Прадедом скифского философа Анахарсиса был скифский царь Спаргапиф (Спартапиф)царствовавший в середине VII века. Дед Анахарсиса скифский царь Лик (или Лих, Лихо, Лихой).
Отцом философа Анахарсиса был скифский царь Гнур. А его племянник Антир, сын Савлия, правил всей Скифией и отличился в войне с персидским царём Дарием I около 512 г. до н.э.

Скифского мудреца философа-энциклопедиста Анахарсиса (ок. 610—545 гг. до н.э.), греки включили в число первых «семи философов», его афоризмы повторяются во многих античных произведениях ещё до нашей эры.

Философские труды скифского мудреца Анахарсиса известны в виде Писем «К афинянам», «К Медоку», «К Аннону» (философам), «К царскому сыну», к царю Лидии «Крезу», и 800 стихов, посвящённых ратным подвигам скифов, видимо, были хорошо известны Геродоту.

В «Истории» Геродот цитирует слова скифского философа:

«Вы смеетесь над моим языком за то, что он не отчетливо выговаривает греческие буквы. Анахарсис неправильно говорит среди афинян, а афиняне — среди скифов. Не языком отличаются люди от людей и приобретают славу, а мыслями, как и эллины, отличаются от эллинов. Скифы не порицают речи, которая выясняет должное, и не хвалят той, которая не достигает цели. Речь не бывает дурна, когда мысли хороши и прекрасные дела следуют за речами. Скифы считают речь дурной, когда бывают дурны помыслы...»

«Зависть и страх суть великие доказательства низкой души: за завистью следует печаль от благополучия друзей и сограждан, а за страхом — надежды на пустые слова. Скифы ободряют таких людей, но радуются чужому благополучию и стремятся к тому, чего и им возможно достигнуть; а ненависть, зависть и всякие пагубные страсти они постоянно всеми силами изгоняют, как врагов».

Довольствие малым, как экономический принцип жизни в скифском сообществе, подчёркнуто в письме Анахарсиса к Аннону, карфагенскому полководцу VI—V вв. до н.э.: «Мне одеянием служит скифский плащ, обувью — кожа моих ног, ложем — вся земля, обедом и завтраком — молоко, сыр и жареное мясо, питьем — вода…» Богач — раб роскоши, обилия вещей и праздного образа жизни, считали и греческие философы киники и стоики.

Философ Марк Туллий Цицерон (106—43 гг. до н. э.) отмечал, что «скиф Анахарсис мог считать деньги ни за что, а наши философы не могут сделать это».

Ярко, афористично и образно выразил философ Анахарсис свое скифское мировоззрение об истинных ценностях жизни в письме к царскому сыну: «У тебя флейты и кошельки, а у меня — стрелы и лук. Поэтому, естественно, что ты — раб, а я свободен, и у тебя много врагов, а у меня нет ни одного. Если же ты хочешь, отбросив серебро, носить лук и колчан и жить со скифами, то и у тебя будет то же самое».

Простая скифская одежда и пища, легкое оружие, и как результат, свобода и отсутствие врагов и завистников и безопасность для жизни. Не богатства, «ни флейты и кошельки», а мечи и колесницы, военные корабли и армады всадников обеспечивают безопасность, жизнь и интересы царских детей.

Афоризмы скифского философа Анахарсиса встречаются в произведениях Платона и Аристотеля. Анахарсис не считал себя «космополитом», в отличии от будущих стоиков и киников и часто находил возможность подчеркивать достижения своей родины Скифиии её народов.

Философские истины скифского мудреца Анахарсиса.

«Скифы живут лучше греков,— говорил выдающийся скифский философ-энциклопедист Анахарсис (ок. 610—545 гг. до н.э.), — потому что у них всё общее, ничего нет лишнего, каждый довольствуется малым, никто никому не завидует. А у вас, греков, — продолжал он, — даже боги начали с того, что поделили весь мир: одному небо, другому море, третьему подземное царство. Но землю даже они не стали делить: ее поделили вы сами и вечно из-за нее ссоритесь».

Греки смеялись: «У вас нет даже домов, одни кибитки; как же можешь ты судить о порядке в доме, а тем более — в государстве?» Анахарсис отвечал: «Разве дом — это стены? Дом — это люди; а где они живут лучше, можно и поспорить». Об истинных и мнимых ценностях и уровнях экономического развития стран и народов можно поспорить. На скифской царской пекторали представлен весь скифский мир, существующий в гармонии с природой, умеющий оградить свою жизнь от опасностей извне, от диких животных и врагов.

В греческой жизни Анахарсис больше всего отмечал риски мореходства и чрезмерного пьянства.

На вопрос, как не стать пьяницей, Анахарсис сказал: «Иметь перед глазами пьяницу во всем безобразии». «Почаще смотреть на пьяниц».

«Первые три чаши на пиру — это чаша наслаждения, чаша опьянения и чаша омерзения».

«Удивительно и то, как эллины при начале пира пьют из малых чаш, а с полными желудками – из больших». «Лоза приносит три грозди: гроздь наслаждения, гроздь опьянения и гроздь омерзения».
Мальчику, который напившись вина, оскорблял его, он сказал: «Если ты, мальчик, смолоду не можешь вынести вина, то в старости придётся тебе носить воду».

На вопрос, есть ли у скифов флейты, он ответил: «Нет даже винограда».

«Удивительно как это эллины издают законы против дерзости, а борцов награждают за то, что они бьют друг друга.» «Эллины осуждают драки, а сами рукоплещут борцам на состязаниях»

«Масло — зелье безумия, потому что, намаслив тела, борцы нападают друг на друга как безумные».

«Удивительно как это в Элладе участвуют в состязаниях люди искусные, а судят их неискусные».

«Удивительно, что в народных собраниях у них вносят предложения люди умные, а обсуждают и утверждают люди глупые».

Узнав, что корабельные доски толщиной в четыре пальца, он сказал: «Корабельщики плывут на четыре пальца от смерти»
На вопрос, какие корабли безопаснее — длинные военные или широкие торговые, он ответил: «Вытащенные на берег».

На вопрос, кого больше, живых или мёртвых, он переспросил: «А кем считать плывущих?»
Самое же удивительное, по его словам, что он видел у эллинов, – это что дым они оставляют в горах, а дрова тащат в город.

«Как можно запрещать ложь, а в лавках лгать всем в глаза?»
«Рынок — говорил он, – это место, нарочно назначенное, чтобы обманывать и обкрадывать друг друга».

Геродот пишет: «Греки долго помнили его и его меткие слова. Один афинянин попрекал его варварской родиной. Анахарсис ему ответил: «Мне позор моя родина, а ты позор твоей родине».

Когда греки смеялись, называя Анахарсиса варваром, вздумавшим учить мудрости греков; Мудрый скиф сказал: «Привозным скифским хлебом вы довольны; чем же хуже скифская мудрость?» Если Скифия приносит грекам экономические блага, чем хуже греческой наша скифская экономическая мысль?!

Его спрашивали: «Правду ли говорят, что вы, скифы, умеете ходить по морозу голыми?» Анахарсис отвечал: «Ты ведь ходишь по морозу с открытым лицом? Ну вот, а у меня все тело — как лицо».

На вопрос, что в человеке хорошо и дурно сразу, он ответил: «Язык».
На статуе Анахарсиса написано: «Обуздывай язык и чрево уздой».

«Лучше иметь одного друга стоящего, чем много нестоящих».

Историк античной философии Диоген Лаэрций (ок. 404 — 323 гг. до н. э.) в «История Древнегреческой философии» допускал, что скиф Анахарсис встречался с древнегреческим мудрецом Мисоном (др.-греч. Μύσων ὁ Χηνεύς), в списке Платона стоявшим за скифским философом Анахарсисом, одним из семи мудрецов «снаряжённым пронзительной мыслью».

Понятно стремление скифа встретиться с мудрецом Мисоном из Итии (Ситии) на Крите, где он вёл беседы с эллинами. По свидетельству Геродота Анахарсис застал Мисона у края поля, когда философ-пахарь уже не косил сено, а посреди лета готовил свой плуг к весенней пахоте, прилаживая рукоятку.
— А ведь время нынче не пахотное, Мисон!
— Тем более надобно готовиться к пахоте, — прозвучал вполне житейский ответ, в соответствие с народной мудростью «Готовь сани летом, а телегу зимой».

В эллинском мире Анахарсиса признавали не только мыслителем, философом, теоретиком-экономистом, но и практиком, изобретателем орудий труда — плуга, «рогатого» якоря для античных кораблей и гончарного круга. Платон отмечал, что изучая жизнь и обычаи эллинов в Афинах, скифский мудрец Анахарсис сделал много полезных открытий и изобретений. Вернувшись на родину в Скифию, Анахарсис стремился научить соотечественников эллинским обычаям.

Кузнецова Т.М. Анахарсис и Скил.

Генеалогия скифских царей и их судьбы неоднократно привлекали внимание исследователей.1. Отсутствие точных данных в источниках позволило учёным предположить возможность перерывов в главной скифской династии между Иданфирсом и Ариапифом и между Октамасадом и Атеем.

Б. Н. Граков, рассматривая бляшки с изображением Геракла, получившие распространение в Скифии с IV века до н. э., полагал, что их появление связано или с началом правления в это время новой ветви царствующей династии, или с узурпацией власти Атеем, что и заставило последнего воспользоваться символическим для скифских царей, производивших себя от Зевса через Таргитая—Геракла, изображением «для установления фиктивной общей генеалогии с прежней династией»2 . Появление антропоморфных изображений скифских божеств несомненно свидетельствует о новом уровне религиозных представлений, возможно, обусловленных новыми социальными порядками, но эти изменения совсем не обязательно связывать с узурпацией власти или сменой династии.

Предположение о перерыве в родословной скифских царей привело исследователей к попытке заполнить этот «пробел» скифской истории тем или иным персонажем. В связи с преданием Геродота о царе Арианте Б. Н. Граков, за отсутствием точных указаний «отца истории», допускал «возможный промежуток» между временем правления царей Иданфирса и Ариапифа, в который можно было бы поместить Арианта, но не настаивал на этом.

Ю. Г. Виноградов, исследовав греческие надписи на, так называемом, перстне царя Скила, ввёл в научный оборот имя ещё одного лица, владевшего перстнем до Скила, — Аргота.Интерпретируя сюжет на щитке этого перстня как сцену инвеституры и определяя сам предмет, как символ царской власти, исследователь выдвинул гипотезу, по которой Аргот был скифским царем, предком Скила, родоначальником новой династии, пришедшим к власти после Иданфирса. По мнению автора, Аргот «великолепно укладывается в предполагаемую лакуну» в династийной скифской генеалогии, охватывающую условно 510—490 гг. до н. э. Эта лакуна образуется, как считает Ю. Г. Виноградов, в результате исчезновения из поля зрения источников Иданфирса — верховного владыки и главнокомандующего скифов, если тот не был долгожителем 4.

Однако отсутствие сведений в источниках об Иданфирсе после войны с царём Персии Дарием I не может рассматриваться как свидетельство смерти победителя персов, хотя бы потому, что имени царя, правившего в Скифии во время пребывания там Геродота, последний нигде не упоминает. Нет необходимости предполагать и долгожительство царя Иданфирса.Царь Дарий, например, имевший тот же сан и воинское звание, пришёл завоевывать Скифию в возрасте 31—38 лет 5. Умер же он в 486 г. до н. э. (т. е. после предполагаемой «лакуны») в возрасте около 63 лет.

Неполнота данных источников по поводу родственных отношений между теми или иными царями может быть связана с отсутствием в это время каких-либо значительных событий. Смена династий или узурпация власти находили, как правило, отражение в произведениях древних авторов (Herod., I, 8—12; II, 162—172; III, 63—68). Я думаю, что лакуна в книге Геродота между Иданфирсом и Ариапифом объясняется, во-первых, отсутствием у автора интереса непосредственно к генеалогическому древу скифских царей, так как подробно в «Истории» описывается только то, что связано с персами, в данном случае с царём Дарием (6), благодаря походу которого мы и узнаем о скифах, и, во-вторых, определенной тенденциозностью данных, предложенных Геродоту информаторами. Смена династий, если таковая имела место, не могла остаться вне внимания историка, который не только пользовался сведениями Тимна — приближенного царя Ариапифа (7), но и обращался непосредственно к скифам (Herod., IV, 76).

Однако в связи с философом Анахарсисом и Скилом в труде Геродота имеется достаточно сведений о политических событиях в Скифии, на которых я и хочу остановиться.

Геродотом этот материал представлен следующим образом: «…Анахарсис, обозрев много стран, стяжал себе славу великого мудреца, на возвратном пути в родную Скифию, проезжая через Геллеспонт, пристал в Кизике; застав кизикийцев совершающими с большой торжественностью праздник в честь Матери Богов, он дал обет…, если возвратится на родину здравым и невредимым, совершить ей жертвоприношениетаким же образом, какой он видел у кизикийцев, и установить всенощное празднество. По возвращении в Скифию он отправился в так называемую Гилею… и совершил в честь богини полное празднество с тимпаном в руках и увешанный изображениями богини. Кто-то из скифов, подметив действия Анахарсиса, донёс об этом царю Савлию; последний, прибыв туда лично и увидев, что Анахарсис совершает это празднество, убил его стрелой из лука» (Herod., IV, 76).

«…Я слышал ещё другой рассказ, сообщаемый пелопоннесцами, именно, что Анахарсис был отправлен в Элладу скифским царем и учился там…» (Herod., IV, 77).

«… Так погиб Анахарсис за сочувствие иноземным обычаям и за сношение с эллинами. Много лет спустя подобная же участь постигла Скила… У скифского царя Ариапифа, кроме других детей, был сын Скил; он родился от жены истрианки… мать научила его эллинскому языку и грамоте… Скил [после гибели отца] получил царскую власть и одну из жён отца, по имени Опию; она была скифянка, и от неё у Ариапифа был сын Орик. Царствуя над скифами, Скил вовсе не любил скифского образа жизни, так как, вследствие полученного им воспитания питал гораздо больше склонности к эллинским обычаям, а потому поступал следующим образом: когда ему случалось приходить с большою свитою скифов в город борисфенитов,… он оставлял свиту перед городскими воротами, а сам входил в город, приказывал запирать ворота, затем снимал с себя скифское платье и надевал эллинское; в этом платье он ходил по площади, не сопровождаемый ни телохранителями, ни кем-либо другим (а ворота охраняла стража, чтобы кто-либо из скифов не увидел его в такой одежде), во всем жил по-эллински и приносил жертвы богам по эллинскому обычаю. Пробыв в городе месяц или более, он снова надевал скифское платье и удалялся. Такие посещения повторялись часто…» (Herod., IV, 78).

«… Он возымел сильное желание быть посвященным в таинства Диониса-Вакха… Когда Скил был посвящен в таинства, …один из борисфенитов с насмешкою сказал скифам: „Вы, скифы, смеетесь над нами, что мы устраиваем вакхические празднества и что в нас вселяется бог, а вот теперь этот бог вселился в вашего царя…, если вы мне не верите, то следуйте за мной и я покажу вам“. Начальники скифские последовали за борисфенитом, который тайком провёл их на башню и посадил там. Когда показался Скил с процессией и скифы увидели его в вакхическом исступлении, они пришли в сильное негодование и, сойдя с башни, рассказали всему войску виденное ими» (Herod., IV, 79).

«Когда после этого Скил возвратился домой, скифы взбунтовались против него, поставив царем его брата Октамасада, сына дочери Терея. Скил, узнав о восстании против него и о причине, вследствие которой оно произошло, спасается бегством во Фракию. Октамасад… выступил походом на фракийцев. На Истре его встретили фракийцы. Перед самым началом битвы Ситалк послал к Октамасаду глашатая со следующим предложением: „… Ты сын моей сестры, и в руках у тебя мой брат: выдай мне его, а я передам тебе твоего Скила: а подвергать опасности войска не следует ни мне ни тебе“, … у Октамасада… скрывался брат Ситалка, бежавший от него. Октамасад…, выдав Ситалку своего дядю по матери, получил брата Скила. Ситалк, взяв брата, удалился, а Октамасад тут же велел отрубить голову Скилу. Так оберегают скифы свои обычаи и так сурово карают тех, кто заимствует чужие» (Herod., IV, 80).

Рассмотрим подробно обе эти истории.

Анахарсис. Скифский царь, возможно, отец Анахарсиса — Гнур (8), отправил сына учиться знаниям у эллинов, и около 594 г. до н. э. тот побывал в Афинах (Diog. Laert., I, 8, 101, 102). Странствовал Анахарсис, видимо, очень долго (9) и возвратился на родину уже «мудрецом», каковым и представляет его Эфор (Strabo., VII, 3, 9). Из Малой Азии через Кизик Анахарсис прибывает на родину (10).

Из-за длительного отсутствия царевича скифы о нём к этому времени, возможно, уже забыли, так как к началу путешествия Анахарсис не был для них фигурой необычной, тем «мудрецом Анахарсисом», который позднее стал известен грекам.

В отсутствие Анахарсиса власть перешла к его брату Савлию, который был, видимо, мало заинтересован в возвращении царевича (11). Немедленное убийство Анахарсиса братом, связанное с отправлением культа Матери Богов (Кибелы), который не был чисто греческим культом (12), подтверждает подобное предположение.

Возвращение и печальный конец Анахарсиса, уже забытого скифами, также не стали им известны, естественно, что во время посещения Скифии Геродотом Анахарсиса никто не помнил, а остались среди тайн царствующего дома до тех пор, пока эта история не понадобилась Октамасаду.

Скил. Сын царя Ариапифа Скил после гибели отца наследует не только трон, но и одну из его жён — скифянку Опию с сыном Ориком, сводным братом Скила, который, таким образом, становится пасынком последнего и потенциальным наследником, если у царя такого в силу каких-либо обстоятельств не будет детей (13). Однако скифы, спокойно относившиеся какое-то время к тому, что их царь приносит жертвоприношения по греческому обрядуи не интересовавшиеся, чем же занимается он, длительное время находясь в Ольвии, вдруг, по наущению какого-то неизвестного борисфенита, загораются желанием это узнать. Скифские военачальники в сопровождении того же неизвестного тайно залезают на ольвийскую башню, с высоты которой им показывают Скила.

И тут возникает вопрос: что же могли увидеть с городской башни скифы? Толпу вакхантов — несомненно (14). Но как они разглядели среди этой толпы своего царя — неясно, ведь Скил при каждом посещении Ольвии переодевался в греческие одежды, и так как никто из сопровождающих скифов с ним в Ольвию не проникал, то, конечно, никто из них и не знал, как выглядит царь в греческом одеянии.

Более того, посвящение в таинства Диониса требовало обязательного переодевания мужчин в женские одежды и гримирования (15). Но как бы там ни было, а скифам показали царя — они его увидели или поверили, что им показали именно Скила (16.) И что же происходит дальше? Возмущенное войско (или свита) продолжает ждать возвращения царя из Ольвии, а дождавшись, спокойно сопровождает его домой. Скил, только прибыв на место, узнает о недовольстве свиты и о причинах «восстания». Это значит, что сопровождавшие его скифы на обратном пути своей враждебности не выказывали и никаких попыток устранить «порочного» царя не предпринимали. Только уже вернувшись, скифы вдруг поднимаются против царя-богоотступника в пользу его сводного брата — полуфракийца, забыв, что имеется законный наследник, к тому же скиф (Орик).

Возникает вопрос: куда исчезает та религиозность скифов, о которой столько раз говорит Геродот? Почему в этом случае скифы, столь ярые поборники своей религии, провозглашают новым царем сына фракийской царевны? Почему они меняют одного почитателя Диониса на другого?

Моё предположение, что Октамасад мог быть связан с культом Диониса, не случайно. Из рассказа Геродота о Скиле мы знаем о той роли, которую играла мать в воспитании своего царственного потомка: мать-эллинка и сына воспитала в духе своих религиозных традиций. Вряд ли фракийка — мать Октасамада, дочь фракийского царя — воспитывала своего сына по чуждым ей обычаям. А для Фракии того времени характерно распространение культа Диониса, атрибуты которого чеканились и на монетах фракийских царей (17). Трудно представить, что дочь Терея была далека от поклонения этому божеству и не привила сыну определенного отношения к верованиям своей родины. И все же Октамасад пришёл к власти.

Я прекрасно понимаю условность предлагаемой интерпретации событий, изложенных Геродотом, однако обе эти истории, связанные между собой контекстом повествования, выявляют целый ряд общих черт, которые и привели меня к изложенным выше соображениям.

Обе истории имеют, во-первых, четыре действующих лица — два брата (царь и претендент), неизвестное лицо (скиф или борисфенит), скифы; во-вторых, факт братоубийства; в-третьих, общий предлог для убийства — богоотступничество; в-четвертых, в обоих случаях проявляется пассивность скифов — ярых поборников своей религии (в одном случае — ничего не помнят, в другом — ничего не предпринимают), наконец, в-пятых, четкая антиэллинская тенденция, подчеркивающаяся неоднократным повторением постулата о скифской религиозной чистоте.

Из текста ясно, что истории эти (за исключением сведений пелопоннесцев) были рассказаны Геродоту одновременно и не являются, как предполагалось, иллюстрацией.

Таким образом, не неизвестного царя, а Октамасада можно определить как царя-узурпатора, поскольку перед нами явный факт захвата власти, представленный Геродоту в виде подробной «истории со Скилом», усиленной сведениями об Анахарсисе в ключе, удобном для оправдания незаконного воцарения Октамасада.

Устранение Скила, поддержанное царским окружением (20), связано, вероятно, с изменением курса внешней политики скифов (21). Низложение проэллински настроенного царя открывало скифским владыкам дорогу к Ольвии. Историю Скила, дошедшую до Геродота в виде хитросплетенного рассказа, так же как и причины, породившие описанные в ней события, должны были хорошо знать жители Ольвии и ее округи. Свержение Скила, продемонстрировавшее изменение политической ориентации скифских царей, возможно, и заставило население Ольвийской хоры покинуть свои незащищенные поселения (22).

Захват власти Октамасадом, связанным родственными отношениями с фракийской царствующей династией, и присутствие в его лагере бежавшего из Фракии дяди делали нового скифского царя опасным и для фракийцев (23). Это следует из того, что Ситалк выступил на защиту Скила, к судьбе которого он был безразличен, как и обнаружилось впоследствии.

Родственные притязания Октамасада могли явиться одной из причин, определивших дальнейшее распространение скифской экспансии на запад, отмеченное и для начала V в. до н. э. (24)

Деятельность царя Атея — «продолжателя политики своих предшественников» (25), в результате которой была покорена часть фракийцев, может косвенно свидетельствовать о том, что он являлся продолжателем и основной скифской династии, потомком Октамасада, имевшим основание для захвата фракийских земель, обусловленное боковым родством, через дочь Терея, с фракийским царствующим домом.

Таким образом, история Анахарсиса и Скила, рассмотренная, как в своё время советовал В. В. Латышев, «с максимальным доверием и вниманием» к сообщениям Геродота (26), позволила выявить «достаточно простой смысл» отраженных в ней событий, объясняющихся борьбой за власть. В исследованном материале, а не в молчании источников нашли отражение моменты смены власти даже внутри одной царствующей семьи (27). Предлагаемая интерпретация данных Геродота позволяет объяснить некоторые события, связывающие скифов и их соседей.

Notes:

1. Смолин В. Ф. Главная династия скифских царей по Геродоту. — Гермес, 1915, 17; Граков Б. Н. Скифский Геракл. — КСИИМК, 1950, XXXIV; Яценко И. В. Скифия VII—V вв. до н. э. М., 1959; Шелов Д. Б. Царь Атей. — В кн.: Нумизматика и сфрагистика. Киев, 1965, 2; Куклина И. В. Анахарсис — ВДИ, 1971, 3; Фол A. Thraco-Scythica: проблемы письменных источников о V в. до н. э.— В кн.: Studia Thracica. София, 1975, I.
2. Граков Б. Н. Скифский Геракл, с. 12.
3. Граков Б. Н. Легенда о скифском царе Арианте. — В кн.: История, археология и этнография Средней Азии. М., 1962, с. 102.
4. Виноградов Ю. Г. Перстень царя Скила.— СА, 1980, 3, с. 103—105.
5. Возраст Дария варьируется в данном случае из-за различий в датировках самого похода, которые предлагают различные авторы. См.: Латышев В. В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе. — ВДИ, 1947, 2, с. 257; Струве В. В. Этюды по истории Северного Причерноморья, Кавказа и Средней Азии. JL, 1968, с. 102; Виноградов Ю. Г. Перстень царя Скила, с. 104, 105 и др.
6. В связи с Дарием экскурс в глубь скифской генеалогии, представляющийся, по мнению Ю. Г. Виноградова (Перстень царя Скила, с. 106), бесполезным для задачи Геродота, имеет определенный смысл. «Отец истории» стремился, видимо, показать, что «Великий перс» проиграл войну не менее родовитому скифу, происходящему из древней династии.Подтверждает это и текст Геродота (IV, 76): «Анахарсис был дядей по отцу скифского царя Иданфирса, сыном Гнура, внуком Лика и правнуком Спарагапифа». Спрашивается, зачем здесь упоминать об Иданфирсе, племяннике Анахарсиса, если в принадлежности последнего к этой династии и сам автор сомневается. Для того чтобы перейти к Савлию, убийце Анахарсиса, можно было не делать такого длинного отступления, а сразу сказать, что Савлий был братом Анахарсиса. Однако далее Геродот пишет: «Иданфирс был сыном Савлия». Таким образом, в этом рассказе дважды акцентируется, что Иданфирс — прямой потомок старинного царского рода.
7. В свете интерпретации, предложенной Ю. Г. Виноградовым, остаются неясными два момента: 1) почему Тимн — информатор Геродота, имеющий непосредственное отношение к «новой династии», так как он был приближенным царя Ариапифа — отца Скила, ничего не говорит о её родоначальнике, а так подсобно излагает генеалогию «старой»; 2) в связи с чем символ царской власти — перстень (каковым его считает Ю. Г. Виноградов) переходит от Аргота, если тот и был основателем «новой династии», минуя Ариапифа, к Скилу,— ведь наследовал последний своему отцу.
8. По реконструкции В. Ф. Смолина (Главная династия…, с. 394) на это время приходятся последние годы правления царя Лика. Оспаривать это предположение оснований пока нет. В данном случае не столь существенно, Лик или Гнур отправили путешествовать Анахарсиса. Важно, что это был не Савлий. На это указывает и противоречие в рассказе Геродота, которое иначе объяснить трудно: «скифский царь отправил Анахарсиса в ученье к эллинам» {Herod., IV, 77), и далее: «так несчастливо окончил свою жизнь этот человек за то, что … общался с эллинами» {Herod.. IV. 78).
9. Длительные путешествия были обычны для того времени. Солон путeшествовал около 10 лет {Herod. I, 29). Из сообщения Диодора Сицилийского {Diod., X, 26, 2) о посещении Крёза четырьмя мудрецами — Анахарсисом, Биантом, Солоном и Питтаком, можно определенно выявить только факт пребывания Анахарсиса у Креза.На то что Биант (возможно, Питтак) и Солон посетили лидийского правителя, указывает Геродот {Herod., I, 27, 29— 34). «Отец истории» не связывает эти посещения друг с другом, однако отмечает, что в Сарды во время правления Креза стали стекаться все мудрецы Эллады {Herod., I, 29). Несоответствие этих посещений по времени правлению Креза, позднейшее объединение Диодором всех визитов и появление Анахарсиса среди гостей Креза свидетельствуют, что события, значительно отстоящие по времени и от Геродота, и от Диодора, дошли до них в несколько искаженном виде, но не дают повода утверждать, что не происходили совсем. Между годом пребывания Анахарсиса в Афинах (ок. 594 г. до н. э.) и началом царствования Креза (560 г. до н. э.) прошло около 34 лет. Привлечение первого года правления Креза в качестве даты присутствия Анахарсиса в Сардах не противоречит логике, так как скифский царевич не мог посетить лидийского царя (а речь идет уже о царе) раньше начала царствования последнего (позже, конечно, мог). Условность дат не позволяет утверждать, что странствования Анахарсиса длились именно столько времени, но изложенные данные свидетельствуют, что путешествие «мудрого скифа» было достаточно продолжительным.
10. Исходя из датировки похода Дария в Скифию, исследователи пришли к выводу, что Анахарсис погиб во второй половине VI в. до н. э. Предложенные построения не противоречат этой дате.
11. На возможность соперничества указывают слова Анахарсиса, приведенные в источнике: «скончался, сказав, что благодаря своему разуму он невредимо возвратился из Эллады, а вследствие зависти погиб в родной земле» {Diog. Laert., I, 8, 102).
12. Хаганов А. М. Социальная история скифов. М., 1975, с. 176
13. О левирате см.: Хаганов А. М. Социальная история скифов, с. 82.
14. Непонятно в связи с этим, почему скифов должен был возмутить вид опьяненного царя (ведь таинства им раскрыты не были), если о самих скифах греки говорили следующее: «Не будем больше с таким шумом и криком подражать попойке скифской» (Анакреонт, фр. 1; см.: Латышев В. В. Известия…, с. 298).
15. Иванов В. Религия Диониса.— Вопросы жизни. 1905, июнь, с. 190, 191. 198
16. Скорее всего цель спровоцированной вылазки на ольвийские стены заключалась в том, чтобы скифские предводители увидели того, кого им покажут, и, когда нужно будет, подтвердили, что видели Скила среди вакхантов. Так, видимо, и произошло по возвращении Скила.
17. Златковская Т. Д. Возникновение государства у фракийцев. М., 1971, с. 44, 182; Она же. Ранние монеты южно-фракийских племен (к вопросу о происхождении культа Диониса).— НЭ, 1968, VII, с. 3-22.
18. Куклина И. В. Анахарсис, с. 115; Демографическая ситуация в Причерноморье в период Великой греческой колонизации. Тбилиси, 1981, с. 188.
19. Латышев В. В. Известия…, с. 249.
20. Хазанов А. М. Социальная история скифов, с. 237.
21. Латышев В. В. Исследования об истории и государственном строе города Ольвии. СПб., 1887, с. 45.
22. В. В. Доманский констатирует резкое изменение в жизни ольвийской хоры на рубеже первой и второй четвертей V в. до н. э.— одновременное запустение многих земледельческих поселений (Доманский В. В. Ольвия и варвары в V в. до н. э.— В кн.: Демографическая ситуация в Причерноморье в период Великой греческой колонизации. Тбилиси, 1981, с. 159, 160).
23. Из указаний Геродота известно, что Скил бежал во Фракию и укрылся у Ситалка. Брат Ситалка до этого бежал к Октамасаду. Подобная ситуация заставляет предположить, что между Ситалком и Октамасадом к этому времени складываются до определенной степени враждебные отношения.
24. Причины дальнейшей, после похода во Фракию в 493 г. до н. э., экспансии скифов в западном направлении пока неизвестны. См. об этом: Шелов Д. Б. Царь Атей, с. 28.
25. Хазанов А. М. Социальная история…, с. 239.
26. Латышев В. В. Известия…, с. 249.
27. Яценко И. В. Скифия…, с. 111, 112.

Беседы скифа Анахарсиса и царём Крёзом.