Начало скифо-сарматских войн с Римом тесно связано с наступлением того глубочайшего кризиса империи, который в течение всего III века н.э. потрясал самые основы мирового государства. К 30-м годам III века римская империя, раздираемая внутренними противоречиями, оказалась в окружении сильных и непримиримых врагов. Мощные германские племенные союзы и Причерноморья, а также новоперсидская монархия Сасанидов ждали только подходящего момента, для того чтобы начать наступление на Римскую империю. Не подлежало сомнению, что кто бы ни начал нападение на империю — оно найдёт мощный отклик в среде многочисленных врагов Рима.

Первый удар римской империи нанесли персы. Источники не сохранили точной даты вторжения персов. Но, поскольку Дион Кассий в своих последних книгах ничего не говорит о начале военных действий, а в 231 году монеты («Profectio Augusii») уже свидетельствуют о движении на Восток основных сил римской армии — после огромных сборов и проволочек,— то 230 г. является вполне приемлемой датой. Очевидно, именно в 230 г. годуперсидские войска, перейдя римские границы, вторглись в Сирию и Каппадокию. Правительство Александра Севера, желая покончить дело миром вступило с персами в переговоры, однако, по приведшие ни к какому результату. Александр, собрав огромные силы, ядро которых составляли контингенты из дунайских провинций, принужден был лично направиться на Восток. Волнения в египетских и сирийских войсках, видимо, затормозили развитие операций, но в следующем, 232 году римляне перешли в контрнаступление тремя мощными колоннами . План римлян состоял в том, чтобы разъединить персов, а затем, сконцентрировав свои силы, нанести нм сокрушительный удар. Однако этот хорошо задуманный план окончился полным провалом. Нерешительность молодого и неопытного императора, ставшего во главе центральной колонны, упорное сопротивление врага, наконец, природные трудности предопределили неудачу римлян. Неся огромные потери, римляне отошли обратно. Зимой 232-233 года Александр Север и значительная часть римского войска находились в городе Антиохии,— крупнейшей римской базе в войнах с персами. На первых порах римляне в страхе ждали нового наступления персов. Но те сами понесли очень большие потери; вместе с тем, как это и отмечает Геродиан, персидская армия по самому своему устройству была неспособна к длительным войнам и походам, и военные действия как бы затихли сами по себе. Александр Север быстро успокоившись, предался всевозможным развлечениям. Персидская война, на которую обе стороны смотрели вначале чуть ли не как на решающее столкновение Запада и Востока, приняла крайне вялый и нерешительный характер; наступило фактическое перемирие.

Однако эта война создала благоприятную обстановку для наступления на империю зарейнских и задунайских племён. К сожалению, крайне скудны источники, повествующие об этом начальном периоде борьбы племен Северного Причерноморья с Римом, о нём вкратце в нескольких местах повествует Геродиан, да о заключительном этапе боёв этих лет сохранилась небольшая заметка Дексиппа. Прибавим сюда немногочисленные надписи от времени Максимина — и на этом сообщения источников иссякают.

Задача теперь сводится к тому, чтобы определить начальную дату «скифских войн» и в самых общих чертах показать их ход в 30-х годах III века н.э. Буржуазные историки не придают должного значения уточнению исходной даты военных событий. Они произвольно относят начало войны то к 233 году, то к 235—236 годам, то к ещё более позднему времени. С другой стороны, среди них очень распространено мнение, что зачинателями «скифских войн» являются одни готы и лишь после толчков, данных ими соседним племенам, в борьбу включается и коренное население Прикарпатья, попавшее в зависимость от этих завоевателей. Так, Раппапорт, главный буржуазный авторитет по войнам готов с Римом,пишет: «Когда весь готский народ обосновался па юге в новых местах и подчинил обитавшие здесь племена, он мог подумать о том, чтобы предпринять более крупные вторжения в римские провинции». Для того чтобы разобраться в хронологии вопроса, следует обратить внимание на соответствующие места из Геродиана — современника начального периода этих войн.

Геродиан рассказывает, что когда Александр отдыхал в Антиохии, то к нему пришли тревожные известия от наместников Иллирика, «что германцы, перейдя Рейн и Дунай, опустошают римские провинции и с огромными силами нападают на прибрежные лагери, города и села… Что необходимо присутствие его и всего войска, которое с ним». Александр Север в это время (зима 232/33 года) находился на пороге второй кампании с персами:, и настойчивость командиров из Иллирика, требовавших крупных подкреплений, ярко свидетельствует о том, что наступление на Рейне и Дунае уже приняло угрожающие размеры и местных сил нехватало для его отражения. Но если это так, то начало военных действий относится во всяком случае к более раннему времени, т. е. к 232 году. Однако тревожное положение сложилось на западе, повидимому, еще в 231 году, в связи с уходом римской армии на восток; как сообщает тот же Геродиан, Александр Север, занявшийся в Антиохии подготовкой к вторжению в персидские земли и тревожимый волнениями в войсках, тем не менее счёл необходимым отправить ряд лучших подразделений в другие страны, чтобы дать им защиту в случае нападения. Правда, Геродиан не говорит, о каких именно провинциях шла речь, но, очевидно, что то могли быть лишь западные провинции империи, ибо восточные и без того уже приняли главные силы римской армии.

В этом случае дата начала «скифских войн» — 232 год кажется ещё более вероятной. Но тут возникает одно серьезное сомнение. Геродиан говорит здесь о нападении «германцев», а не скифо-сарматских и родственных им племён. Быть может, нападали только германцы по Рейну и Верхнему Дунаю? Более внимательное изучение данных этого автора заставляет ответить на поставленный вопрос отрицательно. Ведь Геродиан повествует о событиях во всей Иллирике, не выделяя отдельных районов, а понятие «Иллирик» охватывало не только Рецию и Норик, но и обе Паннонии, Верхнюю Мёзию и даже Дакию. И так как, по словам того же Геродиана, «иллирийские войска» римской восточной армии при известиях с Запада охватила «сильнейшая тревога», и поскольку основная часть их была из Верхней и Нижней Паннонии, то можно, следовательно, заключить, что и эти провинции также паходились под непосредственной угрозой. Именно сюда и направился позднее Максимин сразу же после победы над германскими племенами.

Известно, что Паннония являлась всегда важнейшим объектом нападений не германцев, а сармат-языгов с Тиссы и их непосредственных соседей. Следовательно, участие в нападении языгов не может быть подвергнуто сомнению и война с ними, документально установленная для несколько более позднего времени эпиграфическими данными, была лишь продолжением борьбы, начавшейся ещё в 232—233 годах. С другой стороны, прекращение чеканки монет в городах Нижней Мёзии именно в последние годы правления Александра Севера служит ярким доказательством того, что усилили свой нажим и племена, расположенные у нижнего течения Дуная. Среди них были, конечно, и германские племена, жившие у северо-западных границ Иллирика, но приписать им одним движение на империю, опираясь на высказывание Городиана, невозможно, ибо на первых порах, как то явствует из слов Дексиппа, готы были для римлян такими же «скифами», как и любое другое причерноморское племя и не выделялись ими из общей массы припонтийских народов.

Таким образом, оговорка Геродиана не может скрыть того факта, что имеется возможность говорить о наступлении на империю с 232 года не только германских, но и «скифских» племён. Правда, Геродиан, но крайней мере по отношению к дунайским провинциям, несколько сгустил краски в своём описании вражеского вторжения. Хотя территория, подвергшаяся нападениям, была, повидимому, довольно значительной, но Геродиан не называет ни одного большого города, захваченного вторгшимися племенами. Археологические данные, подтверждающие факты взятия городов, массового бегства населения, также относятся к несколько более позднему времени. Но основной смысл событий остается несомненным.

Германцы и прикарпатские племена, воспользовавшись ослаблением обороны по Рейну и Дунаю, уходом на Восток главных сил римской армии, напали на пограничные провинции. Александр Север оказался в очень затруднительном положении. Война с Персией отнюдь ещё не могла считаться законченной, но, с другой стороны, под угрозой оказались важнейшие провинции империи и якобы даже сама Италия. Вместе с тем солдаты — уроженцы придунайских областей — требовали немедленного возвращения в Европу. «Они негодовали, обвиняли во всем Александра, что он своим нерадением и трусостью испортил дело на Востоке и медлит идти на Север». Александр Север привёл в порядок лагери и крепости в пограничных с Персией районах, оставил там небольшое количество войск и тронулся в обратный путь. Несмотря на очень сомнительный исход персидской войны, Александр Север, вернувшийся в Рим в 234 году, был встречен как победитель персов.

Приход римской армии с Востока резко изменил обстановку в пользу римлян и, несомненно, уничтожил непосредственную угрозу, нависшую над прирейнскими и придунайскими областями. Источники, однако, ничего не сообщают о самом ходе военных действий в период от прибытия Александра Севера до вторжения Максимина в германские земли. Возможно, что в это время римляне очищали свою территорию от вторгшихся в неё вражеских отрядов, а главное — готовились к решительным контрударам по собственным владениям врагов. Первый удар римляне намеревались нанести германским племенам. Зимой 234/35 года в Майнце были сосредоточены крупные массы войск. Солдаты жаждали реванша ввиду неудачного окончания персидского похода и надеялись на большую военную добычу. Однако Александр Север, как и во время предшествующего похода, действовал крайне нерешительно. Он не стремился к сражениям, а искал возможность уладить дело путём мирных переговоров и уступок. Подобное поведение Александра объяснялось, возможно, том, что сенаторская верхушка, на которую он преимущественно опирался, боялась огромных затрат, связанных с войной, и была менее заинтересована в военной добыче и раздачах; чрезвычайное ослабление ресурсов империи также заставляло вступать на путь компромисса, столь характерный для изнеженного и слабовольного Александра.

Германцам была обещана большая денежная контрибуция, но эти переговоры окончились для Александра роковым образом. Мир, к которому стремился Александр, казался римской армии не только позорным, но и крайне невыгодным. Мало того, оказавшись столь щедрым по отношению к германцам, император ещё ранее значительно снизил жалованье солдатам и стремился вместе с тем к расширению власти и компетенции сената. Все эти факторы создали предпосылки к восстанию против императора Александра. Заговор созрел в соединении, где командиром был фракиец Гай Юлий Вер Максимин, опытный и популярный военачальник. Во время подготовки похода на германцев ему поручили обучение новобранцев, состоявших из лиц не римского происхождения. Эти новые формирования и восстали против Александра, провозгласив императором близкого им Максимина. Александр Север и его мать Юлия Мамея были убиты (март 235 г.).

Правление солдатского императора Максимина представляло собой открытую военную диктатуру; вся власть была сосредоточена в руках полководца и близкой к нему военной верхушки. Установление военной диктатуры было вызвано ростом революционного движения в империи и её критическим внешнеполитическим положением, но вместе с тем Максимин и его окружение действовали энергично против сената и крупного сенатского землевладения, ненавистного для массы мелких и средних земельных собственников. Приход к власти Максимина знаменовал также дальнейший рост значения провинций в системе империи и, прежде всего, провинций придунайских, из которых комплектовались наиболее боеспособные соединения римской армии.

Воцарение Максимина с самого начала натолкнулось на враждебное отношение большинства сенаторов и части военных италийского происхождения. Максимин покончил с оппозицией довольно быстро. Сенат был вынужден смириться перед волей армии и прежде всего её дунайских легионов. Одной из важнейших задач нового правительства было обеспечение безопасности римских пограничных областей в именно тех, из которых черпались лучшие, преданные Максимину части императорской армии. Максимин поэтому сразу же перешёл к энергичным наступательным действиям. Большая римская армия вторглась в германские пределы. Германцы были отброшены от границ империи; успешно продвигаясь вглубь страны, римляне продавали все огню и мечу, долгое время не встречая сколь-либо значительного сопротивления. Но по мере углубления в лесистые районы страны римляне, однако, стали наталкиваться на все более растущий отпор со стороны германскою войска. И, наконец, пред ними предстали основные германские силы,занявшие позиции, которые с фронта прикрывало большое глубокое болото. Римляне не сразу решились начинать бой в столь невыгодных условиях. Однако Максимин устремился на коне навстречу германцам, солдаты бросились за ним. Произошла ожесточенная битва, окончившаяся полным поражением германцев. Римляне продолжали наступление. Нанеся германцам еще несколько сильных ударов, Максимин со множеством пленных и огромной добычей вернулся на римскую территорию и устроил свои зимние квартиры в Сирмии. Геродиан утверждает, что в Сирмии Максимин подготовлял новый огромный поход против германцев, целью которого являлось якобы «покорение или истребление германских племен до самого океана». Укрепление авторитета императорской власти и разгоревшиеся аппетиты армии требовали новых военных успехов. Однако Геродиан несколько преувеличивает успехи Максимина и не вполне точен, определяя направление новых ударов.

Римская империя уже давно была неспособна к такому колоссальному напряжению, которого несомненно требовал подобный завоевательный план. Как ни были блестящи военные успехи Максимина, они в конечном счёте преследовали лишь цели укрепления границ империи, но более активным и действенным способом. Германцы понесли тяжелые потери и их поражение на много лет исключило их активной борьбы с Римской империей. Задача теперь могла состоять лишь в том, чтобы подобным же образом разделаться с задунайскими племенами. Другой источник по изучаемому периоду, биография Максимина, прямо говорит, что Максимин «пришёл в Сирмий, готовя войну против сарматов и желая завоевать все страны на севере, вплоть до океана».

Таким образом главной целью сборов и Сирмии была подготовка войны с языгами и племенами, граничащими с ними. Сирмий являлся исконной римской базой в борьбе с сарматами и даками, но никогда не служил опорным пунктом в борьбе с германскими племенами, расположенными гораздо севернее, в сотнях километров от Сирмия. Таким образом, прибытие Максимипа в Сирмий означало переход к решительным действиям против племен карпато-дунайского района. Центр военных действий римской армии переместился на Дунай.

В распоряжении науки нет никаких данных о борьбе «скифов» с римлянами в период германского похода Максимина; можно лишь предположить, что много сил и времени они потратили на обеспечение своего фланга со стороны Ольвии и Тиры и на осаду укреплений на римских границах. Теперь же, с окончанием римской кампании на Рейне, перед языгами и другими племенами возникала нелегкая задача — дать отпор крупным, быть может, превосходным силам римской армии.

В состав римской армии, кроме легионов, входили ведь и многие чужеземцы: мавры, озроенские и армянские стрелки, парфяне и, немалое количество германцев. Войска были снабжены большим количеством военных и осадных машин. Судя по надписям на гробницах солдат, павших в этой войне, в состав римской армии входили и её лучшие подразделения — legio I Adjutrix и legio II Adjutrix из Панпонии, legio II Italica из Норика и др. Как даёт понять приведенное место из Vita Maximini и присвоенный Максимипу титул Sarmaticus, важнейшей задачей этой войны была борьба с сарматами-языгами.Возможно, что военными действиями здесь руководил сам Максимин, ибо он был здесь и зимой 235/36 года и весной 238 года.

Другим основным районом борьбы была Дакия и прилегающие к ней районы: одна из солдатских надписей говорит о воине, погибшем в Дакии. В буржуазной историографии одни из учёных упорно все военные события этого времени относят к «деяниям» готов,другие, в противовес им, считают, что боролись с римлянами одни карпы и свободные дакийские племена. Нет никаких свидетельств о ведущей роли готов, и тем более о том, что они были единственными врагами римлян в этой войне. Эпиграфические данные говорят о сарматах и даках. Об участии в войне карпов есть прямое указание Дексиппа.

Таким образом, на огромном протяжении границ Нижней Мёзии, Дакии, Паннонии римляне вели борьбу не с тем или иным племенем, но с целой коалицией племен от Тиссы до низовьев Дуная. Ведущая роль в этой борьбе принадлежала, повидимому, карпам. О том же, что участвовали в ней отнюдь не одни карпы, но и родственные им племена, свидетельствуют термины «дакийский поход», «Dacicus» и пр. В этот период произошло восстание и дакийского населения римской провинции Дакии. Речь здесь, повидимому, идёт о «свободных даках», возобновивших борьбу с римскими оккупантами, борьбу, которая почти не прекращалась со времени римского завоевания.

О ходе борьбы римлян с прикарпатскими племенами в эти годы сообщают лишь надписи и монеты. Усиленные военные действия против задунайских племён развернулись, уже весной 236 года, так как именно к этому году относятся победные титулы Максимина и его сына, в которых к наименованию Germanicus Maximusприбавляются новые гордые наименования, которые, повидимому, были приняты цезарями в связи со значительными успехами римских войск в борьбе с племенами Среднего и Нижнего Дуная. Императорские монеты 236 года и последующего года также носят победные эмблемы и подтверждают данные эпиграфики.

Можно вполне определенно заметить, что с прибытием на Дунай мощных сил римской армии война приняла благоприятный для римлян оборот, то все же эти успехи отнюдь не носили решающего характера. Ни Геродиан, ни Vita Maximini ни словом не упоминают о каких-либо выдающихся победах римлян; лучшим же доказательством упорного сопротивления прикарпатских племён служит затяжной характер военных действий. Тяжелая и длительная война не привела к почётному миру даже и к весне 238 году, ибо в это время Максимин вновь находится в Сирмии. Он, как считают, готовился к новому походу. Однако важные события внутри империи в корне изменили и всю обстановку на фронте борьбы с племенами Причерноморья.

Военные успехи Максимина не примирили с его правлением сенатскую знать, которая продолжала ненавидеть «солдатского императора». Против Максимина создается один заговор за другим. Император отвечал усилением террора. Казнённые насчитывались тысячами, знатных римлян распинали на крестах, забивали на смерть дубинами и т. п. Казни сопровождались массовыми конфискациями имуществ. Между том в поисках новых и новых средств на походы и раздачи солдатам Максимин увеличил налоги, отбирал запасы городов, сокровища храмов, поэтому он стал вскоре ненавистен самым широким слоям населения. Дело шло к открытому взрыву. Прокуратор Африки безжалостно притеснял население провинции. Когда же он решил конфисковать владения некоторых местных посессоров, те вооружили своих рабов и колонов и подняли восстание, провозгласив императором престарелого Марка Антония Гордиана. Переворот произошел и в Риме, где сенат признал нового императора и объявил Максимина врагом отечества.Когда же Гордиан погиб в борьбе со сторонниками Максимина, сенат провозгласил двух новых императоров — Пупиена и Бальбина. В события активно вмешались и народные массы Рима, которые принудили сенат провозгласить императором также итринадцатилетнего внука Гордиана — Марка Антония Гордиана. Затем развернулись столкновения между народом и ненавидимой им преторианской гвардией; преторианский лагерь подвергся настоящей осаде, преторианцы, сделав вылазку, ворвались в город и подожгли его. Как только весть о восстании достигла Максимина, он собрал свои войска и двинул их на Италию. Однако сенат и избранные им императоры энергично развернули подготовку к отражению армии Максимина. Перейдя Альпы, Максимин приступил к осаде Аквилеи, крепости, прикрывавшей пути в северные районы Италии. Осада затянулась, солдаты Максимина терпели большие лишения и в конце концов восстали, убили Максимина и перешли на сторону сената.

Обстановка в Риме продолжала оставаться очень напряженной. Армия ненавидела сенатских императоров, меж ними самими царила глухая вражда. В конце июля 238 годупреторианцы восстали, захватили в плен обоих императоров и после издевательств и пыток покончили с ними. Гордиан III стал единоличным правителем Римской империи,выступив на историческую арену как ставленник рейнско-дунайских войск и преторианской гвардии.

Таким образом, 235—238 годах прошли в Римской империи под знаком ожесточенной политической борьбы, ознаменовавшей собою начальный этап кризиса III века. На этом этане рабы и колоны ещё не выступают достаточно самостоятельно, поддерживая нередко те или иные враждующие фракции господствующего класса. Бурно выступала городская беднота, но её действия были лишены четкой политической направленности и носили стихийный характер. Важнейшей особенностью борьбы в 235—238 гг. в Римской империи было то, что она являлась борьбой между различными прослойками господствующего класса. Несомненно, что вспышка ожесточенной внутренней борьбы в провинциях и в самом Риме и, прежде всего, уход армии Максимина в Италию облегчили военное положение задунайских племен и создали предпосылки для перехода их в контрнаступление.

Новый натиск на империю относится ко времени правления Пупиена и Бальбина:«При них карпы сражались с мисийцами и в то же время началась скифская война и была разорена Истрия». Источники сохранили малоизвестий и об этом новом наступлении «скифских» племен. В нем, кроме карпов, которым, как это видно из сообщения Дексиппа, принадлежала ведущая роль, участвовали также и готы, ибо после этой войны они регулярно получали дань с римлян. Наступавшим племенам удалось вторгнуться в Мёзию, а затем взять и подвергнуть разгрому город Истрию. Обстановка, сложившаяся на Дунае, требовала энергичных мер, поэтому сам Бальбин готовился к походу на врагов однако смерть помешала ему исполнить своё намерение.

Решение дунайских дел пришлось взять на себя Туллию Менофилу — руководителю обороны Аквилеи против войск Максимина. Источники умалчивают о точном времени его прибытия на Дунай. Во всяком случае он не мог туда явиться раньше, чем Аквилея была освобождена от осады и, вероятнее всего, начальный период его деятельности на Дунае падает на лето и осень 238 года. Как можно заключить из уцелевшего отрывка из произведения Петра Патриция, с Туллием Менофилом было значительное войско, составившее впоследствии гарнизоны Нижней Мёзии, наместником которой он являлся. Источники умалчивают о ходе военных действий на Дунае после прибытия туда войска во главе с Туллием Менофилом, но ему, повидимому, удалось частично восстановить положение на Дунае, однако не столько военным, сколько дипломатическим путём. Это с совершенной очевидностью явствует из истории взаимоотношений Туллия Менофилы с его соседями на Дунае.

Готы получают от римлян дань в последующий за войной период на эту же дань настойчиво и, видимо, с основанием претендуют и карпы. Поэтому правильно считают, что война эта закончилась заключением выгодного для прикарпатских племён мирного договора, причём римляне обещали им регулярные денежные субсидии. В свою очередь Скифы возвращали римских пленных, ибо сохранилась посвятительная надпись одного из граждан Дуростора, вернувшегося на родину после пребывания в плену у скифов. Петр Патриций даёт возможность уточнить и примерное время прекращения военных действий на Дунае. Он говорит, что карпы «оставались спокойными в течение трёхлетнего правления Менофила». Однако поскольку установлено, что время наместничества Туллия Менофила падает на 238—241 годы, то, повидимому, перемирие было заключено или во второй половине 238 года, или в начале 239 года.

Война 232—238 годов была одной из первых «скифских войн» с Римом в III веке.Впервые после значительного промежутка времени задунайские племена возобновили натиск на империю, подвергнув опустошению пограничные римские районы. Римляне пытались перенести войну на территорию противника, но «скифы» устояли в борьбе с многочисленном римской армией и добились почётного для себя мира. Возобновление войн на Дунае усугубляло начавшийся в этот период кризис III века.

Приход к власти римскогоий императора Гордиана III в 238—244 годах знаменовал собою завершение первого этапа кризиса III века. Гордиан и близкие к нему лица проводили политику, направленную на укрепление армии и государственного аппарата, но усилия их оказались бесплодными. Положение империи продолжало ухудшаться. Возрастало революционное брожение во Фракии, вызванное отчаянным положением низов населения, новое восстание вспыхнуло в Африке. Напряженным было внешнеполитическое положение империи: на Дунае, Рейне, Евфрате вновь собирались враждебные тучи. Гордиану III пришлось распустить один из легионов; уже в этот период римская армия комплектовалась в значительной степени из военных колонистов, иррегулярной милиции и малороманизованных отрядов numeri.

К сожалению, историческая традиция о событиях этого периода крайне скудна — о положении на Дунае повествует лишь уже упомянутый отрывок из Петра Патриция, да некоторые места из жизнеописания Гордиана. Как можно судить по ним, а также по данным эпиграфики и нумизматики, римляне постепенно начали понимать опасность, надвигавшуюся с Дуная.

Римляне усиленно строят дороги в пограничных районах; крупные города, даже расположенные в глубине римской территории, в это время усиленно укрепляются. Так, монеты Марцианополя носят на себе изображения стен, башен, укрепленных городских ворот, т. е. определенно свидетельствуют о напряженной работе по усилению городских укреплений.

Другой важный оплот против «варваров» Виминаций получает в это время права колонии. Активную деятельность по усилению обороны на Дунае развернул Туллий Менофил. Но ограничиваясь укреплением больших городов, он энергично занимался обучением вверенных ему войск, поддерживая их в состоянии боевой готовности96. Вместе с тем римский наместник успешно действовал и способами дипломатии, стремясь запугать «скифов» зрелищем возродившейся римской военной мощи и тем расстроить их антиримские коалиции. Интереснейшие подробности об этой стороне деятельности Рима сохранил для истории этого времени Петр Патриций в ого рассказе о посольствах карпов к Туллию Менофилу.

Большинство буржуазных авторов, описывая эти переговоры карпов с Римом, изображают дело следующим образом: они говорят , так как готы, уже давно получали дань от римлян, то карпы «позавидовали» им и тоже потребовали дани, ссылаясь на то, что они «лучше готов».

«Карпы, завидуя, что готы получали ежегодно дань от римлян, отправили посланников к Туллию Менофилу и с гордостью требовали денег».

Естественно, что эти наивные претензии могли встретить лишь насмешливое отношение со стороны римских властей, которые после некоторых проволочек решительно отказали карпам в их нелепой просьбе. Конечно, подобная трактовка переговоров карпов с Туллием Менофилом целиком соответствует высказываниям Петра Патриция. И тем не менее дословная передача утверждений этого историка способна лишь извратить истинную картину переговоров, особенно, когда это делается в полном отрыве от всех предшествующих событий. Если даже сам факт переговоров, требования карпов и отказ римлян выполнить их очевидно не могут быть подвергнуты какому-либо сомнению, то это вряд ли можно сказать об остальных частях рассказа Петра Патриция.

Петр Патриций передаёт здесь несомненно официальную римскую версию, полную ненависти и презрения к «варварскому» племени карпов: тенденциозность эта, например, сказалась во всяческом подчеркивании унижений, которым подвергались карпы, их наивности и какого-то непонятного упорства. Смысл переговоров Менофила с карпами, если рассматривать их в тесной связи с событиями 232—238 годами, может быть представлен в несколько ином свете. Карпы были ведущей силой в борьбе предшествующих лет, и вряд ли мирный договор, завершивший длительную войну, мог быть заключен без участия карпов. Их настойчивые требования истекали поэтому не из тщеславия или зависни, а являлись обоснованными: Рим, несомненно, был обязан платить дань не только готам, но и им, карпам. Туллий Менофил, повидимому, почувствовав себя достаточно сильным, отказал в уплате дани карпам, продолжая выплачивать её готам. Таким образом, он вбивал клин между карпами и готами, обеспечивал нейтралитет последних в случае, новой войны с задунайскими племенами. Для истощенной римской казны средства, которые пошли бы на уплату дани карпам, могли оказаться немалым подспорьем. Подобный шаг, сам по себе очень рискованный, очевидно был сделан не без ведома самого императора; во всяком случае, в ходе дальнейших переговоров Туллий Менофил поддерживал контакт с Римом и окончательный ответ был дан карпам от имени императора.

Таким образом, ход переговоров между Туллием Менофилом и карпами рисуется в следующем виде. Карпы, не получая обещанной дани, направили к Менофилу посольство. Туллий Менофил несколько дней не принимал делегацию карпов, демонстративно производя на её глазах обучение своих войск. Приняв, наконец, карпов он обошёлся с ними с большим пренебрежением и предложил явиться за ответом через четыре месяца. Следующее посольство он встретил в новом военном лагере и вновь не дал карпам никакого ответа. Когда же карпы явились к нему в третий раз, то Туллий Менофил с насмешкой объявил им:

«Цезарь решительно ничего не даёт и не обещает вам. Если же вы нуждаетесь в пособии, то ступайте к нему, бросьтесь к его ногам и просите. Вероятно, просьба ваша будет услышана».

Оскорбленные карпы вернулись на родину, так и не достигнув цели. Казалось, Риму грозило новое вторжение — «варвары» всегда очень болезненно реагировали на отказ в уплате обещанной дани. Однако, благодаря предпринятым оборонительным мерам, ловкой политике Менофила, сумевшего выиграть время и частично изолировать карпов, а более всего потому, что после долгих лет войны противники Рима нуждались в некоторой передышке, на этот раз дело обошлось без вторжения, но спокойствие на Дунае длилось всего три года.

Биограф Гордиана сообщает, что в период правления Гордиана III в 238—244 годах было два вторжения причерноморских племён. Первое вторжение с полным основанием считается в историографии мифическим — беглая, не связанная с контекстом заметка о «походе Аргунта» является вымыслом автора или ошибочным перенесением событий более позднего времени; весьма вероятно, что «Argunt» в биографии Гордиана есть не кто иной, как Аргайт из времен войн 248—251 гг.

Совершенно реальным является поход причерноморских племён, относящийся ко времени экспедиции римлян на Восток против персов. Уход римских войск на Рейн и Дунай, обострение внутреннего кризиса империи дали возможность персам собраться с силами и возобновить борьбу с Римом. Ещё во время правления Максимина ( Germanicus Maximus -236 год) царь персов Ардашир взял Низибис и Карры. Его наследник и сын Шaпyp продолжал дело своего отца, и персидские войска вторглись в Сирию. Положение на Востоке становилось угрожающим. Римское правительство развернуло широкую подготовку к персидскому походу; наконец, весной 242 года император Максимин и его тесть Тимеситей во главе крупных сил направились на войну с персами. Известия об успехах персидских войск, повидимому, не в малой степени способствовали новому росту воинственных настроений в среде задунайских племён, но ещё большое значение имел уход римских дунайских легионов для участия в борьбе с Персией. Однако источники на этот раз почти ничего не говорят о том, какие же племена приняли участие в этом новом наступлении «скифов» на Римскую империю. То были, очевидно, прежде всего карпы, старинные враги Рима; сложившаяся обстановка предоставляла им хорошую возможность, для того чтобы возобновить борьбу и одновременно отомстить за издевательство над своими послами.

С другой стороны, участие в этой войне готов, продолжавших получать от римлян дань, признается сомнительным даже некоторыми шовинистически настроенными немецкими историками. Резкие разногласия среди учёных вызывает вопрос об участии в этой войне алан. Западноевропейские историки, как правило, категорически отвергают известие биографа Гордиана III об активной роли алан в описываемых военных событиях, считая это целиком вымышленным, более того, приписывая их военные успехи готам.Однако Ю. Кулаковский, специально изучавший вопросы истории алан, доказал, что аланы участвовали eщё в Маркоманнской войне и в более поздних войнах с Римом; участвовали они и в войне 242 года.

Наблюдения относительно широкой экспансии алан к самым границам империи в первые века новой эры, сделанные рядом советских учёных, делают ещё более обоснованным утверждение Ю. Кулаковского. Несомненно, какая-то часть западных алан приняла активное участие в этой войне. В борьбу с Римом включились, таким образом, новые племена. Вторжение алан и карпов произошло весной или летом того же 242 года, ибо император с армией ещё находился в придунайских провинциях. Наличие здесь римских войск безусловно сузило размах нападения и, тем не менее, скифы сумели прорваться во Фракию — их не смогли задержать ни горные проходы, нн укрепленные города, это были, прежде всего, аланы. Их отряды столкнулись с императорскими войсками «in campis Philippis». Повидимому, здесь может идти речь лишь о Филиппополе Фракийском, ибо римская армия двигалась на Восток по старинной военной магистрали Сирмий — Византий и присутствие императора с войском мыслимо лишь в Филппополе, лежащем на этой магистрали, но никак не в Филиппах, которые к тому же ни в каком отношении не могли интересовать ни ту, ни другую сторону в разгоревшейся меж ними борьбе. Ход этой борьбы не вполне ясен. Составитель биографии Гордиана изображает её в обычном для биографов риторически- панегиричкском духе: Гордиан III «держал путь на Мёзию и каких бы врагов ни встречал во время похода во Фракии — всех уничтожил, прогнал, истребил». Однако из разъяснений того же автора в конце биографии узнаем, что эта война отнюдь не была какой-то военной прогулкой. Оказывается, что освобождая важнейшую крепость Филиппополь от угрожавших ей неприятелей, император имел с ними беспорядочную битву, потерпел поражение и вынужден был отступить. «ab Alanis tumultuario proelio viclus abscesserat». Это был значительный успех прикарпатских племёни, очевидно, лишь с приходом новых подкреплений, следовавших по той же дороге на Восток, римлянам удалось добиться перелома в свою пользу. Дальнейший ход войны неизвестен, но можно, однако, предположить, что она заняла по меньшей мере несколько месяцев, ибо вторжением прикарпатских племён были охвачены очень значительные районы; к тому же, на первом этапе борьбы римляне понесли серьезное поражение. Поэтому утверждение Лемана, что весь 242 год прошёл под знаком борьбы на Дунае, кажется недалеким от истины.

Восстановив положение па Дунае, обеспечив себе тыл и коммуникации на Восток, император Гордиан III мог предпринять кампанию против персов. Война 242 года ознаменовалась, таким образом, новым значительным успехом придунайских племён. Их отрядам удалось на этот раз прорваться в глубинные иллирийские районы и нанести в открытом бою поражение крупным силам императорской армии. Вместе с тем в составе скифской коалиции появилось новое племя — воинственные аланы, которым и принадлежала честь победы при Филиппополе Фракийском.

На восточном фронте военные действия развернулись успешно для римлян. Их войска нанесли персам ряд поражений и римляне стали хозяевами Месопотамии. Однако римлянам не удалось закрепить эти успехи. В рядах римской армии вспыхнула междоусобная борьба, которая кончилась гибелью Гордиана III и воцарением Филиппа Араба, выдвинутого восточными элементами римской армии. Филипп Араб поспешил заключить мир с персами и, оставив своего брата Ириска для дальнейшего командования на Востоке, уже летом 244 года вернулся в Рим. О деятельности Филиппа Араба и состоянии римского государства в период его правления дошли крайне отрывочные известил, но все они свидетельствуют о дальнейшем ухудшении положения империи.

Невыносимым становилось положение колонон, всё более жестокий гнёт ложился и на городское населении. Ярчайшим доказательством ослабления империи, роста нищеты и отчаяния низов населения служит усиление «разбойничества» и «пиратства». В этих разбойниках [latrones] следует видеть, прежде всего, бежавших рабов и колонов, которые соединились в отряды и вступили на путь самостоятельной борьбы, но опасность, грозившая существованию империи, усилилась и с другой стороны. Рост налогового гнёта, поборов и злоупотреблений, нарушение торговых связей и, наконец, явное бессилие центрального правительства способствовали росту сепаратистских тенденций в среде широких слоев провинциального населения. Подобное критическое положение империи не могло остаться не замеченным её соседями — скифо-сарматскими племенами. И уже второй год правления Филиппа Араба ознаменовался новой ожесточенной войной с племенами Карпато-дунайского района. Источниками по этой войне являются главным образом свидетельства нумизматики, о ней же повествует и краткое сообщение Зосима. Зосим, к сожалению, не указывает, к какому году относятся описываемые им события, но поскольку он рассказывает о военных действиях уже на территории противника, то речь, очевидно, идёт о заключительной стадии борьбы. Перемирие, которое, по словам Зосима, последовало тотчас же за боями на территории карпов, делает ещё более правдоподобным это предположение, которого придерживаются авторы, изучавшие данный вопрос.Противниками римлян в войне и Зосим и надписи на монетах единодушно называют карпов. Таким образом, участие карпов в возобновившейся борьбе неопровержимо.

Были ли карпы единственными противниками римлян в этой борьбе? Вполне возможно допустить, что в данном случае карпы напали на римлян не одни, но получили широкую поддержку других прикарпатских племён, так как в этой войне нападениями были охвачены обширные территории империи. Два года римляне вели борьбу на приграничных территориях, пока смогли перенести войну на территорию противника. Подобную мощь в борьбе могла развернуть лишь целая коалиция племён, во главе которой, возможно, и стояли карпы. При таком предположении не покажется неожиданным и тот факт, что всего год спустя после завершения «карпийской войны» против Рима выступила многочисленная и грозная коалиция племен,— она выросла исторически в ходе борьбы с империей, и важным этапом её формирования была «карпийская война».

Начальная дата нового военного столкновения Рима с племенами скифов в «карпийской войне» вызывает среди авторов некоторые разногласия. Если Раппапорт, Шмидт и некоторые другие учёные придерживаются той точки зрения, что «карпийская война» началась в 245 г., то Энслин считает более вероятной датой 244 год. Трудно отдать предпочтение той или иной дате. Единственной отправной точкой являются в данном случае лишь монеты Филиппа Араба, датированные 244 годом. На аверсе одной монеты изображен Филипп в походном плаще и панцыре; реверс представляет из себя изображение Филиппа и трёх воинов. Филипп здесь также в военном облачении, двое из стоящих с ним солдат поднимают военные значки. Несомненно, что эта монета знаменует собой выступление в поход Филиппа и римской армии. Известно, что значительную часть 244 года заняли переговоры Рима с персами, а затем и обратный путь римского войска на родину; с другой стороны, выступление Филиппа в поход, отраженное на упомянутой монете, ещё не означает немедленного начала военных действий.

Таким образом, вполне вероятно, что хотя вторжение на римскую границу со стороны задунайских племён проявился уже в 244 году, что и заставило Филип Араба двинуться в поход, широкие военные действия развернулись уже в следующем — 245 году. Нападение карпов и их союзников было на этот раз поддержано и германскими племенами.Правда, точно неизвестно, какие это были племена, нет сведений и о ходе борьбы с ними. Как можно судить по титулу Филиппа Germanicus Maximus, германцы потерпели поражение.

Совместное нападение германских и скифских племён значительно ухудшило стратегическое положение римлян, сковав на известный срок их активность в придунайских областях. В отличие от предыдущих войн в источниках нет ночти никаких указаний на то, какие именно районы были охвачены вторжением причерноморских отрядов. То была несомненно, прежде всего, Дакия, на которую посыпались всевозможные милости императора, старавшегося, видимо, хоть в какой-то степени возместить ущерб, причиненный вторжением 126 года; к тому же Дакия со всех сторон находилась в окружении враждебных Риму племен — в том числе и карпов. Войной в какой-то мере были задеты и Мёзия с Фракией — именно в этот период там прекратилась чеканка монет. Повидимому, имевшиеся на Дунае силы, которые возглавлялись доверенным лицом Филиппа Северианом и наместником Нижней Мёзии Мессалиной, оказались не в состоянии оказать успешное сопротивление вторгшимся племенам. Население было охвачено паникой; зажиточные граждане бежали, зарывая в землю свои ценности. Об этом ярко свидетельствуют многочисленные клады, монеты которых относятся главным образом ко времени Филиппа. Быть может к этим событиям относится и беглая заметка Лактанция о бегстве матери Галерия от вторгшихся карпов. Положение, сложившееся на Дунае, заставило Филиппа лично возглавить борьбу. Некоторые авторы предполагают, что Филипп прибыл на Дунай после того, как успешно отразил нападение германских племён. Как и в боях 232— 238 годов, в войсках Филиппа против скифов сражались но только легионеры, но и чужеземные наёмники, например, мавританские стрелки из лука; подвижность мавров, искусное владение ими своим грозным оружием делали их опасными противниками полуобнаженных скифов. Однако лишь в следующем, 246 году, римляне одержали заметные военные победы. Повидимому, главное внимание Филиппа было направлено на освобождение Дакии; об успешном выполнении этой задачи свидетельствует тот факт, что в июле 246 года провинция получила право чеканки монет и начала новую эру. Восстановление римского господства в Дакии, прикрывавшей дунайскую границу, уже в основном предопределило и общее восстановление положения в придунайских провинциях.

На этот раз римляне уже не ограничивались простым вытеснением скифских отрядов, как то было в 238 и 242 годах. Весь предшествующий опыт показал им, что изгнать скифов со своей территории ещё совершенно недостаточно для обеспечения спокойствия границ. Проходило 3—4 года, и вторжение скифов повторялось с ещё большей силой. Пример Максимина неопровержимо доказал, что лишь преследование противника на его собственной территории, разгром основных резервов врага может дать более или менее длительный промежуток мира. Видимо, именно поэтому император Филипп Араб решился на довольно смелый и рискованный поход в землю карпов. К этому его побуждала и военная необходимость и стремление восстановить свой авторитет, безусловно, сильно подорванный опустошением придунайских областей.

Поход римского императора Филиппа на земли карпов состоялся уже в следующем, 247 году,— монеты этого года носят легенду «Victoria carpica». Предполагают, что вторжение в землю карпов произошло весной 247 года, так как, повидимому, в связи с успешным завершением этой экспедиции сын Филиппа был возведен в звание Августа, а императрица Отацидла получила титул «mater August! et senatus et patriae» — и с этими отличиями они появляются уже в июне 247 года.

О вторжении Филиппа в землю карпов рассказывает Зосим. Проникнувшее па территорию «варваров» римское войско было встречено вблизи какой-то крепости противника войском карпов. В происшедшем сражении «варвары» потерпели поражение. Часть их рассеялась, часть отступила в крепость и подверглась осаде со стороны римских войск. «В происшедшем сражении варвары не выдержали нападения и, сбежавшись в одно укрепление, подверглись осаде». Через некоторое время карпы собрали новое войско, которое отправилось на выручку своих осажденных соплеменников. С прибытием этого войска в район крепости, её гарнизон, воспрянув духом, сделал вылазку, а одновременно и вновь прибывшие силы даков атаковали римскую армию. Атака была успешно отражена римлянами, причём главную роль в этом сыграли мавританские стрелки, «натиска которых не смогли выдержать карпы».

После этого неудачного для них боя, карпы вступили с римлянами в мирные переговоры. Филипп охотно принял их мирные предложения и после заключения договора удалился на римскую территорию. Неизвестны условия этого мира римлян со скифами. Вряд ли они были тяжелы для скифов; к тому же события ближайших 2—3 лет не оставили от них и следа. Однако, несомненно, что римляне упрочили своё положение на Дунае и прекратили уплату дани племени готов, внимание к обороне дунайской границы также было несколько ослаблено. Б. Раппапорт, оценивая итоги этой «карпийской войны» римлян, даже говорит о «победах» и «блестящих успехах» Филиппа, завершивших войну. Вряд ли можно согласиться с этой оценкой. Известно, что победные надписи и эмблемы на монетах всегда в очень большой степени преувеличивали реальные успехи, имея, прежде всего, своего рода пропагандистские цели, и относиться к ним нужно со значительной осторожностью.

Зосим, рассказывая о последней битве римлян с даками, ни словом не говорит о том, что успех, одержанный римскими императорскими войсками, носил характер значительной победы; не случайным кажется и умолчание античной традиции об условиях мирного договора. Самым неопровержимым доказательством эфемерности военных успехов римлян служит тот факт, что «разбитые» ими карпы всего год спустя явились активнейшими участниками нового мощного наступления причерноморских племён на Римскую империю.

Итак, в войне 245—247 годов набегами скифов был задет ряд важнейших районов Иллирика и Дакия, Мёзия и Фракия. Росла глубина скифских рейдов в римскую империю, всё новые и новые области подвергались жестокому опустошению и разрушению. Все это свидетельствовало о растущей слабости империи, с одной стороны, и крепнущих силах её противников, с другой. Однако, пока что, римляне могли радоваться тому, что длительная и тяжелая война на Дунае закончилась, наконец, достойным для них образом. Торжества римлян по поводу успехов на Дунае совпали с торжествами, посвященными тысячелетию Рима. По этому поводу производились новые раздачи народу, устраивались пышные цирковые представления. Римские и провинциальные монеты этого времени славят благодеяния императора и его победы над соседними народами.

Источник

http://ru-sled.ru/nachalnyj-etap-skifskix-vojn-iii-veka-s-ri...