М. В. Зуева. «Государство» иезуитов в Парагвае

«Государство» иезуитов в Парагвае (1610-1678 гг.) почти с самого начала существования привлекало к себе внимание общественности, став предметом исследования большого числа ученых, социальных теоретиков, позднее - этнологов. В XVIII в. его изучали французские философы, считая его идеальным обществом; в начале XIX в. романтисты видели в этом «государстве» «расцвет прекрасных дней нового христианства»{1}; в конце XIX столетия его брали за образец британские социалисты.

Как бы мы ни оценивали достижения иезуитов в колониальном Парагвае, они, безусловно, были уникальны. В отдаленном регионе, сейчас в основном покрытом непроходимыми субтропическими лесами, иезуиты создали, по мнению некоторых ученых, не просто новое общество, а сильную процветающую цивилизацию, которая теперь лежит в руинах, почти заброшенных, но по-прежнему прекрасных. В XVII-XVIII вв. на месте этих развалин стояли тридцать городов - так называемых «иезуитских редукций»{2}, куда миссионеры-иезуиты собирали индейцев не только для того, чтобы христианизировать их, но и чтобы защитить от португальских работорговцев и испанских колонистов. За необычайно короткое время талантливые, ранее не учившиеся ничему подобному индейцы создали удивительный мир красоты и грации, мир, который даже Вольтер, фактически ненавидевший церковь как институт, назвал «торжеством гуманизма», а английский писатель Гилберт Честертон определил его как «Рай в Парагвае»{3}. Если бы не молчаливое свидетельство прекрасных, изящных, вырезанных из камня статуй и руин величественных церквей, все это могло бы казаться сказкой. «Республика» иезуитов в Парагвае была своеобразным гуманитарным экспериментом, который, увы, не был завершен к моменту изгнания иезуитов из Латинской Америки в 1768 г.

Немного об иезуитах

Основателем Общества Иисуса (лат. Societas Jesu - именно так звучит официальное название ордена иезуитов) был св. Игнатий Лойола, в юности мечтавший о военной карьере и вовсе не помышлявший о духовном поприще. Однако мечтам молодого человека не суждено было сбыться: из-за тяжелого ранения, полученного в одном из боев, он был вынужден оставить армию. С трудом оправившись от раны после длительного и болезненного лечения, Лойола почувствовал в себе призвание к священнической деятельности. Изучая все необходимые для посвящения в духовный сан гуманитарные дисциплины, он провел несколько лет в лучших университетах Европы того времени, где и встретил преданных друзей, ставших в последствии первыми иезуитами. Общество Иисуса было основано папской буллой «Regimini militantis Ecclesiae» 27 сентября 1540 г.; целью ордена стало распространение христианства и борьба с Реформацией.

С момента основания Общество Иисуса было совершенно непохожим на другие ордены. Однако в данной статье автор не будет слишком углубляться в эти различия, а отметит лишь наиболее важное для выбранной темы: орден иезуитов начисто порывал с децентрализованным устройством старинных средневековых орденов, которые к тому времени находились в стадии упадка, не в силах ответить на вызовы Реформации.

Внутри Общества Иисуса существовала жесткая иерархия: во главе ордена стоял генеральный настоятель (сокращенно - генерал), избираемый пожизненно. Строжайшее и беспрекословное подчинение младших по положению старшим было (и по сей день остается) одним из основных принципов внутреннего устройства ордена. Говоря о миссионерской деятельности, следует отметить, что для более гибкого и быстрого управления весь Старый и Новый Свет, а также азиатские страны были поделены на особые административно-территориальные подразделения - провинции, во главе которых стоял провинциальный настоятель (провинциал), провинции объединялись в более крупные подразделения - ассистенции во главе с ассистентом. Границы иезуитских провинций существовали как бы сами по себе, далеко не всегда (а точнее, очень редко) совпадая с политическими границами государств, колоний или границами пастырской ответственности епархий. Провинциалы подчинялись ассистентам, а те, в свою очередь, генералу. Провинциалы же осуществляли руководство рядовыми священниками. Генерал и ассистенты были обязаны жить в Риме.

Следует подчеркнуть также, что иезуитам было позволено носить мирскую одежду, что для той эпохи было почти неприемлемо; у них не было закрытых монастырей - они жили небольшими общинами, а иногда (если того требовали пастырские нужды) и поодиночке. Все это существенно облегчало миссионерскую деятельность. На этом поприще иезуиты добились весьма неплохих результатов. Однако не следует преувеличивать их достижения. К сожалению, очень многие миссионеры использовали средневековые методы проповеди: они обращались к массам, а не к личности, довольствуясь скорее большим числом обращенных, нежели глубиной их веры. Количество, к сожалению, было в ущерб качеству. Эту методику впоследствии раскритиковали сами же иезуиты и поспешили отказаться от нее, предпочитая теперь обращать в христианство меньшее количество людей, но внимательно следить за тем, чтобы крещение было не простой формальностью, а осознанным актом веры. Немаловажно также, что, в отличие от миссионеров эпохи Средневековья, иезуиты неизменно принимали во внимание культуру, обычаи и традиции народа, среди которого они проповедовали. Это помогало не только успешно прививать христианские ценности доселе не знавшим их людям (что и являлось основной целью), но и сохранять традиционную культуру народа, а иногда и защищать его от полного исчезновения.

Парагвай и гуарани

«Сердце Латинской Америки» - так часто называют Республику Парагвай, государство, лежащее почти в центре южноамериканского континента. Природа щедро одарила эту страну: простор широких и быстрых рек, сень густых тропических лесов, своеобразная красота засушливого Чако, болотистые низменности, плодородные равнины и невысокие горы - все это необычайно гармонично сочетается на сравнительно небольшой территории Парагвая.

Следует сразу уточнить, что термин «Парагвай» в данной работе будет использоваться не в современном его значении, а для обозначения обширной территории, находившейся под властью вице-королевства Перу и подчинявшейся губернатору Асунсьона. Эта область включала в себя часть территорий современных Боливии, Аргентины и Уругвая.

Иезуиты вкладывали иной смысл в понятие «Парагвай»: они употребляли его для наименования своей собственной административной единицы, называемой «провинцией». Иезуитская провинция Парагвай состояла не только из территории самого Парагвая, она включала в себя также всю Аргентину, весь Уругвай и бразильскую провинцию Рио-Гранде-до-Сул.

К моменту появления в Парагвае первых миссионеров эта страна была покрыта почти непроходимыми дикими лесами. В них обитали различные индейские племена, недоверчиво, а зачастую и враждебно настроенные к чужакам.

Говоря об индейцах гуарани, следует упомянуть, что в изучаемый период они были расселены не только в окрестностях Асунсьона, но на очень обширной территории, простирающейся от Гайаны на севере до эстуария реки Ла-Платы на юге. Первые испанские колонисты называли гуарани «индейцами островов», поскольку последние жили также на многочисленных островах по руслу рек Парана и Парагвай.

Слово «гуарани» с собственно языка гуарани переводится как «воин»{4}. Несмотря на столь недвусмысленное определение, индейцы гуарани были относительно мирными (по крайней мере, по сравнению с дикими племенами Чако). В отличие от своих соседей - тех же индейцев Чако (гуайкуру, тоба, мбайа и др.) или керанди, чарруа и других бродячих племен бассейна Параны и Уругвая, занимавшихся охотой и рыболовством, - гуарани вели почти оседлый образ жизни.

Основу их хозяйства составляло подсечно-огневое земледелие; они выращивали неприхотливые культуры, такие как маниок (растение, характерное для всей Южной Америки), сладкий картофель, тыкву. Через пять - шесть лет, когда почва истощалась, индейцы переходили на другое место. Однако охота и рыболовство играли очень важную роль в обеспечении их жизнедеятельности, хотя некоторые ученые считают иначе.

Гуарани жили небольшими общинами в тех местах джунглей, где лес был более или менее прозрачным, или на берегах рек, там, где лес подступал близко к воде. Каменных построек у них не было. Вот как описывает дома гуарани один из первых миссионеров-иезуитов: «Их жилищами были жалкие хижины, стоящие в лесах и сделанные из сучьев деревьев и бамбука, беспорядочно собранных вместе. Вход был настолько маленьким, что туда можно было пробраться только ползком. Когда индейцев спрашивали о причине столь странного приспособления, те отвечали, что только так они могут защититься от мух, муравьев и других насекомых... а также укрыться от вражеских стрел и дротиков»{5} (перевод наш. - М. 3.). Конечно, вряд ли жилища гуарани представляли собой столь убогие лачуги, но как еще европеец эпохи раннего нового времени, привыкший к пышным, величественным каменным постройкам, мог воспринять традиционное жилище индейцев, непрезентабельный внешний вид которого был продиктован довольно суровыми условиями обитания?

Родовые общины управлялись вождями (касиками); должность касика обычно передавалась по наследству, но им мог стать только человек, проявивший себя храбрым и сильным воином. Гуарани были свободолюбивым народом, у каждого из племен были свои законы, и только опасность войны могла объединить их. Тогда созывался совет касиков, который ведал вопросами войны и мира и назначал военных вождей.

Нельзя не упомянуть, что гуарани были каннибалами, однако их каннибализм носил сугубо ритуальный характер. Они выбирали свои жертвы из наиболее доблестных врагов, захваченных в плен во время войны: гуарани верили, что вместе со съеденной плотью храбрость воина перейдет к ним. (Это верование вообще было довольно широко распространено среди «примитивных» народов.)

Религиозная составляющая жизни гуарани заслуживает отдельного рассмотрения. С самого начала периода испанского завоевания внимание конкистадоров и коло-нистов привлек тот факт, что у гуарани не было ни храмов, ни идолов, ни изображений, которым бы индейцы поклонялись, ни религиозных центров. Это навело испан¬цев на мысль о том, что они столкнулись с народом, у которого вообще отсутствовали какие бы то ни было религиозные представления. Ситуация, однако, была прямо противоположной: гуарани были настолько глубоко религиозны, что не нуждались ни в храмах, ни в рукотворных идолах. Первые миссионеры-иезуиты Мануэль де Ортега и Томас Фильдс отмечали, что гуарани «близки к познанию Царства Божия»{6}.

Индейцев гуарани можно без преувеличения назвать монотеистами. Ньяндеругуасу (Nanderuguasú) - «наш большой отец», Ньяманду (Namandú) - «первый, источник и начало», Ньяндехара (Nandejara) - «наш господин» - вот имена божества, который, по вере гуарани, был невидимым, извечным, вездесущим и всемогущим. Его духовная сущность, дабы человек мог обратиться к нему, снисходила до конкретной формы Тупа (Tupa), что в переводе с гуарани означает «гром». Тупа было множество, и они проявлялись в разнообразии явлений природы и космоса, но никогда не принимали видимую форму. Ньяманду не был богом исключительно народа гуарани, но считался богом и отцом всех людей.

Из вышесказанного можно заключить, что успех иезуитов в деле христианизации гуарани во многом объяснялся религиозной спецификой и особенностями жизнедеятельности этого народа. Привыкшие к полуоседлому образу жизни и земледелию, пусть и в примитивной форме, гуарани с готовностью поселялись в редукциях, а их вера в Единого Отца всего сущего как бы заранее подготовила их к относительно легкому принятию христианства.

Конкиста положила начало христианизации индейцев всей Латинской Америки, поскольку вместе с конкистадорами приходили и священники, ведомые искренним желанием принести свет Евангелия языческим народам. Парагвай не был исключением. Первыми миссионерами среди индейцев этого региона, в том числе и среди гуарани, были монахи из ордена францисканцев{7}. Систематическую евангелизацию гуарани можно отсчитывать с 1550 г., когда в Асунсьоне был образован епископат, чья юрисдикция распространялась на весь регион Ла-Плата.

Многие индейцы, населяющие территорию вокруг Асунсьона, приняли христианство, но их христианизация носила весьма поверхностный характер, поскольку сама миссионерская стратегия изначально была неверной. Священники работали поодиночке; ведя странствующую жизнь, они переходили от одного временного поселения индейцев к другому, проповедовали и крестили взрослых. Таким образом, обращенные индейцы оставались без пастыря, без богослужений и публичных молитв, некому было дальше наставлять их в вере. Иногда дело доходило до совсем смешных казусов. Например, видя, что для того, чтобы называться христианином, надо принять крещение (для индейцев это таинство выглядело как простое обливание водой), многие индейцы объявляли себя христианами на том основании, что вошли в церковь во время окропления{8} и несколько капель воды упало и на них. Немудрено, что в подобной ситуации Бог в сознании индейцев больше ассоциировался с родными, привычными им мифами и верованиями, чем с христианским учением.

Для того чтобы успешно христианизировать индейцев, их следовало собрать в постоянные поселения. Это осознавали как церковные, так и светские власти, в частности губернатор Асунсьона Алвар Нуньес Кабеса де Вака. Он хотел не только помочь делу евангелизации местного населения, но и защитить гуарани, особенно женщин, от притеснений, которые те постоянно испытывали от испанцев. Женщины гуарани отличались, по словам очевидцев, необычайной красотой, и состоятельные испанцы не стыдились окружать себя целыми гаремами из индианок, что не только коренным образом противоречило христианскому вероучению, но и подрывало доверие индейцев к светским властям. Именно гуманное отношение Кабеса де Ваки к индейцам вызвало недовольство колонизаторов и в дальнейшем послужило причиной его отставки, что, в свою очередь, повлекло за собой длительный перерыв в деле христианизации гуарани.

Полноценная и серьезная систематическая евангелизация гуарани за пределами Асунсьона и прилегающих территорий возобновилась только в 1575 г., когда в Парагвай прибыл монах-францисканец Луис де Боланьос. Именно он начал собирать гуарани в постоянные поселения, создавая первые редукции, которые потом развивались под управлением иезуитов. На территории провинции Гуайра (которая в наши дни является частью Бразилии) между 1580 и 1593 гг. он основал 18 деревень гуарани. Боланьос также был первым, кто в совершенстве овладел языком гуарани, понимая огромное значение проповеди Евангелия и объяснения истин веры на родном языке народа. Будучи не только прекрасным миссионером, но и блестящим ученым, Болань- ос создал для языка гуарани письменность (на основе латинского алфавита), составил первый учебник и словарь, а также перевел на гуарани части катехизиса и составил молитвенник. В написании лингвистических трудов миссионеру помогали два священника креола. Достижения Луиса де Боланьоса стали отправной точкой всей работы иезуитов, которую те в дальнейшем проводили в области языка гуарани. Следует особо отметить, что в задачу Боланьоса входило не только простое изучение языка индейцев, но и частично создание нового языка. Ведь те слова и понятия, которые больше всего были нужны для перевода катехизиса, в сознании индейцев прочно ассоциировались с колдовством и суевериями. Подобные слова следовало перестать употреблять в проповеди и заменить другими{9}. Боланьосу удалось и это. В целом он проповедовал среди гуарани на протяжении 54 лет; иезуиты, прибывшие в Парагвай в конце XVI в. и продолжившие его дело, обязаны ему очень многим.

Иезуиты в Латинской Америке

Для того чтобы перейти непосредственно к рассмотрению деятельности иезуитов в Парагвае, целесообразно вкратце осветить историю миссий иезуитов на территории Латинской Америки и основные принципы их миссионерской деятельности.

Первые иезуиты появились в Южной Америке в 1549 г. Это была группа из шести священников, которые сошли на берег Баии в Бразилии, куда они были призваны правительством Португалии. Своей главной задачей в Америке, как и в других странах, орден, безусловно, считал обращение местного населения в христианство. Однако проблема, которую предстояло решить иезуитам, была не только чисто миссионерской, но и серьезной культурологической, волновавшей, по словам Г. Бемера, церковные и светские власти Латинской Америки на протяжении нескольких поколений{10}. Христианизация индейцев была тесно связана с так называемым «индейским вопросом», заключавшимся в том, можно ли обращать индейцев в рабство. Несмотря на то, что еще в 1537 г. папа Павел III издал буллу, объявлявшую преступлением порабощение индейцев - как принявших христианство, так и язычников, светские власти Португалии фактически проигнорировали этот документ. Иезуиты же в решении индейский вопроса неукоснительно следовали принципам, которыми в свое время руководствовался Бартоломе де Лас Касас - монах-доминиканец, известный защитник индейского населения, решительно выступавший против порабощения туземцев. Подобно ему иезуиты сразу отвергли возможность любой принудительной работы индейцев на белых колонистов, в том числе и в относительно мягкой форме энкомьенды (исп. - encomienda), при которой индейцы как бы «поручались» конкистадору с целью взимания налогов и наставления в христианской вере.

При разрешении индейского вопроса иезуиты при-знавали только один вид конкисты - духовную конкисту, как они ее называли, conquista spiritual. Ее единственным орудием была проповедь и слово Божие, а целью - обращение индейцев в христианство. Надо сказать, что эта идея тоже изначально принадлежала Лас Касасу, но иезуиты были первыми, кто предпринял систематические (и весьма успешные) попытки проведения духовной конкисты. Они первыми отдавали все свои силы для того, чтобы осуществить эту конкисту среди гуарани Парагвая и Уругвая, среди чикитос и мохос Перу, арауканов Чили и ряда других племен не только Южной, но и Северной Америки.

Первые шаги в деле христианизации коренного населения Америки были сделаны иезуитами в Бразилии. Именно здесь они столкнулись с проблемой индейского вопроса и нашли пути его разрешения. На момент появления в Бразилии иезуитов колонизация этой территории только-только начиналась: португальцам удалось занять лишь несколько пунктов на побережье. То есть на этой территории практически отсутствовала даже светская власть, не говоря уже о церковной организации, которой не существовало вовсе.

Иммиграция в новую колонию была весьма малочисленной и состояла в основном из завсегдатаев портовых притонов и кабаков Лиссабона. Единственным существенным результатом подобной иммиграции стало появление большого количества метисов - детей, рожденных от свободных союзов (увы, нравственный уровень мигрантов оставлял желать лучшего) белых европейцев и женщин-индианок, преимущественно из гуарани. Простые матросы, авантюристы, ссыльные преступники - словом, представители низших слоев португальского общества, первые мигранты в силу своей социальной принадлежности не могли быть образованными и гуманными людьми. Поэтому индейский вопрос, который возник в колонии с самого начала пребывания там европейцев, они разрешили в высшей степени грубо и просто: белый колонист мог сделать с индейцем все что хотел. Считалось вполне в порядке вещей, что европеец может убить туземца или обратить в рабство столько краснокожих, сколько ему будет угодно.

Иезуиты думали иначе. Они тотчас начали борьбу за свободу индейцев и без промедления стали проповедовать Евангелие среди гуарани и тупи на их родном языке. Иезуиты обращали и крестили индейцев не только на побережье, но и организовывали смелые экспедиции вглубь региона. Первые миссионеры были людьми необычайно храбрыми, мужественными, исполненными глубокой искренней веры и самоотречения. Они были готовы преодолеть любые трудности и принять самую мучительную смерть, священники продвигались по непроходимым лесам Бразилии, встречая зачастую очень враждебное отношение местного населения. Однако многие племена удавалось если не христианизировать, то, по крайней мере, замирить (так впоследствии произойдет и в парагвайском Чако). Светская власть в колонии укреплялась во многом именно благодаря усилиям миссионеров.

Иезуитов очень беспокоил тот факт, что из-за постоянной перемены мест обитания многие обращенные в христианство индейские племена выходили из-под их духовной власти и возвращались к своим верованиям. Миссионеры осознавали, что все их труды окажутся бесплодными, если не сделать новообращенных оседлыми. С 1558 г. первый настоятель провинции Бразилия Мануэль де Нобрега стал собирать крещеных индейцев и селить их в постоянных поселках, где они должны были все время находиться под надзором миссионеров. Однако иезуиты прекрасно понимали, что делать это совершенно бесполезно, если одновременно не изолировать местное население от воздействия белых колонистов. Поэтому в ближайшие годы они использовали все свое влияние, которым обладали при португальском дворе, с целью добиться запрета порабощения индейцев. Но, к сожалению, миссионеры не нашли реальной поддержки в Лиссабоне. Для того чтобы провести серьезные законы, у правительства Португалии не хватало ни денежных средств, ни доброй воли; влияние на собственных же подданных в колонии было очень слабым. Несмотря на то что в 1574 г. король Себастьян издал указ, в котором, в частности, говорилось, что все индейцы постоянных миссионерских поселений считаются свободными людьми и корона берет на себя обязательства по их защите, белое и метисное население колонии мало считалось с волей своего короля. Это повлекло за собой длительное противостояние иезуитов и колонистов, которое позднее приводило даже к вооруженным конфликтам. Особую опасность для индейцев, живущих в миссиях, представляли отряды охотников за рабами, так называемых «паулистов» (от названия штата св. Павла в Бразилии), известных также под названиями «бандейранты» (от порт. bandeira - «знамя») и «мамелюкос», поскольку по своей жестокости они не уступали османским завоевателям в Европе. Эти отряды состояли из метисов и креолов. Позднее, когда были основаны редукции в Парагвае, который был испанской колонией, миссионерские поселения очень часто страдали от набегов «паулистов», и конфликт приобретал уже политическую окраску.

Следует отметить, что испанское правительство отнеслось к индейскому вопросу с большим вниманием и уважением по отношению к местному населению. Поэтому именно на территории испанских колоний иезуиты смогли в полной мере предпринять conquista spiritual, не только не встречая сопротивления светских властей, но и получая от них поддержку. Первой испанской колонией, где иезуиты начали вести миссионерскую деятельность, была Перу. Нельзя сказать, что христианизация населения Перу была очень успешной, так как первоначально иезуиты довольствовались поспешным обращением индейцев и массовыми крещениями. Этот метод был абсолютно бесперспективен, и генеральный настоятель Общества Иисуса Клаудио Аквавива впоследствии подверг его суровой критике. Однако большое количество крещений привлекло к себе внимание церковных властей, поэтому иезуиты были приглашены и в Парагвай для дальнейшего распространения христианского вероучения среди индейцев.

Иезуиты в Парагвае

Обширная территория, которую охватил своей проповедью Луис де Боланьос, находилась под юрисдикцией двух епископов, кафедры которых располагались одна в Тукумане, а другая - в Асунсьоне. Епископ Тукумана Франциск де Виктория был первым, кто пригласил в свой диоцез{11} иезуитов, которые на тот момент уже находились на территории Бразилии и Перу. Именно оттуда и были направлены восемь священников, но только трем из них, знавшим один из языков тупи, было суждено начать работу среди гуарани. Ими были португалец Мануэль де Ортега, ирландец Томас Фильдс и каталонец Хуан Салони. Это были поистине мужественные, храбрые люди, преисполненные религиозного рвения и решимости нести истины веры народам, доселе не знавшим их. На протяжении последующих двенадцати лет эти священники вели тяжелую, требующую настоящего героизма миссионерскую работу, которая на тот момент казалась малообещающей. В 1599 г. Ортега и Фильдс были отозваны в Асунсьон (только через одиннадцать лет они продолжили работу среди гуарани). Однако благодаря заслугам этих первых миссионеров стало ясно, что, во-первых, гуарани очень многочисленны, во-вторых, они открыты для восприятия христианского учения и, в-третьих, им нужно намного больше, чем странствующий проповедник, который просто крестил индейцев в одном поселении и тотчас же переходил в другое.

В 1602 г. судьба миссий среди гуарани неожиданно повисла на волоске: Клаудио Аквавива приказал сократить количество миссионеров. В иезуитской провинции Перу, к которой на тот момент принадлежали священники, проповедовавшие на территории Парагвая, была созвана конференция, предписавшая миссионерам покинуть Парагвай. Однако священники яростно протестовали, и дискуссия была продолжена, разрешившись в конечном итоге в пользу миссий уже на синоде, созванном в Асунсьоне. Именно на этом синоде, учитывая опыт миссионеров-францисканцев и первых иезуитов в деле христианизации гуарани, была создана своего рода программа дальнейших действий. Прежде всего четко устанавливалось, что все наставления должны даваться индейцам на их родном языке, поэтому священникам, которые собирались стать миссионерами, строго предписывалось знать хотя бы гуарани. Синод постановил также, что надлежит использовать катехизис Луиса де Боланьоса для того, чтобы слова и понятия, переведенные им, стали универсальными. На синоде было решено собрать индейцев в постоянные поселения для более успешной христианизации и для того, чтобы защитить их от испанских колонизаторов.

В то же время присланный Аквавивой визитатор{12} Паец предложил объединить территорию, лежащую к востоку от реки Уругвай и населенную гуарани, с территорией бразильских гуарани в один миссионерский округ. Это был разумный план, выполнение которого существенно облегчило бы работу миссионеров и помогло избежать дальнейших противоречий (этот регион впоследствии станет предметом ожесточенных территориальных споров между Португалией и Испанией, перешедших в кровопролитную войну с местным населением). Но против этого плана решительно выступил губернатор Асунсьона, понимавший, что подобное соединение двух территорий неизбежно приведет к утрате Испанией части своих владений в пользу Португалии. Поэтому Аквавива решил проблему иначе: в 1607 г. он создал на территории испанских колоний новую провинцию Парагвай, простиравшуюся от берегов Тихого океана на западе до побережья Атлантического океана на востоке и от реки Паранапанема на севере до мыса Горн на юге. Настоятелем провинции был назначен Диего де Торрес, который сразу зарекомендовал себя решительным защитником индейцев. Так, в 1608 г. он отменил энкомьенду на территориях, принадлежащих ордену иезуитов; индейцы, оставшиеся работать на этих землях, получали плату за свой труд. Между тем в Мадриде иезуиты указали испанскому престолу на незаконное поведение крупных энкомендерос Ла-Платы и Параны по отношению индейцам и потребовали восстановить справедливость. Испанское правительство отреагировало весьма неожиданным образом: оно не только даровало Д. де Торресу широкие полномочия для образования следственной комиссии по рассмотрению положения индейцев, но и в 1608-1609 гг. решило передать Обществу Иисуса духовную и светскую власть над индейцами Ла-Платы, предложив иезуитам группировать местное население в миссионерские округа. При этом испанцам под угрозой сурового наказания строго запрещалось самовольно проникать на территории миссий{13}.

Однако для того чтобы подобное решение не нанесло вред владениям колонистов, эти миссии было разрешено учреждать не в так называемых tierra di paz (исп. - «мирные земли»), уже принадлежащих колонистам, а в еще не завоеванных и не колонизированных tierra di guerra (исп. - «земли войны»). С этого момента conquista spiritual фактически признается единственным легальным средством завоевания индейцев, и эта задача целиком и полностью поручается духовным орденам. Теперь иезуиты, равно как и другие монашеские конгрегации, направляются испанским правительством во все стороны своих южноамериканских владений в качестве первых носителей христианской веры и цивилизации с целью расширить границы подвластных территорий.

Если посмотреть на карту колониальных владений Испании того времени, то можно увидеть, как на границах территорий, принадлежащих испанской короне, появилась целая линия миссий, которые не только отражают набеги вражеских племен, но и постепенно начинают культурную ассимиляцию индейцев.

«Государство» иезуитов в Парагвае

Следует сразу оговориться, что термин «государство» или «республика», применяющийся в исследовательской литературе по отношению к 30 редукциям, основанным иезуитами в Парагвае, весьма условен. Поселения миссий не являлись ни самостоятельным государственным образованием, ни даже автономной административной единицей на территории испанских колоний в Латинской Америке. Редукции подчинялись светским властям вице-королевства Перу, а именно губернатору Асунсьона. Миссии пользовались рядом привилегий и обладали довольно широкой внутренней автономией, да и располагались они по большей части в глубине почти непроходимых тропических лесов и были настолько удалены от основных населенных пунктов, что представители светской власти до поры до времени просто не могли добраться туда. Впрочем, это и не было нужно, ведь из миссий в королевскую казну исправно поступали налоги, которые обязано было выплачивать коренное население колоний, сами индейцы считались верными подданными испанской короны, а до всего остального колониальному правительству не было дела. И духовная, и светская власть в редукциях, таким образом, была сосредоточена в руках отцов-иезуитов.

Редукция Нуэстра Сеньора де Лорето (Nuestra Senora de Loreto), положившая начало целой цепи индейских поселений, была основана в марте 1610 г. иезуитами Хосе Катальдино и Симоном Масетой. Первыми индейцами, поселившимися там, были те, среди которых еще в самом конце XVI в. проповедовали Ортега и Фильдс и которые уже на протяжении десяти лет оставались без духовных наставников. Более 200 семей гуарани изъявили желание жить в редукции: индейцы были рады перейти под защиту миссий, спасаясь от испанцев, которые эксплуатировали их, и от португальцев, обращавших их в рабство. Индейцев, желавших поселиться в Лорето, было так много, что редукция уже не могла вместить их; поэтому в 1611 г. было основано еще одно поселение - Сан Игнасио (San Ignacio), которое находилось немного выше Лорето по течению реки Паранапанема. К 1620 г. редукций было уже 13, а их население, состоявшее исключительно из индейцев, насчитывало около 100 тыс. человек. К 1630 г. иезуиты владели уже четырьмя миссионерскими округами (Гуайра, правый берег среднего течении реки Параны, страна «между двумя водами» и левый берег реки Уругвай) с 27 редукциями, расположенными в них.

Успешная деятельность миссионеров не раз омрачалась трагическими событиями. Так, в 1618 г. в Гуайре разразилась эпидемия чумы - болезнь, принесенная на американский континент европейцами, унесшая много жизней индейцев. Напуганные, они бежали из редукций обратно в леса, надеясь спастись там от заражения. Многие возвращались к своим племенам, и родственники убеждали неофитов отречься от новой веры. Колдуны и шаманы только подливали масла в огонь, обвиняя миссионеров и их учение во всех бедах, обрушившихся на гуарани. Когда эпидемия чумы прошла, иезуиты, сопровождаемые теми индейцами, которые мужественно остались в редукциях, отправились на поиски потерянных овец своей духовной паствы. Многих удалось найти и вернуть в постоянные поселения.

Надо сказать, что в первые годы существования редукций крещеные индейцы часто обращались к своим старым верованиям и колдовству. Это происходило под влиянием шаманов, традиционно обладавших высоким авторитетом среди индейцев, поэтому иезуиты делали все возможное, чтобы не допустить их в редукции. Однако колдуны, не желавшие терять своего духовного влияния, все-таки проникали туда. Например, как-то раз в одном из поселений появился колдун с двумя помощниками и объявил себя богом в трех ипостасях. Роль «ипостасей» исполняли люди, сопровождавшие его. Весьма интересно отметить, как необычно отразились в сознании этого человека представления о христианском Боге, которые он решил совместить с традиционными верованиями, чтобы достичь большего влияния. Неизвестно, поняли ли это гуарани редукции, но шарлатан был с позором изгнан из поселения самими же индейцами{14}.

В 1620 г. на редукции обрушилась новая напасть, с которой отцам-иезуитам не удавалось справиться на протяжении нескольких десятилетий: «паулисты», охотники за рабами из бразильского штата св. Павла, совершили свой первый набег на поселения миссий в самом процветающем округе - в Гуайре. Они атаковали редукцию Инкарнасьон, почти до основания разрушили ее и увели в рабство несколько сотен индейцев. С 1635 г. «паулисты» ежегодно нападали на редукции, находящиеся на левом берегу реки Уругвай (как уже упоминалось, на эту территорию претендовала Бразилия). Они разрушали и грабили поселения (хотя, по правде сказать, грабить там было нечего; денег и предметов роскоши в редукциях не существовало, поэтому «паулисты» без особого стыда цинично грабили церкви, унося с собой золотую церковную утварь) и угоняли в плен целые семьи гуарани. Эти поистине варварские набеги причиняли колоссальный вред как местному населению, так и самим иезуитам, поскольку те не только теряли свою паству физически, но и утрачивали духовное влияние над ней. Все чаще индейцы отрекались от христианства, возвращаясь к язычеству. Шаманы и колдуны настраивали индейцев против священников: миссионеры, говорили они, это обманщики, которые приходят к доверчивым индейцам под маской дружелюбия и набожности, а сами распространяют болезни прикосновением рук; индейцы должны бежать из их церквей и отречься от новой религии, иначе охотники за рабами нападут на их поселения и ни одна живая душа не спасется{15}. Подобные умонастроения породили новый языческий культ, вобравший в себя черты христианства, но являвшийся индейским по своей сути. Его основу составляло поклонение останкам умерших колдунов. Эти останки хранились в особых святилищах, за ними с трепетом ухаживали жрецы (как мужчины, так и женщины), которые, входя в состояние транса, «получали послания» от умерших шаманов. В иерархии божеств было место даже у иезуитов! Им отводилась роль мелких духов, почти не обладающих никакой силой. Колдуны, напротив, считались самыми могущественными и почитались как творцы земли и неба.

Казалось, возврат к язычеству (причем в нетрадиционной для гуарани форме) был окончательным. На какое-то время индейцы стали просто неуправляемы. Однако новый культ не спасал гуарани от охотников за рабами. Иезуиты довольно быстро вернули себе духовную власть над индейцами. В начале 1630-х гг. миссионер Антонио Руис де Монтоя предпринял попытку увести гуарани с территорий, на которые посягали «паулисты». Было решено «передвинуть» редукции ниже по течению реки Параны. Тяжелейший поход продолжался около года: за Монтоей последовали 12 тыс. индейцев, но до редукций, располагавшихся на среднем течении реки Параны, дошли только 4 тыс. «Все остальные, - пишет миссионер-иезуит Николас дель Теко, - или погибли в пути, потерявшись в лесах, или умерли от изнеможения и голода»{16}.

После такого плачевного опыта миссионеры ясно осознали, что единственный способ спастись от нападения «паулистов» - это военные действия. В 1638-1639 гг. орден получил от королевского правительства разрешение выдавать индейцам огнестрельное оружие и создать военную организацию. Армия иезуитских миссий состояла в основном из кавалерии. Несмотря на то что индейцы, когда увидели первых конкистадоров, испугались именно лошадей, гуарани быстро научились хорошо держаться в седле и не уступали в этом умении испанцам. Однако на полях сражений гуарани были настолько беспомощны без европейских офицеров, что не могли даже пойти в атаку, не нарушив строй. Ведь тактика, к которой привыкли поколения индейцев, была более простой: издавая воинственные боевые кличи, они обрушивались все вместе, не заботясь о сохранении боевой линии. Это вполне срабатывало, когда гуарани сражались с другими индейцами, но с «паулистами» дело обстояло куда сложнее. Охотники за рабами были хорошо обученными солдатами, поэтому их не могли смутить беспорядочно наступающие индейцы, пусть и превосходящие количеством, но вооруженные копьями, пращами и луками, тогда как у самих «паулистов» было в руках огнестрельное оружие.

Итак, в конце 30-х гг. XVII в. у индейцев появилось огнестрельное оружие. Индейцев обучали владеть им, был разработан специальный курс тренировок: каждое воскресенье после общей вечерни проводились занятия по ведению как сухопутного, так и морского боев. Все это очень волновало испанских колонистов: они опасались, что индейцы, совсем недавно являвшиеся дикарями, могут выйти из повиновения иезуитов и направить оружие против них, а не то и попробовать отвоевать свою страну. Испанцы постоянно посылали протесты в Мадрид, однако разрешение владеть огнестрельным оружием, дарованное королем индейцам редукций, напротив, несколько раз обновлялось.

Результатом длительных тренировок, требовавших больших усилий и от индейцев, и от их учителей, стала битва при Мбороре в марте 1641 г., в которой 4 тыс. гуарани одержали победу над 4 тыс. «паулистов» и еще 2700 их союзников-индейцев. Со стороны гуарани битву возглавляли отец Ромеро, касик Игнасио Абиару (они командовали флотом, состоявшим всего из 60 каноэ, тогда как у «паулистов» насчитывалось 300 лодок) и Доминго де Торрес, руководивший сухопутными силами. После победы при Мбороре индейцы смогли надолго обезопасить себя (а заодно и внутренние территории испанских колоний) от крупных нападений «паулистов». Небольшие стычки, происходившие на границах, неизменно оканчивались в пользу гуарани. Таким образом, как упоминалось выше, редукции, индейцы которых держали в руках огнестрельное оружие, стали своеобразным щитом для испанских владений в Латинской Америке, защищавшим их от вторжения португальцев.

Внимание исследователей всегда привлекала экономическая сторона жизни редукций. В XIX в. среди ученых было распространено мнение, что редукции Парагвая представляли собой идеальные христианские коммунистические общины, в которых все считалось общим и служило равному благосостоянию всех членов общины. На самом деле все было практически наоборот.

Дело в том, что у гуарани, находившихся на ранней стадии социального развития, не существовало понятия частной собственности. В этом просто не было необходимости, ведь гуарани вели полукочевой образ жизни, и окружавшие их леса и реки в достаточном количестве давали все необходимое для каждого члена общины. Не было смысла в том, чтобы «делить» лес или реку на «мое» и «чужое».

Экономика оседлой жизни, напротив, так или иначе подразумевала владение землей, хотя бы в самой примитивной форме. Поэтому можно сделать вывод, что понятие частной собственности в жизнь индейцев привнесли иезуиты. Так, в 1618 г. Педро Оньяте, второй провинциальный настоятель Парагвая, писал, что индейцы, «будучи абсолютными варварами, не имеют в своем распоряжении ни дома, ни поля»{17}. Он приказал миссионерам проследить за тем, чтобы и то, и другое у гуарани появилось.

Земельные участки индейцев в редукциях назывались «abambae», что обозначало (хотя перевод был сделан с трудом) «личное владение». Урожай, который индеец собирал со своего участка, полностью принадлежал ему, и он мог распоряжаться им как хотел. Но продать этот участок или дом индеец не мог (кстати говоря, по колониальным законам индейцы вообще не имели права владеть землей). Земля, находившаяся в общественном владении, назвалась «tupambae», что в переводе означало «владение Бога», и обрабатывалась коллективно. В марксистской исследовательской литературе часто можно встретить мнение, что доходы от этой земли шли в карман иезуитов, которые подвергали «несчастных» индейцев «жестокой эксплуатации». Это было не так. Гуарани действительно приходилось заставлять работать, поскольку этот народ в силу особенностей традиционного образа жизни не привык к нелегкой монотонной, а главное, непрерывной работе земледельца. Поэтому все индейцы, которые могли работать, включая и маленьких мальчиков (им, естественно, давалась работа по силам), обязаны были отработать всего два дня в неделю на общественной земле. Урожай, который собирали с tupambae, помещали в специальные хранилища. С его помощью обеспечивалась жизнь тех, кто по каким-либо причинам не мог прокормить себя сам: мужчин, потерявших трудоспособность, вдов, сирот. Часть этого урожая шла на семена для следующего года, часть оставалась в качестве запаса на случай голода и для обмена на европейские товары. Какую-то часть урожая продавали, чтобы выплатить налоги испанской короне. Сами иезуиты получали от tupambae не больше, чем любой из индейцев.

Поголовья крупного рогатого скота, лошади, овцы, пастбища и леса - все это также считалось общественной собственностью. К сожалению, было совершенно бесполезно давать индейцам в частную собственность рабочий или молочный скот: гуарани, ранее никогда не использовавшие животных для обработки земли, предпочитали съедать быков, вместо того чтобы пахать на них, или коров, вместо того чтобы доить их и обеспечивать семью молоком{18}.

Подобная система землепользования, однако, могла существовать лишь в том случае, если число индейцев в редукции было более или менее стабильным. Когда редукция становилась перенаселенной, часть индейцев, ведомая двумя священниками, переходила на другое место, как правило, недалеко от прежнего. Обычно в редукциях в зависимости от их размера проживали 3500-8000 индейцев.

У европейцев, изредка попадавших в редукции (это могли быть визитаторы или представители светских властей), складывалось впечатление, что редукции очень богаты: величественные церкви, каменные дома индейцев, мощеные улицы - все это выглядело просто великолепно по сравнению со столицей Асунсьоном. Редукции были построены по строгому греко-римскому плану: улицы пересекались под прямым углом, в центре поселения располагалась главная площадь, на которой стоял собор. К собору с одной стороны примыкало кладбище, с другой - дом священников и здание Городского совета. За кладбищем размещался дом для вдов и сирот, который существовал в каждой редукции; за зданием Совета - помещение школы и хранилища. За собором находился сад, принадлежащий священникам. Дома индейцев, как уже было сказано, располагались по строгой планировке.

Сделанные из сырого кирпича, с гладкими стенами и крышами, покрытыми соломой, без окон и с очень узкой дверью, которая служила единственным источником света, эти дома не отличались ни красотой, ни удобством. Но не стоит забывать, что редукции почти все время находились как бы на осадном положении из-за постоянных набегов бандейрантов, поэтому подобные условия существования были в какой-то степени оправданы. Только в начале XVIII в. кирпич был заменен камнем, а солома - черепицей. По сравнению с домами индейцев дома священников казались дворцами; но на самом деле миссионеры жили скромнее, чем простые крестьяне в Европе. Это доказывают описи имущества иезуитов редукции Сан Игнасио Мини, сделанные после их изгнания: восемь матрасов, девять кроватей и подушек, 12 подсвечников, семь столов, семь книжных полок, 20 стульев и трое часов - вот из чего состояло «несметное богатство» иезуитов, за которое их так яростно критиковали.

В редукциях были маленькие фабрики, и это в стране, где на тот момент вообще не существовало промышленности. Те, кто приезжали в редукции, наблюдали за работой хорошо обученных и умелых плотников, каменщиков, скульпторов, ткачих, мастеров, делающих музыкальные инструменты, граверов, копиистов, оружейников и еще многих ремесленников и мастеров. Каждый индеец с детства учился какому-либо ремеслу, к которому имел склонность, и, став мастером, передавал свои навыки и умения другим. Однако при всем этом кажущемся богатстве редукции на самом деле вовсе не были богатыми, они, скорее, были процветающими. Доходы редукций лишь немного превосходили их расходы; деньги существовали только для того, чтобы выплачивать налоги казне. Самим индейцам деньги были не нужны: все, что было необходимо, предоставлялось общиной. После изгнания иезуитов из Латинской Америки (1767-1768 гг.), когда редукции перешли под управление светских властей, там не было найдено ни денег, ни драгоценных вещей. Более того, оказалось, что некоторые редукции даже задолжали Асунсьону.

Иезуиты внимательно следили за образованием индейцев. С ранних лет дети гуарани учились читать и писать на родном языке; мальчики постепенно обучались мужским ремеслам, девочки - женским, преимущественно прядению и ткачеству. Особое внимание, разумеется, уделялось Закону Божьему. Надо отметить, что источники почти не дают описания религиозной стороны жизни редукций. Дело в том, что вся жизнь индейцев в редукциях была пронизана религиозностью настолько, что эта религиозность уже почти «растворялась» в обыденной жизни: утром служилась месса, на которой все индейцы были обязаны присутствовать (пропускавшие богослужения без уважительной причины подвергались наказанию). Потом, выстроившись в колонны, гуарани под пение гимнов отправлялись на общественные работы, также сопровождавшиеся музыкой; после работы все возвращались в церковь для общей вечерней молитвы. Воскресенье и праздничные дни были, конечно же, нерабочими. Вообще распорядок дня в редукциях заслуживает отдельного рассмотрения, особенно расписание священников. Антонио Сепп, служивший в редукции Япейю, писал, что для той работы, которую выполняет он один, в Европе потребовалось бы семь или восемь священников. 

Именно А. Сепп оставил нам сведения о распорядке дня священников, который, скорее всего, был почти одинаковым во всех редукциях. Священник вставал за час до рассвета, молился в церкви, потом слушал исповеди своей паствы. После этого он отправлялся учить детей катехизису и посещал больных. Поскольку почти каждый день кто-то из жителей редукции умирал, священник был обязан совершить похоронный обряд. После посещения больных миссионер отправлялся в школы, фабрики и другие заведения, где разговаривал с индейцами и наблюдал за учебным процессом. А. Сепп лично следил за своим маленьким оркестром и певцами. Ближе к 10 часам утра он посылал еду больным и только после этого, наконец, мог пообедать сам. После общей молитвы в середине дня у священника оставалось два часа свободного времени, которое он мог провести в своем саду или за книгой. Однако отдых миссионера часто прерывался: ведь он в любой момент мог понадобиться кому-либо из своей паствы. С двух до четырех священник опять посещал больных и хоронил умерших. В семь - после ужина и общей молитвы - он снова был свободен уже до раннего утра следующего дня. В одной редукции редко бывало больше двух священников, поэтому они были заняты с утра до вечера, почти без отдыха трудясь на благо вверенных им индейцев.

Светскую власть в редукциях формально осуществляли сами индейцы (конечно, ничего не делалось без разрешения священников). Во главе редукции стоял коррегидор (corregidor) со своим заместителем (teniente); им помогали три надзирателя (alcaldes), четыре советника (regidores), префект полиции, эконом, секретарь и королевский знаменосец. Все они составляли Кабильдо (Cabildo) - городской совет.

Завершая описание миссионерских поселений гуарани, скажем сказать несколько слов об искусстве редукций. Еще миссионеры Ортега, Фильдс и Салони заметили, что индейцы гуарани необычайно музыкальны, и их чувство тона развито сильнее, чем у других индейцев Латинской Америки. «Дайте мне оркестр, - сказал один из миссионеров, - и я мгновенно завоюю души этих индейцев для Христа»{19}. Священники зачастую не могли пробраться пешком сквозь дикие тропические леса: миссионеров было очень мало, да и индейцы относились к ним весьма недоверчиво. Но священники заметили, что, когда они, проплывая в своих лодках мимо временных поселений гуарани, напевали или наигрывали мелодии, индейцы подходили к берегам и слушали их. Это определило дальнейший подход миссионеров: отправляясь проповедовать, они неизменно брали собой музыкальные инструменты и играли настолько хорошо, насколько могли.

Что касается редукций, то индейские оркестры и хоры были настоящей гордостью отцов-иезуитов. В оркестрах европейские скрипки, контрабасы, флейты и гобои прекрасно звучали вместе с индейскими тростниковыми и глиняными дудочками, свистками и барабанами. В каждой церкви был орган, сложнейший инструмент, на котором талантливые гуарани научились прекрасно играть. К концу 20-х гг. XVII в. индейцы были настолько умелыми музыкантами и певцами, что даже дали в Буэнос-Айресе концерт, посвященный назначению Франсиско де Сеспедеса на пост губернатора. Испанские слушатели были в восторге{20}. Обычно в каждой редукции было 30-40 музыкантов. Музыка, как уже упоминалось, сопровождала индейцев на протяжении всего рабочего дня. Традиционные танцы гуарани иезуиты умело превратили в религиозные представления, мистерии и процессии, которые были особенно пышными на Страстной неделе и в праздник Тела Христова{21}.

Закат деятельности Общества Иисуса в Латинской Америке

В 1750 г. Испания и Португалия заключили договор, по которому португальской Бразилии отходили земли по левому берегу реки Уругвай с расположенными на них семью редукциями. На основании этого договора испанское правительство приказало иезуитам покинуть эти редукции вместе с 30 тыс. индейцев, населявшими их, и основать новые поселения на правом берегу Уругвая. Подобный приказ стал ясным свидетельство того, что иезуиты постепенно теряли свое влияние при испанском и португальском дворах. Результат этого приказа был вполне предсказуем: священники Параны и Уругвая выступили в защиту прав индейского населения и оказали сопротивление комиссии, прибывшей для того, чтобы урегулировать вопрос о границах. Но, связанные обетом послушания, священники вскоре все же были вынуждены покинуть свою паству. Когда в 1756 г. на спорную территорию были введены войска Испании и Португалии, гуарани выступили против них с оружием в руках, стремясь защитить землю, которую они считали своей родиной. Произошла битва, победу в которой одержали, разумеется, европейцы. Однако индейцы не сдавались и начали такую жестокую партизанскую войну, что к 1760 г. португальская армия оказалась измотана, деморализована и обескровлена и была вынуждена отступить. Поскольку обе державы были по ряду других причин недовольны решением вопроса о границах, то было решено аннулировать соглашение, и уругвайские миссии остались за Испанией.

Между тем в Португалии министр Себастьян Хосе де Карвалло, более известный как маркиз де Помбаль, опубликовал «Краткое сообщение о республике иезуитов», работу, не основанную на фактах, но по времени совпавшую с антииезуитскими настроениями в Европе. Его кампания против иезуитов была поддержана целой лавиной книг и памфлетов, направленных европейским монархам и Папе Римскому. Иезуитов обвиняли в подстрекательствах к мятежам, в развязывании войн и даже в желании захватить всю Европу. Сам Помбаль, зацепившись за неприятное для колониальных властей разрешение индейцам редукций носить огнестрельное оружие, писал, что, вместо того чтобы наставлять индейцев в христианстве, иезуиты обучают их строить военные сооружения и стрелять из ружья. «Их несчастные семьи, - добавлял он, - живут в строжайшем повиновении и в более суровых условиях, чем негры, работающие на рудниках»{22}. 

Помбаля давно возмущало влияние иезуитов на португальский двор и правительство, и он решил избавиться от них. Это эму удалось: еще в 1756 г. он велел изгнать всех иезуитов, находившихся при дворе, а в 1759 г. по его приказу иезуиты были изгнаны из всех португальских владений, в том числе и из колоний в Латинской Америке. Вскоре примеру Помбаля последовал испанский король Карл III, обрушив на иезуитов гонения в Испании в 1767 г., а в 1768 г. велевший представителям Общества Иисуса покинуть все территории, принадлежащие испанской монархии. Мир, который мужественные и самоотверженные миссионеры строили на протяжении 150 лет, рухнул в одночасье.

Редукции перешли под управление светских властей. Но долго поселения не просуществовали: иезуиты действительно создали новую прекрасную и процветающую цивилизацию, но она была искусственной, а потому - недолговечной. Индейцы стремись покинуть миссии и перебраться в более крупные города, такие как Асунсьон или Буэнос-Айрес. Редукции быстро опустели и пришли в упадок. Последующие войны окончательно разрушили архитектурные памятники, и только руины напоминают теперь о былом величии «государства» иезуитов в Парагвае.

Однако не будем забывать, что благодаря миссионерской политике иезуитов, а именно длительной изоляции редукций, гуарани сохранили свою этническую идентичность, свой язык и культуру. Индейцы понимают это и до сих пор с теплотой и благодарностью отзываются о времени существования 30 иезуитских миссий в самом сердце Латинской Америки.

Примечания

1. Цит. по: Caraman P. The lost paradise. The Jesuit Republic in South America. New York, 1973.

2. Термин «редукция», который будет часто использоваться в данной работе, является транслитерацией испанского слова «reduction» и, возможно, лучше всего переводится на русский язык как «община», «поселение». В свою очередь, «reduction» происходит от глагола «reducir», который в изучаемый период обозначал «собирать в поселение миссий».

3. McNaspy C. J., Blanch J. M. Lost cities of Paraguay. Chicago: Loyola University Press, 1982.

4. Caraman P. Op cit. P. 22.

5. Цит. по: Caraman P. Op. cit. P. 22.

6. Caraman P. Op. cit. P. 40.

7. Францисканцы (лат. Ordo Fratrum Minorum) - католический нищенствующий монашеский орден, основан св. Франциском Ассизским в 1208 г. с целью проповеди в народе апостольской бедности, аскетизма, любви к ближнему. В период Нового времени францисканцы активно занимались миссионерской и исследовательской деятельностью, работая в испанских владениях в Новом Свете и в странах Востока.

8. Окропление (лат. asperges) - начальный покаянный обряд католической мессы, во время которого священник окропляет прихожан святой водой и поется покаянный псалом «Помилуй меня, Боже.» (лат. “Miserere mei Deus...”).

9. Caraman P.Op. cit. P. 26.

10. Бемер Г. Иезуиты. СПб.: Полигон, 1999. С. 314.

11. Диоцез (лат. diocesis) - церковно-административная единица в Католической церкви, во главе которой стоит архиерей (епископ или архиепископ). Для русского читателя более привычным является аналогичное понятие епархия.

12. Визитатор (лат.) - духовное лицо, уполномоченное епископом или генеральным настоятелем ордена на производство визитации, то есть на инспекцию деятельности определенных лиц и учреждений.

13. Бемер Г. Указ. соч. С. 323.

14. Caraman P.Op. cit. F. 38.

15. Caraman P.Op. cit. P. 61.

16. Caraman P.Op. cit. P. 67.

17. Цит. по: Caraman P. Op. cit. P. 116.

18. Caraman P. Op. cit. P. 121.

19. Цит. по: Caraman P. Op. cit. P. 213.

20. Caraman P. Op. cit. P. 215.

21. Праздник Тела Христова (лат. Corpus Chiisti) - праздник в Католической церкви, посвященный особому почитанию Пресвятых Даров, то есть Тела и Крови Христа.

22. Цит. по: Caraman P.Op. cit. P. 274.

Библиографический список

Бемер Г. Иезуиты. СПб.: Полигон, 1999.

Caraman P. The lost paradise. The Jesuit Republic in South America. New York, 1973.

McNaspy C. J., Blanch J. M. Lost cities of Paraguay. Chicago: Loyola University Press, 1982.

АНТРО 2012/2, С. 123-151.

This post has been promoted to an article   

https://cont.ws/post/378306