://topwar.ru/143923-istoriya-o-kamne-chast-tretya.html

Картина дня

наверх