Незадолго до Рождества 1917 года порт американского города Сиэтла стал точкой, на которую было обращено внимание всей страны. Газеты писали о том, что туда приплыл «большевистский корабль», чтобы «поднять знамя русской революции в США». Целую неделю жители города провели в страхе, а администрация города удерживала судно и его команду практически в плену. «Шилка» был первым кораблем молодого советского государства, который доставил большевистских эмиссаров к американским берегам. Хотя большая часть историков сходится во мнении, что причин для страха не было, а горожане сами придумали себе пугало, все было не настолько просто, насколько может показаться. В своей статье, опубликованной в журнале American Communist History, историк Ричард Спенс (Richard B. Spence) рассказывает об этих событиях.

Революция на экспорт

Команда «Шилки» отправилась в США по тайному поручению Владивостокского комитета партии, на его борту была революционная ячейка, возглавляемая опытным агитатором, и большое количество соответствующей литературы. Конечно, в описании подобных событий важен контекст. В конце 1917 года в портовом городе Сиэтле было неспокойно. Рабочие активно проводили стачки, нередко происходили жесткие стычки с полицией, иногда с летальным исходом.

В то же время в результате октябрьского переворота в России власть перешла в руки большевиков, и в стране был установлен первый в мире социалистический режим, основной задачей которого было осуществление мировой революции. Чуть позже, 17-18 ноября, революционеры Владивостока пошли по стопам товарищей и захватили город. Положение их, впрочем, было достаточно шатким, ведь помощи из Петрограда, который находится более чем в 7000 километрах, им ждать не приходилось. Сиэтл же был ближе и доступнее. Возможность того, что на другом берегу океана большевиков встретит дружественный пролетариат, готовый к борьбе, будоражила их умы.

Через несколько дней некий «моряк с торгового судна» донес до них весть о том, что рабочие США жаждут из первых рук узнать, что произошло в России. Существует также письмо от неких «американских докеров», которые умоляли владивостокских большевиков послать к ним «каких-нибудь надежных и проверенных людей», которые бы объяснили им ситуацию. Его передал Владивостокскому комитету партии известный большевистский активист Арнольд Нейбут.

Коммунисты Владивостока написали «докерам» ответ и отправили его в Америку с другим известным деятелем коммунистического движения Николаем Крюковым, который считался надежным и проверенным. Он возглавил небольшую группу товарищей, поплывших в Америку по особому поручению на корабле «Шилка». Преодолев океан, попав в опасный шторм, судно причалило в порту Сиэтла у пятого пирса и, по воспоминаниям Крюкова, подняло красный флаг, и его приветствовали с других кораблей. Тем не менее в местной прессе писали, что над «Шилкой» реял обычный российский триколор, а о радости команд других судов ничего не говорилось.

Не ждали

Прибытие «Шилки» не было полной неожиданностью для местных властей. За несколько дней до этого некий информатор сообщил прокурору Сиэтла Клэю Аллену, что большевики намереваются оказать помощь «врагам США». Прокурор уведомил об этом военных и таможню.

У властей сразу появилось подозрение, что во всем этом замешан радикальный профсоюз «Индустриальные рабочие мира», подбивавший пролетариат на организацию стачек. Доля правды в этих домыслах была. «Шилка» действительно по тайному поручению владивостокских большевиков доставила пропагандистскую ячейку, которая намеревалась установить контакт с местными активистами рабочего движения. Это позволяет предположить утечку информации из компании Waterhouse, для которой корабль вез груз и штаб-квартира которой находилась как раз на пятом пирсе.

Поэтому на причале «Шилку» уже встречали представители местных властей, которые немедленно задали команде вопросы о том, есть ли у них связи с «Индустриальными рабочими мира» и к какому государству они принадлежат. Капитан корабля Борис Бедель попытался разрядить ситуацию, уверяя американцев, что судно пришло с «дружественным визитом», однако, по воспоминаниям Крюкова, немедленно признал, что представляет ленинское правительство. В тот же день военные постановили, что корабль должен быть конфискован, а его команда блокирована на борту.

Одно из первых упоминаний о прибытии «Шилки» появилось на последних страницах вечернего издания Seattle Daily Times. В короткой статье упоминался торговый флаг, компания Waterhouse и то, что это было первое российское судно за два года, пришвартовавшееся в порту города. Политические вопросы в заметке не рассматривались. Однако в тот же день вышел номер газеты Post-Intelligencer со статьей, в которой предполагалось, что большевики, тайно проникшие на корабль, устроили на нем мятеж и захватили его. Профсоюзная пресса восприняла появление «Шилки» как настоящее чудо.

Если верить воспоминаниям Крюкова, судно встречала радостная толпа горожан, а русским морякам по прибытии даже не дали сойти на берег, но это было не так. Пребывание «Шилки» на причале можно разделить на три фазы. Она пришвартовалась 21 декабря, до 23 декабря некоторые из прибывших уже сошли на берег. С 23 по 29 декабря судно было на официальном карантине, и команде было запрещено покидать его борт. С 29 декабря по 8 января 1918 года (день отбытия) русские моряки могли идти, куда им вздумается, но им не рекомендовали посещать аудитории, собрания и произносить публичные речи.

Золото и оружие

Тем временем по городу поползли слухи. Например, что на борту находились пропагандисты и золото на общую сумму 100 тысяч долларов, которое якобы предназначалось для помощи «Индустриальным рабочим мира». Вскоре в прессе появились публикации о том, что членов команды видели с представителями организации и на ее собраниях. Писали, что властям Сиэтла пришлось столкнуться «лицом к лицу с большевистской проблемой на американской почве». Другие газеты сообщали о «ящиках с оружием, нескольких сотнях ружей и мешках с револьверами». Все это было чистой выдумкой, так как в то время еще ни один представитель властей не побывал на судне.

Через два дня после прибытия «Шилки» на борт поднялись таможенники с намерением провести обыск. Крюков вспоминает, что на палубе стояло 50 представителей таможни, однако в реальности их было 12. Они сразу же начали искать золото, но не нашли, как, впрочем, и агитационных материалов, которые большевики надежно спрятали. Зато действительно нашли на «Шилке» оружие — несколько ржавых японских ружей и шведских пистолетов, которые находились там на протяжении многих лет.

В тот же день на пирсе появилась небольшая группа людей из «Индустриальных рабочих мира», которые потребовали пустить их на судно, но власти им отказали. После этого они устроили импровизированный митинг и вскоре были арестованы.

Интересно, что военные и таможенники, поместив команду на карантин, упустили одного ее члена — старшину-рулевого Даниила Теранина, который ушел в город за день до этого. Полицейские нашли его на собрании «Индустриальных рабочих мира», выступающего перед 500 собравшимися. Теранина задержали, однако никто не знал, что с ним делать, и моряка передали в местное отделение Бюро расследований, где было установлено, что он не совершил никаких противозаконных поступков, и его вернули на борт «Шилки». Представитель Бюро расследований написал отчет своему начальству, где указал, что корабль не представляет никакой опасности.

Но прессу было не остановить. К 24 декабря «Шилка» стала настоящей сенсацией: «Большевистское судно в американском порту», «Ружья для ИРМ на борту славянского корабля», «Они замышляют восстание» — газеты пророчили начало мировой революции, рассказывали о сговоре команды «Шилки» с немцами, «Индустриальными рабочими мира» и даже ирландскими националистами.

Впрочем, истерия продлилась недолго. Уже к Рождеству Tacoma Times выпустила статью с заголовком «Загадочные большевики в Сиэтле оказались уткой», в которой утверждалось, что СМИ устроили «много шума из ничего», Сиэтл «одурачил сам себя», а власти «устроили панику на пустом месте». Даже таможенники признавали, что им не удалось найти на борту корабля ничего, что бы подтверждало существование какого-либо заговора.

* * *

Шестого января 1918 года «Шилка», погрузив на борт уголь, наконец покинула пятый пирс. Произошедшее забылось нескоро. В одной из статей, вышедших впоследствии, говорилось о том, что хотя на судне не нашли ни золота, ни оружия, его команда «распространила революционный яд» и открыла «прямой путь для тысяч немецких агентов», которые, несомненно, связаны с организацией беспорядков и стачек в Америке. Единственным плодом визита первого советского судна в Сиэтл стали письма американских рабочих Ленину, переданные Крюкову профсоюзом и тайно пронесенные обратно на борт.

Так «Шилка» уплыла в закат и стала легендой. Воспоминания Николая Крюкова о его приключениях определенно искажены временем и идеологическими установками, тем не менее полагать, что визит корабля был совершенно безобидным, тоже неправильно. Тайный большевистский план по налаживанию связей с американскими радикалами существовал. Крюкову и другим членам команды удалось встретиться с ними прямо под носом ничего не подозревавших представителей власти и вызвать нешуточный эмоциональный подъем в их рядах.

Расовая дискриминация была основной проблемой, которую человечество пыталось решить в XX веке. Немалый вклад в это сделали коммунистические партии разных стран. Историк Эван Смит (Evan Smith) в статье, опубликованной в журнале Labor History, рассказывает, как боролись с расизмом компартии США, Южной Америки и Австралии до и во время Второй мировой войны.

Равенство не для всех

С 1919 года, когда был основан Коминтерн (Коммунистический Интернационал), международное коммунистическое движение активно занималось антиколониальной пропагандой, направленной против дискриминации коренного населения колоний США, Австралии и Южной Африки. «Международный пролетариат не несет в себе никаких расовых предрассудков и противоречий между цветными и белыми рабочими, которые призваны раздробить и ослабить единство рабочего движения», — говорилось в заявлении IV конгресса Коминтерна в 1922 году.

К середине 1920-х годов мировая социалистическая революция, за которую радели Советы, так и не произошла, и СССР немного поумерил амбиции, продвигая через Коминтерн идеи сталинского «социализма в одной стране». В задачи движения в те годы входило «крепить фронты» иностранных представительств рабочего движения. Во многих западных странах это удавалось, но в колониях продвижение такой позиции зачастую требовало объединения с местными националистическими антиколониальными группами.

В Австралии и Южной Африке коммунистические партии также следовали политике «объединенного фронта», Москва требовала от них укреплять связи с коренным населением и мигрантами, привлекая их в свои ряды. К концу 1920-х годов большая часть членов КПЮА (Коммунистической партии Южной Африки) были чернокожими, однако руководящие посты по-прежнему занимали белые.

Австралийскую коммунистическую партию часто критиковали за недостаточное противодействие государственной политике «белой Австралии». В 1920-е годы она активно противостояла завозу мигрантов в страну как части «плана капиталистов по получению дешевой рабочей силы», однако в то же время предупреждала своих членов от проявления враждебности по отношению к мигрантам из Южной Европы. Официальные печатные органы партии указывали, что те же итальянцы приезжают в страну, будучи «подкованными» в делах профсоюзного движения.

Несмотря на то что Коммунистическая партия Австралии активно выступала за права рабочих-аборигенов и прекращение их эксплуатации, укоренившиеся в общественном сознании идеи о том, что они являются представителями «древних сообществ», влияли на ее политику. Например, колумнист Workers’ Weekly Майкл Соутелл (Michael Sawtell) писал, что хотя «коммунистическая революция освободит рабочих, белых и черных», но «если аборигены не захотят работать, их следует содержать в национальных резервациях в областях, имеющих малую экономическую ценность».

Империалистическая война

В середине 1930-х годов большую часть коммунистических партий мира постигла настоящая катастрофа. Пролетариат активно вступал в КП США, чего нельзя было сказать о партиях Австралии и Южной Африки. На VII съезде Коминтерна была объявлена новая стратегия, предполагающая отказ от радикальной политики последних пяти лет и переход к сотрудничеству с буржуазией и другими элементами, противостоящими поднимающему голову фашизму.

Однако после заключения пакта о ненападении между СССР и нацистской Германией в августе 1939 года Советы во многом отказались от нее, объявив Вторую мировую войну «империалистической», направленной на сохранение Британией и Францией своих колониальных владений. Повинуясь распоряжениям сверху, некоторые коммунистические партии призвали европейские державы заключить мир с нацистами. В Америке КП США, вплоть до вступления своей страны во Вторую мировую, выдвигала лозунг «Удержим Америку от участия в империалистической войне».

Противостояние войне как таковой вскоре повлияло и на антирасистскую позицию коммунистических партий. Для цветных не было разницы между фашизмом и империализмом Британии или Франции и притеснением чернокожих в США и Южной Африке. «Как мы можем быть заинтересованы в борьбе с нацизмом в сотнях миль отсюда, когда то же самое чудовище пожирает нас здесь каждый день?» — писал журнал Freedom в июне 1940 года. Коммунистическая партия Южной Африки считала, что белые граждане страны по-фарисейски требовали от черных воевать за Британскую Империю в ситуации отсутствия у них равных прав. Подобное мнение разделяла и КП США.

Многие чернокожие и белые рабочие в Южной Африке выражали несогласие с участием страны в войне, однако это не значит, что они не вступали в войска союзников антигитлеровской коалиции. Несмотря на дискриминацию и сегрегацию, которой подвергались негры, в армию в то время записалось около 70 тысяч чернокожих.

КП США напоминала читателям своих печатных органов, что афроамериканские солдаты воевали в революционных войнах, в гражданской войне и в Первой мировой, при этом мало что приобретя для себя. Так что хотя «негры всегда готовы бороться за свободу, за настоящую демократию», они не были готовы «опять умирать за раздутые денежные мешки империалистских палачей». Эта позиция отражала отношение афроамериканцев к войне — до атаки на Перл-Харбор в 1941 году они крайне неохотно записывались на службу в армию.

Намного большим был энтузиазм коренного населения Австралии, хотя они шли в вооруженные силы по большей части на нефронтовые должности. Когда страна вступила в войну в 1939 году, для аборигенов не существовало запрета на вступление в армию, но они освобождались от призыва и обязательных учений. Однако уже в 1940 году власти полностью запретили набор в вооруженные силы кого либо, кроме белых. Правда, всего на год. К 1941 году угроза, исходящая от Японии, стала вполне реальной, и новые рекруты оказались нужны как никогда ранее. К тому времени Советский Союз вступил в войну, и позиция коммунистов в Австралии и других странах опять изменилась.

Иначе будет хуже

После вторжения нацистов в СССР нарратив Коминтерна вернулся к риторике Народного фронта. В 1942 году Коммунистическая партия Южной Африки активно отрицала в журнале Freedom постулат о Второй мировой войне как империалистической на основании того, что Советский Союз является первой социалистической державой. Это была «прогрессивная война, которую необходимо поддержать каждой группе рабочего класса и другим угнетенным людям».

Коммунистическая партия США в те годы заявляла, что СССР защищает «цивилизованный мир от разрушения нацистами». Америка еще не вступила в войну, и КП США утверждала, что власти страны и другие капиталистические государства собираются заключить с Гитлером «новый мюнхенский договор», призывая противодействовать таким попыткам.

Тем не менее заставить цветное население забыть о проблемах расизма оказалось сложно. В 1943 году Коммунистическая партия Южной Африки писала в листовке: «Политика расовой дискриминации порождает недовольство, апатию и даже пассивное противодействие стараниям Южной Африки на фронте… Эту систему белого превосходства активно используют японские пропагандисты для того, чтобы склонить на свою сторону цветных и ослабить союзников».

КП США также осознавала сложившееся положение дел и активно продвигала идею о том, что победа фашистской коалиции принесет новые страдания цветным и укрепит расистскую идеологию в мире. При этом подчеркивалось, что нельзя «недооценивать страдания негров», но «борьба против Гитлера и гитлеризма — то, чем следует заниматься каждому преданному и патриотичному американцу».

Поставить войну на паузу

И в США, и в Австралии, и в Южной Африке с 1942-го по 1945 год коммунистические партии призывали чернокожих вступать в вооруженные силы и боролись за их права в армии.

Австралийская и южноафриканская коммунистические партии ратовали за выдачу солдатам из числа коренных жителей оружия, которого им по уставу не полагалось (например, аборигенам йолнгу было позволено обороняться только при помощи копий). Коммунистическая партия Южной Африки критиковала решение властей не выдавать огнестрельное оружие чернокожим, говоря, что «вражеские пули не будут разбирать, кто черный, а кто белый».

КП США указывала на случаи дискриминации афроамериканцев и проявления нетерпимости к ним среди солдат армии в журнале The Communist:

«— Необходимо изгонять из рядов армии профашистские антинегритянские элементы — тех, кто запугивает, оскорбляет, проявляет жестокость, распространяет слухи и расистский яд против солдат-негров.

— Следует развернуть политику, согласно которой командовать негритянскими подразделениями будут негры.

— Призывать негров вступать в ряды вооруженных сил.

— Увеличить численность негритянской военной полиции.

— Выделять равный объем средств на отдых неграм и белым.

— Прекратить исповедовать доктрину Джима Кроуи (законы о расовой сегрегации, действовавшие в некоторых штатах США — прим. «Ленты.ру»)»

Впрочем, эти призывы редко приносили плоды. Тех, кто жаловался, что белые командиры заставляют их делать всю грязную работу, отдавали под военный трибунал. При этом КП США не спешила вступиться за чернокожих военнослужащих, аргументируя невмешательство тем, что «мы не можем поставить войну на паузу и ждать, пока все вопросы по дискриминации черных будут решены». В подобной ситуации оказались и компартии других стран, которые за ослабление антиколониалистской позиции подвергались активной критике слева, преимущественно со стороны троцкистов.

* * *

После войны руководство коммунистических партий считало, что победа над фашизмом и японским империализмом позволит еще более успешно продвигать просоветскую позицию. Советские войска маршировали по Восточной Европе, китайские коммунисты одерживали победы над японцами и националистами, антиколониальное движение набирало обороты, и ситуация выглядела как никогда радужно.

Однако вскоре началась холодная война, и во многих странах усиленным гонениям подвергались и коммунисты, и чернокожие активисты — как радикальные, так и реформисты. Больше всего пострадало черное население и Коммунистическая партия Южной Африки, где Националистическая партия ввела политику апартеида.

Согласно этой политике, чернокожие не только не приобрели никаких прав, но и потеряли имевшиеся под предлогом того, что у белой и черной рас «разные пути развития». Коммунистическая партия в стране была запрещена в 1950 году, что, впрочем, сослужило плохую службу националистам, собрав африканское движение за освобождение под крыло возрожденной Южноафриканской коммунистической партии.