Игра в поддавки

Многим с детства знакома игра в «шашки наоборот». В ней игрок борется за победу, действуя на первый взгляд абсурдно: подставляет сопернику свои шашки, стремясь, чтобы они были «съедены». Даже в дамки проводят шашку затем, чтобы побыстрее ею пожертвовать. Кто раньше останется без фишек, тот и победитель. И когда изучаешь происходившее на русской политической «доске» в период между февралем и октябрем 1917 г., возникает ощущение, что именно такую «игру в поддавки» вели ключевые фигуры буржуазно-либерального лагеря, и прежде всего, А.Ф. Керенский (на фото в центре), взявшие власть в стране, похоже, только для того, чтобы вскоре позволить подхватить ее левым экстремистам…

В «обычной» политической игре «нормальное» правительство укрепляет свою власть, армию и спецслужбы как опоры этой власти и, разумеется, экономику. А играющие в «поддавки» все это ослабляют. И если проанализировать все политические шаги Керенского (не публично произносимые красивые слова, а именно реальные действия), то напрашивается только два варианта объяснений: либо он идиот, либо игрок в поддавки!

Ибо Временное правительство провозглашает невиданные свободы и права, начинает коренные преобразования (реформы городского самоуправления, в области юстиции и правопорядка и др.), но под аккомпанемент красивых фраз ведет Россию к гибели.

Возглавляя правительство, пользуясь тем, что власть в его руках, Александр Федорович ловко блокирует и забалтывает все попытки спасти ситуацию…

В. Ленин и Л. Троцкий, в свою очередь, приехали делать в стране социалистическую революцию и коренным образом перевернуть ее жизнь. Таких грандиозных потрясений, конечно же, желает совсем небольшое количество населения. Но если сделать так, что верховная власть покажется абсолютно ненормальной, тогда вернувшиеся из эмиграции лидеры ультралевых будут смотреться на ее фоне, как вполне здравомыслящие политики. И с момента приезда в Петроград Ленина, а затем и Троцкого дорвавшиеся до власти политиканы предпринимают усилия по всемерному развалу русского государства. Конечно, в открытую передать власть приехавшим экстремистам невозможно. Вот тут-то и начинается замечательная шашечная игра…

Мы проследим, как либералы и их союзники из революционного лагеря разваливали страну на примере армии, которая во все времена служила главной опорой власти. Огромную роль в этом сыграл пресловутый приказ № 1, изданный Петроградским советом. Он был составлен и издан 1 марта 1917 г., ещё до получения известия об отречении Николая II (2 марта), что дает основание характеризовать его как акт неприкрытой государственной измены. Согласно этому приказу, руководство частями переходило в руки выборных представителей от нижних чинов, которые делегировали своих депутатов в вышестоящие органы военной власти. Все решения генералов и офицеров ставились под контроль этих представителей. Строгая дисциплина, безусловное подчинение нижестоящих вышестоящим отменялись. Таким маневром армия из защитницы Отечества превращалась в неуправляемое стадо, становилась крайне опасным орудием разрушения государственного порядка.

Коллективным «автором» приказа считается пленарное собрание Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, недавно созданного органа революционной демократии (наряду с Временным комитетом Госдумы – предшественником Временного правительства, сформированным еще 27 февраля, и участвовавшим в том злосчастном заседании Петросовета). А исполком Петросовета, «считаясь с волей Совета и признавая полное соответствие приказа задачам и потребностям революционной армии и революционного момента», немедленно его опубликовал.

Кто конкретно составлял сей документ, с полной уверенностью сказать невозможно – индивидуальных подписей под документом нет. Однако кое-кого мы все-таки можем назвать.

Точно выяснено, что над приказом поработали члены Петросовета социал-демократы Ю.М. Стеклов (Нахамкес), сотрудничавший с Лениным в эмиграции в парижской школе подготовки партийных кадров «Лонжюмо», будущий главный редактор «Известий», и Н.Д. Соколов. Кстати, Николай Соколов был знаменитым адвокатом (и по совместительству членом масонской ложи), сделавшим себе имя во время Первой русской революции пламенной защитой разрушителей России. Именно Соколову Россия должна быть «благодарна» за Керенского. Он положил начало его политической карьере, пригласив Александра Федоровича защитником в 1906 году на громкий процесс по делу прибалтийских террористов, после успешного окончания которого тот и начал восхождение к вершинам политической власти...

Остроты добавляет и тот факт, что Соколов состоял в связи с агентом германского генштаба А. Парвусом (Гельфандом) через своего приятеля, польского социал-демократа М.Ю. Козловского, в 1915—1917 гг. совершавшего вояжи из России в Копенгаген в качестве связного между революционерами и немецкими спецслужбами…

Наряду с открытыми сторонниками развала страны в появлении приказа №1, безусловно, виноваты и либералы, все, кто входил в уже намеченный состав будущего Временного правительства, в частности, военный министр А.И. Гучков. Виноваты все, кто присутствовал на заседании и с умным видом пописывал в блокнотиках. Но более других виноват А.Ф. Керенский. Он ведь входил в состав Совета, подготовившего и издавшего преступный приказ, а вскоре стал министром правительства, которое имело возможность уничтожить в зародыше ген разложения собственной армии. Керенский все это мог предотвратить не однажды! Но этого не сделал (спрашивается, почему?), а, наоборот, помог приказу появиться на свет, хотя предвидеть его катастрофические последствия было не сложно…

Возможно и участие в выработке преступного приказа германских спецслужб. Контрразведка и полиция были парализованы, цензура разгромлена… В этих условиях сфабриковать самоубийственный приказ и через руководителей Петросовета, видевших в организованной по старому образцу армии контрреволюционную, а значит, враждебную силу, дать ему ход было лишь делом техники...

Внефракционный социал-демократ Иосиф Гольденберг так говорил французскому писателю Клоду Анэ, мотивируя издание приказа № 1:

«Это была не ошибка, а необходимость… В день, когда мы «сделали революцию», мы поняли, что если не развалить старую армию, она раздавит революцию. Мы должны были выбирать между армией и революцией. Мы не колебались: мы приняли решение в пользу последней и употребили — я смело утверждаю это — надлежащее средство…».

В ночь с 1 на 2 марта подрывавший армию рескрипт был отпечатан в виде листовок (9 млн экз.!) и отправлен на фронт (вся Русская армия тогда насчитывала 11 млн чел.). Кстати, на участие противника в его фабрикации указывает тот факт, что дополнительный тираж приказа поступил в русские окопы… с немецкой стороны! И не случайно даже один из главных зачинщиков Февральской революции, председатель Госдумы М.В. Родзянко, специально изучавший вопрос о появлении на фронте приказа № 1, не сомневался в его немецком происхождении.

Противник был кровно заинтересован в появлении такой директивы, ибо она превратила нижних чинов русской армии в многомиллионное стадо лишённых воинской дисциплины, всяких понятий о долге и чести людей, опьянённых вдруг открывшейся «свободой» и вседозволенностью, а посему не способных ни к наступлению, ни к обороне.

Так была полностью подорвана боеспособность Русской армии. Ведь решение, скажем, об атаке стали обсуждать и принимать на митинге, а зовущего в бой офицера теперь можно было просто послать куда подальше или вовсе отстранить от командования…

А раз солдату гарантирована свобода слова — в воинские части спешат товарищи агитаторы, куда же без них? Расскажут служивым, чем платформа левых эсеров отличается от программы правых, или нарисуют все прелести анархизма… А если командир что-то о дисциплине вякнет — его мигом приструнят, царского сатрапа! И попробуйте покомандовать толпой орущих и обнаглевших субъектов, каждый из которых симпатизирует какой-нибудь партии…

12 марта в России официально была отменена смертная казнь, затем – военно-полевые суды, заменённые на коллегии из выборных представителей. Это только подхлестнуло у солдат ощущение полной вседозволенности.

Уже через несколько дней после опубликования зловещего приказа его содержание знали назубок даже новобранцы, и по всем фронтам покатились волны неповиновения и тяжелых эксцессов, нередко с кровавым исходом...

Начались стихийные самосуды солдат и матросов над начальниками. Ещё 3 и 4 марта на Балтийском флоте, особенно в Кронштадте и Гельсингфорсе, было убито до 200 офицеров, включая командующего флотом вице-адмирала А.И. Непенина и командира Кронштадтского порта адмирала Р.Н. Вирена. В Петрограде солдаты запасных частей в феврале-марте разоружили своих офицеров, особо непопулярные погибли. Известно и о множестве расправ над командирами на фронте, причем нескончаемый вал их начался с мая, уже в бытность Керенского военным министром. Так, помощник комиссара 1-го гвардейского корпуса докладывал, что «за то, что офицеры высказывались за наступление, они были в течение двух дней лишены всякой пищи». В 299-м полку солдаты убили командира, предварительно засыпав ему глаза песком, 4 июля солдаты убили командира 22-го полка подполковника Рыкова, уговаривавшего полк идти на позицию…

Только по официальным данным к ноябрю 1917 г. в ходе самочинных расправ на фронте было убито несколько сот офицеров, не меньше покончило жизнь самоубийством (только зарегистрированных случаев более 800), многие тысячи лучших офицеров смещены и изгнаны из частей. А при захвате Ставки Верховного главнокомандующего генерала Н.Н. Духонина, смещенного большевиками, 20 ноября (3 декабря) 1917 г. он был зверски убит солдатами на глазах нового главковерха Н.В. Крыленко…

Пытаясь избавиться от заподозренных в нелояльности к новой власти военачальников, Временное правительство устроило кадровую чехарду. В России в период между февралем и октябрем успело смениться три Верховных главнокомандующих, несколько раз менялись командующие всех 5 фронтов и 14 армий, из 225 полных генералов, состоявших на службе на март 1917 г., было уволено 68…

Общее же количество смещённых генералов, по данным историка С.Н. Базанова, составило 374.

Став 5 мая 1917 г. военным и морским министром, Керенский всего через четыре дня издал свой «Приказ по армии и флоту», очень близкий по содержанию к соколовскому; его стали называть «Декларацией прав солдата». Генерал А. И. Деникин впоследствии напишет, что эта «декларация окончательно подорвала все устои армии».

Безусловно, ни одна армия по таким правилам – на началах полной выборности и безграничной вседозволенности – жить не может. Даже самые горячие сторонники и проводники приказа № 1 и «Декларации…», большевики и левые эсеры, использовали его исключительно как инструмент захвата власти и разложения царской армии. И придя к власти, они быстро начали создавать свою Красную армию, построенную на новой дисциплине. Точнее говоря, на год забытой старой дисциплине: за неповиновение в 1918 г. снова был введен расстрел. Ведь армия — это царство безоговорочного подчинения, строгой иерархии, где приказы выполняются беспрекословно. Исчезает дисциплина — заканчивается и армия. Вместо нее – огромный дискуссионный клуб или просто банды разбойников...

Чрезвычайная дезорганизация армии стала причиной неудачного исхода Июньского наступления 1917 года, затеянного не без давления союзников. Многие полки отказались идти в наступление, множество солдат дезертировали. Немцы в ответ в июле-августе предприняли контрнаступление и взяли Ригу.

Со временем разложение распространилось и на русские части, воевавшие на Западном фронте. 3 (16) сентября 1917 г. подняли мятеж солдаты Русского экспедиционного корпуса близ г. Лимож, подавленный с помощью артиллерии.

После Июльского кризиса в Петрограде, спровоцированного леваками, Временное правительство восстановило на фронте смертную казнь. Братание официально было запрещено под угрозой расстрела. Но эти полумеры уже не могли остановить маховик нараставшего распада. Особенно ярко он проявился в массовом дезертирстве с фронта. Одетые в солдатские шинели крестьяне, спешившие поспеть к дележу барских земель, толпами покидали свои полки. По данным эмигрантского историка Н.Н. Головина, к ноябрю 1917 г. насчитывалось 1518 тыс. незарегистрированных и 365 тыс. зарегистрированных дезертиров, причем после Февральской революции среднее их количество в месяц возросло по крайней мере в пять раз… Фактически происходила стихийная демобилизация.

Министру путей сообщения Н. В. Некрасову потоком шли жалобы железнодорожников на вооружённых дезертиров, захватывающих поезда. Так, 30 мая начальник ст. Самодуровка сообщал, что дезертиры потребовали от него немедленно отправить их поезд, угрожая бросить начальника станции в топку. Британский военный атташе генерал А. Нокс отмечал, что «любимым спортом этих солдат, примостившихся на крышах классных вагонов, было мочиться в вентиляторы для того, чтобы досадить буржуям, едущим внутри вагонов. Противодействующих этому железнодорожных служащих они избивают...»

Кстати, Временное правительство, само всполошившись, пыталось задним числом объяснить, что Приказ № 1 распространяется только на петроградский гарнизон, а не на всю армию, издало даже свой Приказ № 2 с разъяснениями. Но все было тщетно – обратно в бутылку джинна было уже не загнать…

Тем более, что в августе 1917 г. последовала череда необъяснимых маневров министра-председателя Керенского и его сотоварищей (чего стоит одно подавление «корниловского мятежа»!), делавших левые партии вместе с созданными ими отрядами Красной гвардии полновластными хозяевами положения…

Но логику действий Временного правительства нетрудно понять, представив, что его важнейшей (хотя и тщательно скрываемой) целью было разрушение всех основ государственности и создание в стране невообразимого хаоса. Воплощение «союзного» плана по уничтожению великой России…

В конечном итоге, он был реализован – Российская империя раскололась и оказалась исключена из состава победителей в Первой мировой войне, Константинополь и черноморские проливы вошли в сферу влияния «союзников», на развалинах великой державы, еще вчера на равных спорившей за мировое лидерство, заполыхала гражданская война…

Специально для «Столетия» http://www.stoletie.ru/territoriya_istorii/igra_v_poddavki_820.htm

«Идите к Таврическому дворцу, возьмите власть!»

Летом 1917 года Россия словно замерла в тревожном ожидании. Опостылевшего царя-батюшку прогнали, а что дальше? Представители разных партий – кадеты, эсеры, большевики, анархисты – гнули свою линию, шумели. Слов было много, но конкретных дел, увы, мало. Обыватели метались, не в силах понять, на чьей стороне правда. Никто не знал, что принесет грядущий день…

Сначала цитата: «3-го (16-го по новому стилю) июля вечером на некоторых улицах города Петрограда появились мчавшиеся автомобили и грузовики с пулеметами и вооруженными солдатами и рабочими.

Они останавливали частные моторы, высаживали под угрозой расстрела шофферов и седоков. Затем занимали автомобили, устанавливали на них пулеметы и присоединялись к другим вооруженным моторам…».

Это фрагмент (с сохранением орфографии) из постановления судебного следователя по особо важным делам Петроградского окружного суда Павла Александрова о событиях 3–5 июля 1917 года в Петрограде.

В тот же день около семи часов вечера солдаты 1-го пулеметного полка с лозунгами «Долой 10 министров-капиталистов!», «Вся власть Советам!» двинулись к дворцу балерины Матильды Кшесинской на Большой Дворянской улице. Вместе с ними шагали служивые Московского, Гренадерского, Павловского полков.

Когда они подходили к Гостиному двору, на них обрушился пулеметный огонь, взорвалась граната. Солдаты стали стрелять в ответ… К полуночи масса людей залила улицы вокруг Таврического дворца. Вскоре к ним присоединилось несколько десятков тысяч рабочих Путиловского завода, а утром следующего дня – моряки, прибывшие из Кронштадта. Эти взбудораженные люди могли в считанные минуты свергнуть Временное правительство…

Несколькими днями ранее началось наступление Русской армии на Юго-Западном фронте. Поначалу оно было успешным, однако вскоре германцы, подтянув резервы, перешли в контрнаступление.

Под тяжелыми ударами неприятеля русские части на­чали отход, вскоре превратившийся в па­ничес­кое бегс­тво. Солдаты са­моволь­но, не слушая приказаний офицеров, уходили с передовой. Ко­ман­дир 22-го гре­надер­ско­го Су­воров­ско­го пол­ка под­полков­ник Ры­ков, пытаясь встать на пути бегущих, был застрелен…

Впрочем, все эти бедствия наступят уже после того, как в Петрограде произойдет восстание, грозившее обернуться революцией.

Однако худо было не только на войне, но и в тылу. «Пишут в газетах и рассказывают очевидцы, прибывшие из тыла, что Петроград, Москва и другие российские города все засыпаны шелухой семечек, которые усиленно грызутся российскими митингующими “гражданами”, утопающими в кучах не убираемого навоза, отбросов и экскрементов. Подлинная “демократизация”!». Эти слова – из записок военного врача Василия Кравкова.

Так и было: Град Петров, изумительная столица России, стояла запущенная, неприглядная, ветер носил по мостовым обрывки газет и воззваний.

Убирать улицы было некому – дворники куда-то все подевались. Милиционеров было мало, а потому народ сам вершил суд, точнее, самосуд: по Петрограду водили избитых и окровавленных людей, на их шеях висели плакаты с надписью «Мы воры».

Повсюду бродили неприкаянные, злые от безделья солдаты. «Кто ви­дел эту осед­лую, се­рую, об­наглев­шую сво­лочь, ее ни­ког­да не за­будет, – позже вспоминал российский предприниматель, отец белого генерала Николай Врангель в книге «Воспоминания. От кре­пос­тно­го пра­ва до боль­ше­виков». – Ули­цы, те­ат­ры, трам­ваи, же­лез­ные до­роги – все те­перь пос­ту­пило в их ис­клю­читель­ное вла­дение… В те­ат­рах они за­нима­ли цар­ские ло­жи, на ули­цах в жар­кие дни хо­дили в под­штан­ни­ках, на бо­су но­гу, га­дили на тро­ту­арах, рва­ли обив­ку ва­гонов на ону­чи, пор­ти­ли трам­ваи, пе­рег­ру­жая их чрез ме­ру, чуть ли не хар­ка­ли в ли­цо про­хожих. У ла­вок, осо­бен­но та­бач­ных, тол­пи­лись сте­ной, ме­шая в них про­ник­нуть, и при­ходи­лось нуж­ное по­купать у них втри­доро­га».

Разумеется, простые обыватели чувствовали себя, мягко говоря, неуютно и без особой надобности не высовывали нос из своих домов. Достать съестное было проблемой – витрины лавок и магазинов зияли пустотами…

В июне анархисты, представлявшие значительную силу – их в городе было около 20 тысяч – заняли пустовавшее здание дачи видного сановника Петра Дурново на Полюстровской набережной. Собственно говоря, это была не дача в привычном виде, а внушительный, красивый особняк.

К слову, захваты домов, преимущественно богатых, после Февральской революции стали в Петрограде привычным явлением. Хозяева просто не могли оказать сопротивление многочисленным вооруженным людям… Так, большевики стали хозяйничать в особняке Кшесинской, выставив оттуда знаменитую хозяйку.

«Разве не дискредитировано теперь слово «большевик» навсегда и бесповоротно? – писала Надежда Тэффи. – Каждый карманник, вытянувший кошелек у зазевавшегося прохожего, скажет, что он ленинец! Что ж тут? Ленин завладел чужим домом, карманник – чужим кошельком. Размеры захватов разные – лишь в этом и разница. Ну да ведь большому кораблю большое и плавание...».

На захвате дачи Дурново анархисты не остановились. Отряд под началом бывшего жестянщика, главы Петроградской федерации анархистов-коммунистов Ильи Блейхмана занял типографию газеты «Русская воля». Однако долго там хозяйничать им не удалось. Присланный Временным правительством отряд освободил здание от непрошеных гостей.

Затем было решено очистить от анархистов и дачу Дурново. Но сделать это было не просто – в особняке, кроме них, находились правление профсоюзов Выборгской стороны, профсоюз пекарей, рабочий клуб «Просвет», комиссариат рабочей милиции 2-го Выборгского подрайона, совет Петроградской народной милиции. К тому же анархисты объявили, что в случае штурма дадут вооруженный отпор правительственным войскам.

Пока же они решили снова напомнить о себе. 14 июля (здесь и далее по новому стилю) на Марсовом поле прошла массовая демонстрация. Во время манифестации большой отряд анархистов под командованием Иустина Жука, лидера рабочих Шлиссельбурга, направился к знаменитой петроградской тюрьме «Кресты» и силой освободил несколько своих товарищей. Воспользовавшись неразберихой, из острога сбежало порядка четырехсот уголовников.

Это была звонкая пощечина Временному правительству. И оно просто было вынуждено ответить ударом на удар. На следующий день после налета на «Кресты» к даче Дурново прибыли министр юстиции Временного правительства Павел Переверзев, прокурор Петроградской судебной палаты Николай Каринский и командующий войсками столичного военного округа генерал-лейтенант Петр Половцов.

Они наблюдали, как батальон пехоты, броневик и казачья сотня 1-го Донского полка штурмуют особняк. Операция завершилась успешно – кроме того, в тот день было арестовано около 60-ти человек, в том числе несколько освобожденных за день до этого узников «Крестов».

…15 июля в Петрограде, опять же во многом благодаря агитации анархистов, начались забастовки.

Если во многих местах искры недовольства лишь тлели, то в 1-м пулеметном полку бунтарское пламя уже вспыхнуло. Служить Временному правительству солдаты не желали, отправляться на фронт – тоже. А вот выйти на улицы Петрограда показать свою силу – они были готовы.

Это была самая крупная часть Петроградского гарнизона, находящая на Выборгской стороне – численность полка составляла около 12 тысяч человек, немалая часть которых сочувствовала большевикам и анархистам.

Но вот что странно! Еще задолго до восстания в правительственных кругах, кабинетах различных партий, в квартирах обывателей, казармах, на заводах и фабриках, говорили о каких-то выступлениях, ожидающихся со дня на день. Город охватила смутная тревога…

Утром 16 июля в 1-м пулеметном полку начался митинг. Присутствовавшие на нем анархисты рвались бой, действуя по принципу Наполеона: ввяжемся в драку, а там посмотрим. Появились в казармах и большевистские агитаторы…

Вечером пулеметчики и солдаты других полков с оружием заполнили улицы Петрограда. Они двинулись к особняку Кшесинской, оттуда их путь лежал к Таврическому дворцу. Там в ночь на 17-е июля большевики обсуждали план дальнейших действий. В итоге военная организация при ЦК партии, Межрайонный комитет РСДРП приняли решение возглавить «мирную, но вооруженную демонстрацию».

В этой строке явное несоответствие – раз идут с оружием, значит, не исключают возможность стрельбы. И палить наверняка будут не в воздух, а в конкретную цель. И – с целью захвата власти. Это, в частности, подтверждал в своих воспоминаниях «Роковые годы» бывший начальник контрразведки Петроградского военного округа Борис Никитин.

А где же был в это время военный министр Александр Керенский? Его не было в Петрограде, накануне он отбыл на фронт, «выпрашивать» войска для защиты Временного правительства.

По словам, Никитина, «за ним мча­лись на гру­зови­ках боль­ше­вики и чуть-чуть его не зах­ва­тили, опоз­дав на Вар­шав­ский вок­зал к от­хо­ду по­ез­да все­го на 20 ми­нут».

Утром17-го июля многотысячная толпа, состоящая из солдат 1-го пулеметного полка и других воинских частей, большевиков, анархистов, рабочих, моряков Кронштадта двинулась через Троицкий мост по Садовой улице, Невскому и Литейному проспектам. На углу Пантелеймоновской улицы и Литейного проспекта из окон и с крыш домов хлестнули несколько пулеметных очередей. Упали наземь первые жертвы…

Максим Горький выразил свои впечатления (очередные «Несвоевременные мысли») от увиденного в газете «Новая жизнь»: «Вот, ощетинясь винтовками и пулеметами, мчится, точно бешеная свинья, грузовик-автомобиль, тесно набитый разношерстными представителями «революционной армии», среди них стоит встрепанный юноша и орет истерически:

– Социальная революция, товарищи!

Какие-то люди, не успевшие потерять разум, безоружные, но спокойные, останавливают гремящее чудовище и разоружают его, выдергивая щетину винтовок. Обезоруженные солдаты и матросы смешиваются с толпой, исчезают в ней; нелепая телега, опустев, грузно прыгает по избитой, грязной мостовой и тоже исчезает, точно кошмар…».

Повсюду начались вооруженные столкновения, как и в революционном феврале. Активизировались грабители: телефонные звонки с мольбами о помощи поступали из ма­гази­нов Гос­ти­ного Дво­ра, Ап­ракси­на рын­ка, бан­ков на Нев­ском проспекте, частных квартир в центре столицы. Возникает резонный вопрос: не связаны ли были обнаглевшие громилы с восставшими?

Да, эти люди могли взять власть. Но что бы они с ней сделали?

«Никакой планомерности и сознательности в движении «повстанцев» решительно не замечалось, – вспоминал очевидец тех событий, меньшевик Николай Суханов в книге «Записки о революции». – Но не могло быть речи и о планомерной локализации и ликвидации движения… Обе стороны панически бросались врассыпную, кто куда, при первом выстреле. Пули в огромном большинстве своем доставались, конечно, прохожим. При встрече двух колонн между собою ни участники, ни свидетели не различали, где чья сторона. Определенную физиономию имели, пожалуй, только кронштадтцы. В остальном была неразбериха и безудержная стихия…».

Сил у восставших было гораздо больше, чем у Временного правительства, однако знаний стратегии им явно не доставало. Им истерически кричали с бал­ко­на до­ма Кше­син­ской: «Иди­те к Тав­ри­чес­ко­му двор­цу, возь­ми­те власть!». Они пош­ли и… застыли в нерешительности. Конкретных задач перед восставшими никто не ставил, хотя это напрашивалось – зах­ва­тить главные стратегические пун­кты: вок­за­лы, те­лефон­ные стан­ции, телеграф, ар­се­налы, две­ри ко­торых бы­ли от­кры­ты нас­тежь…

«Большевики, прежде всего, завязли, – считал Никитин. – По мере того, как прибывали новые люди, они теряли управление. Уже к полудню было заметно, как рвались цепочки и исчеза­ло оцепление. А во вторую половину дня технические средства управления были окончательно раздавлены массой, что было видно по всем ее бестолковым передвижениям».

К тому же на большевиков свалилось тяжелое обвинение в связях с враждебной Германией. Эти сведения Временное правительство получило раньше, но обнародовало только сейчас, когда ситуация висела на волоске…

После этого на помощь Временному правительству в массовом порядке стали прибывать вызванные с фронта войска. Была захвачена вотчина большевиков, особняк Кшесинской. Затем правительственные войска взяли Петропавловскую крепость, где укрывались кронштадские моряки и анархисты.

В городе царила страшная паника. Со всех сторон слышалась пальба, слышались крики, никто не понимал, в чем дело. Впрочем, многое покрыто туманом и до сих пор. В частности, неясна роль большевиков. Надо ли взваливать на них весь тяжелый груз вины за происшедшие в Петрограде кровавые события?

…18 июля юнкера заняли редакцию и типографию газеты «Правда», которую буквально несколько минут назад покинул Ленин. Военные обыскали здание и выкинули в Мойку напечатанные экземпляры большевистского издания. Как утверждала «Петроградская газета», при обыске было обнаружено некое таинственное письмо на немецком языке. Еще одна улика?

Причин провала восстания и чудесного спасения Временного правительства немало. Но есть и та, на которую не обратили внимания историки и политики...

Во второй половине дня 17-го июля в Петрограде разразился проливной дождь. Солдаты, спасаясь от непогоды, заполнили все близлежащие подъезды, навесы, подворотни. «Настроение было сбито, ряды расстроены, – вспоминал Суханов. – Дождь распылил восставшую армию. Выступившие массы больше не находили своих вождей, а вожди подначальных… Командиры говорили, что восстановить армию уже не удалось, и последние шансы на какие-нибудь планомерные операции после ливня совершенно исчезли. Но осталась разгулявшаяся стихия…».

Вот такая ироническая усмешка истории.

После подавления мятежа Временное правительство, которое возглавил Керенский вместо ушедшего в отставку князя Георгия Львова, укрепило свое влияние. Но, как и раньше, обыватели тщетно ждали от власти решительных действий. И напрасно опасался мести большевистский лидер.

«5 утром я виделся с Лениным, – вспоминал Лев Троцкий. – Наступление масс было уже отбито. «Теперь они нас перестреляют, – говорил Ленин. – Самый для них подходящий момент». Но Ленин переоценил противника – не его злобу, а его решимость и его способность к действию…».

В упомянутом в начале очерка постановлении судебного следователя по особо важным делам Петроградского окружного суда Александрова говорилось о необходимости ареста Ленина, Зиновьева, Троцкого и других революционеров. Они обвинялисьв том, что «состоя в русском подданстве, по предварительному между собой и другими лицами уговору, в целях способствования находящимся в войне с Россией государствам, во враждебных против нее действиях, вошли с агентами названных государств в соглашение содействовать дезорганизации русской армии и тыла для ослабления боевой способности армии, для чего на полученные от этих государств денежные средства организовали пропаганду среди населения и войск с призывом к немедленному отказу от военных против неприятеля действий». Этим людям инкриминировалась организация вооруженного восстания против существующей в государстве верховной власти, сопровождавшейся рядом убийств и насилий.

Однако никто не пострадал – Ленин и Зиновьев укрылись в Разливе. Троцкий – в то время еще не член большевистской партии, был арестован, однако через несколько дней после письменных объяснений был отпущен под залог в три тысячи рублей.

Ленин и его соратники оказались хорошими учениками, и в октябре семнадцатого не повторили прошлых ошибок. Керенский, напротив, оказался чересчур, губительно самоуверенным. Он не сомневался, что разгромит новое выступление большевиков. И – жестоко просчитался…

Специально для «Столетия» http://www.stoletie.ru/territoriya_istorii/idite_k_tavricheskomu_dvorcu_vozmite_vlast__338.htm