На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Свежие комментарии

  • Давид Смолянский
    Что значит как справляются!? :) С помощью рук! :) Есть и др. способы, как без рук, так и без женщин! :) Рекомендации ...Секс и мастурбаци...
  • Давид Смолянский
    Я не специалист и не автор статьи, а лишь скопировал её.Древнегреческие вазы
  • кира божевольная
    всем доброго дня! не могли бы вы помочь с расшифровкой символов и мотивов на этой вазе?Древнегреческие вазы

Антисемитизм без границ (История) (5 статей)

ПОСЛЕ СТАЛИНА (Хроника актов государственного антисемитизма в СССР)

Хроника государственногоантисемитизма после СталинаСообщение автор Boryshttp://berdichev.forumgrad.com/t753-topic
в Вт 10 Авг — 14:17:04

Умер Сталин, закончилась 30-летняя эпоха, прекратились многомиллионные аресты, расстрелы, убийства, гибель в лагерях, бесконечные увольнения и гонения.
И все же репрессии продолжались.

Они касались всего населения страны, всех народов СССР,
а же в соответствии с поставленной задачей я назову факты преследования евреев и касающихся их событий.
На одном из заседаний Совета Министров Украины Н.Хрущев заявил:

«Я не хочу, чтобы украинский народ воспринимал победу Красной Армии и возвращение советской власти как возвращение евреев. Пусть лучше едут в Биробиджан, там места хватит».

Февраль 1956 года. В докладе Н.Хрущева на ХХ съезде КПСС «О культе личности и его последствиях» не были упомянуты убийство Соломона Михоэлса, расстрел руководителей Еврейского антифашистского комитета, гнусная компания борьбы с «космополитами» и многие другие преступления.
В августе 1956 года в Москву прибыла делегация компартии Канады. В речи перед канадской делегацией Н.Хрущев говорил: «Когда из Крыма выселили татар, некоторые евреи начали развивать идею о переселении туда евреев, чтобы создать в Крыму еврейское государство. Это был бы американский плацдарм на юге страны. Я был против этой идеи и полностью соглашался в этом вопросе со Сталиным».

В 1956 году Н.Хрущев встретился с делегацией Итальянской компартии. Он им заявил:

«Польские коммунисты хотели избрать первым секретарем ЦК Замбровского, хорошего и способного товарища. Но он еврей, в интересах Польши надо избрать поляка, иначе на основные руководящие посты будут назначены евреи».
В 1957 году в Риге арестовали фотографа Иосифа Шнайдера, он организовал кружок по изучению иврита. Его осудили на 4 года за связь с израильским посольством и за намерение» захватить» корабль, чтобы уплыть в Израиль.
В марте 1958 года Н.Хрущев принимал журналиста из французской газеты «Фигаро» Сержа Груссара. Зашла речь о Биробиджане. Признав этот опыт неудачным, Хрущев обвинил евреев:

«Они интеллигенты, все и всегда стремятся в университеты».
1958 год. Борису Пастернаку присуждена Нобелевская премия за роман «Доктор Живаго», опубликованный в Италии. Президиум ЦК КПСС принял строго секретное постановление, в котором содержались меры наказания Пастернака. Он исключен из Союза писателей, его принудили отказаться от Нобелевской премии. Его обсуждали на различных собраниях и совещаниях, «братья по перу» опубликовали в «Правде» позорнейшее письмо, обвиняющее Пастернака во всех смертных грехах перед советской властью. Через полтора года у него диагностировали новый инфаркт и неоперабельный рак легких.
4 октября 1959 года подожжена синагога в подмосковной Малаховке. Их было много — нападений на синагоги и общинные центры:
в Москве, Санкт-Петербурге, Волгограде, Тюмени, Иркутске, Пензе, Нижнем Новгороде и т.д.
Оскверняются еврейские кладбища в Санкт-Петербурге, Казани, Калуге, Пятигорске, Петрозаводске, Кирове, Астрахани, Воронеже, Тамбове, Таганроге, Махачкале, Биробиджане и т.д.
1959 год. Коллегия по уголовным делам Днепропетровского областного суда приговорила Героя Советского Союза Гитмана Льва Абрамовича к 10 годам лишения свободы. В интернате, где он работал мастером производственного обучения, установлена недостача, ему лично вменяли в вину сумму 1091рубль в ценах до 1961 года, потом эта сумма была уточнена и составила 86 рублей 70 копеек (8 рублей 67 копеек по курсу рубля после 1961 года). В 1961 году освобожден по амнистии. В реабилитации ему отказали, умер в 1979 году. На ходатайства жены о посмертной реабилитации Гитмана по состоянию на 1994 год ответы были отрицательные.
1959 год. Виктор Некрасов, в ответ на попытки властей застроить территорию Бабьего Яра в Киеве, выступил с призывом не допустить издевательства над памятью погибших и построить достойный мемориал.
Февраль 1961 года. Арестован роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба».У автора были изъяты машинописные экземпляры, рукопись, все черновики и эскизы, имеющие отношение к «Жизни и судьбе».
Отобрали даже копировальную бумагу и машинописную ленту. Потребовали у Гроссмана подписку о неразглашении происшедшего. Гроссман не дал. Экземпляры рукописи были изъяты также у машинистки в редакции «Нового мира», был забран экземпляр романа в журнале «Знамя». В поисках оставшихся экземпляров романа, перекопали огород у двоюродного брата автора — Виктора Шеренциса. Гроссман отправил письмо Хрущеву: «Я прошу свободы моей книге». Его принял Суслов, приговор которого был следующий: «Эту «вредную книгу» не напечатают раньше чем через 250 лет».
Даже для 1960 года этот роман оказался «слишком свободным»: он был отвергнут печатью и изъят спецслужбами. В 1980 году роман был напечатан в Швейцарии. В СССР роман опубликован в журнале «Октябрь» в 1988 году. В 1961 году была также конфискована повесть Гроссмана «Все течет», которая увидела свет в Германии в 1970 году и у себя на родине только в 1989 году. В 2007 году Лев Додин поставил спектакль по роману «Жизнь и судьба» на сцене Малого драматического театра — Театра Европы в Санкт-Петербурге. Во Франции книгу издали тиражом 30 тысяч экземпляров.
Август 1961 года. Через 16 лет после окончания войны и 8 лет после смерти Сталина, на прилавках газетных киосков вдруг появился журнал на идише «Советиш геймланд».
Инициатива его создания принадлежит группе еврейских писателей, уцелевших в годы сталинских репрессий. Деятели еврейской культуры Москвы продолжали обращаться в ЦК с просьбой разрешить издание журнала. На их письма власти не реагировали до тех пор, пока не вмешались руководители зарубежных компартий. Особенно настаивал Морис Торез, сказавший однажды Хрущеву: «Дайте печатное издание на идише евреям Советского Союза хотя бы ради коммунистов Франции, ибо они официально угрожают выходом из партии, считая нежелание открыть еврейский журнал в СССР проявлением государственного антисемитизма!». И тогда было принято решение учредить журнал «Советиш геймланд».
1961 год. Евгений Евтушенко написал стихотворение «Бабий Яр», которое 19 сентября было опубликовано в «Литературной газете».
Гонениям подверглись и автор и редактор Косолапов. Руководителей газеты обвинили в сионизме, для Евтушенко началась полоса запретов. На протяжении 20 лет после этой публикации ему не разрешали приезжать а Киев. Д.Шостакович на слова этого и других стихотворений Евтушенко написал Тринадцатую симфонию «Бабий Яр», премьеру которого власти пытались так или иначе сорвать.
Евтушенко заставили внести изменения в текст второй и двенадцатой строф, заменив «евреев» на «украинцев».
Поэт Алексей Марков выступил с резким поэтическим памфлетом против Евтушенко, как автора стихотворения «Бабий Яр»:
Какой ты настоящий русский,
Когда забыл про свой народ?

1961 год. Капитану и лучшему бомбардиру киевской команды «Динамо‘, прервавшей в 1961 году гегемонию московских клубов в чемпионате СССР, Виктору Израилевичу Каневскому, единственному из всего состава не присвоили звание заслуженного мастера спорта.

16 января 1962 года во времена дела «валютчиков» газета «Труд» писала: «На скамье подсудимых из всей гоп-компании меламедов, рабиновичей, зисиановичей и им подобных выделяется один. У него картавая речь, крысиная физиономия, горбатый нос, один глаз косит, взгляд вороватый — это Арон, кто же еще?» Аналогичные мерзости печатали и другие газеты.
18 декабря 1962 года 13-я симфония Шостаковича была исполнена в Москве и…тут же снята с репертуара.
В канун нового 1963 года был принудительно «госпитализирован» в московскую больницу им. Ганушкина (психушку) правозащитник Александр Сергеевич Есенин-Вольпин.
2 февраля 1963 года знаменитый философ, Нобелевский лауреат Бертран Рассел писал Хрущеву: «Я глубоко обеспокоен смертными казнями, которым подвергаются евреи в Советском Союзе, и тем официальным поощрением антисемитизма, который, по-видимому, имеет место».
8 марта 1963 года Н.Хрущев в речи на встрече руководителей партии и правительства с деятелями искусства и литературы говорил:

«В ЦК поступают письма, в которых высказывается беспокойство по поводу того, что в иных произведениях в извращенном виде изображается положение евреев в нашей стране… В декабре на нашей встрече мы уже касались этого вопроса в связи со стихотворением «Бабий Яр»… За что критикуется это стихотворение? За то, что его автор не сумел правдиво показать и осудить фашистских преступников за совершенные ими массовые убийства в Бабьем Яру. В стихотворении дело изображено так, что жертвами фашистских злодеяний было только еврейское население, в то время как от гитлеровских палачей там погибло немало русских, украинцев и советских людей других национальностей… У нас не существует «еврейского вопроса», а те, кто выдумывает его, поют с чужого голоса».
18 марта 1963 года один из депутатов Верховного Совета СССР заметил: «Непонятно, какими мотивами руководствовался Евтушенко, когда он написал стихотворение «Бабий Яр». Сейчас некоторых московских поэтов коснулось нездоровое веяние».
В 1963 году Управление пропаганды при ЦК КПСС запретило публиковать русский перевод книги польского коммуниста Б.Марка о Варшавском гетто под предлогом борьбы с сионистской пропагандой.
Июль 1961 – 5 января 1963 года. По подсчетам киевского писателя, в прошлом корреспондента «Комсомольской правды» Михаила Канюка, за этот период состоялся 51 процесс по экономическим преступлениям. На них было вынесено 104 смертных приговора, в том числе 60 евреям.

1963 год. Когда умер Сталин, в 1953 году, в Советском Союзе существовало 400 синагог, через 10 лет, к концу правления Хрущева их осталось менее 100.

1966 год. Физик-теоретик Евгений Львович Фейнберг избран членом-корреспондентом академии наук СССР и только в 1997 году, через 30 лет, избран действительным членом академии. Большой энциклопедический словарь, изданный в 2000 году, вообще не сообщает, что он избран академиком. Еще один академик — Израиль Моисеевич Гельфанд является «обладателем» такого же разрыва.
17 февраля 1967 года Указом Президиума Верховного Совета СССР был установлен порядок выхода из гражданства СССР лиц, переселяющихся из СССР в Израиль.

1967 год. Александр Аскольдов на базе рассказа В.Гроссмана «В городе Бердичеве» (1934 год) снял фильм «Комиссар», который вначале решили уничтожить, а потом на 20 лет отправили на полки.

За эту картину режиссера два раза исключали из партии — в 1967 и 1988 годах, уволили со студии «за профессиональную непригодность», по настоятельному требованию секретаря горкома партии Гришина выселили из Москвы за тунеядство.

1967 год. После обсуждения на Политбюро итогов шестидневной войны в Израиле, министр обороны СССР издал директиву с категорическим требованием: «…запретить назначение офицеров еврейской национальности на должности командиров соединений и в штабы флотов и округов».

1967 год. Алла Иошпе и Стахан Рахимов подготовили новую программу — «Песни народов мира», в которую вошли немецкие и английские, грузинские и узбекские песни. И еврейская песня «Хава Нагила». Тогда во дворце спорта в Лужниках проводились представления «Кино плюс эстрада». Пригласили и их. На прослушивании программы Борису Брунову, который был режиссером и конферансье, особенно понравилась «Хава Нагила». Первое отделение концерта артисты закончили Хавой, успех был огромный, стадион неистовствовал. Сразу после концерта за кулисы ворвалась толпа начальников с криком: «Кто, кто разрешил, кто позволил, как вы посмели, Хаву, это же сионистский гимн?».

Они пробовали защищаться: «Хава Нагила — это песня об урожае».
Их сняли с программы, с многих программ. Объявили строгий выговор «за нарушение трудовой дисциплины».
В июне 1967 года победой закончилась Шестидневная война Израиля против Египта, Сирии и Иордании. 10 июля Москва направили ноту Израилю: «Советское Правительство заявляет, что в виду продолжения агрессии Израиля против арабских государств и грубого нарушения им решений Совета Безопасности правительство Союза ССР приняло решение о разрыве дипломатических отношений Советского Союза с Израилем». Был приостановлен выезд евреев на постоянное местожительство в Израиль. В последующем все дипломатические контакты осуществлялись через посольства Голландии в СССР и Финляндии в Израиле, представляющие, соответственно, интересы Израиля и СССР.
17 ноября 1967 года КГБ писало в ЦК КПСС: «Зараженные сионистскими идеями, националистически настроенные лица из числа советских граждан пытаются использовать религиозные сборища у синагог для разжигания националистических чувств».

3 апреля 1968 года Андропов, Гришин, Руденко и Щелоков направили в ЦК КПСС совершенно секретно записку-донос о диссидентах, в которой предлагали Григоренко подвергнуть аресту, Якира и Литвинова лишить московской прописки сроком на 2 года, вопрос о лишении прописки Богораз-Брухман рассмотреть дополнительно.

Начало 1968 года. Советские власти направили в Брюссель делегацию «еврейской общественности» во главе с генерал-полковником танковых войск Д.Драгунским для оповещения всего мира о том, что советские евреи ни в какой защите не нуждаются.
10 июня 1968 года ЦК КПСС приняло постановление, в котором имелся следующий пункт: «О квоте выезда в Израиль в 1969 году и в последующие годы».
Вводились ограничения, как количественные (до 1500 человек в год), так и качественные (предпочтительным контингентом были пожилые евреи без высшего и специального образования; «освобождались» и от религиозных активистов, оказывавших «вредное влияние» на остальное еврейство).
1969 год. За публикацию материалов о минской подпольщице Маше Брускиной были уволены с работы журналисты Ада Дихтярь и Владимир Фрейдин.
1969 год. Только в январском номере за 1969 год в журнале «Советиш Геймланд» появилась страничка в помощь изучающим идиш, и только в 1982 году появился первый «Букварь идиш».
30 апреля 1970 года Андропов уведомил ЦК:

«Комитетом Госбезопасности получены данные о существовании в Ленинграде сионистской организации, состоящей из пяти групп националистически настроенных граждан по шесть человек в каждой. Руководители групп, среди которых Черноглаз Д.И…Дрейзнер С.Г…Бутман Г.И…составляют «Комитет» данной организации. Основными задачами организации являются: разжигание эмиграционных настроений и склонение евреев к выезду в Израиль…».
1970 год. 15 июня провалилась попытка 12 смельчаков-евреев и неевреев вырваться из СССР на 12-местном самолете и улететь на нем в Швецию, а оттуда в Израиль. Их арестовали до выхода на летное поле. В тот же день начались аресты деятелей еврейского движения в Ленинграде, Риге, Кишиневе, Москве, Киеве, Тбилиси, Вильнюсе и Минске. Всего в июне 1970 года было арестовано около 700 человек. Прошли Первый Ленинградский процесс (24 декабря 1970г.), Второй Ленинградский (11 мая 1971г.), Рижский (24 мая 1971г.) и Кишиневский (21 июня 1971г) процессы. Уже на первом процессе приговоры за несовершенные преступления были жесточайшие: смертные приговоры Кузнецову и Дымшицу, 15 и 14 лет в лагерях «особо жесткого режима» Федорову и Мурженко, остальным — от 5 до 12 лет лагерей. Под давлением Запада смертные приговоры заменили на 15 лет лагерей.
В мае 1970 года в Риге за распространение «антисоветской» литературы судили Бориса Мафцира, Аркадия Шпильберга, Михаила Шепшеловича и Рут Александрович. Их приговорили к различным срокам заключения — от одного до трех лет.

В 1971 году в Казахстане КГБ готовил «еврейское дело». С этой целью в Алма-Ате и Павлодаре была проведена серия обысков.

21 марта 1971 года Андропов, Щелоков и Руденко сообщали в ЦК, что за два дня до этого «в приемную прокуратуры СССР по предварительному сговору явились группы лиц еврейской национальности в количестве 39 человек из числа жителей Москвы, Харькова и Новосибирска, которые настойчиво требовали разрешения выезда в Израиль».
24 июня 1971 года правозащитница Рейза Анатольевна Палатник приговором Одесского областного суда была осуждена на два года лагерей.
В ноябре 1971 года большая группа отказников, их было около 20 человек — научные работники, писатели, художники, врачи, преподаватели пришли на Центральный телеграф Москвы и объявили голодовку. Через три дня их арестовали и осудили на 15 суток.
20 мая 1972 года председатель КГБ Андропов направил в ЦК партии «портрет еврейского народа» на двадцати листах «для возможного использования на пресс-конференциях для иностранных журналистов в период пребывания в Советском Союзе президента США». Потребовалась специальная справка. Здесь много правды, а еще больше лжи. В справке, например, утверждалось, что «в настоящее время проблема объединения разрозненных семей в основном решена, в Советском Союзе по существу не проживает ни одна еврейская семья, имеющая близких родственников в Израиле, и желающая объединиться с ними».
3 декабря 1972 года в СССР был принят закон c длинным, тоскливо-зловещим названием: «О возмещении гражданами СССР, выезжающими на постоянное жительство за границу, государственных затрат на обучение», в тот же день вышло постановление Совета Министров, и к нему инструкция.

В ней были прописаны суммы этого налога на образованных людей: выпускник МГУ, например, 12200 рублей, при средней месячной зарплате по стране 130-150 рублей. Выпускники других университетов должны были выплачивать 6000 рублей, кандидаты наук – 15400 рублей, доктора – 17200 рублей.

В 1972 году государство смогло получить с уезжающих 4,5 миллиона рублей, в январе 1973 года 794 тысячи, в феврале – 768 тысяч рублей. Был «потемкинский» список Брежнева на 500 человек при 39000 заявок, но это не спасло от санкций. В декабре 1974 года Конгресс США принял поправку Джексона-Вэника к «Закону о торговле».
В 1972 году секретным постановлением ЦК КПСС и КГБ был изгнан из СССР писатель-фронтовик Григорий Свирский.
В 1972 году в Киеве арестован врач-психиатр Семен Глузман, подготовивший экспертизу по делу генерала Григоренко. Приговорен к 10 годам заключения.
1972-1973 годах, Андропов информировал ЦК, «было выявлено и отключено более 100 абонентов в городах СССР, что нанесло ощутимый удар по зарубежным сионистским организациям, рассматривающих регулярную телефонную связь, как наиболее важный способ получения интересующей их информации из СССР».
17 января 1973 года КГБ и МВД СССР составляют записку в ЦК КПСС с грифом «совершенно секретно»: «В 1972 году рассмотрено 26,9 тысяч ходатайств лиц еврейской национальности о выезде в Израиль на постоянное жительство, получили разрешение 25,4 тысячи. Всего выехало лиц с высшим образованием – 2840 (13,5%), в том числе: инженеров — 1162, педагогов — 560, врачей — 500».
20 марта 1973 года на заседании Политбюро ЦК КПСС рассматривался вопрос «К вопросу о выезде за границу лиц еврейской национальности». Андропов доложил: «мы сейчас выпускаем и стариков, и детей, и взрослых. Едут врачи, инженеры и т.д. Начинают и от академиков поступать заявления…» Брежнев указал: «Никаких академиков, а из 39 тысяч заявок вы отберите 500 человек и отправьте их».
29 марта 1973 года по предложению ЦК КПСС и КГБ СССР был создан Антисионистский комитет советской общественности.
23 апреля 1974 года председатель Комитета Госбезопасности Андропов докладывал Брежневу, что КГБ с 1968 года поддерживает контакты с членом Политбюро Народного фронта освобождения Палестины В. Хаддадом, и сообщал, что «Основной целью специальных акций НФОП является повышение эффективности борьбы Палестинского движения сопротивления против Израиля, сионизма и американского империализма», и просил согласие отнестись положительно к просьбе Хаддада оказать помощь его организации в получении некоторых видов специальных технических средств, необходимых для проведения отдельных диверсионных операций.
В 1974 году Александр Галич — драматург, поэт, бард, вынужден был покинуть страну.
В 1977 году в Киеве, в Бабьем Яру, был поставлен Памятник, не имеющий никакого отношения к еврейской трагедии — расстрелу 100 тысяч евреев.
13 марта 1977 года по обвинению в шпионаже в пользу США арестован Натан Щаранский, защищавший права советских евреев. Просидел только в следственном изоляторе Лефортовской тюрьмы 18 месяцев, а всего почти 10 лет. 11 февраля 1986 года Щаранского обменяли на советских разведчиков, отбывавших тюремные сроки на Западе. В 1999 году председатель федеральной службы безопасности России (преемницы КГБ) Владимир Путин познакомил Щаранского с 52 томами его дела.
13 августа 1979 года. Игорь Губерман — поэт, известный создатель «гариков» был вызван как свидетель, арестован и осужден на пять лет лишения свободы. Попал в лагерь, где вел дневники. Затем уже в период ссылки на базе этих дневников была написана книга «Прогулки вокруг барака» (1980, опубликована в 1988). В 1984 году поэт вернулся из Сибири. Долго не мог прописаться в городе и устроиться на работу. В 1987 году эмигрировал из СССР.
В 1979 году бывший командир партизанского отряда им. Щорса Павел Васильевич Пронягин издал в издательстве «Беларусь» книгу «У самой границы». Спустя 15 лет он так оценил эту свою книгу:

«Мне читать ее совестно перед собой и перед друзьями, с кем воевал. Надо было отказаться от нее, но думал: пусть какая-никакая да останется память об отряде. За семь лет забраковали семь рукописей, каждый год возил в Минск новую. Рецензентов не устраивали целые главы: слишком много евреев, cлишком превознесены их заслуги…». Белорусские власти не разрешили ему писать о бойцах с еврейскими фамилиями.
В мае 1980 года группа киевских отказников обратилась в ЦК КПСС, Генеральную Прокуратуру СССР и МИД с жалобой о том, что им неправильно отказано в выезде из СССР.

1982 год. У убитого на ливанской войне террориста было найдено Удостоверение,подтверждающее, что подготовку онполучил на высших офицерских курсах«Выстрел», которыми руководил в товремя генерал-полковник Драгунский.

1982 год. 6 ноября в Ленинграде арестован Иосиф Бегун: за то, что хотел уехать в Израиль и за то, что преподавал иврит и организовывал еврейский самиздат. Получил по полной программе: семь лет лагерей и пять ссылки. Потом были Пермские лагеря и печально знаменитая Чистопольская тюрьма. В 1987 году его спасла перестройка.
29 марта 1983 года секретариат ЦК КПСС принял Постановление о создании АКСО — Антисионистского комитета советской общественности. Официальной задачей этой организации считалась борьба с международным сионизмом. Едва ли существует в мире другая организация, так много сделавшая для дискредитации Государства Израиль.
27 ноября 1984 года Политбюро ЦК КПСС поручило КГБ СССР информировать руководство Демократического фронта освобождения Палестины о принципиальном согласии Советского Союза поставить ДФОП специмущество на сумму в 15 миллионов рублей в обмен на коллекцию памятников искусства Древнего мира (интересно, где они взяли эту коллекцию?).

1965-1985 годы.
За двадцать лет до начала перестройки вСССР увидели свет 230 книг на антисемитские темы, не считая публикаций в журналах и газетах.

avatar
BorysПочётный Бердичевлянин

http://haifainfo.com/?p=145674

Геноцид в Литве: «Молодые литовцы убивали евреев ножами и топорами»

Источник изображения: www.yadvashem.org
Известный британский социолог Майкл Манн пишет:
«Составляя кадровый костяк национальной полиции, Фронт литовских активистов поднял восстание против Красной армии, овладел несколькими городами и начал формировать временное правительство еще до прихода немцев. Об этих событиях мы знаем по докладам командования немецких айнзацгрупп.

Большинство командиров в докладах подчеркивали доброжелательные, миролюбивые, прогерманские настроения литовцев.

И хотя «в Каунасе оказалось на удивление трудно поднять горожан на серьезный полномасштабный еврейский погром», в других городах, сообщается в донесении, «литовцы добровольно и неустанно осуществляют все меры, которые мы планировали против евреев, часто они это делают даже без наших указаний».

Немецкие солдаты, ошарашенные увиденным, рассказывали о том, как молодые литовцы, окруженные возбужденной и ликующей толпой, в которой были и женщины и дети, убивали евреев ножами и топорами.

Те, кто это делал, были не просто «сборищем городского отребья».
После того как «Железный волк» оттеснил конкурентов, офицерами этнических частей стали исключительно фашисты, радикальные правые и антисемиты. Они шли прямой дорогой к геноциду. Эсесовцы командовали бандами литовских полицаев, они убивали всех евреев, которые попадались к ним в руки, включая женщин и детей. Тридцать вспомогательных полицейских батальонов по тысяче человек в каждом формировались из закоренелых антисемитов и антикоммунистов.

Пресловутый 2-й батальон уничтожал по 500 евреев ежедневно.

Убийства сопровождались грабежами. Старшие офицеры следили за справедливым дележом награбленного после ликвидации каждого гетто.

Свыше половины литовских евреев погибли от руки самих литовцев.

Такого не было ни в одной стране, оккупированной рейхом. 2-й батальон позднее был переведен в Белоруссию, где потряс своей жестокостью местных жителей. 40 тысяч литовцев воевали на стороне Германии, из них примерно 10 тысяч можно смело считать военными преступниками. Были и просто мародеры, но большинство литовцев всего лишь наблюдали за происходящим. Были и праведники.

http://www.rubaltic.ru/context/07092016-genotsid-v-litve/

В августе восемьдесят второго

От ресторана «Жо Гольденберг» осталась только вывеска. Фото Владимира Плетинского

Тридцать пять лет назад в еврейском ресторане в Париже был совершен кровавый террористический акт

Фрэдди ЗОРИН
Ресторан в еврейском квартале Парижа, на тихой улочке Розье многие годы был достопримечательностью французской столицы. Его в разное время посещали такие знаменитости, как итальянский киноактер Марчелло Мастроянни, американский астронавт Нил Армстронг — первый человек, ступивший на Луну. Наведывались сюда министры французского правительства и парламентарии, проявлявшие практический интерес к кошерному питанию и резонно усматривавшие в нем важную составляющую здорового образа жизни.

9 августа 1982 года в 13:30 по местному времени, когда отобедать в ресторане собрались примерно 50 человек, в зал влетела граната, а затем ворвавшиеся в зал террористы открыли огонь из автоматического оружия. На месте были убиты трое посетителей, еще 22 получили ранения разной степени тяжести. Покинув ресторан, бандиты пересекли еврейский квартал Плетцль, продолжая стрелять в прохожих и освобождая тем самым себе дорогу.
Хозяин ресторана Жо Гольденберг в нападении не пострадал: в этот час он как раз был в дороге. Приехав, он увидел и навсегда запомнил последствия бойни: истекающих кровью и стонущих от боли людей на полу, перевернутые, переломанные столы и стулья, груды осколков витринных стекол и посуды… Количество убитых достигло шести человек.
Средства массовой информации позже назвали этот страшный погром самым тяжелым инцидентом в послевоенной Франции, в котором пострадали евреи. Теракт всколыхнул страну, и тогдашний президент Франсуа Миттеран принял личное участие в церемонии прощания с жертвами. Их память увековечила мраморная доска, установленная позже на стене ресторана. Впоследствии ее пытались демонтировать "за давностью лет", однако по ходатайству еврейских организаций перед мэром Парижа памятный знак восстановили.
В 2007 году Жо Гольденберг вынужден был закрыть свой ресторан по финансовым причинам, и помещение переоборудовали под магазин по продаже фирменных джинсов. Ныне от разыгравшейся там 35 лет назад трагедии не осталось почти никаких следов. Не оставили следа и убийцы, беспрепятственно покинувшие тогда Францию. Но родные и близкие жертв теракта не теряли надежды, что личности преступников будут установлены, что звери в человеческом обличии предстанут перед судом и понесут суровое наказание.
Не закрывала этого дела, к своей чести, и французская полиция. Ее сотрудники с немалой степенью риска для себя выезжали на Ближний Восток в попытках нащупать нить, которая помогла бы распутать клубок тяжкого преступления. Первоначально правоохранительные органы подозревали, что нападение на еврейский ресторан – дело рук активистов некой неонацистской группировки. Не исключалась причастность к злодеянию Ирландской республиканской армии (ИРА). И только в 2010 году в Париже была названа организация, несущая ответственность за теракт 9 августа 1982 года — Революционный совет "Фатх", организация опасного террориста международного масштаба Абу Нидаля, под руководством которого боевики осуществили в двух десятках стран не менее 120 вооруженных атак, жертвами которых пали многие сотни человек. В 2002 году Нидаль был застрелен в Багдаде.
Следствие установило, что атака на ресторан Жо Годьденберга была ответом исламистского подполья на удары израильских войск по палестинским формированиям в ходе Первой ливанской войны. Террористы использовали 9-миллиметровые пистолеты-пулеметы WZ-63, сработанные в Польше для оснащения спецназа этой страны. Не стоит так уж удивляться тому, что это оружие оказалось "в нужное время и в нужном месте" — в запятнанных невинной кровью руках палестинских боевиков.
Что же касается безжалостных убийц, то узнать их имена помогли сведения, полученные от бывших членов организации, распавшейся после смерти Абу Нидаля. Эти "ветераны" за минувшие десятилетия отошли от дел, но накопили долги перед правоохранительными органами и предпочли заплатить по счетам, дабы не оказаться за решеткой. "Сдать" бывших подельников, чтобы тем самым избежать угрозы ареста, для них было намного предпочтительней.
Мемориальная табличка в память о жертвах атаки террористов на ресторан. Фото: soundlandscapes.wordpress.comУчастники теракта 9-го августа 1982 года были названы в публикации, появившейся 33 года спустя в популярном еженедельнике "Пари матч". Согласно этой разоблачительной статье, в расстреле непосредственно участвовали двое: это Али Абдурахман Абу Валид Заид, он же Абу-Зайед и Махмуд Кадер Абед или Хишам Харб. Первый успел получить норвежское гражданство и живет сейчас в Осло. Второй предположительно поселился на Западном берегу реки Иордан, то есть обретается где-то в Иудее или Шомроне. Третьему, Мохамеду Суэр аль-Абасси, он же Амжад Атта, проживающему в Иордании, инкриминировалось содействие в совершении преступления — он укрывал боевиков, доставлял им оружие и обеспечивал пути отхода после учиненной бойни.
В феврале 2015 года в Париже был выписан международный ордер на арест названных лиц. Ну, а затем случилось то, что и следовало предположить. Точное местонахождение Махмуда Абеда "усилиями" руководства Палестинской автономии, установить не удалось, а норвежские власти отказались выдать Франции своего натурализованного гражданина. Осло аргументировал такое решение тем, что норвежские законы не предусматривают экстрадицию граждан страны. Более того, сообщалось, что палестинец, проживающий в Норвегии с 1991 года, даже не будет арестован, так как принятый в этом государстве закон об отмене 25-летнего срока давности для терактов вступил в силу недавно и не имеет обратной силы. Жена Абу-Зайеда заявила, что ее муж не причастен к теракту в Париже и никогда не был во Франции. И только иорданские власти по ордеру, выписанному французским судьей, арестовали аль-Аббаси в качестве предполагаемого организатора теракта во французской столице в августе 1982-го.
В прессу просочились сведения о том, что террористическая группа, напавшая на ресторан Жо Гольденберга, могла состоять из пяти человек, но данная версия осталась лишь предположением. Что же касается укрывательства террористов посредством ссылок на действующее законодательство, то такая позиция любой страны по сути своей глубоко безнравственна. В последнее время озвучивается официальная точка зрения руководства ряда государств, согласно которой, террористическими не признаются организации, чья деятельность не задевает национальных интересов данной страны. Выходит, что есть "хорошие" террористы — и есть "плохие". Что это, если не оправдание преступной деятельности и не ее поощрение? Подобная политика умиротворения ни к чему хорошему не приведет. Попытка таким вот образом защитить от боевиков собственные дома – это лишь отсрочка на время, но не более того.
Остановить терроризм можно только решительной, беспощадной и бескомпромиссной борьбой с ним – везде и повсюду. События 9-го августа 1982 года в Париже (и совсем еще недавние, имевшие место там же, в столице Франции, в других французских городах и в ряде государств Европы) – наглядное тому подтверждение. А еще — урок, который, увы, не пошел впрок.
"Новости недели"

http://www.isrageo.com/2017/08/14/jo/

Кислый виноград галутного литератора

Фото: pixabay.com

Избранные места из переписки еврея, ненавидящего Израиль

Ян КАГАНОВ
Сколько-то лет назад довелось мне организовать несколько медицинских консультаций русско(язычно)му литератору, гостившему тут у своей еврейской родни. Разумеется, организовать бесплатно и консультации бесплатные — ребята-коллеги оказали мне услугу, а литератору заплатить было особо неоткуда. Литератор вежливо поблагодарил меня за заботу, а через некоторое время прислал мне свою новую книгу, за которую я тут же отспасибил его по мэйлу, еще даже не успев ее открыть. И с удовольствием погрузился.
И немного прифигел: большую часть книги составляли избранные места переписки литератора с друзьями, скрытыми за псевдонимами типа ХХ и АА. Помню, я еще тогда подумал, что надо быть очень уверенным в том, что твоя личная переписка достойна тиража, пусть и тысячного. Но дареному коню ортодонта не вызывают, и я продолжил. И тут обалдел по-настоящему: чуть не на каждой странице литератор жалел уехавших в Израиль друзей и особенно их детей. Они потеряли русскую культуру, ничего не обретя взамен, вещал он. Он объяснял их родителям, что дети не должны служить в армии, потому что патриотизм – это глупо, нельзя любить страну в целом, а можно только отдельных индивидуумов, и то с трудом. Он удивлялся, как это отец (XX) не запретил сыну (AA) идти в боевые войска: глупо лишаться жизни за абстрактную Родину, ведь жизнь бесценна, а родин много.
На этом этапе (то есть, странице на пятой сего эпистолярия) я отвлекся от завлекательного чтения и написал несколько недоуменный мэйл литератору. Зачем, интересовался я, он послал мне книгу, полную ненависти к стране, где я проживаю. Ответ пришел незамедлительно. Литератор с огорчением поведал мне, что у него были некоторые сомнения, приму я ли правильно его постулаты, но он надеялся, что я смогу стать выше собственных предубеждений. Я клятвенно заверил литератора, что я понял его совершенно правильно, а именно, в том смысле, что литератор, сознавая собственную невозможность заработать в Израиле на мацу с салом, успешно убедил себя в том, что виноград зелен, а теперь стремится доказать это тем, кто этот виноград с удовольствием ест, включая родственников упомянутого литератора.
Литератор был страшно обижен моим ответом, попросил больше его не беспокоить и сообщил мне, что в дальнейшем моими профессиональными услугами пользоваться не намерен. Вынужден признаться: я сумел это пережить.

http://www.isrageo.com/2017/08/08/kisliviong/

Визит в КГБ
Верхний левый угол официального бланка КГБ БССР, 1973 год. Фото: Wikipedia / Всеволод

Трагифарс из эпохи развитого антисемитизма
Михаил ТРЕЙСТЕР, Минск

ОТ ПУБЛИКАТОРА
Эта статья была подготовлена к печати весной сего года, когда ее автор – председатель Белорусского общественного объединения евреев – бывших узников гетто и нацистских концлагерей, вице-президент Международного союза евреев – бывших узников нацизма Михаил Абрамович Трейстер уже был смертельно болен. Он ушел из жизни в День победы – в тот самый день, появлению которого в свое время посвятил один из самых серьезных и значительных периодов своей жизни. Михаил скончался 9 мая 2017 года, на второй день после своего 90-летия.
КОРОТКО ОБ АВТОРЕ
Когда Михаил в июле 1941 года оказался узником Минского гетто, ему было только 14 лет, но его приняли в состав антинацистского подполья. Спустя два года его из гетто перевели в концлагерь СС, располагавшийся здесь же, в Минске, – печальной памяти «лагерь на Широкой». Он смог бежать, пробрался в партизанскую зону и до прихода Красной Армии воевал в знаменитом еврейском партизанском отряде Зорина (отряд №106), принимал участие в операциях по выводу узников из Минского гетто. После войны, получив техническое образование, в течение 45 лет работал в области энергетики. С осени 1988 года принимал активное участие в еврейском общественном движении, являлся делегатом многих международных конференций и съездов.
Михаил Трейстер — автор книг «Проблески памяти» и «Обложка партбилета». Стал известен как автор афоризмов, которые называл матрейками – от своего литературного псевдонима Матрей, составленного из инициалов и первого слога фамилии. В 1972 году его афоризм «Зоопарк — единственное место, где звери могут посмотреть на нас, не рискуя жизнью» был отмечен премией газеты «Неделя» «За лучшую миниатюру года». С 1973 года, после посланного в «Литературную газету» афоризма: «Антисемитизм – единственная тема, в которой „народ и партия едины“», Трейстера более не публиковали вплоть до периода Перестройки.
Яков БАСИН


Моим учителям и коллегам, первоклассным специалистам-электрикам, невинно пострадавшим в конце 60-х годов на очередной волне государственного антисемитизма, посвящается.
Все события подлинные
Михаил Трейстер
ЧАСТЬ I. КГБ
Осень 1968 года…
– Миша, – сказал Олег, глядя мимо меня,– тебя приглашают в КГБ.
Когда-то вместе учились, бывали в одних компаниях. С тех давних пор в междусобойном обиходе мы были Олег и Миша, ну, а на планерках, техсоветах и вообще на людях, он был Олег Васильевич – директор института «Энергосетьпроект», а я – Михаил Абрамович – главный специалист-электрик. Разговор происходил у него в кабинете.
– Зачем я им понадобился? – поинтересовался я, понимая, что звучу фальшиво.
– Возможно, по делу Леопольда. Тут у нас уже многих таскали.
– Да, я слышал. На когда вызывали?
– Сегодня на 14-00. Там тебя встретит следователь Горшков.
Оставалось сорок минут.
– Ну, так я пошел…
– Да, – и он впервые глянул на меня в упор, но это уже был взгляд не Олега, а директора, прошедшего райкомовскую школу, человека Системы.
Поднялся в отдел, сунул в карман книжку (к ней еще вернемся) и вышел.
Вы замечали, что моторы львовских автобусов обычно работают, как после второго инфаркта? Именно таким оказался и мой №18, но под его стоны и всхлипывания хорошо думается, а подумать было о чем. Значит, добрались, родимые, и до меня, а я думал, пронесет…
Леопольд Соломонович Гринблат – старейший и самый опытный специалист с незапамятным стажем, слегка пуганный в 37-м, человек с симпатичной лошадиной физиономией, добрый, почти не имевший врагов – вдруг исчез… Поползли слухи один дичей другого. На собрании Олег Васильевич сообщил ошарашенным сотрудникам, что Леопольд Соломонович арестован «за преступления, находящиеся в компетенции органов госбезопасности». А посему коллективу, который, в основном, здоровый, необходимо срочно повысить бдительность, а заодно производительность и качество продукции. «В основном, здоровый коллектив» ахнул и обещал немедленно повысить всё, что положено.
Я, один из немногих, знал, в чем заключалось преступление, «находящееся в компетенции».
Выйдя на пенсию и растянув директивные два месяца подработки на весь год, Леопольд приходил консультировать раз в неделю, что устраивало дирекцию (редкий специалист) и его самого (возможность хоть иногда отдохнуть от жены). Под воздействием высвободившейся энергии и энтузиазма, рожденного Шестидневной войной, он вспомнил, что является не только электриком, но и евреем, и весь жар души отдал сбору всего, что связано с Израилем,– книг, карт, фотографий, писем и т.д. Кое-что размножал и, как каждый истинный собиратель, старался поделиться этим с возможно большим количеством евреев – друзей, знакомых и сотрудников. Одни брали из интереса, другие – из вежливости. Передавали друг другу. Естественно, кое-что побывало и у меня.
Но нужно учесть, что после войны 67-го года «жидовская морда» превратилась в «лицо агрессора», не дававшее покоя «всему прогрессивному человечеству». Еще нужно учесть, что концентрация стукачей в любом «здоровом» коллективе граничила с выпадением в осадок. Стоит ли при этом удивляться, что добрейший Леопольд вскоре оказался в месте известном и вполне надежном – круглой внутренней тюрьме КГБ.
Обо всем этом я думал в инфарктном автобусе. Поднимаясь по парадной лестнице КГБ, вспомнил два анекдота о дверях этой конторы. Первый: «Дверь на ремонте. Просим стучать по телефону». Второй: «Наружная ручка двери стерта до основания, внутренняя – совсем новенькая». Нет, дверь была вполне исправна, так что стучать можно было старым способом, правда, стукачи обычно входили не с парадного входа, а с бокового (с ул. Комсомольской). «Гостей» же завозили в спецтранспорте с улицы Урицкого, прямо к нынешней обители Леопольда. Поэтому начищенные до блеска ручки имени одинаковый износ. Значит, в парадную дверь сколько народа входило, примерно столько и выходило, что меня слегка успокоило.
Пустой вестибюль. Прямо против входа – огромный бронзовый бюст железного Феликса. Тишина… Вдруг Феликс Эдмундович приятным баритоном произнес:
– Михаил Абрамович, поднимайтесь сюда, пожалуйста.
Я вздрогнул и уставился на рыцаря революции. Нет, он был молчалив и безучастен. Я осторожно поднял глаза выше. Прямо над макушкой первого чекиста, опершись на балюстраду второго этажа, стоял худощавый, со вкусом одетый человек, немного за пятьдесят, и, улыбаясь, показывал на правую от меня лестницу. Так я познакомился со следователем КГБ полковником Горшковым. Встречаясь с этими людьми до и после описываемых событий, я заметил, что, вызывая человека, они стараются в первый момент наблюдать за ним из незаметной для него позиции. Видимо, это позволяет оценивать его состояние (тревога, страх) по внешним признакам поведения, что облегчает дальнейшую обработку.
Что касается моего тогдашнего состояния, то, насколько я могу оценить его сейчас, я знал, что не расстреляют и, скорее всего, не посадят – не те времена. Но знал также и то, что эти ребята не для того раскручивают «дело», чтобы потом извиниться и прекратить его за отсутствием состава. Знал и то, по чьей команде оно раскручивается. Так что будут крутить до упора и с работой, скорее всего, придется расстаться, при всей смехотворности «преступления». Так оно потом и получилось, но об этом позже. Во всяком случае, всё это рождало досаду, а это чувство вместе со страхом во мне как-то не уживается: или – или. Кстати, это, отчасти, объясняет некоторые нюансы моего последующего поведения. А пока мы с ним идем по длинному пустому коридору. Долго идем.
– Вы у нас впервые?
– Нет, бывал в конце 47-го.
Вопросительный полуоборот:
– На предмет?
– Приглашали на работу,– и, увидев удивленно поднятую бровь, пояснил: – Занимался спортом, в комсомол вступил в партизанском отряде, ну и брат после фронта работал в вашей системе, так что, видно, подходил.
– Ну и?..
– Брат отсоветовал. Думаю, правильно сделал, учитывая последующие события.
– Вы это о чем?
– О сорок восьмом – пятьдесят втором годах.
– Понятно…
Еще бы, чтоб не было понятно. Чьих еще рук было убийство Соломона Михоэлса, массовая «борьба с безродными космополитами», «Дело врачей», расстрел членов Еврейского Антифашистского комитета? Но мы уже пришли. Небольшой кабинет. Стол, диван. Он за столом. Я – на диване. На столе, справа от него, стопки книг, как потом оказалось, изъятый «компромат». Много книг. Потрудился Леопольд…
Трехчасовый допрос начался для меня несколько неожиданно.
– Михаил Абрамович, последнее время мне много приходится иметь дело с евреями и, по процедуре, я обязан задать вам вопрос: переводчик нам нужен?
– Простите, не понял.
– Ну, вы на каком языке желаете давать показания?
– А, вот вы о чем. Ну, если будете задавать вопросы на иврите или на идише, то потребуется: у меня с родным языком, увы, не очень, а если на русском, то обойдемся как-нибудь.
Думаю, мой ответ и, вообще, манера поведения оказались для него не совсем привычными. Вероятно, некоторые вели себя иначе. В этом я убедился позднее на суде. Как ни странно, это, в основном, относилось к друзьям Леопольда, очень пожилым пенсионерам, которым и терять-то было нечего. Видимо, сказывался синдром 37-го.
Если для экономии места вопросы и ответы первого часа спрессовать в блоки, то получится примерно следующее.
Вопросы:
– Вы коммунист? Догадываетесь, зачем вас пригласили? Леопольда Соломоновича знаете? Что за человек? Чем занимался? Что-нибудь замечали? Знаете, за что он арестован? Что кому давал? А вам? Вы в этом уверены? Попытайтесь вспомнить. А все-таки? Это очень важно. Вам это ничем не грозит. Ну, читали и читали, подумаешь… И т.д. и т.п.
Ответы:
– Беспартийный. Зачем пригласили, не знаю. Леопольд – человек порядочный, специалист от Бога. За что сидит, сообщали, но деталей не знаю. Понимаю, что важно, раз посадили такого человека. Мне он ничего не давал. Память у меня хорошая. Ничего не замечал… И т.д. и т.п.
На втором часу тон вопросов (да и ответов) изменился.
– Дети есть? Не забывайте, где работаете. У вас ведь и допуск есть. Диссертацию пишете. Не забывайте, что мы многое можем… И т.д.
– Есть дочь. Четыре года. Где и кем работаю, знаю. Знаю и ваши возможности. Но вы меня не пугайте. Свою норму страха я уже съел лет 25 тому назад в концлагере СС.
– Нет, нет, я и не думал вас пугать. И о лагере мы знаем. Ведь всё это в ваших же интересах. Кстати, не помните, что вам давал N (фамилию опускаю)?
Значит, раскололся, козел, и мне ничего не сказал, хоть виделись сто раз в библиотеке, где он работал. Потом оказалось, что и другой (фамилию опускаю) тоже разговорился. Зря, значит, я играл в партизана на допросе. Пришлось «вспомнить» о двух книгах, переданных мне этими людьми. Потом еще час перетягивали канат по поводу какой-то карты «Великого Израиля», которую я ни до, ни после в глаза не видел. Дошло до угроз немедленно выехать ко мне домой с обыском за этой картой. Далась им эта география…
Самое интересное было в конце, когда он сел писать протокол, а я сидел на диване и скучал, глядя на кучу «компроматных» книг на столе, пока не вспомнил о своей книжке. Достал из кармана и стал читать. Прошло минут десять – он скрипит пером, я читаю, и вдруг резкий вопрос, почти окрик:
– Что это вы там читаете?
Видно, решил, что я взял какую-нибудь «бяку» со стола.
– «Семеро среди пингвинов».
– Что, что?
– «Семеро среди пингвинов». Француза одного. Об антарктической экспедиции. Очень интересная вещь. Можете посмотреть.
– Так…
Удивление и досада на лице и в голосе: он, понимаешь, вкалывает, а разоблаченный пособник сионизма, видите ли, интересуется пингвинами. В 37-м показали бы тебе пингвинов и французов заодно…
Протокол оказался грамотным и неожиданно объективным. После подписания и традиционного предупреждения о неразглашении, он проводил меня до железного Феликса, протянул руку и, глядя мне прямо в глаза, откровенно признался:
– Не нравитесь вы мне.
– А вы мне нравитесь.
И я не лукавил: нормальный мужик, неглупый и вполне интеллигентный. Не жлоб. Ну, а служба – она и есть служба. Через пару лет он умер, так и не успев покончить с сионизмом. Бог ему судья.
Здание КГБ Республики Беларусь. Фото: Wikipedia / Gruszecki —ЧАСТЬ II. СУД
Суд проходил в начале 1969 года. Зал заседаний городского суда был переполнен. Ведь преступление-то было «государственное» — группа евреев «читала и одобряла» литературу, изданную в Израиле и не проверенную нашими «нравоохранительными» органами. При этом надо учесть, что обстановка была накалена недавней Шестидневной войной на Ближнем Востоке и рукой «дружеской» помощи, протянутой Чехословакии.
Ну, то, что читали – понятно. Признались. А вот откуда следствие взяло, что «одобряли» – это до сих пор остается для меня загадкой. Но именно с такой формулировкой сразу после суда всех «читателей»-коммунистов исключали из партии, преподавателей вузов и ведущих специалистов научно-исследовательских, проектных институтов и наладочных организаций – уволили с работы или понизили в должности.
Главным обвиняемым был Леопольд Соломонович Гринблат. Мы, рядовые «читатели», проходили как свидетели. Нас запускали по одному и после опроса оставляли в зале.
Подошла моя очередь. Сначала был зачитан протокол моего допроса в КГБ, потом я отвечал на вопросы членов суда и сторон. Точнее, одной стороны, поскольку защитников я в зале суда не заметил. А если они и присутствовали, то, скорее всего, были настолько ошарашены «дерзостью преступления», что просто потеряли дар речи.
Я сказал, что Леопольд – человек уважаемый, специалист от Бога, а если и увлекся не той литературой, то это от избытка времени и энергии после ухода на пенсию. И что он больше не будет. Или что-то в этом роде.
Насколько помню, никто из свидетелей, опрошенных после меня, ничего плохого о Леопольде тоже не говорил. Запомнился один весьма почтенного возраста пенсионер из числа «пикейных жилетов», у которого при обыске, кроме «запрещенной» литературы, нашли его собственные «антисоветские» стихи. Они и были зачитаны. Так вот, этот «поэт» заявил, что у него в активе есть немало и патриотических стихов, и потребовал, чтобы ему дали возможность зачитать и их. Не дали. И правильно сделали, поскольку «антисоветские» были бредом сивой кобылы, а патриотические вряд ли могли быть лучше. Стихомания – болезнь неизлечимая. Было грустно и немного смешно, хотя нам тогда было далеко не до смеха.
В первых рядах сидели «литературоведы в штатском» и кадровики из организаций, где служили инфицированные вирусом инакомыслия. После «дела врачей» я вновь почувствовал дыхание пропасти, разделяющей нас и всю эту «королевскую рать». В последнем слове Леопольд осознал содеянное, признал вред, причиненный Родине, покаялся и попросил отпустить его с тем, чтобы он мог продолжить работу на благо своей семьи, своей организации и родного государства.
Зачитали приговор. Дали Леопольду ровно столько, сколько он уже отсидел. В таких случаях у них бухгалтерия всегда сходилась без остатка в пользу сидельца. Система работала без сбоев. По всем «читателям» было вынесено частное определение с точным указанием места работы, занимаемой должности и степени участия. Среди соучастников трое – из нашей организации: два начальника отделов и я, главный специалист.
ЧАСТЬ III. ПЕРСОНА NON GRATA
Назавтра, придя на работу, сразу ощутил, что атмосфера вокруг меня сгустилась до почти осязаемой плотности. Как и прежде, ко мне приходили на консультацию, но во всем чувствовалось, что я здесь уже не жилец. Последний акт драмы начался с первого или, так называемого, спецотдела, которым руководила молодая и довольно милая женщина, жена полковника КГБ. За сроком давности могу признаться, что прежде она выказывала мне повышенные знаки внимания, хотя мы так и не перешли черту, отделяющую флирт от очередной стадии служебного романа. К сожалению. Так вот, пригласив меня в это «святилище государственных тайн», она, запинаясь и краснея, сообщила мне, что, к ее огромному сожалению, я лишен допуска к работе с секретными материалами. А поскольку часть моей работы (трассы ЛЭП) базировалась на топографических картах генштаба, а уже раскрученная диссертация – на закрытых статистических данных, то на всем этом был поставлен жирный крест.
Это был обычный для КГБ способ, позволяющий при отсутствии каких-либо правовых оснований «съесть» человека, лишить его допуска и тем самым, по сути, объявить ему запрет на профессию. При этом человек не только не мог обжаловать это решение, но даже узнать причину. А я, как назло, об ту пору как раз находился на взлете своей карьеры: был «замечен» союзным Министерством энергетики и электрификации, и по его поручению в 1967 году три месяца провел на Дальнем Востоке, где выполнял правительственное задание – ТЭД (технико-экономический доклад) по ускорению электрификации Сахалина и Камчатки. Небывалая честь для периферийного специалиста с другого конца Союза. Кроме того, это частично совпадало с темой моей диссертации. Впереди, как говорится, было «небо в алмазах». И вдруг такая напасть…
На следующее утро состоялся разговор с директором, к которому я уже был психологически готов.
– Садись, Миша. Я очень сожалею, но вынужден поставить вопрос о твоем понижении в должности.
– До какой отметки?
– Ну, не знаю… Наверное, до старшего инженера…
– Я понимаю, что не всё от тебя зависит, но ты ведь знаешь, что Москва заинтересована в моей диссертации, а для ее завершения мне нужны еще год-полтора… Я готов это время поработать руководителем группы.
– Хорошо, мы подумаем…
– Когда будете решать?
– Завтра. На партбюро. Нас поджимают.
Днем я узнал, что они подумали и все-таки решили: понижать до старшего, то есть сразу на две ступени. Узнал и о том, что на этом настоял один из главных руководителей института, мой сокурсник по энергофаку (фамилию опускаю). И обосновал толково: если понизить до «рука», а те, кто заказал музыку, сочтут, что этого мало и надо понижать дальше, то я как руководитель группы буду иметь право обратиться в суд, где даже с учетом нашего «позвоночного» права их аргументация окажется смехотворной. А главный специалист – должность административная и, чтобы его «съесть», достаточно простого решения «треугольника с тремя тупыми углами». Здесь я бесправен.
Толково всё продумал мой институтский товарищ. Не зря после окончания института долго работал в каком-то техническом отделе КГБ. А ведь неплохой был мужик – в войну командовал пулеметным взводом. Видно, на гражданке нужен какой-то другой вид мужества. В этом я убеждался часто и продолжаю убеждаться ежедневно.
Аналогичные собеседования прошли с двумя другими «одобрителями», и в конце рабочего дня мы, не сговариваясь, подали заявления «по собственному желанию». Это формально. А фактически – по нежеланию участвовать в завтрашнем фарсе. А в результате, два ведущих отдела остались без начальников, третий – без главного специалиста. И все в один день.
ЧАСТЬ IV. ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Назавтра все трое пошли искать работу, а поскольку мы были достаточно известны в электротехническом мире, по городу поползли слухи: евреев-электриков выгоняют с работы. Не остались в стороне и остряки: «Не бывает дыма без огня. Наверное, что-то продали Израилю, возможно, закон Ома, а может быть, даже правило буравчика. Эти на всё способны».
Я начал поиск с организаций, где меня хорошо знали, где работали по моим проектам, откуда обращались за советами. Оказалось, что в одной из них нет вакансий, в другой – нужен допуск, в третьей – главный инженер (фамилию опускаю), мой бывший коллега по техникуму и боксу, готов «обеими руками», но директор боится, хотя всем было известно, что не директор, а именно он играл в этом институте первую скрипку. И этому не хватило пороху, а ведь на ринге не пасовал.
Нашлась все же организация, куда меня приняли на должность старшего инженера. Забегая вперед, скажу, что там я проработал 24 года, спустя полгода стал руководителем группы, еще через год – главным инженером проекта. Там я обрел надежных коллег и друзей. В их числе – один из главных друзей мой жизни, как ни странно, начальник первого отдела, парторг, бывший полковник разведки, незабвенный Георгий Леонидович Зотков. Лет через пять после описываемых событий я случайно (не от него) узнал, что, когда возник вопрос о моем выдвижении на «главного», а партбюро вспомнило о моем «колпаке», он пошел в КГБ и добился там снятия всех запретов. Этот уникальный человек погиб в 1988 году в автомобильной аварии. Сегодня его вдова Евгения Георгиевна – в числе моих ближайших друзей, которым я всегда готов оказать любую посильную помощь. Однако вернемся в 1969-й.
Уже оформившись в новую организацию, я получил открытку: «Прошу зайти по интересующему Вас вопросу». Автор – заведующий отделом института ЦНИИМЭСХ доктор технических наук Виталий Кузьмич Плюгачев. Он проталкивал в жизнь одну идею, позволявшую сэкономить по стране многие тысячи тонн алюминия, идущего на провода ЛЭП. Однако мне (и не только мне) было ясно, что недостатки предлагаемой им системы сводили на нет все ее преимущества, и я на всех конференциях открыто выступал против его детища. При этом был уверен, что Виталий Кузьмич считает меня своим злейшим врагом.
Так вот, он битый час уговаривал меня пойти к нему главным инженером лаборатории, обещая защиту диссертации в течение года: «Вы всю жизнь работали на них, поработайте пару лет на себя». Я понимал, что там мне предстоит отстаивать систему, против которой выступал все эти годы. Поэтому поблагодарил и отказался, но сохранил глубокое уважение к человеку, протянувшему руку помощи своему идейному противнику, к тому же сидящему «под колпаком».
Но самое интересное случилось потом. Дней через 8-10 после моего ухода меня пригласил заместитель главного инженера института, в котором меня «съели», партийный активист Николай Вячеславович Карпович. Это был человек умный, грамотный и глубоко порядочный. Пользуясь этими его качествами, дирекция иногда использовала его в ситуациях, в которых ему не следовало бы оказываться. Думаю, что это и его самого тяготило. Когда-то у костра, на рыбалке, он попытался преподать мне основы партийной морали, но я тогда ему сказал:
– Не надо, Коля. Если я не всегда говорю, что думаю, то, в отличие от тебя, могу себе позволить роскошь не говорить того, чего не думаю. Давай лучше выпьем.
Так вот, получив приглашение, прихожу и слышу:
– Мы решили предложить тебе вернуться назад руководителем группы.
– Что так?
– Приезжала Аня Халфен… Ну, мы подумали… И, вот… Решили…
Аня была аспирантом двух московских докторов наук – Левина и Эбина, которые были крайне заинтересованы в моей теме. Мои разработки могли послужить для них неким сырьем в их глобальных исследованиях.
– Аня и со мной встречалась. Я ей объяснил ситуацию. Но ты что-то темнишь. Чувствую, что дело не только в этом.
– Правильно чувствуешь. Но это строго между нами. Нас вздрючил горком: «Мы вам сказали их попугать, а вы сразу – к стенке. Теперь весь город гудит. Только этого нам не хватало».
– Перебдели, выходит?
– Выходит, что так…
– Горком, говоришь? А я думал, что КГБ.
– КГБ – только инструмент, вооруженный отряд КПСС.
– Понятно. Ну, что тебе сказать… Во-первых, Ане я уже сказал, что этой темой я больше заниматься не смогу, и объяснил почему. Во-вторых, я уже работаю, и новая работа меня устраивает. Ну, а в-третьих, я ведь предлагал компромисс. А теперь скажу тебе как другу: чем возвращаться к вам после всего, что было, лучше – в таксисты. К тебе у меня претензий нет, так что – до следующей рыбалки.
Так и закончилась моя эпопея, начавшаяся с визита в КГБ. Могу лишь добавить, что после всего этого мои бывшие сотрудники десять лет приходили в новую организацию, где я работал, на мои дни рождения с цветами и коньяком, вызывая удивление моих новых коллег. Похоже, это была несколько запоздалая форма пассивного протеста против произвола властей.
У других «государственных преступников» сложилось по-разному. Кто-то постепенно достиг прежнего уровня. Иные так и не смогли реализовать свой уникальный опыт и квалификацию. Кое-кто от морального потрясения и незаслуженной обиды преждевременно ушел из жизни. Имена некоторых из пострадавших приведены в эпилоге этого рассказа. В главном проигрыше, как всегда, оказались экономика и наука.
ЧАСТЬ V. ЛЕВ РОГОВ
Хотел бы привести здесь рассказ одного из «попавших под каток», бывшего фронтовика, вступившего в партию между двумя атаками, крупнейшего в республике уникального специалиста по релейной защите и автоматике энергосистем, человека прямого, честного и смелого – Льва Давидовича Рогова, пусть земля ему будет пухом. Так вот, исключили его из партии, уволили с работы и зарубили уже готовую диссертацию за чтение книги Леона Юриса «Эксодус». Кстати, и меня ведь «съели» за нее же и еще за книгу Давида Бен-Гуриона «До и после Синайской кампании». Однако Рогов вскоре обнаружил, что эта книга на английском языке свободно выдается в Московской центральной библиотеке. Подал апелляцию в Комиссию партийного контроля (КПК) своего райкома. Отказали. Потом – горком. Опять отказ. Так дошел до Комитета партийного контроля ЦК КПБ. Пришел в назначенный час. В зале ожидания слоняется куча штрафников из низовой партийной элиты. Кто – за пьянку, кто – из-за баб, кто – на руку не чист. И он среди них, одинокий бедолага-«сионист».
Пришел его черед. Заходит. Длиннющий стол. На дальнем торце стола – Петр Миронович Машеров, по бокам вдоль стола – синклит, на другом торце, метрах в пятнадцати от Машерова – «сионист». Секретарь зачитывает перечень злодеяний «сиониста», главные из которых – «чтение и одобрение». Артистичный Петр Миронович недоуменно широко разводит руками:
– Коммунизм и сионизм?! – давая тем самым понять, что это вещи несовместные.
Не мог предвидеть покойный Петр Миронович, что через пару десятков лет многие из еще недавно идейных коммунистов репатриируют в сионистское государство Израиль. И уж никак не мог даже в самых фантастических размышлениях предположить, что самыми ревностными христианами, мусульманами и иудеями станут именно коммунисты, а телевидение будет показывать, как бывшие секретари обкомов и ЦК толпятся со свечками у алтарей и восстанавливают храмы, взорванные их предшественниками. Воистину, неисповедимы пути Господни! А пока Лева Рогов, глядя Машерову прямо в глаза, режет:
– Я имею такое же отношение к сионизму, как вы – к католицизму!
Немая сцена. Свита побледнела. Петр Миронович, сохраняя выдержку:
– Кто «за»? «Против»? «Воздержался»? Никого! Единогласно. Вам в восстановлении отказано. За вами оставлено право вступать вновь на общих основаниях.
– Я в партию вступал на фронте и вторично вступать не собираюсь.
– Это ваше дело. Вы свободны.
Вот так Лева Рогов, фронтовик, человек абсолютно интернациональной закваски, честный коммунист, навсегда расстался с родной КПСС.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
О судьбах некоторых пострадавших.
ГРИНБЛАТ Леопольд Соломонович – старейший инженер-электрик республики (умер).
МИНКОВСКИЙ Даниил Игнатьевич – кандидат технических наук, доцент БПИ. Был уволен из института (умер).
СЛЕПЯН Яков Юльевич – кандидат технических наук, доцент БПИ, участник войны. Был исключен из партии и уволен из института (умер).
РОГОВ Лев Давидович – крупнейший специалист по релейной защите и автоматике энергосистем, участник войны. Был исключен из партии, уволен из НИИ и лишен возможности защитить готовую диссертацию (умер).
ДЕЙЧ Семен Моисеевич – начальник технического отдела института «Энергосетьпроект», известный специалист в области ЛЭП высокого и сверхвысокого напряжения, бывший узник нацизма. Был вынужден уволиться. (Эмигрировал в США).
ДРЕЕР Семен Геронимович – начальник отдела релейной защиты и автоматики института «Энергосетьпроект». Отличный специалист и организатор. Был вынужден уволиться. (Репатриировался в Израиль).
ГРАЙФЕР Иосиф Овсеевич – начальник участка треста «Белпромналадка», крупнейший специалист, бывший узник гетто. Был уволен. Работал главным энергетиком завода. (Умер).
О судьбе остальных мне не известно.

http://www.isrageo.com/2017/05/29/vizkg205/

Картина дня

наверх