Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Ч. 8. Корейский нейтралитет
Итак, в декабре 1903 г., примерно за месяц до начала военных действий, «Варяг» был отправлен из Порт-Артура в Чемульпо (Инчхон). Точнее сказать, ходил туда «Варяг» дважды: в первый раз он отправился в Чемульпо 16 декабря, вернувшись обратно спустя шесть дней (и по дороге постреляв по щиту у скалы Энкаунтер), а затем, 27 января, В.Ф. Руднев получил распоряжение Наместника идти в Инчхон и оставаться там старшим стационером. Пополнив припасы, «Варяг» на следующий день вышел в море и прибыл днем 29 декабря 1903 г. к месту своего назначения.
Хотелось бы отметить массу вопросов, которые возникали и будут возникать у людей, интересующихся военно-морской историей относительно действий Всеволода Федоровича Руднева до боя, состоявшегося 27 января 1904 г. Выделим несколько ключевых из них:
1. Почему В.Ф. Руднев не воспрепятствовал высадке японских войск в Чемульпо?
2. Почему корабли иностранных держав на рейде Чемульпо своими действиями проигнорировали права суверенной и нейтральной Кореи?
3. Почему «Варяг» в одиночку или вместе с «Корейцем» не сделал попытки прорыва в ночь перед сражением?
4. Почему В.Ф. Руднев не принял боя на рейде Чемульпо, а попытался выйти в море?
Для начала стоит освежить в памяти, что на тот момент представляло собой государство Корея. Профессор международного права Королевского морского колледжа в Гринвиче Т. Лоуренс, современник тех далеких событий, высказался о ней так:
Насколько был прав британский профессор? Не будем делать глубокого экскурса в историю Кореи, но напомним, что в последний раз эта держава сколько-то эффективно боролась против иностранного вторжения (кстати, это была Япония) в семилетней войне 1592-1598 гг. Любители флота отлично помнят ее по победам корейского флота, ведомого адмиралом Ли Сунсином и использовавшего необычные боевые корабли-кобуксоны.
Тем не менее, отстоять собственную независимость самостоятельно Корея не могла – ей помогли это сделать китайские армия и флот (собственно говоря, о боях на суше скорее следует говорить, что это корейцы помогли китайцам). Надо сказать, что японцы целью своего завоевания ставили отнюдь не Корею, а весь Китай, от Кореи лишь требовалось дать проход японским войскам, которого она не предоставила, поскольку опасалась (вероятно – более чем справедливо) быть захваченной без войны. В этом смысле помощь Китая Корее была вполне обоснована – китайцы отлично понимали истинные цели японских завоевателей.
Вне всякого сомнения, в той войне корейцы сражались доблестно, особо следует отметить широкое партизанское движение, возникшее после того, как их армия была разбита, но длительные боевые действия подорвали силы этой не слишком многочисленной нации. В результате Корея жестоко страдала от вторжений манчжур, состоявшихся в 1627 и 1636-37 гг. и не могла отразить ни одного из них, а навязанные ей условия мира фактически делали ее манчжурским протекторатом. Все бы ничего, но в результате манчжурской экспансии последние сместили правящую Китаем династию Мин собственной династией Цин и постепенно завоевывали китайские провинции, сохранившие лояльность Мин. Вот так, собственно, Корея и превратилась в протекторат Китая. Как-то выходить из этого положения правящая корейская верхушка не собиралась, признав Китай эдаким «старшим братом», и взяв курс на изоляцию от внешнего мира.
В то же время японцам очень не нравилось подобное положение дел – они воспринимали Корею как пистолет, нацеленный на Японию. Это, впрочем, было неудивительно, потому что корейский пролив, разделявший эти две страны, имел минимальную ширину всего 180 километров. Другими словами, Корейский пролив для Японии был, с одной стороны, тем же, что и Ла-Манш для Англии (при том что могущественного флота у Японии не было), а с другой – трамплином для экспансии в Китай, от чего японцы никогда не думали отказываться.
Поэтому, как только японцы вновь ощутили себя достаточно сильными для экспансии, они силой оружиявынудили Корею (1876 г) подписать весьма кабальный для нее торговый договор, который, хотя формально и признавал независимость Кореи, содержал ряд пунктов, на которые никак не могло бы пойти самостоятельное государство – например, право экстерриториальности (неподсудности корейским судам граждан Японии, находящихся на территории Кореи). Вслед за этим подобные договора были заключены и с ведущими европейскими державами.
Надо сказать, что на заре своих взаимоотношений с Западом Япония и сама оказалась в схожем (до некоторой степени) положении, но у нее были амбиции и политическая воля для того, чтобы отстоять свою независимость и быть самостоятельной державой, а вот у корейцев сил на это не оказалось. Соответственно, Корея быстро превратилась в поле битвы интересов других держав — отстоять свои она не могла и не умела. Европейские страны, по большому счету, не слишком интересовались Кореей, что позволило Японии усилить свое влияние и навязать корейскому руководству новый мирный договор (1882 г), фактически обрекавший последнюю на вассалитет по отношению к Японии. Иными словами, Корея умудрилась стать вассалом двух враждебных друг-другу держав!
Абсолютная слабость и недееспособность корейского руководства, неумение и нежелание отстаивать интересы страны (в том числе экономические) привели к закономерному итогу: ремесленники разорялись, поскольку не могли выдержать конкуренции с иностранными дешевыми товарами, а продукты питания дорожали, так как именно в обмен на них эти самые товары и ввозились в страну. В итоге в 1893 г началось крестьянское восстание, направленное в том числе и на искоренение засилья иностранцев в Корее. Корейское правительство, продемонстрировав ранее полную свою несостоятельность в борьбе с «угрозами унешними», не смогло также справиться и с «угрозой унутренней» и обратилось за помощью к Китаю. Китай ввел войска для подавления восставших, но, конечно, это совершенно не устроило Японию, немедленно отправившую в Корею едва ли не втрое большее количество войск, чем это сделал Китай. Это вылилось в японо-китайскую войну 1894-1895 гг. к которой, в сущности, привела политическая недееспособность Кореи, но, что забавно, сама Корея в ней не участвовала (хотя боевые действия велись на ее территории), объявив нейтралитет… По результатам выигранной Японией войны Корея окончательно должна была войти в орбиту японской политики. Но тут вмешались европейские державы (так называемая «Тройственная интервенция)? которым совершенно не понравилось подобное усиление Японии. Результат вышел геополитически совершенно неудовлетворительным для сынов Микадо – их заставили отказаться от Ляодунского полуострова, ограничившись контрибуцией, и в итоге территориальные приобретения, честно завоеванные японским оружием, получили Россия и (в меньшей степени) Германия. При этом Россия немедленно заявила о себе как о серьезном игроке на корейском поле, начав оказывать серьезное влияние на состояние дел в этой «самостийной» державе.
Иными словами, Корея, формально сохраняя суверенитет, абсолютно ничего не могла решить ни во внешней политике, ни во внутренней, все, на что хватало ее руководства – это попытки лавирования между Китаем, Россией и Японией, на которое, впрочем, в силу ничтожности государственной власти Кореи никто внимания не обращал. Вне всякого сомнения, в эпоху «торжества гуманизма» и «исконного права нации на самоопределение» слова английского ученого Т. Лоуренса могут показаться жестокими:
Но они не становятся от этого менее справедливыми, чем есть. Не оправдывая агрессивные, хищнические действия Китая, Японии и западных стран (включая Россию) по отношению к Корее, мы не должны забывать абсолютную покорность корейской власти к любой форме насилия по отношению к своей стране – и о каком тогда суверенитете или нейтралитете может идти речь?
Соответственно, любые соглашения с Кореей в те времена не рассматривались ни одной из стран, их заключивших, как нечто, необходимое к исполнению – любые действия на территории Кореи предпринимались без всякого учета интересов самой Кореи, во внимание принимались только позиции других стран, «играющих» на корейской территории – Китая, Японии, России и т.д. Это, конечно, сегодня выглядит совершенно аморальным, но мы видим, что во многом в этом виновато само корейское руководство, совершенно неспособное и не пытающееся даже противостоять произволу других стран. А потому следует четко понимать, что вопрос о том, нужно ли противодействовать японской высадке, или нет, рассматривался Россией, а также и иными странами, исключительно с позиций своих интересов, но никак не интересов Кореи: никакого уважения ни к ней, ни к ее нейтралитету, ни у России, ни у иных стран не было совершенно.
А каковы были интересы России?
Вспомним одну простую истину – в случае войны с Японией, последней пришлось бы перевезти через море и снабжать по нему же достаточно крупных размеров армии, счет солдатам должен был идти на сотни тысяч человек. Все это было возможно лишь в случае установления японского господства на море. И японцы, надо отдать им должное, приложили к тому самые титанические усилия, в кратчайшее время заказав у ведущих мировых держав и построив мощнейший в регионе флот.
Как известно, эти усилия сынов Ямато не остались незамеченными, и Российская империя противопоставила им свою крупнейшую кораблестроительную программу, по завершении которой ее флот обеспечивал себе на Дальнем Востоке превосходство в силах над японским: однако же реализация этой программы запоздала – японцы оказались быстрее. В результате их флот вырвался вперед и оказался сильнейшим в Азии – в начале 1904 г, когда началась русско-японская война, русские располагали семью эскадренными броненосцами против шести японских: однако же все японские корабли строились (по британским меркам) как броненосцы 1-го класса, в то время как русские «броненосцы-крейсеры» «Пересвет» и «Победа» создавались во многом эквивалентными английским броненосцам 2-го класса и были слабее «перворанговых» броненосцев. Из оставшихся пяти русских кораблей три (типа «Севастополь») по своим боевым качествам примерно соответствовали двум наиболее старым японских кораблям «Ясима» и «Фудзи», а кроме того, новейшие броненосцы «Ретвизан» и «Цесаревич» пришли совсем недавно, и не успели сплаваться с остальной эскадрой, в то время как японские корабли представляли собой полностью обученное соединение.
Таким образом, несмотря на формальное превосходство в численности, фактически русские эскадренные броненосцы были слабее японских. В броненосных крейсерах превосходство Объединенного флота было и вовсе подавляющим – они имели 6 таких кораблей в составе флота, и еще два («Ниссин» и «Касуга») шли под защитой Королевского флота в Японию. Русская эскадра располагала всего 4 крейсерами этого класса, из которых три представляли собой океанские рейдеры, и не слишком годились для эскадренных сражений, в отличие от японских, создававшихся для эскадренного боя. Четвертый русский броненосный крейсер «Баян», хоть и предназначался для службы при эскадре и имел очень хорошее бронирование, почти вдвое уступал любому японскому крейсеру в боевой мощи. Также русская эскадра уступала японцам в бронепалубных крейсерах и миноносцах.
Таким образом, русские морские силы в 1904 году оказались на пике своей слабости по отношению к японскому флоту, но «окно возможностей» для японцев быстро закрывалось. Они уже использовали свои финансовые ресурсы, и поступления новых крупных кораблей в дополнение к вышеперечисленным ждать в ближайшее время не следовало. А у русских в Порт-Артур уже шел отряд Вирениуса с броненосцем «Ослябя», на Балтике вовсю строились пять эскадренных броненосцев типа «Бородино», из которых четыре способны были оказаться на Дальнем Востоке в 1905 году. Без сомнения, отложи японцы войну на год, и им пришлось бы столкнуться уже не с уступающими им в численности, но превосходящими силами, и это же отлично понимали в Санкт-Петербурге. По-хорошему, задачей русской дипломатии было бы недопущение войны в 1904 г, когда Россия была еще относительно слаба. И конечно же, если ради этой благой цели требовалось пожертвовать столь эфемерной сущностью, как суверенитет Кореи, то, вне всякого сомнения, это должно было быть сделано. Конечно, Российская империя выступала за независимость Кореи, но эта самая независимость России нужна была лишь затем, чтобы ограничить японское влияние, усиливая свое – и не более того.
Был и еще один немаловажный вопрос – строго говоря, ввод японских войск в Корею вовсе не означал еще войну с Россией, тут все зависело от того, какие цели при этом преследовало бы японское правительство. Конечно, это могло быть первым шагом к войне с Россией (как оно и произошло в действительности), но, с тем же успехом, возможен был и другой вариант: Япония оккупирует часть Кореи и тем самым ставит Россию перед фактом расширения своего влияния на континенте, а затем будет ожидать ответных действий своего «северного соседа».
В то время как в течение 1903 г. шли многословные и совершенно безрезультатные русско-японские переговоры, наши политики вместе с Государем-Императором как раз и склонялись к такому мнению. «Отчет исторической комиссии» гласит:
За несколько дней до начала войны Николай II давал такие указания Наместнику:
Надо отметить, что отечественные дипломаты до последнего момента надеялись на то, что войны удастся избежать, и прилагали к тому определенные усилия: 22 января 1904 г Россия уведомила японского посланника о готовности пойти на столь большие уступки, что по словам Р.М. Мельникова: «чувство справедливости пробудилось даже у Англии: «Если Япония и теперь не будет удовлетворена, то ни одна держава не сочтет себя вправе ее поддерживать» — заявил английский министр иностранных дел». Даже в разрыве дипломатических отношений, произошедшем по инициативе Японии, в Санкт-Петербурге увидели не начало войны, но очередной, пусть и рискованный, политический маневр. Таким образом, общее направление русской дипломатии (при горячем одобрении Николая II) сводилось к тому, чтобы избежать войны почти что любой ценой.
Что до самой Кореи, то с ней все коротко и ясно: 3 января 1904 г ее правительство выступило с заявлением, что в случае русско-японской войны Корея будет соблюдать нейтралитет. Интересно, что корейский император, понимая всю шаткость своей позиции (точнее, полного отсутствие всякого ее основания), пытался обратиться к Англии с тем, чтобы последняя способствовала появлению системы международных договоров, призванных уважать независимость и суверенитет Кореи. Это, как будто, было разумно, потому что в отличие от России, Китая и Японии, «владычица морей» не имела существенных интересов в Корее, а значит, не была заинтересована в борьбе за влияние на ее территории, но при этом обладала достаточным влиянием на три вышеуказанных страны, чтобы к ее мнению прислушались.
Но, конечно, корейский суверенитет Англии был совершенно не нужен. Дело в том, что Англию беспокоило усиление России на Тихом океане, и в форин-офисе отлично понимали, против кого русские строят свои крейсера. Предоставить возможность Японии (за ее же деньги) усилить свой флот на британских верфях и столкнуть ее с Россией, было безусловно политично и экономически выгодно для «туманного Альбиона». Англия была совершенно не заинтересована в том, чтобы узел корейских противоречий разрешился мирным образом. Наоборот! И потому очень сложно было бы представить себе англичан, стоящих на защите корейского суверенитета от Японии, да, собственно говоря, и от России тоже. Соответственно, не приходится удивляться, что на меморандумы императора Коджона министерство иностранных дел Англии отвечало ничего не значащими, формальными отписками.
Прочие же европейские страны, как и Россию, волновал не суверенитет или нейтралитет Кореи, но только собственные интересы и благополучие своих граждан на ее территории. Собственно говоря, именно эти задачи и должны были решать (и, как мы увидим впоследствии, решали) иностранные корабли-стационеры в Чемульпо.
В Японии с вопросами корейского суверенитета совершенно не церемонились. Исходили из того, как сказал потом Морияма Кэйсабуро: «нейтральное государство, которое не имеет сил и воли для защиты своего нейтралитета, недостойно уважения». Высадку японских войск в Корее можно и должно рассматривать как нарушение корейского нейтралитета, но этого никто не сделал – интересно, что если по поводу возможной атаки «Варяга» на нейтральном рейде командиры иностранных стационеров все-таки заявили протест, то высадку японских войск в Корее они вовсе не считали чем-то предосудительным, а с учетом реакции на это корейских властей оно таковым и не являлось. В ночь с 26 на 27 января 1904 г состоялась высадка в Чемульпо, а утром 27 января (по всей видимости, еще до боя «Варяга») японский посланник в Корее, Хаяси Гонсукэ сообщил министру иностранных дел Кореи Ли Чжи Ёну:
И что, корейский император Коджон как-то протестовал против всего этого? Да ничуть не бывало – получив тем же вечером известия об успешных действиях Объединенного флота у Порт-Артура и в Чемульпо, он «выразил свой протест» нарушением нейтралитета Кореи… тем, что немедленно выслал посланника России из Кореи.
Чтобы уже не возвращаться к этой теме в дальнейшем, рассмотрим сразу и второй аспект нарушения нейтралитета Кореи японцами, а именно – их угрозу ведения боевых действий на рейде Чемульпо, то есть в нейтральном порту. Здесь решения японцев также не могут быть истолкованы двояко: приказы японского командования и подготовку десантной операции увенчало Постановление Кабинета министров (за подписью премьер-министра Японии» №275:
Другими словами, если на суше "попрание" нейтралитета Кореи можно было прикрыть «фиговым листочком» «защиты от угрозы России», то атака русских кораблей в нейтральных водах являлась очевидным нарушением. Соответственно Япония… попросту решила не признавать нейтралитет Кореи на море, не объявляя ей при этом войны. Следует отметить, что данный шаг был весьма необычным, но не так, чтобы совсем уж противоречащим существующим тогда международным законам.
К началу русско-японской войны Япония подписала и взяла на себя обязательства выполнять Женевскую конвенцию 1864 г., Парижскую декларацию о морском праве 1856 г., Гаагские конвенции 1899 г., но дело в том, что во всех указанных документах правила нейтралитета еще не были кодифицированы. Иными словами, морское законодательство тех лет не содержало исчерпывающих норм о правах и обязанностях нейтральных и воюющих государств. Насколько смог разобраться автор настоящей статьи, подобные правила существовали в основном в виде обычаев, принимаемый европейскими странами, и эти обычаи, Япония, вне всякого сомнения, нарушила. Но дело в том, что даже самый замечательный обычай все-таки не является законом.
И опять же – среди европейских государств обычай нейтралитета поддерживался силой государства, его объявившего. Иными словами, объявляя нейтралитет государство не только выражало свою политическую позицию, но и бралось защищать объявленный им нейтралитет собственными вооруженными силами от всякого, кто бы этот нейтралитет нарушил: в этом случае нарушение нейтралитета вело к вооруженному конфликту, а затем – к войне. Не приходится сомневаться, что в подобном случае мировое сообщество сочло бы государство, нарушившее нейтралитет, агрессором, а государство, силой оружия защищавшее объявленный им нейтралитет – его жертвой, даже в том случае, если для защиты объявленного нейтралитета государство вынуждено было применить силу первым. Вот только к Корее все это не могло иметь никакого отношения – не то, чтобы попытаться воспрепятствовать силой, но хотя бы просто заявить протест против высадки японских войск или же действий эскадры Сотокичи Уриу по отношению к русским кораблям на рейде Чемульпо оказалось много выше их сил. Как известно, корейские должностные лица хранили полное молчание.
Надо сказать, что по результатам событий в Чемульпо возникла достаточно оживленная международная дискуссия, по результатам которой Гаагская конвенция 1899 г. получила новую редакцию – в нее были внесены ряд дополнительных разделов, и в том числе «Права и обязанности нейтральных держав в морской войне».
И вот, суммируя вышесказанное, мы приходим к следующему:
1. Российской империи совершенно невыгодно было защищать корейский нейтралитет военной силой, по крайней мере до того момента, пока не началась русско-японская война;
2. Российская империя не несла никаких репутационных, имиджевых или иных потерь, отказываясь от защиты корейского нейтралитета. Никакого ущерба чести русскому оружию, предательства братьев-корейцев и т.д., и т.п. при этом не происходило и произойти не могло;
3. Ни при каких условиях В.Ф. Руднев не имел права принимать решение о противодействии японской высадке самостоятельно – это был совершенно не его уровень, не уровень начальника эскадры и даже не Наместника – вступив в бой с японскими кораблями, он, по собственному разумению, начал бы войну между Японией и Россией, что являлось на тот момент прерогативой носителя верховной власти, то есть Николая II;
4. Если бы В.Ф. Руднев попытался с оружием в руках противодействовать японской высадке, то он нарушил бы тем самым волю и желания Николая II, высказанные им в телеграммах Наместнику;
5. Но самое смешное заключается в том, что если бы Всеволод Федорович вступил бы в бой, то… с высочайшей долей вероятности именно его и обвинили бы в нарушении нейтралитета Кореи, потому что именно ему тогда принадлежала бы сомнительная честь первого выстрела на нейтральном рейде;
6. Кроме всего вышеперечисленного, приходится констатировать также и то, что бой на нейтральном рейде подверг бы опасности стоявшие там иностранные стационеры, что привело бы Россию к политическим осложнениям со странами, которые они представляли. Это было бы совершенно не политично и попросту неумно.
Все вышесказанное еще и не учитывает того, что, вступив в бой с японской эскадрой, В.Ф. Руднев прямо нарушил бы данные ему инструкции. Впрочем, надо сказать, что эта точка зрения сегодня подвергается ревизии, поэтому давайте остановимся на ней чуть подробнее.
Официальная история в лице «Отчета исторической комиссии» цитирует пункты инструкций, полученных В.Ф. Рудневым:
1. Исполнять обязанности старшего стационера, состоя в распоряжении посланника в Сеуле д.с.с. Павлова;
2. Не препятствовать высадке японских войск, если бы таковая совершилась до объявления войны;
3. Поддерживать хорошие отношения с иностранцами;
4. Заведовать десантом и охраной миссии в Сеуле;
5. Поступать по своему усмотрению так, как надлежит при всех обстоятельствах;
6. Ни в каком случае не уходить из Чемульпо без приказания, которое будет передано тем или иным способом.
Однако тут возникла небольшая заминка: дело в том, что самого этого документа у исторической комиссии не было, и она цитирует указанные пункты непосредственно из книги В.Ф. Руднева (к приведенным выше пунктам инструкций следует примечание: «Копия с описания боя «Варяга» под Чемульпо, переданная во временное пользование контр-адмиралом В.Ф. Рудневым»). С другой стороны, сохранился текст предписания начальника эскадры, но в нем пункта, запрещающего препятствовать десанту японцев, нет. Это дало основание сегодняшним ревизионистам, в частности Н. Чорновилу, утверждать, что данный пункт являются выдумкой В.Ф. Руднева, а на самом деле он подобного указания не получал.
Что хотелось бы сказать по этому поводу. Первое — в книге В.Ф. Руднева сперва дается полное цитирование текста предписания Начальника эскадры, затем указано: «Перед выходом из Артура были получены дополнительные инструкции» без указания должностного лица, от которого они поступили и далее уже идет перечисление приведенных выше пунктов. И возникает закономерный вопрос – а господа ревизионисты вообще (и Н. Чорновил в частности) видели предписание Начальника эскадры в виде отдельного документа, или же ознакомились с ним из текста книги командира «Варяга»? Если они смогли найти этот документ, это прекрасно, если же нет, то почему тогда тот же Н. Чорновил считает возможным верить одной цитате В.Ф. Руднева, но не верить другой?
Второе. Текст предписания Начальника эскадры содержит (в том числе) следующее указание:
Вообще говоря, уже даже этот отрывок является прямым приказом не делать ничего, что могло бы ухудшить взаимоотношений с японцами, до наступления особых обстоятельств. И отдельно оговаривается, что командир «Варяга» не может сам решать, когда эти обстоятельства наступят, а должен ждать соответствующих извещений от посланника или из Порт-Артура, и действовать лишь в соответствии с приложенными к этим извещениям приказами.
Третье. Нет ничего странного, что сами документы не дожили до наших дней – нельзя забывать, что «Варяг», вообще-то, был затоплен на рейде Чемульпо, а Порт-Артур, где могли сохраниться копии распоряжений В.Ф. Рудневу, был сдан неприятелю.
Четвертое. Далеко не факт, что спорный пункт инструкций вообще когда-либо существовал в письменном виде – дело в том, что В.Ф. Руднев мог просто иметь беседу с тем же Начальником эскадры, который уточнил содержание своего предписания (все пункты инструкций так или иначе в нем упомянуты).
И, наконец, пятое – указание, запрещающее В.Ф. Рудневу с оружием в руках препятствовать японскому десанту, полностью укладывается в логику желаний и действий власть предержащих – Наместника, министерства иностранных дел и даже самого государя-императора.
Как полагает автор настоящей статьи, все вышесказанное неопровержимо свидетельствует о том, что В.Ф. Руднев не должен был и не имел никакого права препятствовать японцам в высадке десанта. Пожалуй, единственное, что могло бы оправдать такие действия – это если бы В.Ф. Руднев получил из достоверного источника сведения, что Россия и Япония находятся в состоянии войны. Но, конечно же, ничего такого не было. Как мы знаем, высадка десанта в Чемульпо произошла по времени одновременно с атакой Порт-Артура японскими миноносцами, с которой, собственно, и началась война и понятно, что узнать о ней в тот же миг В.Ф. Руднев никак не мог.
Что совсем уж смешно, с точки зрения корейского нейтралитета, В.Ф. Руднев не имел права обстрелять японские войска и 27 января, когда Сотокичи Уриу уведомил его о начале боевых действий. В этом случае «Варяг» открыл бы боевые действия, стоя в нейтральном порту, и стрелял бы по территории Кореи, уничтожая ее имущество. Но и военного смысла в этом не было бы никакого – палить по городу, не зная, где именно расквартированы японские войска, привело бы к жертвам среди мирного населения при минимуме ущерба для японцев.
Итак, мы видим, что В.Ф. Руднев не имел никакого права препятствовать японской высадке. Но была ли у него подобная возможность, если бы он все же захотел сделать это?
Хотелось бы отметить массу вопросов, которые возникали и будут возникать у людей, интересующихся военно-морской историей относительно действий Всеволода Федоровича Руднева до боя, состоявшегося 27 января 1904 г. Выделим несколько ключевых из них:
1. Почему В.Ф. Руднев не воспрепятствовал высадке японских войск в Чемульпо?
2. Почему корабли иностранных держав на рейде Чемульпо своими действиями проигнорировали права суверенной и нейтральной Кореи?
3. Почему «Варяг» в одиночку или вместе с «Корейцем» не сделал попытки прорыва в ночь перед сражением?
4. Почему В.Ф. Руднев не принял боя на рейде Чемульпо, а попытался выйти в море?
Для начала стоит освежить в памяти, что на тот момент представляло собой государство Корея. Профессор международного права Королевского морского колледжа в Гринвиче Т. Лоуренс, современник тех далеких событий, высказался о ней так:
«Практически Корея никогда не была и никогда не принималась в качестве полностью независимого государства в смысле, понимаемом международными специалистами. Россия в своем противодействии Японии основывалась на постоянном формальном признании независимости Кореи, не стесняясь оказывать любое давление вплоть до настоящей войны с сеульским двором. В 1895-1904 гг шла дипломатическая дуэль между ней и Японией на корейской почве, когда конфликт искусства дипломатии сменился на вооруженный конфликт. Это была борьба за полное и постоянное влияние, и, вне зависимости от того, какая из сторон одерживала верх в тот или иной момент, на деле Корея никогда не была действительно независимой».
Насколько был прав британский профессор? Не будем делать глубокого экскурса в историю Кореи, но напомним, что в последний раз эта держава сколько-то эффективно боролась против иностранного вторжения (кстати, это была Япония) в семилетней войне 1592-1598 гг. Любители флота отлично помнят ее по победам корейского флота, ведомого адмиралом Ли Сунсином и использовавшего необычные боевые корабли-кобуксоны.
Тем не менее, отстоять собственную независимость самостоятельно Корея не могла – ей помогли это сделать китайские армия и флот (собственно говоря, о боях на суше скорее следует говорить, что это корейцы помогли китайцам). Надо сказать, что японцы целью своего завоевания ставили отнюдь не Корею, а весь Китай, от Кореи лишь требовалось дать проход японским войскам, которого она не предоставила, поскольку опасалась (вероятно – более чем справедливо) быть захваченной без войны. В этом смысле помощь Китая Корее была вполне обоснована – китайцы отлично понимали истинные цели японских завоевателей.
Вне всякого сомнения, в той войне корейцы сражались доблестно, особо следует отметить широкое партизанское движение, возникшее после того, как их армия была разбита, но длительные боевые действия подорвали силы этой не слишком многочисленной нации. В результате Корея жестоко страдала от вторжений манчжур, состоявшихся в 1627 и 1636-37 гг. и не могла отразить ни одного из них, а навязанные ей условия мира фактически делали ее манчжурским протекторатом. Все бы ничего, но в результате манчжурской экспансии последние сместили правящую Китаем династию Мин собственной династией Цин и постепенно завоевывали китайские провинции, сохранившие лояльность Мин. Вот так, собственно, Корея и превратилась в протекторат Китая. Как-то выходить из этого положения правящая корейская верхушка не собиралась, признав Китай эдаким «старшим братом», и взяв курс на изоляцию от внешнего мира.
В то же время японцам очень не нравилось подобное положение дел – они воспринимали Корею как пистолет, нацеленный на Японию. Это, впрочем, было неудивительно, потому что корейский пролив, разделявший эти две страны, имел минимальную ширину всего 180 километров. Другими словами, Корейский пролив для Японии был, с одной стороны, тем же, что и Ла-Манш для Англии (при том что могущественного флота у Японии не было), а с другой – трамплином для экспансии в Китай, от чего японцы никогда не думали отказываться.
Поэтому, как только японцы вновь ощутили себя достаточно сильными для экспансии, они силой оружиявынудили Корею (1876 г) подписать весьма кабальный для нее торговый договор, который, хотя формально и признавал независимость Кореи, содержал ряд пунктов, на которые никак не могло бы пойти самостоятельное государство – например, право экстерриториальности (неподсудности корейским судам граждан Японии, находящихся на территории Кореи). Вслед за этим подобные договора были заключены и с ведущими европейскими державами.
Надо сказать, что на заре своих взаимоотношений с Западом Япония и сама оказалась в схожем (до некоторой степени) положении, но у нее были амбиции и политическая воля для того, чтобы отстоять свою независимость и быть самостоятельной державой, а вот у корейцев сил на это не оказалось. Соответственно, Корея быстро превратилась в поле битвы интересов других держав — отстоять свои она не могла и не умела. Европейские страны, по большому счету, не слишком интересовались Кореей, что позволило Японии усилить свое влияние и навязать корейскому руководству новый мирный договор (1882 г), фактически обрекавший последнюю на вассалитет по отношению к Японии. Иными словами, Корея умудрилась стать вассалом двух враждебных друг-другу держав!
Абсолютная слабость и недееспособность корейского руководства, неумение и нежелание отстаивать интересы страны (в том числе экономические) привели к закономерному итогу: ремесленники разорялись, поскольку не могли выдержать конкуренции с иностранными дешевыми товарами, а продукты питания дорожали, так как именно в обмен на них эти самые товары и ввозились в страну. В итоге в 1893 г началось крестьянское восстание, направленное в том числе и на искоренение засилья иностранцев в Корее. Корейское правительство, продемонстрировав ранее полную свою несостоятельность в борьбе с «угрозами унешними», не смогло также справиться и с «угрозой унутренней» и обратилось за помощью к Китаю. Китай ввел войска для подавления восставших, но, конечно, это совершенно не устроило Японию, немедленно отправившую в Корею едва ли не втрое большее количество войск, чем это сделал Китай. Это вылилось в японо-китайскую войну 1894-1895 гг. к которой, в сущности, привела политическая недееспособность Кореи, но, что забавно, сама Корея в ней не участвовала (хотя боевые действия велись на ее территории), объявив нейтралитет… По результатам выигранной Японией войны Корея окончательно должна была войти в орбиту японской политики. Но тут вмешались европейские державы (так называемая «Тройственная интервенция)? которым совершенно не понравилось подобное усиление Японии. Результат вышел геополитически совершенно неудовлетворительным для сынов Микадо – их заставили отказаться от Ляодунского полуострова, ограничившись контрибуцией, и в итоге территориальные приобретения, честно завоеванные японским оружием, получили Россия и (в меньшей степени) Германия. При этом Россия немедленно заявила о себе как о серьезном игроке на корейском поле, начав оказывать серьезное влияние на состояние дел в этой «самостийной» державе.
Иными словами, Корея, формально сохраняя суверенитет, абсолютно ничего не могла решить ни во внешней политике, ни во внутренней, все, на что хватало ее руководства – это попытки лавирования между Китаем, Россией и Японией, на которое, впрочем, в силу ничтожности государственной власти Кореи никто внимания не обращал. Вне всякого сомнения, в эпоху «торжества гуманизма» и «исконного права нации на самоопределение» слова английского ученого Т. Лоуренса могут показаться жестокими:
«Точно так же, как человек, не заботящийся о сохранении своей чести, имеет мало надежд на то, что его поддержат соседи, так и государство, не прилагающее силы для защиты своего нейтралитета, не должно ожидать крестового похода в свою защиту со стороны других нейтральных государств».
Но они не становятся от этого менее справедливыми, чем есть. Не оправдывая агрессивные, хищнические действия Китая, Японии и западных стран (включая Россию) по отношению к Корее, мы не должны забывать абсолютную покорность корейской власти к любой форме насилия по отношению к своей стране – и о каком тогда суверенитете или нейтралитете может идти речь?
Соответственно, любые соглашения с Кореей в те времена не рассматривались ни одной из стран, их заключивших, как нечто, необходимое к исполнению – любые действия на территории Кореи предпринимались без всякого учета интересов самой Кореи, во внимание принимались только позиции других стран, «играющих» на корейской территории – Китая, Японии, России и т.д. Это, конечно, сегодня выглядит совершенно аморальным, но мы видим, что во многом в этом виновато само корейское руководство, совершенно неспособное и не пытающееся даже противостоять произволу других стран. А потому следует четко понимать, что вопрос о том, нужно ли противодействовать японской высадке, или нет, рассматривался Россией, а также и иными странами, исключительно с позиций своих интересов, но никак не интересов Кореи: никакого уважения ни к ней, ни к ее нейтралитету, ни у России, ни у иных стран не было совершенно.
А каковы были интересы России?
Вспомним одну простую истину – в случае войны с Японией, последней пришлось бы перевезти через море и снабжать по нему же достаточно крупных размеров армии, счет солдатам должен был идти на сотни тысяч человек. Все это было возможно лишь в случае установления японского господства на море. И японцы, надо отдать им должное, приложили к тому самые титанические усилия, в кратчайшее время заказав у ведущих мировых держав и построив мощнейший в регионе флот.
Как известно, эти усилия сынов Ямато не остались незамеченными, и Российская империя противопоставила им свою крупнейшую кораблестроительную программу, по завершении которой ее флот обеспечивал себе на Дальнем Востоке превосходство в силах над японским: однако же реализация этой программы запоздала – японцы оказались быстрее. В результате их флот вырвался вперед и оказался сильнейшим в Азии – в начале 1904 г, когда началась русско-японская война, русские располагали семью эскадренными броненосцами против шести японских: однако же все японские корабли строились (по британским меркам) как броненосцы 1-го класса, в то время как русские «броненосцы-крейсеры» «Пересвет» и «Победа» создавались во многом эквивалентными английским броненосцам 2-го класса и были слабее «перворанговых» броненосцев. Из оставшихся пяти русских кораблей три (типа «Севастополь») по своим боевым качествам примерно соответствовали двум наиболее старым японских кораблям «Ясима» и «Фудзи», а кроме того, новейшие броненосцы «Ретвизан» и «Цесаревич» пришли совсем недавно, и не успели сплаваться с остальной эскадрой, в то время как японские корабли представляли собой полностью обученное соединение.
Эскадренные броненосцы "Петропавловск", "Полтава" и "Севастополь" в Восточном бассейне Порт-Артура
Таким образом, несмотря на формальное превосходство в численности, фактически русские эскадренные броненосцы были слабее японских. В броненосных крейсерах превосходство Объединенного флота было и вовсе подавляющим – они имели 6 таких кораблей в составе флота, и еще два («Ниссин» и «Касуга») шли под защитой Королевского флота в Японию. Русская эскадра располагала всего 4 крейсерами этого класса, из которых три представляли собой океанские рейдеры, и не слишком годились для эскадренных сражений, в отличие от японских, создававшихся для эскадренного боя. Четвертый русский броненосный крейсер «Баян», хоть и предназначался для службы при эскадре и имел очень хорошее бронирование, почти вдвое уступал любому японскому крейсеру в боевой мощи. Также русская эскадра уступала японцам в бронепалубных крейсерах и миноносцах.
Таким образом, русские морские силы в 1904 году оказались на пике своей слабости по отношению к японскому флоту, но «окно возможностей» для японцев быстро закрывалось. Они уже использовали свои финансовые ресурсы, и поступления новых крупных кораблей в дополнение к вышеперечисленным ждать в ближайшее время не следовало. А у русских в Порт-Артур уже шел отряд Вирениуса с броненосцем «Ослябя», на Балтике вовсю строились пять эскадренных броненосцев типа «Бородино», из которых четыре способны были оказаться на Дальнем Востоке в 1905 году. Без сомнения, отложи японцы войну на год, и им пришлось бы столкнуться уже не с уступающими им в численности, но превосходящими силами, и это же отлично понимали в Санкт-Петербурге. По-хорошему, задачей русской дипломатии было бы недопущение войны в 1904 г, когда Россия была еще относительно слаба. И конечно же, если ради этой благой цели требовалось пожертвовать столь эфемерной сущностью, как суверенитет Кореи, то, вне всякого сомнения, это должно было быть сделано. Конечно, Российская империя выступала за независимость Кореи, но эта самая независимость России нужна была лишь затем, чтобы ограничить японское влияние, усиливая свое – и не более того.
Был и еще один немаловажный вопрос – строго говоря, ввод японских войск в Корею вовсе не означал еще войну с Россией, тут все зависело от того, какие цели при этом преследовало бы японское правительство. Конечно, это могло быть первым шагом к войне с Россией (как оно и произошло в действительности), но, с тем же успехом, возможен был и другой вариант: Япония оккупирует часть Кореи и тем самым ставит Россию перед фактом расширения своего влияния на континенте, а затем будет ожидать ответных действий своего «северного соседа».
В то время как в течение 1903 г. шли многословные и совершенно безрезультатные русско-японские переговоры, наши политики вместе с Государем-Императором как раз и склонялись к такому мнению. «Отчет исторической комиссии» гласит:
«Между тем Министерство Иностранных дел видело главный объект японской агрессивной политики лишь в завладении Кореей, которое, по его мнению, как видно из хода переговоров, не должно было еще быть причиной неизбежного столкновения с Японией. В тот же день 16 января 1904 г в Артуре были получены некоторые директивы, определявшие политическую обстановку, при которых действия русских сил на море стали бы необходимыми. Для личного сведения Наместника сообщалось, что «в случае высадки японцев в Южную Корею или по восточному берегу по южную сторону параллели Сеула Россия будет смотреть сквозь пальцы, и это не будет причиной войны. Северная граница оккупации Кореи и установление нейтральной зоны должны были определиться путем переговоров в Санкт-Петербурге до разрешения же этого вопроса высадка японцев до Чемульпо включительно допускалась»».
За несколько дней до начала войны Николай II давал такие указания Наместнику:
«Желательно, чтобы японцы, а не мы, открыли военные действия. Поэтому если они не начнут действия против нас, то Вы не должны препятствовать их высадке в Южную Корею или на восточном берегу до Гензана включительно. Но если на западной стороне Гензана их флот с десантом или без оного перейдет к северу через тридцать восьмую параллель, то Вам предоставляется их атаковать, не дожидаясь первого выстрела с их стороны».
Надо отметить, что отечественные дипломаты до последнего момента надеялись на то, что войны удастся избежать, и прилагали к тому определенные усилия: 22 января 1904 г Россия уведомила японского посланника о готовности пойти на столь большие уступки, что по словам Р.М. Мельникова: «чувство справедливости пробудилось даже у Англии: «Если Япония и теперь не будет удовлетворена, то ни одна держава не сочтет себя вправе ее поддерживать» — заявил английский министр иностранных дел». Даже в разрыве дипломатических отношений, произошедшем по инициативе Японии, в Санкт-Петербурге увидели не начало войны, но очередной, пусть и рискованный, политический маневр. Таким образом, общее направление русской дипломатии (при горячем одобрении Николая II) сводилось к тому, чтобы избежать войны почти что любой ценой.
Что до самой Кореи, то с ней все коротко и ясно: 3 января 1904 г ее правительство выступило с заявлением, что в случае русско-японской войны Корея будет соблюдать нейтралитет. Интересно, что корейский император, понимая всю шаткость своей позиции (точнее, полного отсутствие всякого ее основания), пытался обратиться к Англии с тем, чтобы последняя способствовала появлению системы международных договоров, призванных уважать независимость и суверенитет Кореи. Это, как будто, было разумно, потому что в отличие от России, Китая и Японии, «владычица морей» не имела существенных интересов в Корее, а значит, не была заинтересована в борьбе за влияние на ее территории, но при этом обладала достаточным влиянием на три вышеуказанных страны, чтобы к ее мнению прислушались.
Но, конечно, корейский суверенитет Англии был совершенно не нужен. Дело в том, что Англию беспокоило усиление России на Тихом океане, и в форин-офисе отлично понимали, против кого русские строят свои крейсера. Предоставить возможность Японии (за ее же деньги) усилить свой флот на британских верфях и столкнуть ее с Россией, было безусловно политично и экономически выгодно для «туманного Альбиона». Англия была совершенно не заинтересована в том, чтобы узел корейских противоречий разрешился мирным образом. Наоборот! И потому очень сложно было бы представить себе англичан, стоящих на защите корейского суверенитета от Японии, да, собственно говоря, и от России тоже. Соответственно, не приходится удивляться, что на меморандумы императора Коджона министерство иностранных дел Англии отвечало ничего не значащими, формальными отписками.
Прочие же европейские страны, как и Россию, волновал не суверенитет или нейтралитет Кореи, но только собственные интересы и благополучие своих граждан на ее территории. Собственно говоря, именно эти задачи и должны были решать (и, как мы увидим впоследствии, решали) иностранные корабли-стационеры в Чемульпо.
В Японии с вопросами корейского суверенитета совершенно не церемонились. Исходили из того, как сказал потом Морияма Кэйсабуро: «нейтральное государство, которое не имеет сил и воли для защиты своего нейтралитета, недостойно уважения». Высадку японских войск в Корее можно и должно рассматривать как нарушение корейского нейтралитета, но этого никто не сделал – интересно, что если по поводу возможной атаки «Варяга» на нейтральном рейде командиры иностранных стационеров все-таки заявили протест, то высадку японских войск в Корее они вовсе не считали чем-то предосудительным, а с учетом реакции на это корейских властей оно таковым и не являлось. В ночь с 26 на 27 января 1904 г состоялась высадка в Чемульпо, а утром 27 января (по всей видимости, еще до боя «Варяга») японский посланник в Корее, Хаяси Гонсукэ сообщил министру иностранных дел Кореи Ли Чжи Ёну:
«Правительство Империи, желая оградить Корею от посягательств России, высадило передовой отряд численностью около двух тысяч человек и экстренно ввело их в Сеул, дабы избежать вторжения русских войск в корейскую столицу и превращения ее в поле боя, а также для защиты корейского императора. При проходе через территорию Кореи японские войска будут уважать власть корейского императора и не намерены причинять вреда его подданным».
И что, корейский император Коджон как-то протестовал против всего этого? Да ничуть не бывало – получив тем же вечером известия об успешных действиях Объединенного флота у Порт-Артура и в Чемульпо, он «выразил свой протест» нарушением нейтралитета Кореи… тем, что немедленно выслал посланника России из Кореи.
Чтобы уже не возвращаться к этой теме в дальнейшем, рассмотрим сразу и второй аспект нарушения нейтралитета Кореи японцами, а именно – их угрозу ведения боевых действий на рейде Чемульпо, то есть в нейтральном порту. Здесь решения японцев также не могут быть истолкованы двояко: приказы японского командования и подготовку десантной операции увенчало Постановление Кабинета министров (за подписью премьер-министра Японии» №275:
«1. Во время войны Японии и России разрешается применять право объявления войны в территориальных водах Кореи и прибрежных водах китайской провинции Шэнцзин.
2. В территориальных водах Китая за исключением района, указанного в п.1, не разрешается применять право объявления войны помимо случаев самообороны или иных исключительных обстоятельств».
2. В территориальных водах Китая за исключением района, указанного в п.1, не разрешается применять право объявления войны помимо случаев самообороны или иных исключительных обстоятельств».
Другими словами, если на суше "попрание" нейтралитета Кореи можно было прикрыть «фиговым листочком» «защиты от угрозы России», то атака русских кораблей в нейтральных водах являлась очевидным нарушением. Соответственно Япония… попросту решила не признавать нейтралитет Кореи на море, не объявляя ей при этом войны. Следует отметить, что данный шаг был весьма необычным, но не так, чтобы совсем уж противоречащим существующим тогда международным законам.
К началу русско-японской войны Япония подписала и взяла на себя обязательства выполнять Женевскую конвенцию 1864 г., Парижскую декларацию о морском праве 1856 г., Гаагские конвенции 1899 г., но дело в том, что во всех указанных документах правила нейтралитета еще не были кодифицированы. Иными словами, морское законодательство тех лет не содержало исчерпывающих норм о правах и обязанностях нейтральных и воюющих государств. Насколько смог разобраться автор настоящей статьи, подобные правила существовали в основном в виде обычаев, принимаемый европейскими странами, и эти обычаи, Япония, вне всякого сомнения, нарушила. Но дело в том, что даже самый замечательный обычай все-таки не является законом.
И опять же – среди европейских государств обычай нейтралитета поддерживался силой государства, его объявившего. Иными словами, объявляя нейтралитет государство не только выражало свою политическую позицию, но и бралось защищать объявленный им нейтралитет собственными вооруженными силами от всякого, кто бы этот нейтралитет нарушил: в этом случае нарушение нейтралитета вело к вооруженному конфликту, а затем – к войне. Не приходится сомневаться, что в подобном случае мировое сообщество сочло бы государство, нарушившее нейтралитет, агрессором, а государство, силой оружия защищавшее объявленный им нейтралитет – его жертвой, даже в том случае, если для защиты объявленного нейтралитета государство вынуждено было применить силу первым. Вот только к Корее все это не могло иметь никакого отношения – не то, чтобы попытаться воспрепятствовать силой, но хотя бы просто заявить протест против высадки японских войск или же действий эскадры Сотокичи Уриу по отношению к русским кораблям на рейде Чемульпо оказалось много выше их сил. Как известно, корейские должностные лица хранили полное молчание.
Надо сказать, что по результатам событий в Чемульпо возникла достаточно оживленная международная дискуссия, по результатам которой Гаагская конвенция 1899 г. получила новую редакцию – в нее были внесены ряд дополнительных разделов, и в том числе «Права и обязанности нейтральных держав в морской войне».
И вот, суммируя вышесказанное, мы приходим к следующему:
1. Российской империи совершенно невыгодно было защищать корейский нейтралитет военной силой, по крайней мере до того момента, пока не началась русско-японская война;
2. Российская империя не несла никаких репутационных, имиджевых или иных потерь, отказываясь от защиты корейского нейтралитета. Никакого ущерба чести русскому оружию, предательства братьев-корейцев и т.д., и т.п. при этом не происходило и произойти не могло;
3. Ни при каких условиях В.Ф. Руднев не имел права принимать решение о противодействии японской высадке самостоятельно – это был совершенно не его уровень, не уровень начальника эскадры и даже не Наместника – вступив в бой с японскими кораблями, он, по собственному разумению, начал бы войну между Японией и Россией, что являлось на тот момент прерогативой носителя верховной власти, то есть Николая II;
4. Если бы В.Ф. Руднев попытался с оружием в руках противодействовать японской высадке, то он нарушил бы тем самым волю и желания Николая II, высказанные им в телеграммах Наместнику;
5. Но самое смешное заключается в том, что если бы Всеволод Федорович вступил бы в бой, то… с высочайшей долей вероятности именно его и обвинили бы в нарушении нейтралитета Кореи, потому что именно ему тогда принадлежала бы сомнительная честь первого выстрела на нейтральном рейде;
6. Кроме всего вышеперечисленного, приходится констатировать также и то, что бой на нейтральном рейде подверг бы опасности стоявшие там иностранные стационеры, что привело бы Россию к политическим осложнениям со странами, которые они представляли. Это было бы совершенно не политично и попросту неумно.
Все вышесказанное еще и не учитывает того, что, вступив в бой с японской эскадрой, В.Ф. Руднев прямо нарушил бы данные ему инструкции. Впрочем, надо сказать, что эта точка зрения сегодня подвергается ревизии, поэтому давайте остановимся на ней чуть подробнее.
Официальная история в лице «Отчета исторической комиссии» цитирует пункты инструкций, полученных В.Ф. Рудневым:
1. Исполнять обязанности старшего стационера, состоя в распоряжении посланника в Сеуле д.с.с. Павлова;
2. Не препятствовать высадке японских войск, если бы таковая совершилась до объявления войны;
3. Поддерживать хорошие отношения с иностранцами;
4. Заведовать десантом и охраной миссии в Сеуле;
5. Поступать по своему усмотрению так, как надлежит при всех обстоятельствах;
6. Ни в каком случае не уходить из Чемульпо без приказания, которое будет передано тем или иным способом.
Однако тут возникла небольшая заминка: дело в том, что самого этого документа у исторической комиссии не было, и она цитирует указанные пункты непосредственно из книги В.Ф. Руднева (к приведенным выше пунктам инструкций следует примечание: «Копия с описания боя «Варяга» под Чемульпо, переданная во временное пользование контр-адмиралом В.Ф. Рудневым»). С другой стороны, сохранился текст предписания начальника эскадры, но в нем пункта, запрещающего препятствовать десанту японцев, нет. Это дало основание сегодняшним ревизионистам, в частности Н. Чорновилу, утверждать, что данный пункт являются выдумкой В.Ф. Руднева, а на самом деле он подобного указания не получал.
Что хотелось бы сказать по этому поводу. Первое — в книге В.Ф. Руднева сперва дается полное цитирование текста предписания Начальника эскадры, затем указано: «Перед выходом из Артура были получены дополнительные инструкции» без указания должностного лица, от которого они поступили и далее уже идет перечисление приведенных выше пунктов. И возникает закономерный вопрос – а господа ревизионисты вообще (и Н. Чорновил в частности) видели предписание Начальника эскадры в виде отдельного документа, или же ознакомились с ним из текста книги командира «Варяга»? Если они смогли найти этот документ, это прекрасно, если же нет, то почему тогда тот же Н. Чорновил считает возможным верить одной цитате В.Ф. Руднева, но не верить другой?
Второе. Текст предписания Начальника эскадры содержит (в том числе) следующее указание:
«Обращаю внимание на то, что до изменения положения дел, при всех ваших действиях, вам следует иметь в виду существование пока еще нормальных отношений с Японией, а потому не должно проявлять каких-либо неприязненных отношений, а держаться в сношениях вполне корректно и принимать должные меры, чтобы не возбуждать подозрений какими-либо мероприятиями. О важнейших переменах в политическом положении, если таковые последуют, вы получите или от посланника, или из Артура извещения и соответствующие им приказания»».
Вообще говоря, уже даже этот отрывок является прямым приказом не делать ничего, что могло бы ухудшить взаимоотношений с японцами, до наступления особых обстоятельств. И отдельно оговаривается, что командир «Варяга» не может сам решать, когда эти обстоятельства наступят, а должен ждать соответствующих извещений от посланника или из Порт-Артура, и действовать лишь в соответствии с приложенными к этим извещениям приказами.
Третье. Нет ничего странного, что сами документы не дожили до наших дней – нельзя забывать, что «Варяг», вообще-то, был затоплен на рейде Чемульпо, а Порт-Артур, где могли сохраниться копии распоряжений В.Ф. Рудневу, был сдан неприятелю.
Четвертое. Далеко не факт, что спорный пункт инструкций вообще когда-либо существовал в письменном виде – дело в том, что В.Ф. Руднев мог просто иметь беседу с тем же Начальником эскадры, который уточнил содержание своего предписания (все пункты инструкций так или иначе в нем упомянуты).
И, наконец, пятое – указание, запрещающее В.Ф. Рудневу с оружием в руках препятствовать японскому десанту, полностью укладывается в логику желаний и действий власть предержащих – Наместника, министерства иностранных дел и даже самого государя-императора.
Как полагает автор настоящей статьи, все вышесказанное неопровержимо свидетельствует о том, что В.Ф. Руднев не должен был и не имел никакого права препятствовать японцам в высадке десанта. Пожалуй, единственное, что могло бы оправдать такие действия – это если бы В.Ф. Руднев получил из достоверного источника сведения, что Россия и Япония находятся в состоянии войны. Но, конечно же, ничего такого не было. Как мы знаем, высадка десанта в Чемульпо произошла по времени одновременно с атакой Порт-Артура японскими миноносцами, с которой, собственно, и началась война и понятно, что узнать о ней в тот же миг В.Ф. Руднев никак не мог.
Что совсем уж смешно, с точки зрения корейского нейтралитета, В.Ф. Руднев не имел права обстрелять японские войска и 27 января, когда Сотокичи Уриу уведомил его о начале боевых действий. В этом случае «Варяг» открыл бы боевые действия, стоя в нейтральном порту, и стрелял бы по территории Кореи, уничтожая ее имущество. Но и военного смысла в этом не было бы никакого – палить по городу, не зная, где именно расквартированы японские войска, привело бы к жертвам среди мирного населения при минимуме ущерба для японцев.
Итак, мы видим, что В.Ф. Руднев не имел никакого права препятствовать японской высадке. Но была ли у него подобная возможность, если бы он все же захотел сделать это?
Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Ч. 9. Выход "Корейца"
Итак, 29 января 1903 г «Варяг» прибыл в Чемульпо (Инчхон). До боя, состоявшегося 27 января следующего года, осталось меньше месяца – что произошло за эти 29 дней? Прибыв к месту несения службы, В.Ф. Руднев быстро обнаружил и докладывал о том, что японцы готовятся к оккупации Кореи. В материалах исторической комиссии отмечалось:
То же самое передавал и военный агент России в Японии, полковник Самойлов, 9 января 1904 г сообщавший о фрахте многочисленных пароходов, мобилизации дивизий и т.д. Таким образом, подготовка оккупации Кореи не была секретом ни для Наместника, ни для более вышестоящих инстанций, но они продолжали хранить молчание – как мы уже говорили в предыдущей статье, российские дипломаты решили не считать высадку японских войск в Корее объявлением войны России, о чем Николай II и уведомил Наместника. Решено было считать опасным только высадку японских десантов севернее 38-ой параллели, а все, что южнее (включая Чемульпо) таковым не читалось и дополнительных инструкций для стационеров не требовало. Подробнее мы писали об этом в предыдущей статье, а сейчас только еще раз отметим, что отказ от вооруженного противодействия высадке японцев в Корее приняли куда более высокие инстанции, чем командир «Варяга», а полученные им инструкции совершенно запрещали мешать японцам.
Но – вернемся к «Варягу». Вне всякого сомнения, наилучшим способом избежать потери крейсера и канонерской лодки «Кореец» был бы отзыв их из Чемульпо, вместе с посланником России в Корее А.И. Павловым или без него, но этого, к сожалению, сделано не было. Почему так - увы, ответить на этот вопрос весьма затруднительно, и можно только строить догадки. Вне всякого сомнения, если уж решено было считать, что японская высадка в Корее не приведет к войне с Россией, то оснований для отзыва русских стационеров из Чемульпо не имелось – собираются высаживаться японцы, и пусть себе. Но ситуация решительным образом изменилась, когда японцы разорвали дипломатические отношения: несмотря на то, что в Петербурге считали, что это еще не война, риск, которому подвергался крейсер и канонерская лодка, уже явно перевешивал выгоды от нашего военного присутствия в Корее.
Собственно говоря, события развивались так: в 16.00 24 января 1904 г. нота о разрыве отношений была официально получена в Санкт-Петербурге. Что было важно – классическая в таком случае фраза: «Дипломатические отношения с правительством России в настоящее время уже не имеют никакой ценности и правительство Японской империи приняло решение разорвать оные дипломатические отношения» дополнялась весьма откровенной угрозой: «Правительство империи для защиты своего суверенитета и интересов оставляет за собой право действовать по своему усмотрению, считая это наилучшим способом для достижения означенных целей». Это уже было реальной угрозой войны: но она, увы, не была принята во внимание.
Дело в том, что, по озвученным ранее причинам, Россия совершенно не хотела войны в 1904 г и, по всей видимости, не желала верить в ее начало. Поэтому в Санкт-Петербурге предпочли прислушаться к посланнику Японии Курино, который не уставал повторять, что разрыв дипломатических отношений, это еще не война, и все еще можно устроить к лучшему. В результате наше министерство иностранных дел (и Николай II), по сути, позволили себе игнорировать реальность, надеясь на миражи, которые им рисовал японский посланник и в которые им очень хотелось верить. Более того – возникло опасение, как бы «наши герои на Дальнем Востоке не увлеклись внезапно каким-либо военным инцидентом» (слова министра иностранных дел Ламсдорфа). В результате была допущена грубейшая ошибка, которая, возможно, и погубила в итоге «Варяг»: о разрыве отношений с Японией Наместник был извещен Петербургом на следующий же день, 25 января, но вторая часть японской ноты (о «праве действовать по своему усмотрению») в сообщении была опущена, и Е.И. Алексеев ничего об этом не узнал.
Будем откровенными – далеко не факт, что, получив текст японской ноты в полном объеме, Е.И. Алексеев предпринял бы меры по отзыву «Варяга» и «Корейца», а кроме того, для того чтобы эти меры увенчались успехом, следовало действовать молниеносно: при этом известно, что быстрота действия в число достоинств Наместника Е.И. Алексеева не входила. Но все же некоторый шанс был, и он оказался упущен.
Интересно также, как Е.И. Алексеев распорядился полученной им информацией: о разрыве дипломатических отношений с Японией он известил консулов в Гонконге и Сингапуре, уведомил Владивостокский отряд крейсеров и канонерскую лодку «Манчжур», но ничего не сообщил об этом ни Порт-Артурской эскадре, ни посланнику в Корее А.И. Павлову, ни, конечно, командиру «Варяга». Можно лишь предполагать, что Е.И. Алексеев получил задачу «ни в каком случае не провоцировать японцев» и, руководствуясь принципом «как бы чего не вышло», предпочел ничего не сообщать артурским морякам. Автор настоящей статьи, к сожалению, не смог разобраться, когда узнал о разрыве дипломатических отношений начальник эскадры О.В. Старк и начальник морского штаба Наместника В.К. Витгефт. Возможно, что они также получили эту информацию с запозданием, так что, быть может, упрек Н.О. Эссена (высказанный им в мемуарах) о том, что бездействие последнего и привело к несвоевременному отзыву русских стационеров в Чемульпо и Шанхае (там была канонерская лодка «Маджур»,) не вполне обоснован. Но во всяком случае, известие уже не о разрыве дипломатических отношений, а о начале войны было отправлено в Чифу для «Варяга» только 27 января, после удачной атаки японских миноносцев, подорвавших «Ретвизан», «Цесаревич» и «Палладу» и в день, когда «Варяг» вступил в свой первый и последний бой. Разумеется, это было запоздалое предупреждение.
А что в это время происходило на крейсере? Уже 24 января (в день, когда в Петербурге официально получили уведомление о разрыве дипотношений) командиры иностранных стационеров «по секрету» сообщили Всеволоду Федоровичу Рудневу об этом прискорбном событии. Командир «Варяга» немедленно запросил инструкций у адмирала Витгефта: «достигли слухи разрыва дипломатических отношений; вследствие частой задержки депеш японцами прошу сообщить, было ли нам приказание дальнейших действий», и запрос посланнику А.И. Павлову в Сеул: «Слышал о разрыве дипломатических отношений, прошу сообщить сведения». Однако из Порт-Артура никакого ответа не поступило, а А.С. Павлов ответил:
Судя по всему, по получении ответа В.Ф. Руднев отправился первым же поездом в Сеул (выехал утром 25 января 1904 г) и там, в корейской столице, был упущен последний шанс увести русские стационеры из Чемульпо до начала войны.
В ходе беседы быстро выяснилось, что А.И. Павлов, как и В.Ф. Руднев, уже неделю не получал ни ответов на свои запросы, ни каких-либо новых распоряжений. Все это укрепляло во мнении, что японцы перехватывают и задерживают депеши командира «Варяга» и посланника России в Корее: но как должно было выходить из этого положения? В.Ф. Руднев предлагал забрать посланника и консула и немедленно уходить из Чемульпо, однако А.И. Павлов не поддержал такого решения, мотивируя это отсутствием соответствующих указаний своего руководства. Посланник предложил отправить в Порт-Артур канонерскую лодку «Кореец» с донесением – по мнению А.И. Павлова, ее, в отличие от телеграмм, японцы не могли перехватить, а значит, в Порт-Артуре сумели бы сложить два и два и выслать приказы, скажем, миноносцем.
В итоге командир «Варяга», вернувшись на крейсер, тем же днем 25 января распорядился об отправке «Корейца» в Порт-Артур – согласно его приказу, канонерская лодка должна была уйти из Чемульпо утром 26 января. В ночь с 25 на 26 января с рейда ушел японский стационер «Чиода» (строго говоря, правильнее было бы писать «Тиёда», но мы, для удобства читателя, будем придерживаться исторически сложившихся и общепринятых в русскоязычной литературе именований). К сожалению, по невыясненным причинам «Кореец» не ушел утром, как этого требовал В.Ф. Руднев, а задержался до 15.40 26 января и, при попытке выйти, был перехвачен японской эскадрой, следовавшей в Порт-Артур.
Мы не будем во всех подробностях описывать подготовку и нюансы десантной операции, которую готовили японцы. Отметим только, что ее предполагалось произвести в Чемульпо, но лишь при условии отсутствия там военных кораблей русских, в противном случае высаживаться нужно было неподалеку от Чемульпо, в заливе Асанман. Именно там был назначен общий сбор японских кораблей, участвовавших в операции, именно туда ушел «Чиода» с рейда Чемульпо. Но 26 января 1904 г, когда все «действующие лица» были в сборе, командующий операцией контр-адмирал Сотокичи Уриу, понимая, что оккупацию Сеула необходимо осуществить как можно скорее, и получив информацию о том, что русские стационеры ведут себя как обычно и не предпринимают никаких угрожающих действий, принял решение высаживаться в Чемульпо, который, конечно, в качестве места высадки был не в пример удобнее залива Асанман. Тем не менее, японцам, конечно, нужно было считаться с возможностью вмешательства русских кораблей – их следовало по возможности нейтрализовать.
Сотокичи Уриу собрал у себя командиров боевых кораблей и капитанов транспортных судов, перевозивших десант, объявил им план операции и довел до их сведения свой приказ №28. Приказ этот весьма важен для понимания того, что произошло в дальнейшем, поэтому мы приведем его полностью. Хотя некоторые, малозначимые для нашего анализа пункты приказа можно было бы опустить, но во избежание любых спекуляций на эту тему процитируем его без купюр:
1. Обстановка у противника по состоянию на 23.00 25 января: в бухте Чемульпо по-прежнему стоят на якоре русские корабли «Варяг» и «Кореец»;
2. Пунктом высадки экспедиционного отряда определена бухта Чемульпо, по прибытии в которую должна незамедлительно начаться высадка войск;
3. Если русские корабли встретятся за пределами якорной стоянки в бухте Чемульпо, на траверзе Пхальмидо (Йодольми – прим. авт) или к S от него, то их надлежит атаковать и уничтожить;
4. Если русские корабли не будут предпринимать против нас враждебных действий на якорной стоянке в бухте Чемульпо, то мы не будем их атаковать;
5. Одновременно с приготовлениями к выходу со временной якорной стоянки в заливе Асанман силы Отряда делятся следующим образом:
- 1-я тактическая группа: (1) «Нанива», (2) «Такачихо», (3) «Чиода» с приданным ей 9-ым отрядом миноносцев;
- 2-я тактическая группа: (4) «Асама», (5) «Акаси», (6) «Нийтака» с придынным ей 14-ым отрядом миноносцев;
6. Действия по заходу на якорную стоянку в бухту Чемульпо:
а) «Чиода», «Такачихо», «Асама», 9-ый отряд миноносцев, транспортные суда «Дайрэн-мару», «Отару-мару», «Хэйдзе-мару» заходят на якорную стоянку в бухту Чемульпо;
б) 9-ый отряд миноносцев, пройдя островок Пхальмидо, уходит вперед и спокойно, не вызывая подозрений у противника, заходит на якорную стоянку. Два миноносца встают в точку, недоступную для огня противника, а другие два с миролюбивым видом занимают такую позицию рядом с «Варягом» и «Корейцем», чтобы в одно мгновение можно было решить их судьбу – жить им или умереть;
в) «Чиода» самостоятельной выбирает себе подходящее место и становится в нем на якорь;
г) Отряд транспортных судов, следуя в кильватере «Асама», после выхода из строя «Чиода» и «Такатихо», в кратчайший срок заходят на якорную стоянку и незамедлительно приступают к выгрузке войск. Желательно, чтобы они смогли зайти в порт во время полной воды вечернего прилива.
д) «Нанива», «Акаси», «Нийтака» следуют в кильватере отряда транспортных судов, а затем становятся на якорь к S от островка Хэридо в линию на NE. 14-й отряд миноносцев, закончив прием угля и воды с «Касуга-мару», разделяется на две группы в составе двух миноносцев каждая. Одна группа занимает позицию к S от островка Пхальмидо, а другая находится рядом с «Нанива». Если в ночное время суток противник начнет движение с якорной стоянки в открытое море, то обе группы должны его атаковать и уничтожить;
е) Перед заходом солнца «Асама» уходит с позиции рядом с якорной стоянкой Инчхона и переходит к месту стоянки «Нанива» и встает там на якорь;
7. В случае, если противник предпримет против нас враждебные действия, откроет артиллерийский огонь или произведет торпедную атаку, то мы должны его немедленно атаковать и уничтожить, действуя при этом таким образом, чтобы не нанести ущерба находящимся на якорной стоянке кораблям и судам других держав;
8. Корабли, находящиеся у островка Хэридо, к рассвету следующего дня переходят на временную якорную стоянку в заливе Асанман;
9. Корабли и миноносцы, находящиеся на якорной стоянке в заливе Чемульпо, убедившись, что высадка полностью завершена, переходят на временную якорную стоянку в заливе Асанман;
10. «Касуга-мару» и «Кинсю-мару», закончив бункеровку миноносцев 14-го отряда углем и водой, становятся на якорь у входа в бухту Масанпхо и не открывают в ночное время суток якорных огней, соблюдая светомаскировку;
11. Миноносцы, несущие боевое охранение в бухте Чемульпо, обнаружив, что корабли противника начали движение с якорной стоянки в открытое море, незамедлительно начинают их преследование и, когда они окажутся к S от островка Пхальмидо, должны их атаковать и уничтожить;
12. Во время стоянки быть готовыми к немедленной съемке с якоря, для чего приготовить все необходимое для расклепки якорь-цепей, держать котлы под парами и выставить усиленную сигнально-наблюдательную вахту».
Таким образом, план японского адмирала был очень прост. Ему нужно было высадить десант в Чемульпо, но без стрельбы на рейде, к чему крайне неодобрительно отнеслись бы иностранные стационеры. Соответственно, он собирался сперва войти в бухту и взять русские корабли на прицел, и лишь потом уже вести на рейд транспорты с десантом. Если русские откроют огонь – замечательно, они первыми нарушат нейтралитет (как мы уже говорили ранее, высадку войск на территорию Кореи нарушением нейтралитета никто не считал) и будут немедленно уничтожены миноносцами. Если попытаются сблизиться с транспортами, то попадут под прицел не только миноносцев, но и крейсеров и при попытке стрелять, опять же, будут немедленно уничтожены. Если «Варяг» и «Кореец» попытаются уйти из Чемульпо без стрельбы, то миноносцы будут сопровождать их, и потопят торпедами, как только те уйдут с рейда, но даже если русским каким-то чудом удастся оторваться, то пройти мимо перекрывших выход японских крейсеров у них все равно не получится.
Самое «смешное» заключалось в том, что торпедную атаку русских кораблей с вероятностью 99,9% иностранные стационеры не сочли бы нарушением нейтралитета. Ну, взорвались неожиданно два русских корабля, кто знает, по какой причине? Нет, разумеется, среди командиров иностранных кораблей не было сумасшедших, неспособных сложить два и два и понять, чьих рук было это дело. Но, как мы уже говорили ранее, европейские и американские корабли на рейде Чемульпо защищали не корейский нейтралитет, а интересы своих стран и своих граждан в Корее. Любые действия японцев, которые не угрожали эти интересам, были этим стационерам безразличны. Война России и Японии была делом России и Японии, в котором ни итальянцы, ни французы, ни американцы не имели никакого интереса. Поэтому уничтожение «Варяга» и «Корейца», при условии, что никто иной при этом не пострадал, вызвало бы разве что формальный протест с их стороны, да и то – вряд ли, потому что старшим на рейде считался британский «Тэлбот», а интересы Англии в этой войне были всецело на стороне Японии. Скорее, тут уж следовало ожидать неофициальных поздравлений японскому командующему…
Фактически С. Уриу собирался выстроить замечательную ловушку, но человек предполагает, а Бог располагает, и у самого входа на рейд его корабли столкнулись с отправившимся в Порт-Артур «Корейцем». То, что произошло в дальнейшем, описать довольно затруднительно, потому что отечественные и японские источники совершенно противоречат друг другу, да еще и, зачастую, сами себе. Возможно, в дальнейшем мы сделаем детальное описание этого столкновения в форме отдельной статьи, но сейчас ограничимся самым общим обзором – благо, детальное выяснение всех нюансов маневрирования «Корейца» и кораблей японского отряда не является необходимым для наших целей.
Каноничным для русскоязычных источников является описание, представленное в «Работе исторической комиссии по описанию действий флота в войну 1904-1905 гг. при Морском Генеральном штабе». Согласно ему, «Кореец» снялся с якоря в 15.40, а уже через четверть часа, в 15.55, на нем увидели японскую эскадру, которая шла двумя кильватерными колоннами. Одну из них образовывали крейсера и транспорты, причем головными шли «Чиода», «Такачихо», и «Асама», за ними три транспорта и остальные крейсера, а вторая колонна состояла из миноносцев. «Кореец» пытался пройти мимо них, но это оказалось невозможным, так как японские колонны раздались в стороны, и канонерская лодка вынуждена была следовать между ними. В это время «Асама» развернулся поперек курса «Корейца», перекрыв тем самым выход в море. Стало ясно, что японская эскадра не собирается выпускать «Корейца» в море, и его командир Г.П. Беляев принял решение вернуться на рейд, где японские провокации были бы вряд ли возможны. Но в момент разворота канонерская лодка была атакована торпедами с миноносцев, которые, однако, прошли мимо, а одна затонула, не дойдя до борта корабля. Г.П. Беляев дал приказ открыть огонь, и тут же его отменил, потому что «Кореец» уже входил на нейтральный рейд Чемульпо, тем не менее один из комендоров успел сделать два выстрела из 37-мм орудия. В общем, все понятно и логично, а действия японцев выглядят хоть и совершенно незаконно, но последовательно и логично. А вот японские рапорты заставляют в этом серьезно усомниться.
Согласно японским данным, корабли С. Уриу сперва действовали по ранее намеченному плану. Японцы двигались следующим строем:
Когда колонны приблизились к траверзу о. Пхальмидо (Йодольми), то идущие головными «Чиода» и «Такачихо» отделились от основных сил и в сопровождении 9-го отряда миноносцев увеличили скорость и двинулись вперед – в соответствии с планом десантной операции они должны были первыми войти на рейд Чемульпо, с тем чтобы взять на прицел русские стационеры. И, когда о. Пхальмидо был ими пройден примерно мили на три, неожиданно на японских кораблях обнаружили идущий им навстречу «Кореец». Таким образом, возникла не предусмотренная приказом №28 ситуация.
Если бы «Кореец» вышел чуть раньше и встреча произошла бы за о. Пхальмидо, японцы попросту уничтожили бы русский корабль, как это было предусмотрено приказом. Но встреча произошла между о. Пхальмидо и рейдом, такую ситуацию приказ не регламентировал, а намерения «Корейца» были неясны. Японцы опасались, что канонерская лодка атакует транспорты, поэтому на «Чиоде» и «Такачихо» изготовились к бою – комендоры заняли свои места у орудий, но пригибаясь за фальшбортами так, чтобы их воинственных приготовлений по возможности не было видно. Когда передовые крейсера сблизились с «Корейцем», то на них увидели, что русский корабль не готовится к бою, наоборот, на его палубе был построен караул для приветствия. Оказался ли в этот момент «Кореец» между крейсерами и миноносцами, достоверно сказать нельзя – с одной стороны расстояние между японскими крейсерами и миноносцами не превышало 1-1,5 кабельтова, но с другой «Кореец» разошелся с «Чиодой» и «Такачихо» на расстоянии не свыше 100 м, так что, в принципе, мог и вклиниться между теми и другими.
Во всяком случае «Кореец» оказался между двумя отрядами, один из которых прошел мимо него к рейду «Чемульпо», а второй, ведомый «Асамой», шел русской канонерской лодке навстречу. На транспортах японцев возникло некоторое замешательство, и тогда броненосный крейсер покинул строй, развернувшись на 180 градусов, и пошел курсом, параллельным тому, что держал «Кореец», с тем чтобы оставаться между русской канлодкой и эскортируемым «Асамой» караваном. Но затем «Асама» вновь отвернул вправо – по всей видимости, именно этот его маневр и был принят Г.П. Беляевым за попытку перекрыть ему выход в море. Самое смешное, что командир «Асамы» ничего такого не думал – согласно его рапорту, он повернул вправо с тем, чтобы уклониться от торпед, которые, по его мнению, мог выпустить по нему «Кореец».
Соответственно, Г.П. Беляев принял решение вернуться на рейд и повернул назад. Мы уже видели, что командиры «Чиоды» и «Такачихо», убедившись в отсутствии у канонерской лодки агрессивных намерений, прошли дальше в сторону рейда, с тем чтобы выполнить поставленную им задачу, но у командира 9-го отряда японских миноносцев было другое мнение. Он счел, что «Кореец» может производить разведку в интересах «Варяга» и что русские, возможно, планируют удар. Поэтому, разойдясь с «Корейцем», он перестроился из кильватерной колонны во фронт, а затем взял «Корейца» в клещи: миноносцы «Аотака» и «Хато» заняли позицию с левого борта «Корейца», а «Кари» и «Цубамэ» - с правого… точнее, должны были занять. Дело в том, что, выполняя маневр, «Цубамэ» не рассчитал, вышел за пределы фарватера и выскочил на камни, так что далее «Кореец» сопровождали только три миноносца, при этом торпедные аппараты на них были приведены в боевую готовность.
И вот когда «Кореец» начал свой разворот обратно в Чемульпо, получилось так, что русский корабль пошел в сторону японских миноносцев, оказавшихся между ним и краем фарватера. На миноносце «Кари» решили, что это создает опасную ситуацию, а с другой стороны, дает возможность покончить с «Корейцем», пока этого не видит никто из иностранных стационеров, и произвел выстрел торпедой, от которой «Кореец» уклонился. Как говорится, «дурной пример заразителен», поэтому «Аотака» и «Хато» немедленно увеличили ход и легли на сближение с «Корейцем», при этом «Хато» выпустил одну торпеду, а «Аотака» по неясным причинам от атаки отказался. Можно предположить, что всему виной расстояние – в тот момент, когда «Кореец» заходил на рейд Чемульпо, дистанция между ним и «Аотакой» все еще составляла порядка 800-900 м, что для торпедного выстрела тех лет было достаточно далеко.
В общем, все как обычно – у русских одна картина маневрирования, у японцев – совсем другая, при этом сведения о расходе боеприпасов разнятся тоже: русские полагают, что по «Корейцу» было выпущено три торпеды, японцы – что две, при этом русские утверждают, что «Кореец» произвел два артиллерийских выстрела, японцы отмечают, что канонерская лодка обстреляла все три принимавших участие в атаке миноносца (что, согласитесь, сделать двумя снарядами крайне затруднительно).
Отдельно хотелось бы обратить внимание на аварию «Цубамэ» - двигаясь по фарватеру, по которому на следующий день пойдут в бой «Варяг» и «Кореец», преследуя канонерскую лодку, имевшую от силы 10-12 узлов хода, миноносец умудрился оказаться на камнях и получить повреждения, потеряв одну лопасть левого винта и повредив три лопасти правого винта, отчего его скорость была ограничена теперь 12-ю узлами. Правда, японцы утверждают, что они преследовали «Корейца» аж на 26 узлах, но это крайне сомнительно для «Цубамэ» - он вылетел на камни практически сразу после поворота, и вряд ли успел набрать такую скорость (если ее вообще набрал хоть один из японских миноносцев, что, опять же, несколько сомнительно). В общем, вряд ли небольшую стычку русской канонерской лодки и японских миноносцев можно назвать боем, но, вне всякого сомнения, наиболее эффективно в ней проявили себя подводные камни фарватера Чемульпо.
Во всяком случае, как только «Кореец» вернулся на рейд Чемульпо, японцы отказались от атаки, и «приняв по возможности мирный вид» заняли предписанные им позиции: «Аотака» встал на якорь в 500 м от «Варяга», «Кари» - на таком же расстоянии от «Корейца», а «Хато» и самостоятельно снявшийся с камней «Цубамэ» спрятались за английским и французским кораблями, но, в соответствии с приказом №28, были готовы атаковать в любой момент.
А теперь давайте рассмотрим эту ситуацию с позиции командира крейсера «Варяг». Вот «Кореец» покидает акваторию рейда и уходит по фарватеру в море, а затем начинаются чудеса. Сперва на рейд заходят два японских крейсера, «Чиода» и «Такачихо». За ними неожиданно появляется возвращающийся «Кореец» - слышали ли на «Варяге» его выстрелы, неясно, но об атаке торпедами, конечно же, знать не могли.
Во всяком случае выходило так, что на «Варяге» либо видели, что «Кореец» стрелял, либо не видели, и либо слышали выстрелы, либо – нет. В любом из этих случаев либо на «Варяге» видели, что стреляет «Кореец», а японцы не стреляют, либо же слышали два выстрела (которые, допустим, вполне могли быть предупредительными), при этом неясно было, кто стрелял. Другими словами, ничто из того, что могли видеть или слышать на крейсере «Варяг», не требовало немедленного вмешательства вооруженной силой. А затем на рейд вошли японские крейсера и 4 миноносца, которые заняли позиции неподалеку от русских кораблей, и только тогда, наконец, В.Ф. Руднев получил информацию о произошедших событиях.
При этом, опять же, не совсем ясно, когда именно это произошло – Р.М. Мельников сообщает, что «Кореец», вернувшись на рейд, подошел к «Варягу» откуда вкратце передал обстоятельства своей встречи с японской эскадрой, а потом канонерская лодка встала на якорь. В то же время «Работа исторической комиссии» об этом не упоминает – с ее описания следует, что «Кореец», зайдя на рейд, встал на якорь в 2,5 кабельтовых от «Варяга», затем Г.П. Белов отправился на крейсер с докладом, и спустя 15 минут после постановки на якорь канонерской лодки японские миноносцы заняли позиции – по два корабля в 2 кабельтовых от «Варяга» и «Корейца». Очевидно, что за 15 минут можно было разве что спустить шлюпку и прибыть на «Варяг», то есть русские корабли оказались под прицелом, когда Г.П. Белов только докладывал В.Ф. Рудневу об обстоятельствах боя.
В общем, несмотря на разницу трактовок, оба источника сходятся в одном – к тому моменту, когда Всеволод Федорович Руднев оказался в курсе атаки, предпринятой японскими миноносцами:
1. «Кореец» уже находился вне опасности;
2. 9-й отряд миноносцев (и, вероятно, еще и крейсера) расположились в непосредственной близости от «Варяга» и «Корейца».
В этой ситуации для крейсера "Варяг" открытие огня и вступление в бой не имело абсолютно никакого смысла. Конечно, если «Кореец» подвергся бы нападению, и на «Варяге» увидели это, то крейсер должен был, презрев всякую опасность, идти на выручку «Корейца» и вступить в сколь угодно неравный бой. Но к тому моменту, когда на крейсере узнали о японской атаке, все уже кончилось, и «Кореец» спасать было уже не нужно. А после драки кулаками не машут. Как гласит старая британская пословица, «Джентльмен – это не тот, кто не ворует, а тот, кто не попадается»: да, японцы стреляли торпедами по «Корейцу», но никто из иностранных стационеров этого не видел и подтвердить этого не мог, а значит, что оставалось только «слово против слова» - в дипломатии это все равно, что ничего. Достаточно вспомнить едва ли не столетнее противоборство официальной российской и японской истории – русские утверждали, что первыми выстрелами в войне стали японские торпеды, японцы – что два 37-мм снаряда, выпущенные «Корейцем». И лишь недавно, по мере публикации японских рапортов, стало очевидно, что японцы все же стреляли первыми, но кого это сегодня интересует, кроме немногочисленных любителей истории? А вот если бы «Варяг» открыл огонь по входившим на рейд кораблям Японии, он, в глазах «всего цивилизованного мира» первым нарушил бы корейский нейтралитет - как ни крути, но на тот момент японцы еще не приступали к высадке десанта и не сделали ничего предосудительного на нейтральном рейде.
Кроме того, тактически русские стационеры находились в совершенно безнадежном положении – они стояли на рейде под прицелами японских кораблей и могли быть потоплены миноносцами в любой момент. Так что, мало того, что открытие огня по японцам прямо нарушало все полученные В.Ф. Рудневым приказы, нарушало корейский нейтралитет, портило отношения с Англией, Францией, Италией и США, так еще и ничего не давало в военном плане, приводя лишь к быстрой гибели двух русских кораблей. Конечно, ни о каком уничтожении десанта здесь не могло быть и речи – это было невозможно чисто технически.
Говоря дипломатическим языком, произошло следующее. Честь русского флага обязывала «Варяг» выступить на защиту любого отечественного корабля или судна, подвергшегося нападению и защищать его экипаж (сражаться вместе с ним) против любых и сколь угодно превосходящих сил противника. Но никакие понятия чести не требовали от «Варяга» вступать в бой с японской эскадрой после того, как инцидент с «Корейцем» благополучно разрешился (русские моряки не пострадали, и непосредственная опасность им больше не угрожала). Атака японских миноносцев, вне всякого сомнения, могла стать казусом белли, то есть формальным поводом для объявления войны, но, конечно же, принимать такое решение должен был не командир русского крейсера, а куда более вышестоящие инстанции. В подобных ситуациях обязанность любого представителя вооруженных сил заключается не в том, чтобы бросаться в атаку с шашкой наперевес, а в том, чтобы сообщить своему руководству о возникших обстоятельствах и далее действовать согласно их распоряжениям. Мы уже говорили о том, что все приказы, которые получил В.Ф. Руднев, как раз прямо свидетельствовали о том, что Россия пока не хочет войны. В то же время «самодеятельная» атака японской эскадры привела бы лишь к предоставлению Японии замечательного повода вступить в войну в удобное для нее время, к немедленной гибели двух русских боевых кораблей практически без возможности нанести вред неприятелю и к дипломатическим осложнениям с европейскими странами.
Понятие чести для военного человека чрезвычайно важно, но не менее важно понимать границы накладываемых ею обязательств. Так, например, известно, что во времена Второй мировой войны, когда СССР истекал кровью в борьбе с фашистской Германией, вооруженные силы Японии не раз и не два осуществляли разного рода провокации, которые вполне могли бы стать поводом для объявления войны. Но СССР совершенно не нужна была война на два фронта, поэтому наши вооруженные силы вынуждены были терпеть, хотя, надо думать, у присутствующих при таких провокациях войск откровенно «чесались руки» ответить самураям так, как они того заслуживали. Можно ли упрекать наши войска и флот в трусости или отсутствии чести, на том основании, что они не открывали огонь в ответ на японские провокации? Заслужили ли они такие упреки? Очевидно, что нет, и точно так же не заслуживает упрека Всеволод Федорович Руднев в том, что 26 января 1904 г. корабли под его командованием не стали вступать в безнадежный бой с японской эскадрой.
«Кап. 1 р. Руднев сообщил в Порт-Артур об устройстве японцами продовольственных складов в Чемульпо, на станции «Jong tong-no» и в Сеуле. По донесениям кап. 1 р. Руднева общее количество всего японского провианта достигало уже 1 000 000 пудов, а патронов было доставлено 100 ящиков. Движение людей было беспрерывное, в Корее насчитывалось уже до 15 тысяч японцев, которые под видом японцев и в короткий срок перед войной расселились по всей стране; число японских офицеров в Сеуле дошло до 100, и хотя японские гарнизоны в Корее остались официально в прежнем количестве, но действительное число гарнизонов было значительно больше. Вместе с тем японцами открыто доставлялись в Чемульпо шаланды, буксирные пароходы и паровые катера, что, как доносил командир кр. «Варяг», ясно указывало на обширные приготовления к десантным операциям… Все эти приготовления слишком ясно указывали на неизбежную оккупацию Кореи японцами».
То же самое передавал и военный агент России в Японии, полковник Самойлов, 9 января 1904 г сообщавший о фрахте многочисленных пароходов, мобилизации дивизий и т.д. Таким образом, подготовка оккупации Кореи не была секретом ни для Наместника, ни для более вышестоящих инстанций, но они продолжали хранить молчание – как мы уже говорили в предыдущей статье, российские дипломаты решили не считать высадку японских войск в Корее объявлением войны России, о чем Николай II и уведомил Наместника. Решено было считать опасным только высадку японских десантов севернее 38-ой параллели, а все, что южнее (включая Чемульпо) таковым не читалось и дополнительных инструкций для стационеров не требовало. Подробнее мы писали об этом в предыдущей статье, а сейчас только еще раз отметим, что отказ от вооруженного противодействия высадке японцев в Корее приняли куда более высокие инстанции, чем командир «Варяга», а полученные им инструкции совершенно запрещали мешать японцам.
Но – вернемся к «Варягу». Вне всякого сомнения, наилучшим способом избежать потери крейсера и канонерской лодки «Кореец» был бы отзыв их из Чемульпо, вместе с посланником России в Корее А.И. Павловым или без него, но этого, к сожалению, сделано не было. Почему так - увы, ответить на этот вопрос весьма затруднительно, и можно только строить догадки. Вне всякого сомнения, если уж решено было считать, что японская высадка в Корее не приведет к войне с Россией, то оснований для отзыва русских стационеров из Чемульпо не имелось – собираются высаживаться японцы, и пусть себе. Но ситуация решительным образом изменилась, когда японцы разорвали дипломатические отношения: несмотря на то, что в Петербурге считали, что это еще не война, риск, которому подвергался крейсер и канонерская лодка, уже явно перевешивал выгоды от нашего военного присутствия в Корее.
Собственно говоря, события развивались так: в 16.00 24 января 1904 г. нота о разрыве отношений была официально получена в Санкт-Петербурге. Что было важно – классическая в таком случае фраза: «Дипломатические отношения с правительством России в настоящее время уже не имеют никакой ценности и правительство Японской империи приняло решение разорвать оные дипломатические отношения» дополнялась весьма откровенной угрозой: «Правительство империи для защиты своего суверенитета и интересов оставляет за собой право действовать по своему усмотрению, считая это наилучшим способом для достижения означенных целей». Это уже было реальной угрозой войны: но она, увы, не была принята во внимание.
Дело в том, что, по озвученным ранее причинам, Россия совершенно не хотела войны в 1904 г и, по всей видимости, не желала верить в ее начало. Поэтому в Санкт-Петербурге предпочли прислушаться к посланнику Японии Курино, который не уставал повторять, что разрыв дипломатических отношений, это еще не война, и все еще можно устроить к лучшему. В результате наше министерство иностранных дел (и Николай II), по сути, позволили себе игнорировать реальность, надеясь на миражи, которые им рисовал японский посланник и в которые им очень хотелось верить. Более того – возникло опасение, как бы «наши герои на Дальнем Востоке не увлеклись внезапно каким-либо военным инцидентом» (слова министра иностранных дел Ламсдорфа). В результате была допущена грубейшая ошибка, которая, возможно, и погубила в итоге «Варяг»: о разрыве отношений с Японией Наместник был извещен Петербургом на следующий же день, 25 января, но вторая часть японской ноты (о «праве действовать по своему усмотрению») в сообщении была опущена, и Е.И. Алексеев ничего об этом не узнал.
Будем откровенными – далеко не факт, что, получив текст японской ноты в полном объеме, Е.И. Алексеев предпринял бы меры по отзыву «Варяга» и «Корейца», а кроме того, для того чтобы эти меры увенчались успехом, следовало действовать молниеносно: при этом известно, что быстрота действия в число достоинств Наместника Е.И. Алексеева не входила. Но все же некоторый шанс был, и он оказался упущен.
Интересно также, как Е.И. Алексеев распорядился полученной им информацией: о разрыве дипломатических отношений с Японией он известил консулов в Гонконге и Сингапуре, уведомил Владивостокский отряд крейсеров и канонерскую лодку «Манчжур», но ничего не сообщил об этом ни Порт-Артурской эскадре, ни посланнику в Корее А.И. Павлову, ни, конечно, командиру «Варяга». Можно лишь предполагать, что Е.И. Алексеев получил задачу «ни в каком случае не провоцировать японцев» и, руководствуясь принципом «как бы чего не вышло», предпочел ничего не сообщать артурским морякам. Автор настоящей статьи, к сожалению, не смог разобраться, когда узнал о разрыве дипломатических отношений начальник эскадры О.В. Старк и начальник морского штаба Наместника В.К. Витгефт. Возможно, что они также получили эту информацию с запозданием, так что, быть может, упрек Н.О. Эссена (высказанный им в мемуарах) о том, что бездействие последнего и привело к несвоевременному отзыву русских стационеров в Чемульпо и Шанхае (там была канонерская лодка «Маджур»,) не вполне обоснован. Но во всяком случае, известие уже не о разрыве дипломатических отношений, а о начале войны было отправлено в Чифу для «Варяга» только 27 января, после удачной атаки японских миноносцев, подорвавших «Ретвизан», «Цесаревич» и «Палладу» и в день, когда «Варяг» вступил в свой первый и последний бой. Разумеется, это было запоздалое предупреждение.
А что в это время происходило на крейсере? Уже 24 января (в день, когда в Петербурге официально получили уведомление о разрыве дипотношений) командиры иностранных стационеров «по секрету» сообщили Всеволоду Федоровичу Рудневу об этом прискорбном событии. Командир «Варяга» немедленно запросил инструкций у адмирала Витгефта: «достигли слухи разрыва дипломатических отношений; вследствие частой задержки депеш японцами прошу сообщить, было ли нам приказание дальнейших действий», и запрос посланнику А.И. Павлову в Сеул: «Слышал о разрыве дипломатических отношений, прошу сообщить сведения». Однако из Порт-Артура никакого ответа не поступило, а А.С. Павлов ответил:
«Слухи о разрыве распускаются здесь частными лицами. Никакого сколько-нибудь достоверного подтверждения этого слуха не получено. Было бы очень желательным повидаться с Вами, переговорить».
Судя по всему, по получении ответа В.Ф. Руднев отправился первым же поездом в Сеул (выехал утром 25 января 1904 г) и там, в корейской столице, был упущен последний шанс увести русские стационеры из Чемульпо до начала войны.
В ходе беседы быстро выяснилось, что А.И. Павлов, как и В.Ф. Руднев, уже неделю не получал ни ответов на свои запросы, ни каких-либо новых распоряжений. Все это укрепляло во мнении, что японцы перехватывают и задерживают депеши командира «Варяга» и посланника России в Корее: но как должно было выходить из этого положения? В.Ф. Руднев предлагал забрать посланника и консула и немедленно уходить из Чемульпо, однако А.И. Павлов не поддержал такого решения, мотивируя это отсутствием соответствующих указаний своего руководства. Посланник предложил отправить в Порт-Артур канонерскую лодку «Кореец» с донесением – по мнению А.И. Павлова, ее, в отличие от телеграмм, японцы не могли перехватить, а значит, в Порт-Артуре сумели бы сложить два и два и выслать приказы, скажем, миноносцем.
В итоге командир «Варяга», вернувшись на крейсер, тем же днем 25 января распорядился об отправке «Корейца» в Порт-Артур – согласно его приказу, канонерская лодка должна была уйти из Чемульпо утром 26 января. В ночь с 25 на 26 января с рейда ушел японский стационер «Чиода» (строго говоря, правильнее было бы писать «Тиёда», но мы, для удобства читателя, будем придерживаться исторически сложившихся и общепринятых в русскоязычной литературе именований). К сожалению, по невыясненным причинам «Кореец» не ушел утром, как этого требовал В.Ф. Руднев, а задержался до 15.40 26 января и, при попытке выйти, был перехвачен японской эскадрой, следовавшей в Порт-Артур.
Канонерская лодка "Кореец"
Мы не будем во всех подробностях описывать подготовку и нюансы десантной операции, которую готовили японцы. Отметим только, что ее предполагалось произвести в Чемульпо, но лишь при условии отсутствия там военных кораблей русских, в противном случае высаживаться нужно было неподалеку от Чемульпо, в заливе Асанман. Именно там был назначен общий сбор японских кораблей, участвовавших в операции, именно туда ушел «Чиода» с рейда Чемульпо. Но 26 января 1904 г, когда все «действующие лица» были в сборе, командующий операцией контр-адмирал Сотокичи Уриу, понимая, что оккупацию Сеула необходимо осуществить как можно скорее, и получив информацию о том, что русские стационеры ведут себя как обычно и не предпринимают никаких угрожающих действий, принял решение высаживаться в Чемульпо, который, конечно, в качестве места высадки был не в пример удобнее залива Асанман. Тем не менее, японцам, конечно, нужно было считаться с возможностью вмешательства русских кораблей – их следовало по возможности нейтрализовать.
Сотокичи Уриу собрал у себя командиров боевых кораблей и капитанов транспортных судов, перевозивших десант, объявил им план операции и довел до их сведения свой приказ №28. Приказ этот весьма важен для понимания того, что произошло в дальнейшем, поэтому мы приведем его полностью. Хотя некоторые, малозначимые для нашего анализа пункты приказа можно было бы опустить, но во избежание любых спекуляций на эту тему процитируем его без купюр:
«Секретно.
8 февраля 37 год Мейдзи (26 января 1904 г по старому стилю - прим. авт.)
Борт флагманского корабля «Нанива» залив Асанман.
8 февраля 37 год Мейдзи (26 января 1904 г по старому стилю - прим. авт.)
Борт флагманского корабля «Нанива» залив Асанман.
1. Обстановка у противника по состоянию на 23.00 25 января: в бухте Чемульпо по-прежнему стоят на якоре русские корабли «Варяг» и «Кореец»;
2. Пунктом высадки экспедиционного отряда определена бухта Чемульпо, по прибытии в которую должна незамедлительно начаться высадка войск;
3. Если русские корабли встретятся за пределами якорной стоянки в бухте Чемульпо, на траверзе Пхальмидо (Йодольми – прим. авт) или к S от него, то их надлежит атаковать и уничтожить;
4. Если русские корабли не будут предпринимать против нас враждебных действий на якорной стоянке в бухте Чемульпо, то мы не будем их атаковать;
5. Одновременно с приготовлениями к выходу со временной якорной стоянки в заливе Асанман силы Отряда делятся следующим образом:
- 1-я тактическая группа: (1) «Нанива», (2) «Такачихо», (3) «Чиода» с приданным ей 9-ым отрядом миноносцев;
- 2-я тактическая группа: (4) «Асама», (5) «Акаси», (6) «Нийтака» с придынным ей 14-ым отрядом миноносцев;
6. Действия по заходу на якорную стоянку в бухту Чемульпо:
а) «Чиода», «Такачихо», «Асама», 9-ый отряд миноносцев, транспортные суда «Дайрэн-мару», «Отару-мару», «Хэйдзе-мару» заходят на якорную стоянку в бухту Чемульпо;
б) 9-ый отряд миноносцев, пройдя островок Пхальмидо, уходит вперед и спокойно, не вызывая подозрений у противника, заходит на якорную стоянку. Два миноносца встают в точку, недоступную для огня противника, а другие два с миролюбивым видом занимают такую позицию рядом с «Варягом» и «Корейцем», чтобы в одно мгновение можно было решить их судьбу – жить им или умереть;
в) «Чиода» самостоятельной выбирает себе подходящее место и становится в нем на якорь;
г) Отряд транспортных судов, следуя в кильватере «Асама», после выхода из строя «Чиода» и «Такатихо», в кратчайший срок заходят на якорную стоянку и незамедлительно приступают к выгрузке войск. Желательно, чтобы они смогли зайти в порт во время полной воды вечернего прилива.
д) «Нанива», «Акаси», «Нийтака» следуют в кильватере отряда транспортных судов, а затем становятся на якорь к S от островка Хэридо в линию на NE. 14-й отряд миноносцев, закончив прием угля и воды с «Касуга-мару», разделяется на две группы в составе двух миноносцев каждая. Одна группа занимает позицию к S от островка Пхальмидо, а другая находится рядом с «Нанива». Если в ночное время суток противник начнет движение с якорной стоянки в открытое море, то обе группы должны его атаковать и уничтожить;
е) Перед заходом солнца «Асама» уходит с позиции рядом с якорной стоянкой Инчхона и переходит к месту стоянки «Нанива» и встает там на якорь;
7. В случае, если противник предпримет против нас враждебные действия, откроет артиллерийский огонь или произведет торпедную атаку, то мы должны его немедленно атаковать и уничтожить, действуя при этом таким образом, чтобы не нанести ущерба находящимся на якорной стоянке кораблям и судам других держав;
8. Корабли, находящиеся у островка Хэридо, к рассвету следующего дня переходят на временную якорную стоянку в заливе Асанман;
9. Корабли и миноносцы, находящиеся на якорной стоянке в заливе Чемульпо, убедившись, что высадка полностью завершена, переходят на временную якорную стоянку в заливе Асанман;
10. «Касуга-мару» и «Кинсю-мару», закончив бункеровку миноносцев 14-го отряда углем и водой, становятся на якорь у входа в бухту Масанпхо и не открывают в ночное время суток якорных огней, соблюдая светомаскировку;
11. Миноносцы, несущие боевое охранение в бухте Чемульпо, обнаружив, что корабли противника начали движение с якорной стоянки в открытое море, незамедлительно начинают их преследование и, когда они окажутся к S от островка Пхальмидо, должны их атаковать и уничтожить;
12. Во время стоянки быть готовыми к немедленной съемке с якоря, для чего приготовить все необходимое для расклепки якорь-цепей, держать котлы под парами и выставить усиленную сигнально-наблюдательную вахту».
Таким образом, план японского адмирала был очень прост. Ему нужно было высадить десант в Чемульпо, но без стрельбы на рейде, к чему крайне неодобрительно отнеслись бы иностранные стационеры. Соответственно, он собирался сперва войти в бухту и взять русские корабли на прицел, и лишь потом уже вести на рейд транспорты с десантом. Если русские откроют огонь – замечательно, они первыми нарушат нейтралитет (как мы уже говорили ранее, высадку войск на территорию Кореи нарушением нейтралитета никто не считал) и будут немедленно уничтожены миноносцами. Если попытаются сблизиться с транспортами, то попадут под прицел не только миноносцев, но и крейсеров и при попытке стрелять, опять же, будут немедленно уничтожены. Если «Варяг» и «Кореец» попытаются уйти из Чемульпо без стрельбы, то миноносцы будут сопровождать их, и потопят торпедами, как только те уйдут с рейда, но даже если русским каким-то чудом удастся оторваться, то пройти мимо перекрывших выход японских крейсеров у них все равно не получится.
Самое «смешное» заключалось в том, что торпедную атаку русских кораблей с вероятностью 99,9% иностранные стационеры не сочли бы нарушением нейтралитета. Ну, взорвались неожиданно два русских корабля, кто знает, по какой причине? Нет, разумеется, среди командиров иностранных кораблей не было сумасшедших, неспособных сложить два и два и понять, чьих рук было это дело. Но, как мы уже говорили ранее, европейские и американские корабли на рейде Чемульпо защищали не корейский нейтралитет, а интересы своих стран и своих граждан в Корее. Любые действия японцев, которые не угрожали эти интересам, были этим стационерам безразличны. Война России и Японии была делом России и Японии, в котором ни итальянцы, ни французы, ни американцы не имели никакого интереса. Поэтому уничтожение «Варяга» и «Корейца», при условии, что никто иной при этом не пострадал, вызвало бы разве что формальный протест с их стороны, да и то – вряд ли, потому что старшим на рейде считался британский «Тэлбот», а интересы Англии в этой войне были всецело на стороне Японии. Скорее, тут уж следовало ожидать неофициальных поздравлений японскому командующему…
Фактически С. Уриу собирался выстроить замечательную ловушку, но человек предполагает, а Бог располагает, и у самого входа на рейд его корабли столкнулись с отправившимся в Порт-Артур «Корейцем». То, что произошло в дальнейшем, описать довольно затруднительно, потому что отечественные и японские источники совершенно противоречат друг другу, да еще и, зачастую, сами себе. Возможно, в дальнейшем мы сделаем детальное описание этого столкновения в форме отдельной статьи, но сейчас ограничимся самым общим обзором – благо, детальное выяснение всех нюансов маневрирования «Корейца» и кораблей японского отряда не является необходимым для наших целей.
Каноничным для русскоязычных источников является описание, представленное в «Работе исторической комиссии по описанию действий флота в войну 1904-1905 гг. при Морском Генеральном штабе». Согласно ему, «Кореец» снялся с якоря в 15.40, а уже через четверть часа, в 15.55, на нем увидели японскую эскадру, которая шла двумя кильватерными колоннами. Одну из них образовывали крейсера и транспорты, причем головными шли «Чиода», «Такачихо», и «Асама», за ними три транспорта и остальные крейсера, а вторая колонна состояла из миноносцев. «Кореец» пытался пройти мимо них, но это оказалось невозможным, так как японские колонны раздались в стороны, и канонерская лодка вынуждена была следовать между ними. В это время «Асама» развернулся поперек курса «Корейца», перекрыв тем самым выход в море. Стало ясно, что японская эскадра не собирается выпускать «Корейца» в море, и его командир Г.П. Беляев принял решение вернуться на рейд, где японские провокации были бы вряд ли возможны. Но в момент разворота канонерская лодка была атакована торпедами с миноносцев, которые, однако, прошли мимо, а одна затонула, не дойдя до борта корабля. Г.П. Беляев дал приказ открыть огонь, и тут же его отменил, потому что «Кореец» уже входил на нейтральный рейд Чемульпо, тем не менее один из комендоров успел сделать два выстрела из 37-мм орудия. В общем, все понятно и логично, а действия японцев выглядят хоть и совершенно незаконно, но последовательно и логично. А вот японские рапорты заставляют в этом серьезно усомниться.
Броненосный крейсер "Асама", 1902 г
Согласно японским данным, корабли С. Уриу сперва действовали по ранее намеченному плану. Японцы двигались следующим строем:
Схема взята из монографии А.В. Полутова «Десантная операция японской армии и флота в феврале 1904 г в Инчхоне»
Когда колонны приблизились к траверзу о. Пхальмидо (Йодольми), то идущие головными «Чиода» и «Такачихо» отделились от основных сил и в сопровождении 9-го отряда миноносцев увеличили скорость и двинулись вперед – в соответствии с планом десантной операции они должны были первыми войти на рейд Чемульпо, с тем чтобы взять на прицел русские стационеры. И, когда о. Пхальмидо был ими пройден примерно мили на три, неожиданно на японских кораблях обнаружили идущий им навстречу «Кореец». Таким образом, возникла не предусмотренная приказом №28 ситуация.
Если бы «Кореец» вышел чуть раньше и встреча произошла бы за о. Пхальмидо, японцы попросту уничтожили бы русский корабль, как это было предусмотрено приказом. Но встреча произошла между о. Пхальмидо и рейдом, такую ситуацию приказ не регламентировал, а намерения «Корейца» были неясны. Японцы опасались, что канонерская лодка атакует транспорты, поэтому на «Чиоде» и «Такачихо» изготовились к бою – комендоры заняли свои места у орудий, но пригибаясь за фальшбортами так, чтобы их воинственных приготовлений по возможности не было видно. Когда передовые крейсера сблизились с «Корейцем», то на них увидели, что русский корабль не готовится к бою, наоборот, на его палубе был построен караул для приветствия. Оказался ли в этот момент «Кореец» между крейсерами и миноносцами, достоверно сказать нельзя – с одной стороны расстояние между японскими крейсерами и миноносцами не превышало 1-1,5 кабельтова, но с другой «Кореец» разошелся с «Чиодой» и «Такачихо» на расстоянии не свыше 100 м, так что, в принципе, мог и вклиниться между теми и другими.
Во всяком случае «Кореец» оказался между двумя отрядами, один из которых прошел мимо него к рейду «Чемульпо», а второй, ведомый «Асамой», шел русской канонерской лодке навстречу. На транспортах японцев возникло некоторое замешательство, и тогда броненосный крейсер покинул строй, развернувшись на 180 градусов, и пошел курсом, параллельным тому, что держал «Кореец», с тем чтобы оставаться между русской канлодкой и эскортируемым «Асамой» караваном. Но затем «Асама» вновь отвернул вправо – по всей видимости, именно этот его маневр и был принят Г.П. Беляевым за попытку перекрыть ему выход в море. Самое смешное, что командир «Асамы» ничего такого не думал – согласно его рапорту, он повернул вправо с тем, чтобы уклониться от торпед, которые, по его мнению, мог выпустить по нему «Кореец».
Соответственно, Г.П. Беляев принял решение вернуться на рейд и повернул назад. Мы уже видели, что командиры «Чиоды» и «Такачихо», убедившись в отсутствии у канонерской лодки агрессивных намерений, прошли дальше в сторону рейда, с тем чтобы выполнить поставленную им задачу, но у командира 9-го отряда японских миноносцев было другое мнение. Он счел, что «Кореец» может производить разведку в интересах «Варяга» и что русские, возможно, планируют удар. Поэтому, разойдясь с «Корейцем», он перестроился из кильватерной колонны во фронт, а затем взял «Корейца» в клещи: миноносцы «Аотака» и «Хато» заняли позицию с левого борта «Корейца», а «Кари» и «Цубамэ» - с правого… точнее, должны были занять. Дело в том, что, выполняя маневр, «Цубамэ» не рассчитал, вышел за пределы фарватера и выскочил на камни, так что далее «Кореец» сопровождали только три миноносца, при этом торпедные аппараты на них были приведены в боевую готовность.
И вот когда «Кореец» начал свой разворот обратно в Чемульпо, получилось так, что русский корабль пошел в сторону японских миноносцев, оказавшихся между ним и краем фарватера. На миноносце «Кари» решили, что это создает опасную ситуацию, а с другой стороны, дает возможность покончить с «Корейцем», пока этого не видит никто из иностранных стационеров, и произвел выстрел торпедой, от которой «Кореец» уклонился. Как говорится, «дурной пример заразителен», поэтому «Аотака» и «Хато» немедленно увеличили ход и легли на сближение с «Корейцем», при этом «Хато» выпустил одну торпеду, а «Аотака» по неясным причинам от атаки отказался. Можно предположить, что всему виной расстояние – в тот момент, когда «Кореец» заходил на рейд Чемульпо, дистанция между ним и «Аотакой» все еще составляла порядка 800-900 м, что для торпедного выстрела тех лет было достаточно далеко.
В общем, все как обычно – у русских одна картина маневрирования, у японцев – совсем другая, при этом сведения о расходе боеприпасов разнятся тоже: русские полагают, что по «Корейцу» было выпущено три торпеды, японцы – что две, при этом русские утверждают, что «Кореец» произвел два артиллерийских выстрела, японцы отмечают, что канонерская лодка обстреляла все три принимавших участие в атаке миноносца (что, согласитесь, сделать двумя снарядами крайне затруднительно).
Отдельно хотелось бы обратить внимание на аварию «Цубамэ» - двигаясь по фарватеру, по которому на следующий день пойдут в бой «Варяг» и «Кореец», преследуя канонерскую лодку, имевшую от силы 10-12 узлов хода, миноносец умудрился оказаться на камнях и получить повреждения, потеряв одну лопасть левого винта и повредив три лопасти правого винта, отчего его скорость была ограничена теперь 12-ю узлами. Правда, японцы утверждают, что они преследовали «Корейца» аж на 26 узлах, но это крайне сомнительно для «Цубамэ» - он вылетел на камни практически сразу после поворота, и вряд ли успел набрать такую скорость (если ее вообще набрал хоть один из японских миноносцев, что, опять же, несколько сомнительно). В общем, вряд ли небольшую стычку русской канонерской лодки и японских миноносцев можно назвать боем, но, вне всякого сомнения, наиболее эффективно в ней проявили себя подводные камни фарватера Чемульпо.
Во всяком случае, как только «Кореец» вернулся на рейд Чемульпо, японцы отказались от атаки, и «приняв по возможности мирный вид» заняли предписанные им позиции: «Аотака» встал на якорь в 500 м от «Варяга», «Кари» - на таком же расстоянии от «Корейца», а «Хато» и самостоятельно снявшийся с камней «Цубамэ» спрятались за английским и французским кораблями, но, в соответствии с приказом №28, были готовы атаковать в любой момент.
А теперь давайте рассмотрим эту ситуацию с позиции командира крейсера «Варяг». Вот «Кореец» покидает акваторию рейда и уходит по фарватеру в море, а затем начинаются чудеса. Сперва на рейд заходят два японских крейсера, «Чиода» и «Такачихо». За ними неожиданно появляется возвращающийся «Кореец» - слышали ли на «Варяге» его выстрелы, неясно, но об атаке торпедами, конечно же, знать не могли.
Во всяком случае выходило так, что на «Варяге» либо видели, что «Кореец» стрелял, либо не видели, и либо слышали выстрелы, либо – нет. В любом из этих случаев либо на «Варяге» видели, что стреляет «Кореец», а японцы не стреляют, либо же слышали два выстрела (которые, допустим, вполне могли быть предупредительными), при этом неясно было, кто стрелял. Другими словами, ничто из того, что могли видеть или слышать на крейсере «Варяг», не требовало немедленного вмешательства вооруженной силой. А затем на рейд вошли японские крейсера и 4 миноносца, которые заняли позиции неподалеку от русских кораблей, и только тогда, наконец, В.Ф. Руднев получил информацию о произошедших событиях.
При этом, опять же, не совсем ясно, когда именно это произошло – Р.М. Мельников сообщает, что «Кореец», вернувшись на рейд, подошел к «Варягу» откуда вкратце передал обстоятельства своей встречи с японской эскадрой, а потом канонерская лодка встала на якорь. В то же время «Работа исторической комиссии» об этом не упоминает – с ее описания следует, что «Кореец», зайдя на рейд, встал на якорь в 2,5 кабельтовых от «Варяга», затем Г.П. Белов отправился на крейсер с докладом, и спустя 15 минут после постановки на якорь канонерской лодки японские миноносцы заняли позиции – по два корабля в 2 кабельтовых от «Варяга» и «Корейца». Очевидно, что за 15 минут можно было разве что спустить шлюпку и прибыть на «Варяг», то есть русские корабли оказались под прицелом, когда Г.П. Белов только докладывал В.Ф. Рудневу об обстоятельствах боя.
В общем, несмотря на разницу трактовок, оба источника сходятся в одном – к тому моменту, когда Всеволод Федорович Руднев оказался в курсе атаки, предпринятой японскими миноносцами:
1. «Кореец» уже находился вне опасности;
2. 9-й отряд миноносцев (и, вероятно, еще и крейсера) расположились в непосредственной близости от «Варяга» и «Корейца».
В этой ситуации для крейсера "Варяг" открытие огня и вступление в бой не имело абсолютно никакого смысла. Конечно, если «Кореец» подвергся бы нападению, и на «Варяге» увидели это, то крейсер должен был, презрев всякую опасность, идти на выручку «Корейца» и вступить в сколь угодно неравный бой. Но к тому моменту, когда на крейсере узнали о японской атаке, все уже кончилось, и «Кореец» спасать было уже не нужно. А после драки кулаками не машут. Как гласит старая британская пословица, «Джентльмен – это не тот, кто не ворует, а тот, кто не попадается»: да, японцы стреляли торпедами по «Корейцу», но никто из иностранных стационеров этого не видел и подтвердить этого не мог, а значит, что оставалось только «слово против слова» - в дипломатии это все равно, что ничего. Достаточно вспомнить едва ли не столетнее противоборство официальной российской и японской истории – русские утверждали, что первыми выстрелами в войне стали японские торпеды, японцы – что два 37-мм снаряда, выпущенные «Корейцем». И лишь недавно, по мере публикации японских рапортов, стало очевидно, что японцы все же стреляли первыми, но кого это сегодня интересует, кроме немногочисленных любителей истории? А вот если бы «Варяг» открыл огонь по входившим на рейд кораблям Японии, он, в глазах «всего цивилизованного мира» первым нарушил бы корейский нейтралитет - как ни крути, но на тот момент японцы еще не приступали к высадке десанта и не сделали ничего предосудительного на нейтральном рейде.
Кроме того, тактически русские стационеры находились в совершенно безнадежном положении – они стояли на рейде под прицелами японских кораблей и могли быть потоплены миноносцами в любой момент. Так что, мало того, что открытие огня по японцам прямо нарушало все полученные В.Ф. Рудневым приказы, нарушало корейский нейтралитет, портило отношения с Англией, Францией, Италией и США, так еще и ничего не давало в военном плане, приводя лишь к быстрой гибели двух русских кораблей. Конечно, ни о каком уничтожении десанта здесь не могло быть и речи – это было невозможно чисто технически.
Говоря дипломатическим языком, произошло следующее. Честь русского флага обязывала «Варяг» выступить на защиту любого отечественного корабля или судна, подвергшегося нападению и защищать его экипаж (сражаться вместе с ним) против любых и сколь угодно превосходящих сил противника. Но никакие понятия чести не требовали от «Варяга» вступать в бой с японской эскадрой после того, как инцидент с «Корейцем» благополучно разрешился (русские моряки не пострадали, и непосредственная опасность им больше не угрожала). Атака японских миноносцев, вне всякого сомнения, могла стать казусом белли, то есть формальным поводом для объявления войны, но, конечно же, принимать такое решение должен был не командир русского крейсера, а куда более вышестоящие инстанции. В подобных ситуациях обязанность любого представителя вооруженных сил заключается не в том, чтобы бросаться в атаку с шашкой наперевес, а в том, чтобы сообщить своему руководству о возникших обстоятельствах и далее действовать согласно их распоряжениям. Мы уже говорили о том, что все приказы, которые получил В.Ф. Руднев, как раз прямо свидетельствовали о том, что Россия пока не хочет войны. В то же время «самодеятельная» атака японской эскадры привела бы лишь к предоставлению Японии замечательного повода вступить в войну в удобное для нее время, к немедленной гибели двух русских боевых кораблей практически без возможности нанести вред неприятелю и к дипломатическим осложнениям с европейскими странами.
Понятие чести для военного человека чрезвычайно важно, но не менее важно понимать границы накладываемых ею обязательств. Так, например, известно, что во времена Второй мировой войны, когда СССР истекал кровью в борьбе с фашистской Германией, вооруженные силы Японии не раз и не два осуществляли разного рода провокации, которые вполне могли бы стать поводом для объявления войны. Но СССР совершенно не нужна была война на два фронта, поэтому наши вооруженные силы вынуждены были терпеть, хотя, надо думать, у присутствующих при таких провокациях войск откровенно «чесались руки» ответить самураям так, как они того заслуживали. Можно ли упрекать наши войска и флот в трусости или отсутствии чести, на том основании, что они не открывали огонь в ответ на японские провокации? Заслужили ли они такие упреки? Очевидно, что нет, и точно так же не заслуживает упрека Всеволод Федорович Руднев в том, что 26 января 1904 г. корабли под его командованием не стали вступать в безнадежный бой с японской эскадрой.
Автор:Андрей из ЧелябинскаСтатьи из этой серии:Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года
Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Часть 2. Но почему Крамп?
Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Часть 3. Котлы Никлосса
Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Часть 4. Паровые машины
Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Часть 5. Наблюдающая комиссия
Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Ч. 6. Через океаны
Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Ч. 7. Порт-Артур
Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Ч. 8. Корейский нейтралитет
https://topwar.ru/145232-kreyser-varyag-boy-u-chemulpo-27-ya...
https://topwar.ru/145512-krejser-varjag-boj-u-chemulpo-27-ja...
Свежие комментарии