Эхо войны и аберрация памяти
Иллюстрация: фотобанк pixabay.com
Холокост не остается в прошлом. И не только благодаря исторической памяти еврейского народа
Петр ЛЮКИМСОН
На протяжении нескольких последних десятилетий израильские либералы призывали стереть воспоминания о Катастрофе из памяти еврейского народа. Они говорили о том, что война давно закончилась, и незачем ворошить старое и обвинять современных немцев, поляков и всех прочих в том, к чему они не имеют никакого отношения. Они ратовали за то, чтобы запретить поездки израильских школьников в Польшу по лагерям смерти — "чтобы не травмировать сознание молодого поколения". Сегодня они пытаются утверждать, что за отрицанием Катастрофы в Европе стоят пришедшие к власти в ряде стран правые силы, и что, видя в них союзников, нынешнее правительство Израиля закрывает на это глаза. Вряд ли нужно говорить о том, что это — очевидная ложь. Достаточно переворошить события последних десятилетий, чтобы понять: левые силы Европы занимались отрицанием Катастрофы и нападками на Израиль куда более активно, чем правые.
Правда же заключается в том, что Вторая мировая война не закончилась! Она продолжается и сегодня, 73 года спустя после официального окончания. Продолжается на дипломатических полях и газетных страницах, в Интернете, вузах, музеях. На прошлой неделе мы стали свидетелями еще одной, далеко не последней битвы этой войны, которая в равной степени затрагивает Польшу, Германию, США, Россию, но особой болью отзывается в Израиле и в каждом еврейском сердце. Горько лишь наблюдать за тем, как вместо того чтобы объединиться вокруг общих ценностей, выступить единым фронтом, евреи вновь стали сводить политические счеты друг с другом. Опять-таки далеко не в первый и, увы, не в последний раз.
На этот раз в центре внимания израильской и мировой общественности оказался закон, принятый в конце прошлой недели нижней палатой польского парламента и воспринятый в Израиле как попытка узаконить отрицание Катастрофы и более того – ввести наказание для тех, кто попытается сказать о ней слово правды. Согласно закону, за который проголосовали 279 парламентариев (лишь пятеро голосовали против и 130 воздержались) любое публичное высказывание, в котором концлагеря называются "польскими лагерями смерти", и которое возлагает на поляков коллективную ответственность за уничтожение евреев, будет караться крупным денежным штрафом или тюремным заключением сроком до трех лет.
Это закон вызвал единодушную гневную реакцию во всех кругах израильского общества. Его осудили депутаты от "Ликуда", "Еш атид", "Сионистского лагеря" — словом, от всех сионистских партий. К ним присоединился и президент Реувен Ривлин, и бывший главный раввин Израиля Исраэль-Меир Лау, не забывающий о том, что его и членов его семьи заталкивали в "поезд смерти" именно поляки. Неприемлемым и отрицающим историческую правду назвал этот закон и Биньямин Нетаниягу. В качестве главы МИДа он немедленно дал указание послу Израиля в Польше Анне Азарии выразить протест по поводу этого закона премьер-министру Матеушу Моравецки, а также потребовать объяснений от зам. посла Польши в Израиле.
Одну из отповедей полякам по поводу упомянутого закона дал председатель партии "Еш атид" Яир Лапид. Он напомнил о польском антисемитизме до и во время Второй мировой войны, о том, что бесспорные исторические факты свидетельствуют — среди поляков были праведники мира, прятавшие евреев, но в десятки раз больше было тех, кто сотрудничал с нацистами. Вспомнил Лапид и массовое убийство евреев в деревне Едвабна в 1941 году, всю ответственность за которое несут поляки, и погром в Кельце в 1946-м, когда те же поляки убивали евреев, сумевших спастись от рук гитлеровцев. Приводя эти бесспорные факты, Яир Лапид был, безусловно, прав, когда заявил, что запрет на утверждение о причастности поляков к убийствам евреям означает запрет на историческую правду. И мы, израильтяне, продолжим говорить эту правду и донесем ее будущим поколениям, до какой бы низости ни опускался польский парламент.
В этой ситуации посольство Польши не нашло ничего лучше, как заявить, что Лапид – продукт израильской системы образования, которая искаженно представляет израильтянам события Катастрофы, а заодно обвинить его в потере стыда и совести.
Думается, лидер "Еш атид" был совершенно прав, когда заметил, что никто не смеет давать ему уроки Катастрофы, так как он вырос в семье ее жертв и хорошо знает, что его прабабку и прадеда убили поляки и немцы; что лагеря смерти располагались в Польше не случайно, а потому, что население этой страны особенно охотно сотрудничало с нацистами в деле уничтожения евреев. С этой точки зрения недавнее заявление польского премьера о том, что на Аллее Праведников в "Яд ва-Шем" не хватает одного дерева – дерева Польши, звучало, мягко говоря, смехотворно.
Вялая, а точнее, никакая реакция польских евреев на происходящее была ожидаемой, поскольку по большому счету евреев там и не осталось, а большинство завсегдатаев польских синагог и еврейских клубов составляют молодые поляки, "играющие в евреев" и не скрывающие того, что эта игра – что-то вроде игры в хоббитов и гоблинов.
Дальше события развивались следующим образом.
Учитывая важность взаимоотношений с Польшей как с экономической, так и с политической точки зрения, а также того факта, что окончательная точка зрения в борьбе вокруг закона еще не поставлена, Биньямин Нетаниягу связался со своим польским коллегой Матеушем Моравецки. Тот подтвердил, что нынешний вариант закона никак нельзя назвать окончательным: ему еще предстоит утверждение в сенате, а затем и президентом Анджеем Дудой. В ходе беседы двух лидеров была достигнута договоренность о создании переговорной группы для разработки варианта законопроекта, который в одинаковой мере устроит Польшу и Израиль. С израильской стороны переговорную группу возглавит гендиректор МИДа Юваль Ротем.
Этот шаг премьер-министра немедленно раскритиковал тот же Яир Лапид, заявивший, что память о погибших не может быть предметом переговоров. Все это невольно, пусть и отдаленно, напомнило бурные дискуссии начала 1950-х годов вокруг получения Израилем репараций от Германии: тогда Менахем Бегин тоже апеллировал этим аргументом в политической борьбе против Бен-Гуриона.
Еще более удивительным оказалось выступление председателя блока "Сионистский лагерь" Ави Габая, заявившего, что новый закон польского парламента – не что иное, как результат прихода к власти в этой стране правых сил. Если послушать Габая, то во всех странах, где правые одержали победу, они только и занимаются тем, что отрицают Катастрофу и растаптывают демократию. Неверность этого политического посыла очевидна. Журналиста Яна Томаша Гросса, написавшего книгу "Соседи" о погроме в Едвабне, польские либералы травили и обвиняли в клевете с той же яростью, что и польские неонацисты, которым, напомним, нынешние власти Польши недавно впервые, наконец-то, дали по рукам.
Но здесь следует остановиться и сказать то, что многим, наверное, покажется странным: выдвигая свой закон, польские парламентарии меньше всего думали о евреях и Израиле. В первую очередь, он был ответом на прошлогоднее выступление на Международном дне Катастрофы президента США Барака Обамы, который несколько раз повторил фразу о "польских лагерях смерти", что вызвало у поляков глубокое возмущение. И их тоже можно понять: поляки в самом деле не создавали эти лагеря и не несут ответственности за то, что там происходило.
Но проблема, безусловно, гораздо глубже и сложнее. Так получилось, что за последние три года автору этих строк несколько раз довелось побывать в Польше, Германии, Литве и России. Во всех этих странах на встречах с местными журналистами разговор непременно заходил о Второй мировой войне, Катастрофе и сосредоточивался именно на этих темах, а отнюдь не на актуальных политических проблемах наших стран. Вдруг выяснялось, что ничего актуальнее этой проблемы нет, поскольку это – самый больной вопрос, который и сегодня во многом определяет отношения между народами.
Немецкие коллеги пытались меня уверить в том, что роль их отцов и дедов в Холокосте не так уж и велика. На самом деле, уверяли они, поляки, литовцы, эстонцы, латыши и даже русские уничтожали евреев наравне с немцами, – и это очевидная историческая ложь, которая уже вошла в сознание молодого поколения немцев.
В Польше меня убеждали, что вся вина за Холокост лежит исключительно на немцах, и мне не оставалось ничего иного, как прочитать в ответ собеседникам гениальное стихотворение Александра Аронова "Когда горело гетто…" При этом выяснилось, что для поляков война не закончилась в буквальном смысле слова – они по-прежнему требуют от Германии репараций и вместе с тем панически боятся исков о возвращении евреям их законной недвижимости.
В Литве меня уверяли, что утверждения о сотрудничестве литовцев с немцами в Вильнюсе, Каунасе и всех остальных местах массовых уничтожений евреев сильно раздуты, и опять-таки упрямо отказывались смотреть фактам в лицо.
Все это необходимо учитывать для понимания того, что породило последнюю инициативу польского сейма. Здесь справедливости ради надо отметить, что и в Израиле нашлись те, кто заявил, что истерия вокруг польского закона сильно раздута рядом политиков, которые ради увеличения собственной популярности искажают правду и наносят ущерб израильско-польским отношениям. Так, бывший видный член партии "Авода" и спикер кнессета, сам прошедший через ад Катастрофы Шевах Вайс утверждает, что данный закон вполне имеет право на существование, так как направлен лишь против тех, кто возлагает вину за Катастрофу на всех без исключения поляков, что, безусловно, не соответствует исторической истине. Что же касается термина "польские лагеря смерти", то он, по словам Вайса, был придуман и запущен в оборот в 1950-х годах немецкими журналистами специально для того, чтобы снизить в общественном сознании степень ответственности немецкого народа за уничтожение евреев.
Но для нас любая попытка легитимации отрицания Катастрофы, любая попытка заткнуть нам рты и заставить забыть о прошлом — неприемлема! Так было, так есть и так будет. И этот вопрос ни в коем случае не должен становиться предметом для внутриполитических дрязг. Все остальное можно обсуждать. Например, вопрос о том, следует ли, как предложил председатель комиссии кнессета по образованию Яаков Мерги (ШАС), на фоне конфликта с Польшей прекратить поездки израильских школьников в эту страну, или, наоборот, их следует активизировать.
В заключение отметим, что на прошлой неделе произошел целый ряд событий, прямо или косвенно связанный с Катастрофой.
Чрезвычайно показательно, к примеру, то, что на фоне бури вокруг нового закона польского сейма в мемориальном комплексе "Яд ва-Шем" состоялась церемония присвоения звания праведников народов мира ныне покойным супругам — полякам Яну Дзядошу и Сабине Пержиной и их сыну Александру. Почетный диплом и медаль за них получила их дочь Алисия Муларска.
В годы Второй мировой войны семья Дзядош проживала в Модлибожице близ Люблина. Поскольку Ян был серьезно болен, Сабина предложила Вильяму (Фелеку) Тойтману, еврейскому другу их сына, работать у них на ферме. Когда начались преследования евреев, они прятали Тойтмана на чердаке. А вместе с ним Альберта Спивака, военнослужащего польской армии, дважды бежавшего из немецких лагерей. Спивак и Тойтман скрывались у семьи Дзядош, пока не решили присоединиться к партизанам.
На 94-м году жизни скончался великий гитарист Хайнц Якоб Шуман, создавший сначала музыкальную группу в гетто Терезиенштадта, а затем из узников Освенцима, ублажавших музыкой офицеров СС. Это его мемуары "Свингист из гетто" легли в основу одного из самых известных современных мюзиклов Германии.
В Хайфе на улице Кассель открылся новый Музей Катастрофы, призванный увековечить память живших в этом городе узников лагерей и гетто. Роль экскурсоводов в музее выполняют жители расположенного неподалеку хостеля — непосредственные участники событий, о которых рассказывает экспозиция.
"Новости недели"
http://www.isrageo.com/2018/02/04/ehovo240/
Лев СИМКИН | У евреев выбора не было
Еврейские матери и дети перед отправкой в газовые камеры. Фото из архива мемориала "Яд ва-Шем"
Почему говорить об участии евреев в Холокосте просто бессовестно
Я молчал, когда польский премьер заявил, что среди нацистских коллаборационистов были евреи.
Молчал, когда шеф его канцелярии сказал о неких «исторических фактах», это якобы подтверждающих.
Молчал, потому что думал, ну что я буду разжигать, разоблачителей и без меня хватает.
Но когда я понял, что гнусная ложь находит у нас сторонников, когда прочитал на сайте одного из информагентств про известного мне «раввина, допустившего участие евреев в Холокосте», решил сказать очевидное.
Коллаборационистами могли стать поляки, украинцы, русские, кто угодно. У них был выбор: идти на службу к врагу или не идти. Иногда страшный выбор, как у тех советских военнопленных, кто пошел в вахманы и полицаи — выбор между жизнью и голодной смертью.
У евреев же, военнопленных или жителей захваченных городов и местечек, – выбора не было. Да, среди них были немногие, кого отбирали в полицию в гетто и зондеркоманды лагерей смерти, вытаскивавшие тела соплеменников из газовых камер. Но их самих ждала скорая и неминуемая гибель, избежать ее не было ни малейшей возможности.
Вот почему говорить об участии евреев в Холокосте просто бессовестно.
http://www.isrageo.com/2018/02/21/uevre243/
"Поддайте газу, немцы, мы справимся с седьмым миллионом"
"Невинные забавы" австрийских нацистов: евреи, отмывающие венские улицы зубными щетками. Фото: Wikipedia / Public Domain
Один из лидеров австрийской Партии Свободы состоял в «братстве», выпустившем в свое время антисемитскую «поэму», слова из которой вынесены в заголовок
Подстрекательство и разжигание ненависти на расовой и национальной почве нелегальны в Австрии. Австрийский канцлер Себастьян Курц сослался на этот параграф австрийского законодательства, когда потребовал наказать «со всей суровостью закона» авторов антисемитской поэмы, положенной недавно на музыку.
Как пишет JTA, поэма "Старые тевтоны" была напечатана в 1997 году «Германским братством Вейнера Нейштдта» и содержала такие «строфы»:
«В их среде появляется новый Бен-Гурион.
Поддайте газу,
Потомки древних германцев,
Мы справимся с седьмым миллионом».
Курц потребовал «самого сурового наказания» авторов данного «произведения», сообщил австрийский еженедельник «Falter».
В «Германском братстве Вейнера Нейштдта» поспешили сообщить, что человек, написавший «поэму» давно был идентифицирован и отчислен из состава братства.
Австрийский канцлер Себастиан Курц. Фото: Wikipedia / BundesministeriumПесня привлекла к себе внимание австрийских СМИ после того, как выяснилось, что министр правительства Удо Ландбауэр от праворадикальной Партии Свободы был членом данного братства. Партия Свободы была основана бывшим нацистским офицером и неоднократно подвергалась критике за терпимость к антисемитизму. После парламентских выборов, прошедших в Австрии в октябре прошлого года, эта партия стала частью правительственной коалиции.
«Поэма» была написана, когда Ландбауэру было всего 11 лет и, по словам представителей партии, он не может нести ответственность за это «произведение искусства». Глава МИДа Австрии Херберт Кикл, также член Партии Свободы, сказал в интервью Austrian Press Agency, что Ландбауэр не будет привлечен к суду за песню, написанную на основе поэмы 20 лет назад. Тем не менее, скандальная история с «песней» и ее связь с Партией Свободы, оказалась в центре внимания австрийских СМИ и попала на передовые полосы ведущих газет.
http://www.isrageo.com/2018/02/23/austrian241/
Футбол нашего детства
Матч «Динамо» (Киев) – «Динамо» (Москва) 2:3, 2 мая 1959 года, впоследствии опротестованный и переигранный. Фото из клубного архива киевского "Динамо"
Зачем нам евреи? Нам евреев не надо
Михаил ФРЕНКЕЛЬ, собственный корреспондент журнала "ИсраГео" в Киеве
Из цикла «Дело было на Евбазе»
Скажите, вы любите футбол? Да, то самое неподражаемое священнодействие с мячом, влекущее к себе миллионы и миллионы горячих приверженцев. Есть ли внутри вас удивительная пружина, заставляющая человека, подобно горному козлу, скакать от радости, когда ваша любимая команда забивает гол? Плачете ли вы от горя, как девочка Таня, уронившая в речку мяч, когда этот самый мяч гремучей змеей вползает в сетку ворот родного клуба?
Есть ли для вас минута светлее той, когда неподражаемый Роналдо своими сводящими с ума финтами укладывает на газон защитников и вратаря, а потом уже тихонько, но филигранно, как ас-бильярдист, загоняет мяч в «лузу»?
А нравится ли вам красавчик Дель Пьеро, напоминающий внешностью героев полотен гениев Возрождения? А разве и его самого не считаете вы гением в те секунды, когда пущенный им со штрафного кожаный снаряд, выделывая в воздухе зигзаги, что сродни полету загадочного НЛО, в конце концов опускается прямехонько в «девятку»?
Восхищаетесь ли вы неутомимостью Зидана, проделывающего за один тайм столько технико-тактических движений, сколько осуществляет команда-середнячок за весь сезон?
А можете ли вы весь день напролет вспоминать с друзьями за бутылочкой пивка, как финтили Стрелец и Быш? Какие точные пасы на пятьдесят метров отдавал Муня?
И, наконец, вскакиваете ли вы среди ночи и оглашаете ли радостным криком весь дом в тот момент, когда вам приснилось, что это вы, а не Пеле, забили чудо-гол в финале мирового чемпионата 1958 года?
Вскакиваете? Так я вам скажу, что вы такой же придурок, как мой муж, который ничего, кроме этой дурацкой возни с мячом, в жизни не любит и не понимает.
* * *
Когда лет двадцать назад я сочинял эту юмористическую миниатюру, то перед моими глазами стояло лицо соседки по коммуналке на Евбазе тети Ани. Лицо симпатичное, и чаще всего улыбающееся. Но оно не раз наливалось краской гнева, когда речь заходила о футболе. Тетя Аня, мамочка моей подружки-одногодки Зойки, была моложе своего мужа Бори на десять лет. Аня любила кино и вечеринки с танцами. А Боря любил футбол. Любили ли они друг друга, я не знаю, да это теперь и неважно.
В те годы будущий кумир советских кино- и телезрителей (и особенно зрительниц) Андрей Миронов был еще юношей. Зато на эстраде блистали его родители Мария Миронова и Александр Менакер. Самыми любимыми у аудитории номерами были их сценки из жизни некоей супружеской пары. В этих миниатюрах Миронова изображала энергичную, не знающую сомнений в своих поступках персону, а Менакер – мягкого слабохарактерного человека, старающегося во всем угождать жене. Была в их репертуаре и смешная интермедия, во время которой они ссорились из-за страсти мужа к футболу. Мне повезло больше, чем другим зрителям, поскольку довольно регулярно я лицезрел подобные сценки не по телевизору, а воочию.
Вспоминаю самую эффектную из них. Я ужинал манной кашей за нашим столиком в коммунальной кухне и поневоле слышал разговор на повышенных тонах за дверью соседской комнаты.
– Боря, мы идем в кино, – настаивала Аня.
– Нет. В кино идете ты и Зоя. А я иду на футбол, – не менее решительно заявил Боря.
– Боря, ты совсем не уделяешь нам внимания. Но сегодня мы все вместе идем в кино.
– Нет. Я иду на футбол.
– Что за идиотское занятие – глядеть на здоровенных болванов, гоняющих по траве мяч!
– Ну не такое глупое, как надцатый раз смотреть на физию этого слащавого красавчика Жерара Филиппа.
– В любом случае лучше, чем на задницы остолопов, пинающих мяч. Только без нервов! Боря, мы идем в кино!
– Нет, я не иду.
Далее страсти пошли по нарастающей.
– Боря, или футбол или я!
– Футбол! – вскричал Боря и, схватив куртку, выбежал из квартиры, оставив жену «у разбитого корыта».
Однако месть была скорой и сокрушительной. Через некоторое время, придя в нашу комнату поиграть со мной в названия кинофильмов, Зойка мне заговорщицки сказала:
– Я слышала, как папа жаловался бабушке Нине, что мама ему не дает.
– Что не дает? – в свои восемь лет наивно спросил я.
– Ну не знаю, – пожала плечами Зойка. – Но папа очень расстроен.
Вечером, когда мои родители пришли с работы, я сообщил им эту новость. Отец, не сдержавшись, хмыкнул. А мама наставительно сказала, что в каждой семье свои проблемы, и посторонним не следует совать в них свой нос…
О, футбол нашего детства и юности!
Грозный пират из стивенсовского «Острова сокровищ» твердил, что все в жизни ему заменял ром. Нам, мальчишкам послевоенных лет, все заменял футбол. Молодежь удивится, но в те времена не было не только гаджетов, смартфонов и Интернета, но даже развлекательных телеканалов. Спорт, в основном футбол, заполнял весь наш досуг, а для некоторых – и время учебы. До усталости в мышцах мы гоняли мяч во дворах. И с огромным интересом следили за союзным чемпионатом. Международные матчи тогда были редкостью. Футбол заполнял почти все наше время…
Один большой футбольный функционер как-то сказал, что наблюдает футбол с двух лет. При этом он как бы намекнул, что уже тогда смотрел игру осознанно. Он, должно быть, был настоящий вундеркинд, потому что, например, Эйнштейн и Пушкин говорили, что начали осознавать себя с трех лет. Ну да ладно. Я в таком случае совершенно правдиво могу заявить, что первый раз присутствовал на поединке чемпионата СССР в день, когда мне исполнился ровно год – так отец и дядя отметили мой день рождения. И было это за несколько месяцев до того, как упомянутый функционер появился на свет.
А вот первым футбольным матчем, перипетии которого я помню уже совсем хорошо, стал финал Кубка СССР 1954 года. Тогда, победив ереванский «Спартак» со счетом 2:1, киевские динамовцы впервые завоевали почетный трофей. По случаю этого огромного счастья во дворе дома №14 по улице Менжинского (ныне вновь Дмитриевской) состоялся достаточно многолюдный фуршет «прямо из горла» с небольшим количеством бутербродов. Мы же, малышня, пировали лимонадом и конфетами.
А спустя два года мне довелось побывать на довольно забавном матче «Динамо» – сборная Ливана. В те времена не только киевские, но и московские спортивные чиновники весьма слабо разбирались «кто есть ху» в мировом футболе. А кроме того, очень беспокоились о престиже советского спорта, панически боясь неудач в спортивных ристалищах и постоянно накачивая атлетов перед состязаниями сентенциями вроде: «Народ требует!», «Родина нам не простит!».
Вот и в тот раз, явно не зная реальных возможностей гостей с Ближнего Востока, функционеры решили усилить киевскую команду игроком московского «Локомотива» Ворошиловым и Сапроновым из «Шахтера».
В тот день мамин брат дядя Илья к большой моей радости взял меня на стадион. Трибуны волновались – устоят ли наши перед загадочными иностранцами? С первых минут встречи пошел дождь. Мы его не замечали, напряженно всматриваясь в то, что происходило на поле. И… первый тайм закончился со счетом 10:0 в пользу «Динамо». Мне стало жалко заезжих игроков, а еще больше – нашего вратаря Олега Макарова, совершенно промокшего и стоявшего без всякого дела у штанги ворот.
Зонт дядя непредусмотрительно не захватил. Поэтому опасаясь, что я могу простудиться, сразу же после свистка на перерыв сказал: «Все понятно. Пошли домой. Досмотрим по телевизору». На удачу нам сразу же удалось сесть в трамвай маршрута № 9, тянувшегося со Сталинки на Подол, и мы успели домой к началу второго тайма. Взглянув на экран, я сразу же порадовался за Макарова, потому что его заменили, и в киевские ворота встал высокий и худющий Евгений Лемешко. Но и ему не повезло – он тоже мокнул без дела до самого финального свистка арбитра, зафиксировавшего победу динамовцев со счетом 18:0.
Ура-а! И могу только представить, какие победные отчеты об этом матче спортивные деятели направили в адрес курировавших их партийных органов – должно быть, особо подчеркнули, какой весомый вклад в победу обеспечили они, усилив «Динамо» игроками из других команд…
В те далекие годы еще не было никаких фанатских объединений, никто не бросал файеры на поле, не устраивал потасовок с конкурирующими группировками. А если бы кому-то с какого-то ляда вдруг захотелось проорать что-то вроде «Зиг хайль! Зиг хайль! Рудольф Гесс…», как это сегодня себе позволяют некоторые фанаты «Шахтера», то он бы точно нехило получил по физиономии еще до появления милиции в секторе. И тем не менее и тогда на стадионе не бывало совсем тихо и смирно, хотя недовольство трибун не отличалось особым разнообразием. В ходу была всего одна кричалка – «Судью на мыло!». Весьма жестокий подтекст этого призыва я тогда не очень осознавал, как впрочем и многие взрослые болельщики.
И еще одна памятная игра. Она состоялась 2 мая 1959 года. В тот день моя мама в первый и последний раз в жизни посетила футбольный матч. Произошло это только потому, что утром у отца, купившего себе и мне билеты на принципиальный поединок динамовских команд Киева и Москвы, вновь хлынула из носа кровь. Именно хлынула, а не пошла. Это было последствие контузии, полученной им на фронте, где он был заместителем командира саперной роты. Такие приступы случались с ним не так уж редко, но врачей он как правило не вызывал. Вместо них приходила младшая папина сестра Циля. Она была очень опытной и толковой медсестрой, многие годы проработала в затерянных селениях дальневосточной тайги, заменяя там врачей. И на этот раз она, как всегда, остановила кровотечение, но строго-настрого приказала отцу лежать до вечера. Я, конечно, страшно огорчился из-за папы и футбола. И тут мама, взглянув на меня, неожиданно сказала, что пойдет со мной на игру. И ох, как же ей «повезло»!
Как я уже упоминал, ультрас в те годы еще не появились. Однако я не открою большой секрет, если скажу, что определенное количество мужиков приходило на стадион слегка, а иногда и не слегка подшофе. И заводились они в случае чего с полуоборота. Чаще всего мелкие инциденты на трибунах гасились довольно быстро. Но так бывало не всегда…
4 сентября 1956 года почти в конце сезона, когда очки считаются тщательнее любых цыплят, на Республиканском стадионе состоялся матч динамовцев с московским «Торпедо». Судил его арбитр из Ленинграда Вячеслав Богданов. Нервозность и непоследовательность в действиях арбитра зрители заметили практически сразу. А поскольку ошибался он в основном в пользу москвичей, то у киевских болельщиков сложилось четкое представление, что он попросту подсуживает гостям. Наконец, когда судья не засчитал мяч, забитый динамовцами, стадион взорвался, и кажется впервые в истории советского футбола зрители массово рванули на поле.
И тут нужно отдать должное футболистам. Тогда на поле выходили не нынешние звезды, чьи ноги и прочие части тела застрахованы на миллионы долларов, а простые ребята, по большей части бойцы до мозга костей. Несмотря на все художества арбитра, динамовцы вместе с гостями бросились на его защиту. Этим они выиграли некоторое время, и горе-судья был спасен от расправы, поскольку вовремя подоспели милиционеры и солдаты внутренних войск. Им с трудом, но удалось восстановить порядок.
Матч был переигран на следующий день и закончился вничью – 1:1. А инцидент был представлен, как совершенно случайный эпизод, абсолютно чуждый нашему самому передовому в мире советскому спорту. В повторение подобного ни власти, ни спортивные чиновники верить не хотели. Ага, счас…
Итак, 2 мая 1959 года. Вновь Республиканский стадион столицы Украины. Мы с мамой на трибуне. Встречу московских и киевских одноклубников снова обслуживает арбитр из Ленинграда – на этот раз Павел Белов, арбитр, который давно на плохом счету у киевских любителей футбола. Белов и на этот раз с первых минут начал «оправдывать ожидания» киевской публики – сначала назначил весьма сомнительный одиннадцатиметровый удар в ворота киевлян, а вскоре совершенно проигнорировал более откровенный фол в штрафной москвичей. На этом «соло» человека в черном, однако, не закончилось. На 9-й минуте второго тайма игрок москвичей сильно пробил с дальней дистанции. Мяч попал в перекладину и, отскочив в поле, достался нашему вратарю. Тем не менее, судья, «предтеча Бахрамова», находившийся весьма далеко от ворот, засчитал гол в наши ворота и указал на центр поля. Трибуны закипели. Я, оторвав глаза от событий на поле, посмотрел на маму и обнаружил, что она за игрой уже не следит, а нервно оглядывается по сторонам. Где-то за минуту до окончания матча мама дернула меня за рукав и страшным шепотом проговорила: «Немедленно уходим отсюда».
О, великий феномен природы – женская интуиция! Она не подвела и на этот раз. Когда прозвучал финальный свисток, мы уже были в верхнем створе выхода из сектора. Я оглянулся и увидел, как толпа болельщиков покатилась с трибун на поле. Бог его знает, что было бы с этим нехорошим судьишкой, если бы поле охраняли нынешние стюарды! Однако милиция спасла от расправы и этого засранца в судейской форме.
Союзные спортивные чиновники в Москве собрались было наказать киевскую команду за поведение болельщиков. Но тут неожиданно проявила характер киевская коллегия футбольных судей, направившая в белокаменную решительное письмо с требованием более не допускать Белова к судейству матчей класса «А». По тем же московским адресам полетели и гневные письма от киевских болельщиков. Там, видимо, все-таки слегка испужались и спустили дело на тормозах. И этот матч был переигран, и как и в 56-м, завершился ничьей. Правда, нулевой…
Когда мы вернулись домой, мама открыла дверцу буфета, вытащила бутыль вкуснейшей вишневой наливки, которую готовила сама. Налила себе большую рюмку. Хлопнула ее одним духом. И сказала, что на эту «корриду без быков» она больше никогда не пойдет.
Мама сдержала свое слово. Она прожила девяносто лет, но на футбольном матче больше никогда не была…
Ну а киевское «Динамо» как раз в то время, в 1960 году, начало свое яркое восхождение к футбольным вершинам. Середнячок союзного первенства последнего десятилетия неожиданно устроил остросюжетную гонку за чемпионство с московским «Торпедо» и уступил совсем немного, да еще и не без тенденциозного, по мнению киевских болельщиков, судейства. Нужно сказать, как-то так получилось, что тогда в «Торпедо» собралась очень сильная команда, несмотря на то, что этот клуб, в отличие от московских «Спартака», «Динамо» и ЦДСА, особыми симпатиями партийного начальства, спортивных чиновников и московских журналистов не пользовался. Особенно там выделялись Валерий Воронин, Валентин Иванов, Слава Метревели – несомненно игроки международного класса.
«Торпедо» было бы еще сильнее, если бы в нем в те годы по-прежнему выступал Эдуард Стрельцов – по мнению большинства экспертов самый сильный игрок московского футбола за все годы. Однако в то время он находился в местах лишения свободы.
http://www.isrageo.com/2018/02/24/futna244/
Лев СИМКИН | Печерский и обиженные сталинисты
Памятник Александру Печерскому в Тель-Авиве. Фото: Wikipedia / Avi1111
1100 лайков, или Спор сталинистов между собою
Ровно столько (плюс триста перепостов) получил пост Дмитрия Лекуха:
«Передайте, пожалуйста, редакции НТВ и лично Ираде Зейналовой, что гвардии капитан Александр Аронович Печерский, организатор побега из Собибора, НЕ БЫЛ "репрессирован по возвращению из плена" и НЕ ПОПАЛ "в сталинский лагерь", а честно и дальше воевал с нацистами в 15 штурмовом батальоне 1-го прибалтийского фронта (для идиотов, пишущих в Вики, — это не "аналог штрафбата", — а армейская элита, т.н. "тяжелая пехота": как аналог для тупых — "Спарта" Моторолы)… Ну, …ну не любите вы "сталина и коммуняк", но факты-то зачем искажать, все же задокументировано…»
Представьте, Ирада Зейналова самолично немедленно извинилась, дабы ее не заподозрили в нелюбви к великому Сталину.
Позвольте и мне, как автору единственной пока биографии Александра Печерского, сказать здесь пару слов, в телевизор-то меня не зовут.
Ну, во-первых, отдельный штурмовой стрелковый батальон – далеко не то же самое, что штурмовой батальон. Эти подразделения из числа офицеров Красной армии, побывавших в плену или на оккупированной территории, формировались в спецлагерях НКВД.
Во-вторых, в моей книге «Полтора часа возмездия» опубликовано фото из картотеки Центрального архива Министерства обороны РФ:
«Печерский Александр Аронович, стрелок, бывш. тех. инт. 2 ранга, 1909 гр, урож. г. Кременчуг. Призван Ростовским ГВК в 1941 г. Был в окружении с 2 октября 1941 г. по 12 октября 1941 г. Находился в плену с 12 октября 1941 г. по 14 октября 1943 г. Прибыл из спец. лагеря НКВД No 174. Ранен 20 августа 1944 г.»
Никаким гвардии капитаном Печерский тоже не был. Его звание – техник-интендант 2 ранга (как сказано в карточке – бывший). В 1943 году носителей этого звания переаттестовали в лейтенанты, но в это время Печерский был сами знаете где. Эту странную новость (о гвардии капитане) автор поста позаимствовал из презираемой им Википедии:
«Воюя в рядах штурмового батальона, Печерский получил звание капитана».
Можно подумать, штрафников повышали в воинских званиях, да еще сразу через одно, из лейтенантов в капитаны.
Насчет Моторолы ничего сказать не могу, не знаю.
И вот еще что. Сталинистам вечно кажется, что их обижают. Даже НТВ, которое трудно в этом заподозрить.
http://www.isrageo.com/2018/02/02/pecher240/
Мир палачей и жертв
Нацистская оккупация Белоруссии: свидетельство художника Меера Аксельрода
Илья ВАСИЛЬЕВ
В Витебске открылась выставка "Немецкая оккупация в работах Меера Аксельрода 1942-69", приуроченная к Международному дню памяти жертв Холокоста. На выставке представлены графические работы художника, объединённые общей темой оккупации и уничтожения советских евреев: серии «Зверства немцев», «Гетто» и иллюстрации к книгам о войне еврейских писателей Михаила Лева, Лейбы Квитко, Ноаха Лурье, Ривы Рубиной и др.
Трагическая тема массовых убийств евреев волновала художника с ранней юности и до конца жизни: еще в 20-х гг. он создал серию работ о Гражданской войне — еврейские погромы, беженцы, нищета и бездомность. В студенческие годы Аксельрод начал работать над картиной «Белопольская оккупация», которую считал одной из главных своих работ.
Непосредственным свидетелем гибели своих соплеменников ни в Гражданскую, ни во Вторую мировую Меер Аксельрод не был, однако мысли об их трагической судьбе не покидали его, видимо, никогда.
Серия «Зверства немцев» (1942-1943) является прологом к циклу композиций «Гетто», созданному М.Аксельродом через двадцатилетие. Этот цикл, посвященный трагической судьбе евреев в годы гитлеровской оккупации, художник написал в последние годы жизни и считал вершиной своего творчества. Мир палачей и жертв, насилие, издевательство, расстрелы, изнасилования, руины, пепелища – мрачные сюжеты с документальной точностью передают трагические переживания эпохи Холокоста.
Большое количество законченных вариантов одного и того же сюжета, выполненных на разной бумаге и в разной технике, демонстрируют бесконечные поиски наибольшей выразительности создающегося образа.
Пронзительные зарисовки военных лет в 1950 – 1960 гг. легли в основу иллюстраций к книгам Ривы Рубиной «Вьется нить», Лейба Квитко «Песнь моей души», Нояха Лурье «Старше на одну ночь», Михаила Лева «Партизанские тропы».
Представленные на выставке работы Меера Аксельрода экспонируются впервые.
http://www.isrageo.com/2018/02/04/mirpa241/
Полокост — Холокост по-польски
Памятник жертвам катынского расстрела в городе Катовице, Польша. Фото: Wikipedia / Lestat
В Польше могут построить музей, посвященный полякам, ставшим жертвами нацизма и большевизма
Заместитель министра культуры Польши Ярослав Селин поддержал идею построить в стране музей Полокоста (по аналогии с Холокостом), который рассказывал бы о массовых убийствах поляков. Об этом сообщает Лента.ру со ссылкой на Reuters.
С предложением создать такой музей выступил польский писатель Марек Кочан:
«Предлагаю как можно скорее построить музей Полокоста, документирующий действия, направленные на уничтожение польского народа», — написал Кочан в колонке для газеты Rzeczpospolita.
По его мнению, главные экспозиции музея должны быть посвящены событиям Второй мировой, а также антипольской операции НКВД в Советском Союзе.
Как полагает Селин, «судьба поляков во время Второй мировой заслуживает того, чтобы рассказать о ней в музее». «Достаточно зачитать официальные немецкие документы времен Гитлера, чтобы узнать, что после евреев, которых хотели стереть с лица Европы следующей целью были славянские народы, особенно поляки», — приводит Reuters слова чиновника.
Вообще-то пан Селин ошибается: следующим народом, приговоренным к истреблению, были цыгане. А славянские народы планировалось не уничтожать, а превратить в бессловесных рабов — что, несомненно, тоже радовать не могло.
Тем не менее, историческая память и в самом деле требует создания мемориала в память об уничтоженных нацистами (и не только нацистами — вспомним Катынский расстрел) поляках и представителях других народов. А как каждая конкретная страна это назовет — значения не имеет. Полякам нравится Полокост? Их право использовать и такое название.
Вот только при этом разыгрывать антисемитскую карту не стоило бы. Как это сделал руководитель канцелярии польского премьер-министра Михал Дворчик, который 19 февраля назвал евреев причастными к нацистским преступлениям Второй мировой войны. Кстати, до него об этом сказал глава правительства Польши Матеуш Моравецкий.
Вся эта кампания очернительства началась в январе, когда в Польше приняли закон об уголовной ответственности за заявления о вине поляков за преступления нацистской Германии и геноциде евреев. Реакция израильских политиков на этот закон, на наш взгляд, была чрезмерной, и вызвала кризис в отношениях между еврейским государством и одним из доселе надежных союзников Израиля в Евросоюзе.
http://www.isrageo.com/2018/02/21/polok243/
Поляки убивали не только в Едвабне
Здесь, на еврейском кладбищк в Гонёндзе, были убиты местные евреи. Фото: Википедия
Три погрома, за которые полякам должно быть стыдно
Даниэла ВОЛОС
Они насиловали, убивали, вырывали золотые коронки, разбивали головки маленьких детей о стены. Это не преступления фашистов, не дело рук большевиков, не рейд банд УПА. Так поляки расправлялись с еврейскими соседями на рубеже июня и июля 1941 года. Немцам даже не приходилось за ними надзирать или особенно их побуждать.
Погромы соседей, говоря в общем, — это спонтанные нападения местного населения на евреев, лишь отчасти «направляемые» нацистами. Они часто происходили на территориях, с которых отступила Красная Армия, незадолго до или сразу после вступления немецкой армии.
Согласно приказу Рейнхарда Гейдриха, на первом этапе германо‑советской войны армия должна была сосредоточиться на антиеврейской или, шире, антибольшевистской пропаганде. Идея состояла в том, чтобы внедрить миф о еврее‑большевике, союзнике Сталина, в коллективное сознание. Немцы предполагали, что в этом случае поляки сами «займутся» своими еврейскими соседями. И это предположение оказалось верным.
Гонёндз
Сегодня у меня нет времени, я должен покончить с евреями.
Бернард К.
27 июня 1941 года нацисты вошли в Гонёндз. Временное управление городом оставалось в руках городского совета, сформированного несколькими днями ранее. Поляки практически немедленно приняли решение пересчитать еврейских жителей. 4 июля, после прибытия нескольких немецких офицеров, все были собраны на рынке. Городской совет указал на 30 евреев, обвиняемых в сотрудничестве с Красной Армией.
После жестокого избиения их отправили во временную тюрьму в подвале местного магазина. Остальных еврейских мужчин разделили на «рабочие бригады» и заперли в сарае. Они должны были стать рабочей силой для местных крестьян. А «большевиков» убили на местном еврейском кладбище.
По свидетельствам очевидцев, их убивали металлическими прутьями и полуживыми сбрасывали в заранее вырытую яму. В следующие две недели происходили бесчисленные убийства, грабежи и изнасилования. Совершавшие это поляки действовали без надзора со стороны немецких войск.
Фактический погром произошел сразу после того, как нацисты решили создать гетто. В ночь с 21 на 22 июля 1941 года польская гражданская полиция убила более 20 евреев, многие другие были подвергнуты пыткам. Даже самые маленькие еврейские девочки были изнасилованы. Несколько человек были заживо погребены вместе с телами замученных на холерном кладбище, так называемой «холерной горке».
О жестокости поляков лучше всего свидетельствует тот факт, что местный юденрат обратился к немцам, дислоцированным в соседнем Осовце, за помощью и защитой от охваченных безумием местных жителей. Командир форта Осовец прибыл на место и приговорил к смерти 17 из 70 обвиняемых поляков. Но не за убийства евреев, а за грабеж их имущества, которое формально считалось собственностью Третьего рейха. Согласно сегодняшним оценкам, количество жертв в Гонёндзе составляет 217 человек.
Вонсош
<…> Я помню, как в воскресенье вечером видел, что Антоний из Вонсоша убил ударом лопаты по голове двух малолетних девочек <…>
Станислав Д.
Одновременно со вступлением немецких войск в Вонсош была сформирована польская полиция, которая осуществляла контроль над городом. Немцы ограничились здесь стандартными пропагандистскими действиями и поджогом синагоги, после чего покинули город.
Погром, который состоялся 5 июля 1941 года, был тщательно спланирован. Палачи заранее подготовили специальное вооружение (кованые дубинки, гири с пружинами). Они подготовили место для закапывания трупов — противотанковый ров, вырытый Красной Армией. Они также позаботились о нужном количестве гашеной извести, чтобы не распространилась зараза. Во избежание побегов город был окружен специальными гражданскими бригадами.
Вопреки широко распространенному мнению, убийства совершались не одурманенной водкой толпой, а видными и образованными гражданами, руководствующимися лозунгами «патриотизма», часто — членами Национальной партии. Заранее были назначены лица, отвечающие за отдельные этапы истребления: выманивание евреев из домов, доставку их ко рву, укладку трупов.
Показания свидетелей рисуют дантовские картины — разбивание детских голов об стены, отрубание пальцев с кольцами, изнасилования, выбивание золотых зубов, вырывание языков. Акция уничтожения длилась три дня. После кульминационной ночи убийства уже не происходили на улицах, пойманных евреев вели ко рву, чтобы казнить там. Удары по голове не всегда были эффективными, и трупы закапывали вместе с живыми людьми. В погроме погибли 250 евреев, хотя в некоторых сообщениях говорится и о 1200 жертвах.
Райгруд
<…> когда евреи лежали на земле, Б. Феликс взял штык и по очереди протыкал каждого еврея под левую лопатку, а те, кто был рядом с ним, лопатами разрубали евреям головы и бросали их в траншею.
Чеслав К.
В Райгруде власть также осуществляла польская гражданская стража — по сути, с июня по сентябрь 1941 года. Немцы лишь несколько раз появлялись там, чтобы проконтролировать прогресс в «очищении» города от евреев. Так же как и в Вонсоше, инициатива в «борьбе с большевистско‑еврейским врагом» принадлежала культурной и интеллектуальной элите города. Нападения на евреев начались сразу после отступления Красной Армии, хотя поначалу они носили хаотический характер.
Убивали по ночам. Каждое утро на улицах Райгруда лежало несколько тел. В конце июня в городке появились немцы, приказавшие собрать евреев на рынке. Этим занялись члены городской стражи и посторонние жители.
Начался погром. В этот день поляки должны были носить христианские кресты, чтобы их легче было отличить от евреев. Ход этой «операции» не отличался от других — сохранились свидетельства о мучениях, утоплениях в находившемся поблизости озере, избиениях штакетником и дубинками. Затем евреев раздели, построили четверками, им было приказано пройти через весь город колонной, во главе которой вели еврейскую женщину с красным знаменем в руках.
Тех, кто пытался убежать, хватали и доставляли в ближайший лес, который назывался «Райгрудские елочки». Там их разделяли на группы и расстреливали. Группу из 40 человек сопровождали 50 жителей города. «Неумело» застреленных жертв польские добровольцы добивали лопатами. Одного еврея закопали в землю наполовину, чтобы он «присматривал за остальными».
Одна из ключевых фигур антисемитских событий в Райгруде, учитель Антоний Л., писал в своих мемуарах, что «все эти убийства психически тяготили его». Для успокоения после расстрелов он ходил в гости и вел ученые беседы с местным приходским священником. Число убитых в этот день еврейских жителей Райгруда оценивается, в соответствии с разными свидетельствами, от 40 до 60 человек.
Многие из погромов, совершенных в Польше, по‑прежнему покрывает завеса молчания. На каждом шагу встречаются люди, которые отрицают эти преступления или, по крайней мере, приуменьшают их масштабы. Почему это происходит? Для этого есть много причин. Существует психологический барьер, не позволяющий признать, что некоторые поляки одобряли или даже осуществляли антиеврейскую политику нацистов. Стыд. Нежелание наказать преступников.
Лишь незначительный процент поляков, обвиняемых в преступлениях против евреев, был признан виновным, а приговоры в большинстве случаев были символическими. И обвинительных приговоров было намного меньше, чем оправдательных. Суды не спешили признавать, что не только немцы были в Польше палачами евреев. 
"Лехаим"
Используемые в тексте цитаты заимствованы из материалов расследования Института национальной памяти (IPN), приводимых в книге Мирослава Тричика «Города смерти».
Оригинальная публикация: Polacy mordowali nie tylko w Jedwabnem. Trzy pogromy, których powinniśmy się wstydzić
http://www.isrageo.com/2018/02/05/netolkoedv/
Зараза не только что добралась до города Зелена-Гура…
В Польше осквернен памятник сожженной нацистами синагоге
Памятник сожженной нацистами в 1938 году синагоге осквернили в польском городе Зелена-Гура. Об этом сообщил директор городского бюро художественных выставок Войцех Козловский.
Памятник в виде валуна стоит в Зелена-Гуре на месте синагоги, которую нацисты сожгли осенью 1938 года. Он был воздвигнут в 2008 году, пишет издание "Евреи Евразии".
На фотографиях, которые опубликовал Козловский, видно, что на памятнике написано "Jude raus" и перечеркнута звезда Давида.
«Зараза не только что добралась до моего города, она давно здесь была… Антисемитизм не является воззрением, это заболевание, только специфическое», – написал Козловский в Facebook.
http://www.isrageo.com/2018/02/08/zelengura2/
Погром как праздник
Вглядываясь в картину Василия Сильвестрова "Погром в Виннице"
Зорий ФАЙН
Василий Иванович Сильвестров (4 марта 1888, с. Жихаревка Орловской губернии — 16 декабря 1937, Винница) — украинский художник, живописец и график.
После окончания Украинской академии искусств жил и работал в Виннице до самой смерти: в декабре 1937 года русский художник с еврейской душой был объявлен украинским националистом и "врагом народа", а затем расстрелян во внутреннем дворе винницкого НКВД. Реабилитирован в 1988 г.
Можно сказать, что Сильвестров тоже стал жертвой погрома — всесоюзного и всенационального погрома имени товарища Сталина.
Василий Сильвестров. Автопортрет. 1913 г.Известный искусствовед Григорий Островскийписал о нем:
"…В 20-30-х годах едва ли не единственным профессиональным художником в Виннице был Василий Сильвестров. Он не был коренным винничанином, да и к еврейству имел скорее творческое, а не "галахическое" отношение, но именно ему довелось создать в 1929-1931 годах графическую сюиту "Ерусалимка". По какой такой причине Ерусалимка покорила Василия Сильвестрова, почему эта нищая, непрезентабельная городская окраина полонила его душу и одно из своих лучших произведений ему привелось создать на "еврейской улице"- вопрос остается открытым".
Почему Островский употребил выражение "к еврейству имел скорее творческое, а не "галахическое" отношение", сказать сложно: среди предков Сильвестрова евреев обнаружить не удалось.
Родился Василий Иванович Сильвестров в многодетной семье, с одиннадцати лет зарабатывал на жизнь на разных работах, был учеником в иконописной мастерской.
В 1905-12 годах учился в Киевском художественном училище у А.А.Мурашко и Г.К.Дядченко (первые два года — как вольнослушатель). По окончании училища с отличием он получил право поступить без экзаменов в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, или в Императорскую Академию художеств в Петербурге. Вначале он некоторое время учился в Москве, главным образом, графической технике, затем переехал в Петербург, где обучался живописи; здесь он подружился с Федором Кричевским. Петербургский климат не подходил Василию, по состоянию здоровья он был вынужден прервать учебу, не закончив курса в Академии. В 1917 году он вернулся в Киев и перевелся во вновь образованную Украинскую академию искусств. По окончании Академии по специальности «Живопись», Василий с женой Надеждой Ивановной (дев. Промисан) переехал в Винницу.
В Виннице Василий преподавал черчение в училище и работал как художник, вступил в АХЧУ (Ассоциация художников Красной Украины), участвовал в республиканских, всесоюзных и международных выставках, а также писал стихи на украинском языке.
Имел двух сыновей, один из них — художник Ростислав Сильвестров (1917 -1976), внук — художник Платон Сильвестров (1954 г.р., живет в Кельне).
Василий работал во многих жанрах — портреты, пейзажи и натюрморты, жанровые картины. Он мастерски использовал различные техники — как живописные, так и графические (рисунок, акварель и пастель, гравюра на дереве и линолеуме.
В 1929-31 годах художник создал серию живописные и графических работ, посвященных винницкой Ерусалимке — бедному еврейскому кварталу. В то же время он работал над циклом гравюр к повести украинского писателя Михаила Коцюбинского "Он идет".
* * *
Василий Сильвестров. "Погром в Виннице". 1934. Холст, масло. Национальный художественный музей Украины. КиевКартина "Погром в Виннице" экспонировалась на выставке "Спецфонд. 1937-1939" в НХМУ в 2015 г. и вызвала особый интерес.
В нашем понимании, погромщики — бандиты, воровато прячущиеся под покровом ночи. А что мы видим здесь — праздник?
Две гравюры, очевидно, предшествующие картине "Погром", еще более трагичны, чем само живописное полотно.
Второй рисунок на одном из сайтов подписан как иллюстрация к книге М.Коцюбинского, соответственно это 1930 год.
На картине присутствует главная винницкая синагога, которая была расположена в еврейском районе Ерусалимка.
Также эта синагога попала и в графические работы художника.
Автор — композитор, искусствовед, художник, заслуженный деятель искусств Украины. Его блог — zoriy.blogspot.com
Свежие комментарии