Кондотьеры и короли: новые варяги Древней Руси
Таинственные варяги-русы, пришедшие вместе в Рюриком в Новгород, и с Олегом – в Киев, очень скоро были практически полностью ассимилированы и буквально растворились в большой славянской стране, оставив после себя лишь имя. При Владимире Святославиче на Руси появляются другие варяги – наемные дружины, приводимые норвежскими или шведскими ярлами, готовые продавать свои услуги всем, кто был способен платить за их готовность сражаться и умирать.
Известна точная дата появления первого такого отряда – 980 год. Бежавший три года назад от Ярополка в Швецию Владимир "вернулся в Новгород с варягами и сказал посадникам Ярополка: "Идите к брату моему и скажите ему: Владимир идет на тебя, готовься с ним биться".
В военном деле норманны, как и ожидалось, оказались очень хороши, а репутация их в Европе была такова, что упавший духом Ярополк совершил явную ошибку, бежав из хорошо укрепленного Киева в Родню, где и нашел свою смерть. Были захвачены и Полоцк, и Киев, даже убийство Ярополка варяги взяли на себя, и, казалось, что Владимир теперь может жить и радоваться. Однако выяснилось, что скандинавы рассчитывали не только на оговоренную плату, но и на долю в добыче, которая неожиданно уменьшилась из-за несостоявшегося штурма Киева (с последующим разграблением, разумеется). Чтобы компенсировать упущенную выгоду, они потребовали от Владимира выплатить им выкуп за столицу: по 2 гривны с каждого жителя (это примерно 108 грамм серебра). Как ни подсчитывай численность населения города, меньше килограмма серебра на рядового варяга не получается, скорее – больше, и намного. Прямо отказать им Владимир не мог: требующий денег норманнский боевой отряд – это не митинг российских бюджетников. Но, с другой стороны, зачем платить всем, даже рядовым, если можно договориться с командирами? Пообещав варягам собрать деньги через месяц, Владимир очень успешно провел агитационно-разъяснительную работу среди "мужей добрых, умных и храбрых", которые в итоге остались у него на службе, получив хорошие должности и даже города. Остальные же, поняв, что ситуация изменилась, попросили отпустить их на службу в Константинополь. Владимир с удовольствием выполнил эту просьбу, не забыв предупредить императора: "Идут к тебе варяги, не вздумай держать их в столице, иначе наделают тебе такого же зла, как и здесь, а рассели по разным местам, а сюда не пускай ни одного".
Итак, несмотря на некоторые осложнения, опыт привлечения боевых отрядов скандинавов был признан вполне успешным. Следующим князем, который воспользуется наработками Владимира, станет его сын Ярослав, и в дальнейшем эта схема станет традиционной: наемные варяги Новгорода против наемных печенегов Киева. Но время знаменитого конунга Ярицлейва скандинавских саг ещё не пришло, и Ярослав пока был в тени, приглядываясь и набираясь мудрости. Тем более что было от кого.
Первым из знаменитых норвежцев, с кем мог встречаться Ярослав, стал правнук конунга Харальда Прекрасноволосого Олав Трюггвасон – один из великих героев Скандинавии, Снорри Стурлсон называет его "самым красивым, статным и могучим, а также самым искусным из тех норвежцев, о которых когда-либо говорилось в преданиях".
В Новгороде он оказался в год рождения Ярослава и провел в нем 9 лет. Олав стал героем множества исторических саг, а также труда "Деяния епископов гамбургской церкви" (ок. 1070 г.) немецкого хрониста Адама Бременского, так что сведений о его жизни у историков достаточно. В 971 году он был захвачен на море в плен пиратами-эстами (которых Снорри Стурлсон по привычке называет викингами). Эсты историками отождествляются с Чудью, которая в "Повести временных лет" упомянута в числе народов, "дающих дань Руси". Далее в "Саге об Олаве сыне Трюггви" говорится:
Хозяин, в свою очередь, обменял потомка королей на новый плащ. Через несколько лет Олав был случайно узнан Сигурдом – братом его матери, который приехал собирать дань для вернувшего себе Новгород князя Владимира Святославича: "Сигурд... увидел на рынке мальчика, очень красивого, и понял, что тот чужеземец. Сигурд спросил мальчика как его зовут и кто он родом. Тот назвался Олавом и сказал, что его отец – Трюггви, сын Олава, а мать – Астрид, дочь Эйрика Бьодоскалли. Тут Сигурд понял, что мальчик – его племянник" (Снорри Стурлсон).
Принц был выкуплен и оказался в Новгороде. В дополнение ко всем достоинствам Олава, он обладал прекрасной памятью и, встретив на новгородском рынке Клеркона, узнал его. Не забыл он и обычаев своей страны:
Однако Сигурд отвел племянника к жене Владимира, которая, "посмотрев на Олава, отвечала, что нельзя убивать такого красивого ребенка, и позвала к себе людей во всеоружии".
Снорри Стурлсон называет эту женщину Аллогией и утверждает, что у нее был личный отряд воинов, который она содержала на собственные средства, и даже соперничала с князем "в том, чтобы заполучить к себе в дружину наиболее доблестных мужей". Некоторыми историками она отождествляется с Олавой, которая в Иоакимовской летописи, законспектированной, но утерянной Татищевым, упомянута, как жена Владимира. Обстановка накалилась настолько, что о происшедшем "сообщили конунгу, и он вынужден был явиться со своей дружиной, чтобы воспрепятствовать кровопролитию... Конунг назначил виру", выплатить которую родственникам убитого согласилась княгиня. Поступив на службу к Владимиру, Олав получил первый боевой опыт и даже дослужился до командира местной варяжской дружины. Но потом, как говорится в саге, стал жертвой оговора и, почувствовав недоверие князя, покинул Новгород. Начиная с 991 г. он совершил ряд набегов на Нортумберленд, Шотландию, Ирландию и Уэльс, а также на Гебриды, остров Мэн и Валланд во Франции. В 994 г. Олав в союзе с королем Дании Свейном Вилобородым попытался захватить Лондон, но удовольствовался отступными в размере 16 000 фунтов серебра, принял христианство и, заглянув по дороге на Оркнейские острова, в 995 г. вернулся в Норвегию. Правивший этой страной ярл Хакон бежал и был убит своим рабом. Адам Бременский писал в 1080 г.: "он (Олав) был очень искусен в прорицаниях …занимался колдовством и держал при себе колдунов, с помощью которых завоевал страну".
Однако народные предания, напротив, утверждают, что тролли и эльфы покинули Норвегию, когда конунгом там стал Олав Трюггвасон: "Наши древние боги давно уже сгорели в огне. Есть кенинг: "сжигатель богов". Этим кенингом скальды поминают смертного. Олав Трюггвасон ему имя" (Снорри Стурлсон).
Халльфред Вандрадаскальд (Трудный Скальд – т.е., поэт, с которым трудно состязаться) писал о событиях тех лет:
Но высокая личная доблесть и мужество не спасли Олава: он потерпел поражение в войне с сыновьями Хакона – ярлами Эйриком и Свейном, которых поддерживали короли Швеции и Дании, и в тридцатилетнем возрасте погиб в битве при Свельде (1000 г.).
С гибелью Олава Норвегия на короткое время вернулась к прежним богам, но за введение христианства в Исландии Олав Трюггвасон причислен католической церковью к лику святых и считается покровителем этого островного государства.
Следующим королем Норвегии, посетившим Новгород, стал Олав Харальдсон, который свою карьеру викинга начал в 1007 г. – в возрасте 12 лет (под присмотром опытного кормчего Храни). Олав воевал в Ютландии, Фризии, Англии, Финляндии, в 1013 г. крестился в Руане.
Затем его корабли пришли в Ладогу, летом он разорил побережья Курляндии и островов Саарема, Готланд и Эланд, а зиму провел в Новгороде, где не мог не встречаться с местным князем – Ярославом. В 1015 г. Олав вернулся на родину и, воспользовавшись благоприятной обстановкой (датский конунг Кнут Могучий и норвежский ярл Эйрик, сын Хакона были заняты войной в Англии), сумел захватить власть в стране. Поддержанный шведами ярл Свейн был разбит Олавом в битве у Несьяра. Король Швеции Олав Шетконунг как раз в это время собирался выдать свою дочь Ингигерд замуж.
Самым достойным женихом был признан конунг из Хольмгарда Ярицлейв (известный нам сейчас, как Ярослав Мудрый). Но Ингигерд, неоднократно названная в сагах мудрейшей из женщин, ухитрилась заочно влюбиться во врага своего отца – норвежского короля-героя Олава Харальдсона. На попытки объяснить ей, что норвежский конунг Ярославу и в подметки не годится, она включила режим царевны из мультфильма "Летучий корабль" ("А я не хочу, не хочу по расчету, а я по любви, по любви хочу!"). Несколько месяцев Ингигерд очень умело и качественно истерила, буквально доводя отца до бешенства и белого каления. Попутно плела интриги, верхом которых стали события весеннего тинга, на котором она уговорила выступить своего двоюродного брата Рёгнвальда с предложением закончить всё ещё вяло продолжающуюся войну с норвежским Олавом путем династического брака. Принести себя в жертву "врагу Отечества" благородно соглашалась сама Ингигерд. Предложение понравилось всем, кроме короля, который обвинил ярла в измене и пригрозил изгнанием из страны. Но тут со своего места поднялся "могучий бонд" (землевладелец) Торгнюр и заявил:
Собравшиеся на тинге приветствовали эту речь ударами мечей о щиты, и почувствовавший во рту явственный привкус гнилой болотной воды король сразу же вспомнил о том, что Швеция – демократическая страна:
Королю пришлось заключить мир, но вместо Ингигерд в Норвегию он отправил другую дочь – родившуюся от наложницы Астрид. Там история повторилась: теперь уже норвежцы не захотели сражаться со шведами из-за таких пустяков, как подмененная невеста, и заставили Олава принять Астрид. Рёгнвальд попал в немилость и собирался бежать из Швеции – подальше от гнева короля, угрожавшего повесить его при первом удобном случае. Спасла его Ингигерд, потребовавшая, чтобы Рёгнвальд сопровождал её в Гардарики – да, ей все-таки пришлось стать княгиней Новгородской, а потом – и всей Руси. Но свои чувства к норвежскому конунгу она не только сохранила, но даже и не скрывала. Вот какие страсти кипели в княжеской семье, если верить манускрипту "Гнилая кожа" – Ингигерд говорит Ярославу:
"В этой палате хорошо, и редко где найдется такая же или большая красота, и столько богатства в одном доме, и столько хороших вождей и храбрых мужей, но всё-таки лучше та палата, где сидит Олав конунг, сын Харальда, хотя она стоит на одних столбах".
Конунг рассердился на неё и сказал: "Обидны такие слова, и ты показываешь опять любовь свою к Олаву конунгу", — и ударил её по щеке.
Она сказала: "И всё-таки между вами больше разницы, чем я могу, как подобает, сказать словами".
Ушла она разгневанная и говорит друзьям своим, что хочет уехать из его земли и больше не принимать от него такого позора".
С огромным трудом тогда удалось уговорить Ингигерд примириться с мужем. Что касается Ярослава, то в этой же саге сообщается, что: "конунг так сильно любил Ингигерд, что он почти ничего не мог сделать помимо её воли".
К моменту приезда Ингигерд в Новгород Ярослав вел тяжелую войну со своим братом Бурицлавом, в которой самое активное участие принимал норманнский отряд Эймунда Хриннгсона – о событиях тех лет рассказано в статье «Война детей Владимира Святого глазами авторов скандинавских саг».
Поэтому не будем повторяться, но расскажем о судьбе другого норманнского отряда, как раз в это время ушедшего в Константинополь из Киева. Скилица пишет:
Мы не знаем, почему этот несчастный Хрисохир решил уйти из Киева в самую горячую пору Гражданской войны, которая как раз разворачивалась между сыновьями Владимира. Возможно, новый киевский князь решил пересмотреть условия контракта. Может быть, произошел конфликт внутри норманнского отряда, часть воинов которого решила пойти за Хрисохиром, пообещавшего им "золотые горы" на службе у императора. Взаимное недоверие привело к вооруженному конфликту и гибели этих людей.
Перенесемся теперь в 1024 год, когда в борьбе против своего брата Мстислава Тьмутороканского Ярослав Мудрый традиционно воспользовался услугами скандинавских наемников. Новая варяжская дружина от предыдущих отличалась, главным образом, личностью своего предводителя, который, если верить летописям, был слепым! Данный физический недостаток не помешал ему принять активное участие в последовавших событиях. Более того, если верить тем же летописям, он лично сражался на самом жарком направлении в сражении при Листвине и, когда его отряд потерпел поражение, не погиб, как можно было бы предположить, а благополучно вышел из боя и отступил к Киеву. Естественно, сразу же возникает множество вопросов по данному поводу. Ведь отправлявшиеся "на заработки" дружины норманнов менее всего походили на приюты для увечных ветеранов. Критерии отбора даже рядовых воинов были необычайно высоки. Претендующий на место в дружине знатного ярла или "морского конунга" скандинав должен был уметь жонглировать тремя обнаженными мечами, бросать обеими руками два копья разом, на бегу ловить дротик, брошенный в него противником (чтобы тут же метнуть его обратно), сражаться с мечом в одной руке и копьем в другой. Кроме того, от норманна требовалось умение сутками грести без отдыха, плавать в тяжелой одежде, лазать по скалам, ходить на лыжах, стрелять из лука. Все вышеперечисленные навыки нельзя назвать исключительными – в той или иной степени это должны были уметь делать обычные, ничем не выдающиеся воины. Настоящие же герои могли в полном вооружении прыгать выше своего роста (например, герой "Саги о Ньяле" исландец Гуннар из Хлидаренди) и даже перепрыгивать через строй окруживших их врагов.
Либо, как уже знакомый нам норвежский конунг Олав Трюггвасон, пробежать по лопастям корабельных весел во время гребли.
Этот же король "ставил дитя с маленькой дощечкой на голове вместо цели и сбивал стрелой дощечку без малейшего вреда для ребенка". К военным вождям предъявлялись еще более жесткие требования: ведь от них зависело, вернутся скандинавы на родину с добычей и великой славой или погибнут на чужбине. Кроме того, именно вождь заключал договор с иноземным правителем и не просто трудно, но невозможно представить себе короля или князя, который согласился бы платить деньги дружине, возглавляемой слепым норманном, независимо от его прежних заслуг и военных достижений. Обратимся еще раз к сведениям, которые сообщают древнерусские летописи и скандинавские источники.
Итак, согласно летописным данным, в 1024 г. "когда Ярослав был в Новгороде, пришел Мстислав из Тмуторокани в Киев, и не приняли его киевляне. Он же пошел и сел на трон в Чернигове... Ярослав послал за море за варягами, и пришел Якун с варягами, и был этот Якун СЕ ЛЕП, и плащ (луда) у него был золотом выткан... Мстислав же, узнав об этом, вышел к ним навстречу к Листвену".
Итак, когда нужное нам место найдено, легко убедиться в том, что фраза "СЕ ЛЕП" явно служит указанием на красоту данного варяжского князя, а вовсе не на его слепоту. Почему же возникло данное недоразумение? Дело в том, что в конце XVIII-начале XIX веков профессиональных российских историков ещё не существовало в природе: древнерусские рукописи исследовали и переводили на современный им русский язык историки-дилетанты, которые и приняли выражение "се леп" (был красив) за слово "слеп". Их труды стали основой для работ более поздних историков, которые некритически перенесли сведения о "слепом" варяжском князе Якуне в свои работы. Лишь в ХХ веке ошибка была, наконец, замечена, но, в трудах Карамзина и других историков-классиков её, естественно, никто исправлять не стал. И потому до сих пор даже в серьёзной литературе можно встретиться с этой странной версией.
А что же о "слепом" Якуне сообщают скандинавские источники? Начнем с того, что редкое на Руси имя Якун является вариантом скандинавского имени Хакон (более известными парами являются имена Игорь-Ингвар и Олег-Хельги). Большинство современных исследователей отождествляют Якуна русских летописей с врагом короля Норвегии Олава Харальдсона – ярлом Хаконом, сыном бывшего правителя Норвегии Эйрика. Эта версия находит подтверждение в скандинавской "Саге об Олаве Святом", где подчёркивается красота героя, который был пленён королём Олавом: "Хакона ярла привели на корабль конунга. Он был красив на диво. У него были длинные волосы, красивые, как шелк. Они были перетянуты золотым обручем. Когда он сел на корме корабля, Олав сказал: "Правду говорят, что красив ваш род, но удача ваша истощилась". Хакону в тот раз повезло: он отпущен на свободу с условием не появляться больше на родине. Вначале он отправился в Данию и Англию, где правил его дядя Кнут Могучий. Затем – на короткое время оказался на территории Киевской Руси. После смерти короля Олава, Хакон на короткое время стал правителем Норвегии, но вот тут-то "удача его рода" и истощилась: он погиб в море, возвращаясь из Англии.
В 1029 году на Руси снова объявился Олав Харальдсон – 13 лет он правил Норвегией, жестоко насаждая в ней единовластие и христианство, однако жестокая власть конунга и новая религия нравились не всем его подданным. В итоге в 1028 году Олава изгнали из Норвегии, и он¸ через Швецию, отправился в Новгород, где встретил Ингигерд. Вот какие стихи сочинил он в то время:
Впрочем, если верить "Пряди об Эймунде", грустил он недолго, так как в Новгороде "имел тайную любовную связь с Ингигерд". Неудивительно, что Ярослав попытался вежливо выпроводить высокого гостя за пределы своей страны. Вначале он предложил ему стать правителем Волжской Булгарии – независимого государства, которое Олаву ещё надо было попытаться завоевать. Когда Олав отказался, Ярослав при первом же намеке на возможное возвращение в Норвегию с удовольствием снабдил его "лошадьми и всем необходимым снаряжением". Оставив на попечении Ярослава и Ингигерд своего сына Магнуса, Олав отправился в Норвегию, где и погиб в битве при Стикласталире (1030 г.).
За усилия по крещению Норвегии в 1164 году папой Александром III он был причислен к лику святых и стал последним по времени западным святым, почитаемым также и Православной церковью.
А между тем на территории Руси одновременно оказались сразу два будущих конунга Норвегии: брат Олава по матери Харальд, которому было 15 лет, и сын Магнус, которому исполнилось 6. Магнус, как мы помним, был оставлен отцом на попечении русской княжеской семьи. Харальд же прибыл в Новгород после поражения в битве при Стикластадире (поражениями закончились всего две битвы, в которых участвовал Харальд – первая, при Стикластадире, и последняя – в Англии, у Стемфордского моста). Олав был против его участия в сражении, но Харальд (который, по свидетельству саг, тогда уже выглядел, как взрослый мужчина) настоял на своем. Был ранен, и бежал – вначале в Швецию, потом – к Ярославу.
Магнус был сыном рабыни, но в те годы, когда у каждого уважающего себя короля была куча жен и наложниц, это обстоятельство не служило большим препятствием на пути к трону. Мальчик рос при дворе Ярослава, постоянно крутился возле дружинников, а во время пиров и общих обедов развлекал всех тем, что ходил по столам на руках. Но, как рассказывается в "Саге о Магнусе Добром и Харальде Суровом правителе" (манускрипт "Гнилая кожа"), не все любили его:
Доказав всем свою "крутизну" и готовность отстаивать честь и достоинство, Магнус не только не стал в княжеском дворце изгоем, а, напротив, повысил свой статус и перешел на положение любимого всеми "сына полка": "Находится в дружине конунга и воспитывается с большой любовью, и был он тем больше любим, чем старше и разумнее он становился".
А в Норвегии в это время, как всегда, рано или поздно, происходит при смене власти, наступало отрезвление. Полководец, разбивший Олава (его бывший дружинник Кальв) ничего не получил в награду от ставшего правителем Норвегии Свейна, сына короля Дании Кнута Могучего – а обещаны были звание ярла и власть над Норвегией. В свою очередь, и влиятельные ярлы, и простые бонды этой страны были недовольны засильем датчан. Но все они прекрасно знали характер брата бывшего короля – Харальда, слышали, что в детстве, играя с братьями, он лепил из глины воинов, которые отнимут у тех земли и золото, помнили меч, который, чтобы удобнее было рубить их головы, привязал к своей руке 15-летний мальчик. Тот факт, что жаждущий мести Харальд на Руси вырос и набрался боевого опыта, никого не радовал и оптимизма не внушал. И потому шансы малолетнего Магнуса росли буквально на глазах. Контакты между Русью и Норвегией после гибели Олава (союзника Ярослава) были прерваны, торговля запрещена, но обстоятельства складывались в сторону нового сближения двух стран. В 1034 г., несмотря на запрет, в Алдейгьюборг (Ладогу) прибыл со своими компаньонами норвежский купец Карл:
Ярослав приказал арестовать купца, но за него неожиданно заступился Магнус, сказав: "Не скоро Норвегия станет моей, если убивать каждого, кто оттуда родом".
Подумав, Ярослав изменил свое решение:
"Говорит конунг Карлу: Вот деньги, которые ты должен взять с собой, и вместе с этим последует некое трудное дело. Ты должен раздать эти деньги лендрманнам в Нореге и всем тем людям, у которых есть какое-нибудь влияние и которые хотят быть друзьями Магнуса, сына Олава".
Карл прекрасно справился с заданием: уже в следующем году в Новгород прибыли послы из Норвегии. Согласно договору, Магнус стал конунгом и приёмным сыном Кальва. В историю Норвегии он вошёл с прозвищем "Добрым", но почему и на каком основании получил его этот весьма воинственный и не менее остальных жестокий конунг, остается неизвестным, по сей день.
Известна точная дата появления первого такого отряда – 980 год. Бежавший три года назад от Ярополка в Швецию Владимир "вернулся в Новгород с варягами и сказал посадникам Ярополка: "Идите к брату моему и скажите ему: Владимир идет на тебя, готовься с ним биться".
В военном деле норманны, как и ожидалось, оказались очень хороши, а репутация их в Европе была такова, что упавший духом Ярополк совершил явную ошибку, бежав из хорошо укрепленного Киева в Родню, где и нашел свою смерть. Были захвачены и Полоцк, и Киев, даже убийство Ярополка варяги взяли на себя, и, казалось, что Владимир теперь может жить и радоваться. Однако выяснилось, что скандинавы рассчитывали не только на оговоренную плату, но и на долю в добыче, которая неожиданно уменьшилась из-за несостоявшегося штурма Киева (с последующим разграблением, разумеется). Чтобы компенсировать упущенную выгоду, они потребовали от Владимира выплатить им выкуп за столицу: по 2 гривны с каждого жителя (это примерно 108 грамм серебра). Как ни подсчитывай численность населения города, меньше килограмма серебра на рядового варяга не получается, скорее – больше, и намного. Прямо отказать им Владимир не мог: требующий денег норманнский боевой отряд – это не митинг российских бюджетников. Но, с другой стороны, зачем платить всем, даже рядовым, если можно договориться с командирами? Пообещав варягам собрать деньги через месяц, Владимир очень успешно провел агитационно-разъяснительную работу среди "мужей добрых, умных и храбрых", которые в итоге остались у него на службе, получив хорошие должности и даже города. Остальные же, поняв, что ситуация изменилась, попросили отпустить их на службу в Константинополь. Владимир с удовольствием выполнил эту просьбу, не забыв предупредить императора: "Идут к тебе варяги, не вздумай держать их в столице, иначе наделают тебе такого же зла, как и здесь, а рассели по разным местам, а сюда не пускай ни одного".
Итак, несмотря на некоторые осложнения, опыт привлечения боевых отрядов скандинавов был признан вполне успешным. Следующим князем, который воспользуется наработками Владимира, станет его сын Ярослав, и в дальнейшем эта схема станет традиционной: наемные варяги Новгорода против наемных печенегов Киева. Но время знаменитого конунга Ярицлейва скандинавских саг ещё не пришло, и Ярослав пока был в тени, приглядываясь и набираясь мудрости. Тем более что было от кого.
Первым из знаменитых норвежцев, с кем мог встречаться Ярослав, стал правнук конунга Харальда Прекрасноволосого Олав Трюггвасон – один из великих героев Скандинавии, Снорри Стурлсон называет его "самым красивым, статным и могучим, а также самым искусным из тех норвежцев, о которых когда-либо говорилось в преданиях".
Памятник Олаву Трюггвасону в Тронхейме
В Новгороде он оказался в год рождения Ярослава и провел в нем 9 лет. Олав стал героем множества исторических саг, а также труда "Деяния епископов гамбургской церкви" (ок. 1070 г.) немецкого хрониста Адама Бременского, так что сведений о его жизни у историков достаточно. В 971 году он был захвачен на море в плен пиратами-эстами (которых Снорри Стурлсон по привычке называет викингами). Эсты историками отождествляются с Чудью, которая в "Повести временных лет" упомянута в числе народов, "дающих дань Руси". Далее в "Саге об Олаве сыне Трюггви" говорится:
"Один из эстов, Клеркон, взял себе Олава и его воспитателя, знатного норвежца Торольва... Решив, что Торольв слишком стар как раб и что от него не будет пользы, Клеркон убил его. Олава он оставил себе и в своей стране обменял на доброго козла".
Хозяин, в свою очередь, обменял потомка королей на новый плащ. Через несколько лет Олав был случайно узнан Сигурдом – братом его матери, который приехал собирать дань для вернувшего себе Новгород князя Владимира Святославича: "Сигурд... увидел на рынке мальчика, очень красивого, и понял, что тот чужеземец. Сигурд спросил мальчика как его зовут и кто он родом. Тот назвался Олавом и сказал, что его отец – Трюггви, сын Олава, а мать – Астрид, дочь Эйрика Бьодоскалли. Тут Сигурд понял, что мальчик – его племянник" (Снорри Стурлсон).
Принц был выкуплен и оказался в Новгороде. В дополнение ко всем достоинствам Олава, он обладал прекрасной памятью и, встретив на новгородском рынке Клеркона, узнал его. Не забыл он и обычаев своей страны:
"У Олава в руке был топорик, и он ударил им Клеркона по голове так, что топорик врезался в мозг, и сразу же побежал домой и сказал Сигурду... В Хольмгарде (Новгороде) тогда господствовал такой нерушимый мир, что, по тамошнему обычаю, всякий, кто убил человека, не объявленного вне закона, должен быть убит. Поэтому весь народ бросился на поиски мальчика".
Однако Сигурд отвел племянника к жене Владимира, которая, "посмотрев на Олава, отвечала, что нельзя убивать такого красивого ребенка, и позвала к себе людей во всеоружии".
Снорри Стурлсон называет эту женщину Аллогией и утверждает, что у нее был личный отряд воинов, который она содержала на собственные средства, и даже соперничала с князем "в том, чтобы заполучить к себе в дружину наиболее доблестных мужей". Некоторыми историками она отождествляется с Олавой, которая в Иоакимовской летописи, законспектированной, но утерянной Татищевым, упомянута, как жена Владимира. Обстановка накалилась настолько, что о происшедшем "сообщили конунгу, и он вынужден был явиться со своей дружиной, чтобы воспрепятствовать кровопролитию... Конунг назначил виру", выплатить которую родственникам убитого согласилась княгиня. Поступив на службу к Владимиру, Олав получил первый боевой опыт и даже дослужился до командира местной варяжской дружины. Но потом, как говорится в саге, стал жертвой оговора и, почувствовав недоверие князя, покинул Новгород. Начиная с 991 г. он совершил ряд набегов на Нортумберленд, Шотландию, Ирландию и Уэльс, а также на Гебриды, остров Мэн и Валланд во Франции. В 994 г. Олав в союзе с королем Дании Свейном Вилобородым попытался захватить Лондон, но удовольствовался отступными в размере 16 000 фунтов серебра, принял христианство и, заглянув по дороге на Оркнейские острова, в 995 г. вернулся в Норвегию. Правивший этой страной ярл Хакон бежал и был убит своим рабом. Адам Бременский писал в 1080 г.: "он (Олав) был очень искусен в прорицаниях …занимался колдовством и держал при себе колдунов, с помощью которых завоевал страну".
Петер Николас Арбо, "Олаф Трюгвассон провозглашается королём Норвегии"
Однако народные предания, напротив, утверждают, что тролли и эльфы покинули Норвегию, когда конунгом там стал Олав Трюггвасон: "Наши древние боги давно уже сгорели в огне. Есть кенинг: "сжигатель богов". Этим кенингом скальды поминают смертного. Олав Трюггвасон ему имя" (Снорри Стурлсон).
Одина род поэзию любил,
К отраде сладкой человека,
И я, как дар небесный, сохранил
Обычай дедовского века.
Одина власть была для нас мила,
И только принужденья сила
Богов родных у скальдов отняла
И вере новой научила.
К отраде сладкой человека,
И я, как дар небесный, сохранил
Обычай дедовского века.
Одина власть была для нас мила,
И только принужденья сила
Богов родных у скальдов отняла
И вере новой научила.
Но высокая личная доблесть и мужество не спасли Олава: он потерпел поражение в войне с сыновьями Хакона – ярлами Эйриком и Свейном, которых поддерживали короли Швеции и Дании, и в тридцатилетнем возрасте погиб в битве при Свельде (1000 г.).
Последняя битва Олава Трюгвасона
С гибелью Олава Норвегия на короткое время вернулась к прежним богам, но за введение христианства в Исландии Олав Трюггвасон причислен католической церковью к лику святых и считается покровителем этого островного государства.
Следующим королем Норвегии, посетившим Новгород, стал Олав Харальдсон, который свою карьеру викинга начал в 1007 г. – в возрасте 12 лет (под присмотром опытного кормчего Храни). Олав воевал в Ютландии, Фризии, Англии, Финляндии, в 1013 г. крестился в Руане.
Олав Святой – витраж, Англия
Затем его корабли пришли в Ладогу, летом он разорил побережья Курляндии и островов Саарема, Готланд и Эланд, а зиму провел в Новгороде, где не мог не встречаться с местным князем – Ярославом. В 1015 г. Олав вернулся на родину и, воспользовавшись благоприятной обстановкой (датский конунг Кнут Могучий и норвежский ярл Эйрик, сын Хакона были заняты войной в Англии), сумел захватить власть в стране. Поддержанный шведами ярл Свейн был разбит Олавом в битве у Несьяра. Король Швеции Олав Шетконунг как раз в это время собирался выдать свою дочь Ингигерд замуж.
Олав Шетконунг, памятная медаль
Самым достойным женихом был признан конунг из Хольмгарда Ярицлейв (известный нам сейчас, как Ярослав Мудрый). Но Ингигерд, неоднократно названная в сагах мудрейшей из женщин, ухитрилась заочно влюбиться во врага своего отца – норвежского короля-героя Олава Харальдсона. На попытки объяснить ей, что норвежский конунг Ярославу и в подметки не годится, она включила режим царевны из мультфильма "Летучий корабль" ("А я не хочу, не хочу по расчету, а я по любви, по любви хочу!"). Несколько месяцев Ингигерд очень умело и качественно истерила, буквально доводя отца до бешенства и белого каления. Попутно плела интриги, верхом которых стали события весеннего тинга, на котором она уговорила выступить своего двоюродного брата Рёгнвальда с предложением закончить всё ещё вяло продолжающуюся войну с норвежским Олавом путем династического брака. Принести себя в жертву "врагу Отечества" благородно соглашалась сама Ингигерд. Предложение понравилось всем, кроме короля, который обвинил ярла в измене и пригрозил изгнанием из страны. Но тут со своего места поднялся "могучий бонд" (землевладелец) Торгнюр и заявил:
"В наше время конунги шведов ведут себя не так, как бывало прежде. Конунг, что правит ныне, не позволяет говорить ничего, кроме того, что ему по вкусу. Он пытается удержать за собой Норвегию, чего не делал ни один конунг шведов, и навлекает этим беды на многих людей. Мы требуем, чтобы ты заключил мир с Олавом Толстым и отдал ему в жены свою дочь. А если откажешься, мы поступим как наши предки, которые утопили в трясине на Мулатинге пятерых конунгов за то, что они были такими же высокомерными, как ты".
Собравшиеся на тинге приветствовали эту речь ударами мечей о щиты, и почувствовавший во рту явственный привкус гнилой болотной воды король сразу же вспомнил о том, что Швеция – демократическая страна:
"Тогда встает конунг и говорит, что он сделает все, как хотят бонды. Он говорит, что так делали все конунги шведов: они всегда поступали так, как решали бонды. Тогда бонды перестали шуметь".
Королю пришлось заключить мир, но вместо Ингигерд в Норвегию он отправил другую дочь – родившуюся от наложницы Астрид. Там история повторилась: теперь уже норвежцы не захотели сражаться со шведами из-за таких пустяков, как подмененная невеста, и заставили Олава принять Астрид. Рёгнвальд попал в немилость и собирался бежать из Швеции – подальше от гнева короля, угрожавшего повесить его при первом удобном случае. Спасла его Ингигерд, потребовавшая, чтобы Рёгнвальд сопровождал её в Гардарики – да, ей все-таки пришлось стать княгиней Новгородской, а потом – и всей Руси. Но свои чувства к норвежскому конунгу она не только сохранила, но даже и не скрывала. Вот какие страсти кипели в княжеской семье, если верить манускрипту "Гнилая кожа" – Ингигерд говорит Ярославу:
"В этой палате хорошо, и редко где найдется такая же или большая красота, и столько богатства в одном доме, и столько хороших вождей и храбрых мужей, но всё-таки лучше та палата, где сидит Олав конунг, сын Харальда, хотя она стоит на одних столбах".
Конунг рассердился на неё и сказал: "Обидны такие слова, и ты показываешь опять любовь свою к Олаву конунгу", — и ударил её по щеке.
Она сказала: "И всё-таки между вами больше разницы, чем я могу, как подобает, сказать словами".
Ушла она разгневанная и говорит друзьям своим, что хочет уехать из его земли и больше не принимать от него такого позора".
С огромным трудом тогда удалось уговорить Ингигерд примириться с мужем. Что касается Ярослава, то в этой же саге сообщается, что: "конунг так сильно любил Ингигерд, что он почти ничего не мог сделать помимо её воли".
К моменту приезда Ингигерд в Новгород Ярослав вел тяжелую войну со своим братом Бурицлавом, в которой самое активное участие принимал норманнский отряд Эймунда Хриннгсона – о событиях тех лет рассказано в статье «Война детей Владимира Святого глазами авторов скандинавских саг».
Поэтому не будем повторяться, но расскажем о судьбе другого норманнского отряда, как раз в это время ушедшего в Константинополь из Киева. Скилица пишет:
"Когда умерла на Руси сестра императора – а ещё раньше её муж Владимир, то Хрисохир ("Золотая рука" – греческий вариант неизвестного нам имени), привлекши к себе 800 человек, и посадивши их на суда, пришел в Константинополь, будто желая поступить на военную службу. Но когда император потребовал, чтобы он сложил оружие и только в таком виде явился на свидание, то он не захотел этого и ушел через Пропонтиду (Мраморное море). Прибыв в Абидос, и столкнувшись со стратигом фемы, легко одолел его и спустился к Лемносу. Здесь он и его спутники были обмануты притворными обещаниями, данными начальником флота Кивирреотом и Давидом из Охриды, стратигом Самоса, да Никифором Кавасилой, дукой Солунским, и все были перебиты".
Мы не знаем, почему этот несчастный Хрисохир решил уйти из Киева в самую горячую пору Гражданской войны, которая как раз разворачивалась между сыновьями Владимира. Возможно, новый киевский князь решил пересмотреть условия контракта. Может быть, произошел конфликт внутри норманнского отряда, часть воинов которого решила пойти за Хрисохиром, пообещавшего им "золотые горы" на службе у императора. Взаимное недоверие привело к вооруженному конфликту и гибели этих людей.
Перенесемся теперь в 1024 год, когда в борьбе против своего брата Мстислава Тьмутороканского Ярослав Мудрый традиционно воспользовался услугами скандинавских наемников. Новая варяжская дружина от предыдущих отличалась, главным образом, личностью своего предводителя, который, если верить летописям, был слепым! Данный физический недостаток не помешал ему принять активное участие в последовавших событиях. Более того, если верить тем же летописям, он лично сражался на самом жарком направлении в сражении при Листвине и, когда его отряд потерпел поражение, не погиб, как можно было бы предположить, а благополучно вышел из боя и отступил к Киеву. Естественно, сразу же возникает множество вопросов по данному поводу. Ведь отправлявшиеся "на заработки" дружины норманнов менее всего походили на приюты для увечных ветеранов. Критерии отбора даже рядовых воинов были необычайно высоки. Претендующий на место в дружине знатного ярла или "морского конунга" скандинав должен был уметь жонглировать тремя обнаженными мечами, бросать обеими руками два копья разом, на бегу ловить дротик, брошенный в него противником (чтобы тут же метнуть его обратно), сражаться с мечом в одной руке и копьем в другой. Кроме того, от норманна требовалось умение сутками грести без отдыха, плавать в тяжелой одежде, лазать по скалам, ходить на лыжах, стрелять из лука. Все вышеперечисленные навыки нельзя назвать исключительными – в той или иной степени это должны были уметь делать обычные, ничем не выдающиеся воины. Настоящие же герои могли в полном вооружении прыгать выше своего роста (например, герой "Саги о Ньяле" исландец Гуннар из Хлидаренди) и даже перепрыгивать через строй окруживших их врагов.
Гуннар из Хлидаренди, иллюстрация из Саги о Ньяле
Либо, как уже знакомый нам норвежский конунг Олав Трюггвасон, пробежать по лопастям корабельных весел во время гребли.
Этот же король "ставил дитя с маленькой дощечкой на голове вместо цели и сбивал стрелой дощечку без малейшего вреда для ребенка". К военным вождям предъявлялись еще более жесткие требования: ведь от них зависело, вернутся скандинавы на родину с добычей и великой славой или погибнут на чужбине. Кроме того, именно вождь заключал договор с иноземным правителем и не просто трудно, но невозможно представить себе короля или князя, который согласился бы платить деньги дружине, возглавляемой слепым норманном, независимо от его прежних заслуг и военных достижений. Обратимся еще раз к сведениям, которые сообщают древнерусские летописи и скандинавские источники.
Итак, согласно летописным данным, в 1024 г. "когда Ярослав был в Новгороде, пришел Мстислав из Тмуторокани в Киев, и не приняли его киевляне. Он же пошел и сел на трон в Чернигове... Ярослав послал за море за варягами, и пришел Якун с варягами, и был этот Якун СЕ ЛЕП, и плащ (луда) у него был золотом выткан... Мстислав же, узнав об этом, вышел к ним навстречу к Листвену".
Итак, когда нужное нам место найдено, легко убедиться в том, что фраза "СЕ ЛЕП" явно служит указанием на красоту данного варяжского князя, а вовсе не на его слепоту. Почему же возникло данное недоразумение? Дело в том, что в конце XVIII-начале XIX веков профессиональных российских историков ещё не существовало в природе: древнерусские рукописи исследовали и переводили на современный им русский язык историки-дилетанты, которые и приняли выражение "се леп" (был красив) за слово "слеп". Их труды стали основой для работ более поздних историков, которые некритически перенесли сведения о "слепом" варяжском князе Якуне в свои работы. Лишь в ХХ веке ошибка была, наконец, замечена, но, в трудах Карамзина и других историков-классиков её, естественно, никто исправлять не стал. И потому до сих пор даже в серьёзной литературе можно встретиться с этой странной версией.
А что же о "слепом" Якуне сообщают скандинавские источники? Начнем с того, что редкое на Руси имя Якун является вариантом скандинавского имени Хакон (более известными парами являются имена Игорь-Ингвар и Олег-Хельги). Большинство современных исследователей отождествляют Якуна русских летописей с врагом короля Норвегии Олава Харальдсона – ярлом Хаконом, сыном бывшего правителя Норвегии Эйрика. Эта версия находит подтверждение в скандинавской "Саге об Олаве Святом", где подчёркивается красота героя, который был пленён королём Олавом: "Хакона ярла привели на корабль конунга. Он был красив на диво. У него были длинные волосы, красивые, как шелк. Они были перетянуты золотым обручем. Когда он сел на корме корабля, Олав сказал: "Правду говорят, что красив ваш род, но удача ваша истощилась". Хакону в тот раз повезло: он отпущен на свободу с условием не появляться больше на родине. Вначале он отправился в Данию и Англию, где правил его дядя Кнут Могучий. Затем – на короткое время оказался на территории Киевской Руси. После смерти короля Олава, Хакон на короткое время стал правителем Норвегии, но вот тут-то "удача его рода" и истощилась: он погиб в море, возвращаясь из Англии.
В 1029 году на Руси снова объявился Олав Харальдсон – 13 лет он правил Норвегией, жестоко насаждая в ней единовластие и христианство, однако жестокая власть конунга и новая религия нравились не всем его подданным. В итоге в 1028 году Олава изгнали из Норвегии, и он¸ через Швецию, отправился в Новгород, где встретил Ингигерд. Вот какие стихи сочинил он в то время:
"Я стоял на холме и смотрел на женщину,
Как несла её на себе прекрасная лошадь.
Прекрасноокая женщина лишила меня моей радости…"
"Некогда росло великолепное дерево,
Во всякое время года вечнозелёное
И с цветами, как знали дружины ярлов;
Теперь листва дерева быстро поблекла в Гардах;
Так как женщина завязала узлом золотую повязку".
Как несла её на себе прекрасная лошадь.
Прекрасноокая женщина лишила меня моей радости…"
"Некогда росло великолепное дерево,
Во всякое время года вечнозелёное
И с цветами, как знали дружины ярлов;
Теперь листва дерева быстро поблекла в Гардах;
Так как женщина завязала узлом золотую повязку".
Впрочем, если верить "Пряди об Эймунде", грустил он недолго, так как в Новгороде "имел тайную любовную связь с Ингигерд". Неудивительно, что Ярослав попытался вежливо выпроводить высокого гостя за пределы своей страны. Вначале он предложил ему стать правителем Волжской Булгарии – независимого государства, которое Олаву ещё надо было попытаться завоевать. Когда Олав отказался, Ярослав при первом же намеке на возможное возвращение в Норвегию с удовольствием снабдил его "лошадьми и всем необходимым снаряжением". Оставив на попечении Ярослава и Ингигерд своего сына Магнуса, Олав отправился в Норвегию, где и погиб в битве при Стикласталире (1030 г.).
Икона "Отплытие св.Олава из Новгорода в Норвегию на мученичество"
За усилия по крещению Норвегии в 1164 году папой Александром III он был причислен к лику святых и стал последним по времени западным святым, почитаемым также и Православной церковью.
А между тем на территории Руси одновременно оказались сразу два будущих конунга Норвегии: брат Олава по матери Харальд, которому было 15 лет, и сын Магнус, которому исполнилось 6. Магнус, как мы помним, был оставлен отцом на попечении русской княжеской семьи. Харальд же прибыл в Новгород после поражения в битве при Стикластадире (поражениями закончились всего две битвы, в которых участвовал Харальд – первая, при Стикластадире, и последняя – в Англии, у Стемфордского моста). Олав был против его участия в сражении, но Харальд (который, по свидетельству саг, тогда уже выглядел, как взрослый мужчина) настоял на своем. Был ранен, и бежал – вначале в Швецию, потом – к Ярославу.
Магнус был сыном рабыни, но в те годы, когда у каждого уважающего себя короля была куча жен и наложниц, это обстоятельство не служило большим препятствием на пути к трону. Мальчик рос при дворе Ярослава, постоянно крутился возле дружинников, а во время пиров и общих обедов развлекал всех тем, что ходил по столам на руках. Но, как рассказывается в "Саге о Магнусе Добром и Харальде Суровом правителе" (манускрипт "Гнилая кожа"), не все любили его:
"Один дружинник, довольно пожилой, невзлюбил его, и однажды, когда мальчик шел по столам подставил ему руку и свалил со стола, и заявил, что не хочет его присутствия. Люди судили об этом по-разному: некоторые выступали за мальчика, а некоторые – за дружинника. И в тот же самый вечер, когда конунг ушел спать, и когда дружинники ещё сидели там и пили, подошел Магнус к тому дружиннику, и держал в руке маленький топор, и нанес он дружиннику смертельный удар. Некоторые его товарищи хотели тотчас взять мальчика и убить его и так отомстить за того дружинника, а некоторые воспротивились и хотели испытать, как сильно конунг любит его. Тогда встаёт один человек, и берёт мальчика на руки, и бежит с ним в то помещение, в котором спал конунг, и бросает его в постель к конунгу и сказал: "Получше стереги своего дурня в другой раз". Конунг отвечает: "Часто вы выбираете для него неподходящие слова, или он что-то теперь для этого сделал?"
Узнав об убийстве дружинника, "произнес конунг: Королевская работа, приемыш, – и рассмеялся, – Я заплачу за тебя виру".
Узнав об убийстве дружинника, "произнес конунг: Королевская работа, приемыш, – и рассмеялся, – Я заплачу за тебя виру".
Доказав всем свою "крутизну" и готовность отстаивать честь и достоинство, Магнус не только не стал в княжеском дворце изгоем, а, напротив, повысил свой статус и перешел на положение любимого всеми "сына полка": "Находится в дружине конунга и воспитывается с большой любовью, и был он тем больше любим, чем старше и разумнее он становился".
А в Норвегии в это время, как всегда, рано или поздно, происходит при смене власти, наступало отрезвление. Полководец, разбивший Олава (его бывший дружинник Кальв) ничего не получил в награду от ставшего правителем Норвегии Свейна, сына короля Дании Кнута Могучего – а обещаны были звание ярла и власть над Норвегией. В свою очередь, и влиятельные ярлы, и простые бонды этой страны были недовольны засильем датчан. Но все они прекрасно знали характер брата бывшего короля – Харальда, слышали, что в детстве, играя с братьями, он лепил из глины воинов, которые отнимут у тех земли и золото, помнили меч, который, чтобы удобнее было рубить их головы, привязал к своей руке 15-летний мальчик. Тот факт, что жаждущий мести Харальд на Руси вырос и набрался боевого опыта, никого не радовал и оптимизма не внушал. И потому шансы малолетнего Магнуса росли буквально на глазах. Контакты между Русью и Норвегией после гибели Олава (союзника Ярослава) были прерваны, торговля запрещена, но обстоятельства складывались в сторону нового сближения двух стран. В 1034 г., несмотря на запрет, в Алдейгьюборг (Ладогу) прибыл со своими компаньонами норвежский купец Карл:
"Как только местные жители узнали, что они норвежцы, то они не только не захотели им ничего продавать, но дело шло к бою, и хотели жители напасть на них. И когда Карл увидел, что становится опасно, то сказал местным жителям: Это будет расценено как поспешность и большая дерзость, если вы возьметесь вместо вашего конунга наносить раны иноземным людям или грабить их, хотя они пришли со своими товарами, и не делают вам ничего дурного. И вовсе неизвестно, понравится это вашему конунгу или нет. Разумнее всего вам сейчас подождать решения конунга".
Ярослав приказал арестовать купца, но за него неожиданно заступился Магнус, сказав: "Не скоро Норвегия станет моей, если убивать каждого, кто оттуда родом".
Подумав, Ярослав изменил свое решение:
"Говорит конунг Карлу: Вот деньги, которые ты должен взять с собой, и вместе с этим последует некое трудное дело. Ты должен раздать эти деньги лендрманнам в Нореге и всем тем людям, у которых есть какое-нибудь влияние и которые хотят быть друзьями Магнуса, сына Олава".
Карл прекрасно справился с заданием: уже в следующем году в Новгород прибыли послы из Норвегии. Согласно договору, Магнус стал конунгом и приёмным сыном Кальва. В историю Норвегии он вошёл с прозвищем "Добрым", но почему и на каком основании получил его этот весьма воинственный и не менее остальных жестокий конунг, остается неизвестным, по сей день.
Магнус Олавсон
А теперь поговорим о Харальде, который очень скоро станет известен всей Европе под прозвищем Хардрада (Суровый), Адам Бременский назовет Харальда "грозой Севера", а современные историки – "последним викингом". Прибыв в Новгород, он поступил на воинскую службу в дружину Ярослава Мудрого.
Здесь я, пожалуй, воспользуюсь случаем и проиллюстрирую методы работы Снорри Стурлсона.
Итак, предание говорит, что Харальд не просто жил в Гардарики и Кёнугарде, но, "сделался предводителем над людьми конунга, которые охраняли страну вместе с Эйливом, сыном ярла Рёнгвальда" (который приехал на Русь вместе с Ингигерд), "ходил походами по Восточному пути" и воевал против Польши и балтийских племён. Стурлсон ищет подтверждение и находит его в висе Тьодольва – исландца, скальда Магнуса Доброго, а потом Харальда Хардрады:
Это, разумеется, перевод, который не даёт и малейшего понятия об истинном построении данного стиха. Строй висы нерушим, в нём невозможно заменить ни строчки, ни слова, ни буквы – иначе стихотворение перестанет быть стихотворением. Именно по этой причине законы в Исландии были записаны висами: если сказано, что в качестве виры следует брать стоимость коровы, то на овцу или коня это слово не заменишь, ни в коем случае. С другой стороны, ложь в стихах (даже ложная похвала) – посягательство на благополучие человека, о котором в них говорится, это уголовное преступление за которое, самое меньшее, изгоняют из страны. Итак, виса подтверждает предание – значит, оно истинно. В свою очередь, в русских летописях говорится:
Все правильно.
В Киеве Харальд влюбился в дочь Ярослава Елизавету, но женихом в то время был неважным, и, отвергнутый, во главе варяжского отряда уехал на службу в Константинополь. Связей с Киевом он не терял, часть жалованья и добытые в бою ценности периодически переправлял на хранение к Ярославу. Своей любимой Харальд посвятил цикл стихов "Висы радости".
Карамзин насчитал 16 таких стихотворений. Многие из них переведены на французский язык романтиками Нового времени. Вот отрывок из подлинного стихотворения Харальда Сурового:
(Отрывок содержит два кенинга: дубовый конь – корабль, и морская рысь – весло). В XIX веке это стихотворение было переведено на французский язык, и уже с французского его перевел на русский язык И. Богданович:
"Песнь храброго шведского рыцаря Гаральда" (дело в том, что Норвегия в XIX веке входила в состав Шведского королевства):
А вот как услышал эти стихи А.К. Толстой в балладе "Песня о Гаральде и Ярославне":
Сведения о пребывании Харальда в Империи можно найти не только в сагах (в которых утверждается, что в эти годы наш герой участвовал в 18 успешных сражениях на территории Сицилии, Болгарии и Малой Азии), но и в византийских источниках. Вот что говорится, например, в "Наставлениях императору" (1070-1080 г.г.):
Веринги Харальда служили при трёх императорах, в "Саге о Харальде Суровом" говорится, что они сыграли важную роль в заговоре 1042 г., в результате которого был низложен и ослеплен император Михаил Калафат. Более того, в саге утверждается, что Харальд лично выколол глаза свергнутому императору. Снорри Стурлсон в видимом смятении: он понимает, что ему могут не поверить, но его метод требует признать эти данные истинными – имеются подтверждающие это событие стихи скальдов: "В этих двух драпах о Харальде и многих других песнях рассказано, что Харальд ослепил самого конунга греков. Харальд сам рассказывал так, да и другие люди, которые там были вместе с ним" (извиняется он перед читателями).
Самое поразительное, что Стурлсон, похоже, не ошибся, доверившись скальдам. Михаил Пселл пишет:
Харальд и его воины вполне подходят под определение "дерзких и отважных людей".
Однако в 1042 году Харальд вынужден был бежать из Византии. Существуют три версии, объясняющие такое развитие событий: согласно самой романтичной из них императрица Зоя (которой было 60 лет) влюбилась в него и предложила разделить с ней престол. В "Саге о Харальде Суровом" сообщается:
По свидетельству хрониста Вильгельма Мальмёсберийского (первая половина XII века), Харальд за то, что обесчестил знатную женщину, был брошен на съедение льву, но задушил его руками.
По третьей – самой прозаичной, но, пожалуй, самой правдоподобной версии, его обвинили в том, что во время одного из походов он присвоил имущество императора.
А что же происходило в это время на территории Руси? Опираясь на остававшийся в основном языческим север Руси и наемные скандинавские дружины, Ярослав к 1036 г. стал единовластным правителем огромной страны и, наконец, получил возможность реализации своих амбициозных планов. Но на пути их осуществления Ярослав неизбежно должен был столкнуться с активным сопротивлением своих старых соратников. Число тайных и явных язычников в его окружении было очень велико. Эти люди не понимали, как свободный и независимый человек может прилюдно называть себя рабом (пусть и Божьим). Военные вожди языческой партии, которые уничтожили соперников Ярослава, а затем разгромили печенегов и практически вытеснили их из причерноморских степей, были очень сильны и влиятельны. Они помнили о своих заслугах, знали себе цену и, мягко говоря, не одобряли внутреннюю и внешнюю политику своего князя. Когда-то их интересы совпадали, и они были очень нужны друг другу: Ярослав мечтал захватить киевский престол, а новгородцы страстно желали отомстить Киеву за крещение их города "огнем и мечом". Ярослав был бессилен без помощи новгородцев, а новгородцам нужен был повод для войны и "собственный" законный претендент. Но теперь Ярослав чувствовал себя достаточно сильным для того, чтобы не идти на поводу у своих бывших союзников. Он уже мог позволить себе решительные действия по отношению к самым упорным и непонятливым из них. Новгородский посадник Коснятин, который в 1018 г., чтобы не допустить бегства Ярослава "за море", приказал порубить все ладьи и организовал новый поход на Киев, был вначале сослан им в Ростов, а потом по его приказу убит в Муроме. Но Ярослав был слишком умным человеком, чтобы пойти по пути массовых репрессий. Выстраивая под себя единое общерусское государство, князь уже не хотел играть роль ставленника новгородцев, но вовсе не желал отказываться от их поддержки. Обстоятельства требовали удаления Старой гвардии из Киева, но удаления под очень благовидным и всем понятным предлогом. И нужный предлог скоро нашелся.
Итак, в 1042 г. из Византии в Киев вернулся норвежский принц Харальд, который с 15 лет жил при дворе Ярослава и даже сватался к его дочери Елизавете. Теперь его имя было известно по всей Европе, он направлялся домой, и абсолютно всем было понятно, кто именно через несколько месяцев станет королем Норвегии. Елизавета немедленно была выдана замуж, и во время свадебного пира Харальд рассказал о страшной смуте, которая охватила покинутую им Византию. После смерти императора Михаила IV, его племянник, неосторожно усыновлённый императрицей Зоей и объявленный императором Михаилом V, отправил приёмную мать в монастырь. Однако в этом году восставший народ освободил Зою, Михаил был ослеплён и казнён, императорские дворцы разграблены. Но самой главной и волнующей новостью стало известие о гибели почти всего флота империи, в том числе – её страшных огненосных кораблей.
Более благоприятного времени для нападения на Константинополь трудно было даже представить и на 1043 г. был запланирован большой поход объединённого русско-варяжского войска. Основу русской дружины составляли киевские язычники, новгородцы и выходцы из этого города. Ярослав справедливо полагал, что останется в выигрыше в любом случае: победа принесет ему огромную добычу и великую славу, а поражение приведет к ослаблению языческой партии и уменьшению её влияния на государственные дела. Общее руководство походом Ярослав Мудрый поручил своему сыну – Владимиру Новгородскому. Фактическим главнокомандующим русских частей стал Вышата – сын новгородского воеводы Остромира и близкий родственник репрессированного Ярославом Коснятина. Вместе с ними в поход отправлялся очередной норманнский отряд – около шести тысяч викингов. Руководить ими должен был Ингвар – двоюродный брат Ингигерд, который уже три года жил в Киеве (после того, как привел туда очередную наемную варяжскую дружину). "Сага об Ингваре Путешественнике" утверждает, что он был сыном знаменитого норманнского вождя Эймунда, который, согласно скандинавским источникам, состоял на службе у Ярослава Мудрого и лично убил его брата Бориса. Но доверять этим сведениям не стоит – по свидетельству Снорри Стурлсона Эймунд был норвежцем. Другим руководителем норманнской дружины был исландец Кетиль по прозвищу Русский (Гарда Кетиль) – ближайший соратник Эймунда и последний, из оставшихся в живых участников убийства самого опасного и могущественного соперника Ярослава. Казалось, всё повторяется и возвращается на круги своя, "поход эпигонов" был неплохо продуман и хорошо подготовлен.
Но эта песня о последнем походе на Царьград оказалась печальной и страшной.
Отношения между вождями экспедиции как-то сразу же не сложились. Вышата с неприязнью смотрел на обласканного Ярославом Ингвара, а Владимир не желал слушать ни того, ни другого. В устье Дуная русские хотели высадиться и идти на Константинополь по территории Болгарии, чтобы иметь возможность отступить в случае неудачи. Норманны едва не ушли в море одни. С большим трудом им удалось уговорить Владимира и Вышату не растрачивать силы в бесчисленных сухопутных сражениях, а сразу идти к столице ромеев. Не потеряв ни одной ладьи, союзники благополучно достигли Константинополя и неожиданно увидели перед собой готовый к бою флот империи, в первой линии которого стояли грозные огненосные корабли. Часть судов пришла к столице от берегов Сицилии и Малой Азии, другие были спешно построены по приказу нового императора Константина Мономаха.
Встревоженный император всё же предпочёл вступить в переговоры, и его послы услышали неслыханные условия вождей норманнов и русских: они требовали по 4,5 кг. золота на судно, которых было не менее 400 – слишком дорого обошлась союзникам эта экспедиция, чтобы вернуться домой с малой добычей.
"Они придумали такое, то ли полагая, что у нас текут какие-то золотоносные источники, то ли потому, что в любом случае намеревались сражаться и специально выставляли неосуществимые условия", – пишет Михаил Пселл.
Далее сведения источников расходятся. Русские летописи утверждают, что никакого морского сражения не было – буря просто разметала союзные корабли, большую часть которых (в том числе корабль Владимира) выбросила на берег. Княжеского сына взял на свой корабль киевский воевода Иван Творимович. А вот остальных воинов (около 6 000 человек) оставили на берегу. Летописи рисуют поистине страшную картину предательства армии своими командирами:
(Софийская первая летопись.)
Почти слово в слово повторяет это свидетельство и "Повесть временных лет".
Остался с ними только фактический руководитель этого похода – Вышата, который сказал: "Если погибну – то с ними, если спасусь – то с дружиной".
Почему в России до сих пор нет ордена офицерской чести имени Вышаты, как вы думаете?
Согласно русским летописям, в Киев вернулись лишь двенадцать кораблей. Из четырнадцати византийских триер, которые бросились в погоню за этими судами, большинство были потоплены в морском бою. Владимир и Кетиль остались живы, а Ингвар заболел и умер в пути. Ему было всего 25 лет, но в те далекие годы люди рано взрослели и лишь немногие из них умирали от старости. А Вышата, собрав вокруг себя оставшихся на берегу воинов, повёл их на север, и, казалось, им удалось, разметав византийскую пехоту, уйти от страшного места. Но на следующий день, окружённые ромеями, прижатые к скалам и лишённые воды, они попали в плен, и торжествующие победители многим из них выкололи глаза.
Византийский историк Михаил Пселл утверждает, что русские вступили в морское сражение с византийцами и потерпели поражение, и с ним, наверное, следует согласиться. Прибывшему домой Владимиру и дружинникам его последних 12 кораблей выгодно было объяснить поражение невезением, плохими погодными условиями и мистическим воздействием погруженных в морскую воду "пелен Христовых с мощьми святых" (Софийская Первая летопись).
По версии Михаила Пселла, русские после срыва переговоров о выкупе "Выстроили свои корабли в одну линию, перегородили море от одной гавани до другой, и не было между нами человека, смотревшего на происходящее без сильнейшего душевного беспокойства. Сам я, стоя около самодержца, издали наблюдал за событиями".
Далее следует что-то очень знакомое:
(Интересно, читал ли "Хронографию" Михаила Пселла Булгаков?)
Это промедление очень дорого стоило русско-варяжскому флоту. Наконец, по сигналу императора, две самые большие византийские триеры двинулись вперед:
Для относительно малонаселенной Швеции последствия этого поражения были катастрофическими. Побережье озера Меларен усеяно руническими камнями, поставленными в память погибших родственников. Надписи на многих из них поминают Ингвара и его воинов. Например:
Четыре памятных камня установлены в память кормчих армии Ингвара – их корабли погибли, и, значит, погибли воины, которые на них были.
Через три года Ярослав заключил мир с Византией, и внебрачная дочь императора приехала на Русь залогом нового союза двух государств. Она стала матерью самого известного внука Ярослава Мудрого – Владимира Мономаха. Вместе с ней вернулся домой и Вышата. Он пережил Ярослава и успел принять участие в описанных в "Слове о полку Игореве" войнах его сыновей и внуков. В 1064 г. Вышата вместе с киевским воеводой Пореем возвел на Тьмутороканский престол сына своего соратника по несчастному походу на Царьград – Ростислава Владимировича. Сын Вышаты (Ян Вышатич) был христианином и прославился казнью волхвов, которые убивали женщин, обвиняемых ими в неурожаях, а его внук Варлаам стал игуменом Киевской Печёрской Лавры.
Харальд Суровый надолго пережил Ярослава. До октября 1047 года он был соправителем своего племянника Магнуса, после его смерти правил Норвегией еще 19 лет. 25 сентября 1066 г. Харальд погиб в Англии, пытаясь добыть себе ещё одну корону. В этот день англосаксонское войско короля Гарольда II Годвинсона разбило высадившихся в Британии норвежцев во главе с постаревшим, но не утратившим воинственности зятем Ярослава в сражении у Стемфордского моста. Харальд был поражен стрелой, которая пронзила ему горло.
Норвежцы потеряли около 10 000 человек, англосаксы преследовали их на пути в 20 км, из 200 норвежских кораблей на родину вернулись 24.
"Норвежцам пришлось ждать, когда подрастет новое поколение воинов, прежде чем они смогли предпринять очередной поход за море" (Гвин Джонс).
Сокрушительные поражения сначала в Византии, а потом и в Англии, гибель огромного количества молодых мужчин привели к демографической катастрофе в малозаселённых странах Скандинавии, оправились они не скоро. Всё реже появлялись у чужих побережий грозные норманнские корабли. Скандинавские страны надолго отошли в тень и словно заснули, не оказывая большого влияния на ход европейской истории. Черту под эпохой викингов можно подвести рунической надписью на могильном камне в Швеции:
Здесь я, пожалуй, воспользуюсь случаем и проиллюстрирую методы работы Снорри Стурлсона.
Снорри Стурлсон. Памятник в Бергене
Итак, предание говорит, что Харальд не просто жил в Гардарики и Кёнугарде, но, "сделался предводителем над людьми конунга, которые охраняли страну вместе с Эйливом, сыном ярла Рёнгвальда" (который приехал на Русь вместе с Ингигерд), "ходил походами по Восточному пути" и воевал против Польши и балтийских племён. Стурлсон ищет подтверждение и находит его в висе Тьодольва – исландца, скальда Магнуса Доброго, а потом Харальда Хардрады:
С Эйливом давно
Был князь заодно,
Крепили строй
Они боевой,
Взяли в тиски
Вендов полки.
Изведал лях
Лихо и страх.
Был князь заодно,
Крепили строй
Они боевой,
Взяли в тиски
Вендов полки.
Изведал лях
Лихо и страх.
Это, разумеется, перевод, который не даёт и малейшего понятия об истинном построении данного стиха. Строй висы нерушим, в нём невозможно заменить ни строчки, ни слова, ни буквы – иначе стихотворение перестанет быть стихотворением. Именно по этой причине законы в Исландии были записаны висами: если сказано, что в качестве виры следует брать стоимость коровы, то на овцу или коня это слово не заменишь, ни в коем случае. С другой стороны, ложь в стихах (даже ложная похвала) – посягательство на благополучие человека, о котором в них говорится, это уголовное преступление за которое, самое меньшее, изгоняют из страны. Итак, виса подтверждает предание – значит, оно истинно. В свою очередь, в русских летописях говорится:
"В год 6538 Ярослав ходил на Чудь, победил их, и поставил город Юрьев".
"В год 6539 Ярослав и Мстислав собрали воинов много и заняли вновь города Червенские, и повоевали Польскую землю, и много поляков привели, и поделили их между собой. Ярослав посадил своих по Роси, они и по сей день там".
"В год 6539 Ярослав и Мстислав собрали воинов много и заняли вновь города Червенские, и повоевали Польскую землю, и много поляков привели, и поделили их между собой. Ярослав посадил своих по Роси, они и по сей день там".
Все правильно.
В Киеве Харальд влюбился в дочь Ярослава Елизавету, но женихом в то время был неважным, и, отвергнутый, во главе варяжского отряда уехал на службу в Константинополь. Связей с Киевом он не терял, часть жалованья и добытые в бою ценности периодически переправлял на хранение к Ярославу. Своей любимой Харальд посвятил цикл стихов "Висы радости".
Елизавета, дочь Ярослава, жена Харальда
Карамзин насчитал 16 таких стихотворений. Многие из них переведены на французский язык романтиками Нового времени. Вот отрывок из подлинного стихотворения Харальда Сурового:
Конь скакал дубовый
Килем круг Сицилии,
Рыжая и ражая
Рысь морская рыскала.
Край пришёлся б здешний
Не по сердцу трусу,
Только дева в Гардах
Знать меня не хочет.
Килем круг Сицилии,
Рыжая и ражая
Рысь морская рыскала.
Край пришёлся б здешний
Не по сердцу трусу,
Только дева в Гардах
Знать меня не хочет.
(Отрывок содержит два кенинга: дубовый конь – корабль, и морская рысь – весло). В XIX веке это стихотворение было переведено на французский язык, и уже с французского его перевел на русский язык И. Богданович:
"Песнь храброго шведского рыцаря Гаральда" (дело в том, что Норвегия в XIX веке входила в состав Шведского королевства):
1.
"По синим по морям на славных кораблях
Я вкруг Сицилии объехал в малых днях,
Бесстрашно всюду я, куда хотел, пускался;
Я бил и побеждал, кто против мне встречался.
Не я ли молодец, не я ли удалой?
А девка русская велит мне бресть домой.
3.
В несчастном плаваньи, в несчастный самый час,
Когда на корабле шестнадцать было нас,
Когда разбил нас гром, в корабль лилося море,
Мы море вылили, забыв и грусть и горе.
Не я ли молодец, не я ли удалой?
А девка русская велит мне бресть домой.
4.
Во всем искусен я, могу с гребцами гресть,
На лыжах выслужил себе отменну честь;
Скакать на лошади и править я умею,
Копье бросаю в цель, на битвах не робею.
Не я ли молодец, не я ли удалой?
А девка русская велит мне бресть домой.
6.
Я знаю на земле военно ремесло;
Но, воду возлюбя и возлюбя весло,
За славою лечу я мокрыми путями;
Норвежски храбрецы меня боятся сами.
Не я ли молодец, не я ли удалой?
А девка русская велит мне бресть домой.
"По синим по морям на славных кораблях
Я вкруг Сицилии объехал в малых днях,
Бесстрашно всюду я, куда хотел, пускался;
Я бил и побеждал, кто против мне встречался.
Не я ли молодец, не я ли удалой?
А девка русская велит мне бресть домой.
3.
В несчастном плаваньи, в несчастный самый час,
Когда на корабле шестнадцать было нас,
Когда разбил нас гром, в корабль лилося море,
Мы море вылили, забыв и грусть и горе.
Не я ли молодец, не я ли удалой?
А девка русская велит мне бресть домой.
4.
Во всем искусен я, могу с гребцами гресть,
На лыжах выслужил себе отменну честь;
Скакать на лошади и править я умею,
Копье бросаю в цель, на битвах не робею.
Не я ли молодец, не я ли удалой?
А девка русская велит мне бресть домой.
6.
Я знаю на земле военно ремесло;
Но, воду возлюбя и возлюбя весло,
За славою лечу я мокрыми путями;
Норвежски храбрецы меня боятся сами.
Не я ли молодец, не я ли удалой?
А девка русская велит мне бресть домой.
А вот как услышал эти стихи А.К. Толстой в балладе "Песня о Гаральде и Ярославне":
Я город Мессину в разор разорил,
Разграбил поморье Царьграда,
Ладьи жемчугом по края нагрузил,
А тканей и мерить не надо!
Ко древним Афинам, как ворон, молва
Неслась пред ладьями моими,
На мраморной лапе пирейского льва
Мечом я насек своё имя!
Как вихорь обмёл я окрайны морей,
Нигде моей славе нет равной!
Согласна ли ныне назваться моей,
Звезда ты моя, Ярославна?
Разграбил поморье Царьграда,
Ладьи жемчугом по края нагрузил,
А тканей и мерить не надо!
Ко древним Афинам, как ворон, молва
Неслась пред ладьями моими,
На мраморной лапе пирейского льва
Мечом я насек своё имя!
Как вихорь обмёл я окрайны морей,
Нигде моей славе нет равной!
Согласна ли ныне назваться моей,
Звезда ты моя, Ярославна?
Харальд Хардрада. Витраж в Керкуольском соборе, Оркнейские острова
Сведения о пребывании Харальда в Империи можно найти не только в сагах (в которых утверждается, что в эти годы наш герой участвовал в 18 успешных сражениях на территории Сицилии, Болгарии и Малой Азии), но и в византийских источниках. Вот что говорится, например, в "Наставлениях императору" (1070-1080 г.г.):
"Аральт был сыном короля верингов... Аральт, пока был молод, решил пуститься в странствие... захватив с собой 500 доблестных воинов. Император принял его, как подобает и повелел ему и его воинам отправиться на Сицилию, ибо там затевалась война. Аральт исполнил повеление и сражался очень успешно. Когда же Сицилия покорилась, он вернулся со своим отрядом к императору, и тот даровал ему титул manglavites (носящий пояс). Затем случилось так, что Делий поднял мятеж в Болгарии. Аральт выступил в поход... и воевал очень успешно... император в награду за его службу, присвоил Аральту spathrokandates (предводитель войска). После смерти императора Михаила и его племянника, наследовавшего трон, в правление Мономаха, Аральт попросил дозволения вернуться на родину, но дозволения ему не дали, а, напротив, стали чинить всякие препоны. Но он всё-таки уехал и стал королем в стране, где прежде правил его брат Юлав".
Веринги Харальда служили при трёх императорах, в "Саге о Харальде Суровом" говорится, что они сыграли важную роль в заговоре 1042 г., в результате которого был низложен и ослеплен император Михаил Калафат. Более того, в саге утверждается, что Харальд лично выколол глаза свергнутому императору. Снорри Стурлсон в видимом смятении: он понимает, что ему могут не поверить, но его метод требует признать эти данные истинными – имеются подтверждающие это событие стихи скальдов: "В этих двух драпах о Харальде и многих других песнях рассказано, что Харальд ослепил самого конунга греков. Харальд сам рассказывал так, да и другие люди, которые там были вместе с ним" (извиняется он перед читателями).
Самое поразительное, что Стурлсон, похоже, не ошибся, доверившись скальдам. Михаил Пселл пишет:
"Люди Феодоры… отправили дерзких и отважных людей с приказом немедленно выжечь глаза обоим (императору и его дяде, которые укрылись в Студийском монастыре) как только встретят их за пределами храма".
Харальд и его воины вполне подходят под определение "дерзких и отважных людей".
Однако в 1042 году Харальд вынужден был бежать из Византии. Существуют три версии, объясняющие такое развитие событий: согласно самой романтичной из них императрица Зоя (которой было 60 лет) влюбилась в него и предложила разделить с ней престол. В "Саге о Харальде Суровом" сообщается:
"Как здесь, на Севере, рассказывали веринги, служившие в Миклагарде, что Зоэ, конунгова жена, сама хотела выйти замуж за Харальда, И это была главная и истинная причина её ссоры с Харальдом, когда он захотел уехать из Миклагарда, хотя перед народом она выдвинула другую причину".
По свидетельству хрониста Вильгельма Мальмёсберийского (первая половина XII века), Харальд за то, что обесчестил знатную женщину, был брошен на съедение льву, но задушил его руками.
По третьей – самой прозаичной, но, пожалуй, самой правдоподобной версии, его обвинили в том, что во время одного из походов он присвоил имущество императора.
А что же происходило в это время на территории Руси? Опираясь на остававшийся в основном языческим север Руси и наемные скандинавские дружины, Ярослав к 1036 г. стал единовластным правителем огромной страны и, наконец, получил возможность реализации своих амбициозных планов. Но на пути их осуществления Ярослав неизбежно должен был столкнуться с активным сопротивлением своих старых соратников. Число тайных и явных язычников в его окружении было очень велико. Эти люди не понимали, как свободный и независимый человек может прилюдно называть себя рабом (пусть и Божьим). Военные вожди языческой партии, которые уничтожили соперников Ярослава, а затем разгромили печенегов и практически вытеснили их из причерноморских степей, были очень сильны и влиятельны. Они помнили о своих заслугах, знали себе цену и, мягко говоря, не одобряли внутреннюю и внешнюю политику своего князя. Когда-то их интересы совпадали, и они были очень нужны друг другу: Ярослав мечтал захватить киевский престол, а новгородцы страстно желали отомстить Киеву за крещение их города "огнем и мечом". Ярослав был бессилен без помощи новгородцев, а новгородцам нужен был повод для войны и "собственный" законный претендент. Но теперь Ярослав чувствовал себя достаточно сильным для того, чтобы не идти на поводу у своих бывших союзников. Он уже мог позволить себе решительные действия по отношению к самым упорным и непонятливым из них. Новгородский посадник Коснятин, который в 1018 г., чтобы не допустить бегства Ярослава "за море", приказал порубить все ладьи и организовал новый поход на Киев, был вначале сослан им в Ростов, а потом по его приказу убит в Муроме. Но Ярослав был слишком умным человеком, чтобы пойти по пути массовых репрессий. Выстраивая под себя единое общерусское государство, князь уже не хотел играть роль ставленника новгородцев, но вовсе не желал отказываться от их поддержки. Обстоятельства требовали удаления Старой гвардии из Киева, но удаления под очень благовидным и всем понятным предлогом. И нужный предлог скоро нашелся.
Итак, в 1042 г. из Византии в Киев вернулся норвежский принц Харальд, который с 15 лет жил при дворе Ярослава и даже сватался к его дочери Елизавете. Теперь его имя было известно по всей Европе, он направлялся домой, и абсолютно всем было понятно, кто именно через несколько месяцев станет королем Норвегии. Елизавета немедленно была выдана замуж, и во время свадебного пира Харальд рассказал о страшной смуте, которая охватила покинутую им Византию. После смерти императора Михаила IV, его племянник, неосторожно усыновлённый императрицей Зоей и объявленный императором Михаилом V, отправил приёмную мать в монастырь. Однако в этом году восставший народ освободил Зою, Михаил был ослеплён и казнён, императорские дворцы разграблены. Но самой главной и волнующей новостью стало известие о гибели почти всего флота империи, в том числе – её страшных огненосных кораблей.
Византийское судно с боевой установкой греческого огня
Более благоприятного времени для нападения на Константинополь трудно было даже представить и на 1043 г. был запланирован большой поход объединённого русско-варяжского войска. Основу русской дружины составляли киевские язычники, новгородцы и выходцы из этого города. Ярослав справедливо полагал, что останется в выигрыше в любом случае: победа принесет ему огромную добычу и великую славу, а поражение приведет к ослаблению языческой партии и уменьшению её влияния на государственные дела. Общее руководство походом Ярослав Мудрый поручил своему сыну – Владимиру Новгородскому. Фактическим главнокомандующим русских частей стал Вышата – сын новгородского воеводы Остромира и близкий родственник репрессированного Ярославом Коснятина. Вместе с ними в поход отправлялся очередной норманнский отряд – около шести тысяч викингов. Руководить ими должен был Ингвар – двоюродный брат Ингигерд, который уже три года жил в Киеве (после того, как привел туда очередную наемную варяжскую дружину). "Сага об Ингваре Путешественнике" утверждает, что он был сыном знаменитого норманнского вождя Эймунда, который, согласно скандинавским источникам, состоял на службе у Ярослава Мудрого и лично убил его брата Бориса. Но доверять этим сведениям не стоит – по свидетельству Снорри Стурлсона Эймунд был норвежцем. Другим руководителем норманнской дружины был исландец Кетиль по прозвищу Русский (Гарда Кетиль) – ближайший соратник Эймунда и последний, из оставшихся в живых участников убийства самого опасного и могущественного соперника Ярослава. Казалось, всё повторяется и возвращается на круги своя, "поход эпигонов" был неплохо продуман и хорошо подготовлен.
И не одно сокровище, быть может,
Минуя внуков, к правнукам уйдёт.
И снова скальд чужую песню сложит
И как свою её произнесёт.
Минуя внуков, к правнукам уйдёт.
И снова скальд чужую песню сложит
И как свою её произнесёт.
Но эта песня о последнем походе на Царьград оказалась печальной и страшной.
Отношения между вождями экспедиции как-то сразу же не сложились. Вышата с неприязнью смотрел на обласканного Ярославом Ингвара, а Владимир не желал слушать ни того, ни другого. В устье Дуная русские хотели высадиться и идти на Константинополь по территории Болгарии, чтобы иметь возможность отступить в случае неудачи. Норманны едва не ушли в море одни. С большим трудом им удалось уговорить Владимира и Вышату не растрачивать силы в бесчисленных сухопутных сражениях, а сразу идти к столице ромеев. Не потеряв ни одной ладьи, союзники благополучно достигли Константинополя и неожиданно увидели перед собой готовый к бою флот империи, в первой линии которого стояли грозные огненосные корабли. Часть судов пришла к столице от берегов Сицилии и Малой Азии, другие были спешно построены по приказу нового императора Константина Мономаха.
Император Константин Девятый и его супруга у престола Христа
Встревоженный император всё же предпочёл вступить в переговоры, и его послы услышали неслыханные условия вождей норманнов и русских: они требовали по 4,5 кг. золота на судно, которых было не менее 400 – слишком дорого обошлась союзникам эта экспедиция, чтобы вернуться домой с малой добычей.
"Они придумали такое, то ли полагая, что у нас текут какие-то золотоносные источники, то ли потому, что в любом случае намеревались сражаться и специально выставляли неосуществимые условия", – пишет Михаил Пселл.
Далее сведения источников расходятся. Русские летописи утверждают, что никакого морского сражения не было – буря просто разметала союзные корабли, большую часть которых (в том числе корабль Владимира) выбросила на берег. Княжеского сына взял на свой корабль киевский воевода Иван Творимович. А вот остальных воинов (около 6 000 человек) оставили на берегу. Летописи рисуют поистине страшную картину предательства армии своими командирами:
"Прочие же вои Владимира вывержени были на брег, число 6 000 на брезе нази, и хотящи пойти на Русь. И не иде с ними никто от дружины княжие".
(Софийская первая летопись.)
Почти слово в слово повторяет это свидетельство и "Повесть временных лет".
Остался с ними только фактический руководитель этого похода – Вышата, который сказал: "Если погибну – то с ними, если спасусь – то с дружиной".
Почему в России до сих пор нет ордена офицерской чести имени Вышаты, как вы думаете?
Согласно русским летописям, в Киев вернулись лишь двенадцать кораблей. Из четырнадцати византийских триер, которые бросились в погоню за этими судами, большинство были потоплены в морском бою. Владимир и Кетиль остались живы, а Ингвар заболел и умер в пути. Ему было всего 25 лет, но в те далекие годы люди рано взрослели и лишь немногие из них умирали от старости. А Вышата, собрав вокруг себя оставшихся на берегу воинов, повёл их на север, и, казалось, им удалось, разметав византийскую пехоту, уйти от страшного места. Но на следующий день, окружённые ромеями, прижатые к скалам и лишённые воды, они попали в плен, и торжествующие победители многим из них выкололи глаза.
Византийский историк Михаил Пселл утверждает, что русские вступили в морское сражение с византийцами и потерпели поражение, и с ним, наверное, следует согласиться. Прибывшему домой Владимиру и дружинникам его последних 12 кораблей выгодно было объяснить поражение невезением, плохими погодными условиями и мистическим воздействием погруженных в морскую воду "пелен Христовых с мощьми святых" (Софийская Первая летопись).
По версии Михаила Пселла, русские после срыва переговоров о выкупе "Выстроили свои корабли в одну линию, перегородили море от одной гавани до другой, и не было между нами человека, смотревшего на происходящее без сильнейшего душевного беспокойства. Сам я, стоя около самодержца, издали наблюдал за событиями".
Далее следует что-то очень знакомое:
"Туча, неожиданно поднявшаяся с моря, затянула мглой царственный город".
(Интересно, читал ли "Хронографию" Михаила Пселла Булгаков?)
"Построились противники, но, ни те, ни другие боя не начинали, и обе стороны стояли без движения сомкнутым строем".
Это промедление очень дорого стоило русско-варяжскому флоту. Наконец, по сигналу императора, две самые большие византийские триеры двинулись вперед:
"…копейщики и камнемёты подняли на их палубах боевой крик, метатели огня заняли свои места и приготовились действовать… Варвары окружили со всех сторон каждую из триер, наши в это время забрасывали их камнями и копьями".
Русские атакуют византийский дромон
"Когда же во врага полетел и огонь, который жёг глаза, одни варвары бросились в море, чтобы плыть к своим, другие же совсем отчаялись и не могли придумать, как спастись. В этот момент последовал второй сигнал, и в море вышло множество триер… варварский строй рассыпался, некоторые корабли дерзнули остаться на месте, но большая их часть обратилась в бегство. Тут… сильный восточный ветер взбороздил волнами море и погнал водяные валы на варваров. Одни корабли, вздыбившиеся волны накрыли сразу, другие же бросили на скалы и крутой берег. И устроили тогда варварам истинное кровопускание; казалось, будто излившийся из рек поток крови окрасил море".
Для относительно малонаселенной Швеции последствия этого поражения были катастрофическими. Побережье озера Меларен усеяно руническими камнями, поставленными в память погибших родственников. Надписи на многих из них поминают Ингвара и его воинов. Например:
"Блэси, и Дьярв воздвигли этот камень по Гуннлейву, своему отцу. Он был убит на востоке с Ингваром".
"Гейрват и Энунд и utamr установили камень по Бюрстейну, своему брату. Он был на востоке с Ингваром"
"Гуннар и Бьёрн и Торгрим воздвигли этот камень по Торстейну, своему брату. Он умер на востоке с Ингваром"
"Тьяльви и Хольмлауг велели установить все эти камни по baka, своему сыну. Он владел кораблем и вел [его] на востоке в войске Ингвара"
"Торфрид установила по Асгауту и Гаути, своим сыновьям, этот камень. Гаути умер в войске Ингвара"
"Тола велела установить этот камень по своему сыну Харальду, брату Ингвара. Они отважно уехали далеко за золотом и на востоке накормили (собой) орлов"
"Спьоти, Хальвдан, они установили этот камень по Скарди, своему брату. [Он] уехал отсюда на восток с Ингваром"
"Андветт и kiti, и Кар, и Блэси, и Дьярв, они воздвигли этот камень по Гуннлейву, своему отцу. Он пал на востоке с Ингваром"
Четыре памятных камня установлены в память кормчих армии Ингвара – их корабли погибли, и, значит, погибли воины, которые на них были.
Через три года Ярослав заключил мир с Византией, и внебрачная дочь императора приехала на Русь залогом нового союза двух государств. Она стала матерью самого известного внука Ярослава Мудрого – Владимира Мономаха. Вместе с ней вернулся домой и Вышата. Он пережил Ярослава и успел принять участие в описанных в "Слове о полку Игореве" войнах его сыновей и внуков. В 1064 г. Вышата вместе с киевским воеводой Пореем возвел на Тьмутороканский престол сына своего соратника по несчастному походу на Царьград – Ростислава Владимировича. Сын Вышаты (Ян Вышатич) был христианином и прославился казнью волхвов, которые убивали женщин, обвиняемых ими в неурожаях, а его внук Варлаам стал игуменом Киевской Печёрской Лавры.
Варлаам Печерский
Харальд Суровый надолго пережил Ярослава. До октября 1047 года он был соправителем своего племянника Магнуса, после его смерти правил Норвегией еще 19 лет. 25 сентября 1066 г. Харальд погиб в Англии, пытаясь добыть себе ещё одну корону. В этот день англосаксонское войско короля Гарольда II Годвинсона разбило высадившихся в Британии норвежцев во главе с постаревшим, но не утратившим воинственности зятем Ярослава в сражении у Стемфордского моста. Харальд был поражен стрелой, которая пронзила ему горло.
Петер Николас Арбо. "Битва при Стемфорд бридж"
Норвежцы потеряли около 10 000 человек, англосаксы преследовали их на пути в 20 км, из 200 норвежских кораблей на родину вернулись 24.
"Норвежцам пришлось ждать, когда подрастет новое поколение воинов, прежде чем они смогли предпринять очередной поход за море" (Гвин Джонс).
Сокрушительные поражения сначала в Византии, а потом и в Англии, гибель огромного количества молодых мужчин привели к демографической катастрофе в малозаселённых странах Скандинавии, оправились они не скоро. Всё реже появлялись у чужих побережий грозные норманнские корабли. Скандинавские страны надолго отошли в тень и словно заснули, не оказывая большого влияния на ход европейской истории. Черту под эпохой викингов можно подвести рунической надписью на могильном камне в Швеции:
Добрый бонд (землевладелец) Гулли имел пять сыновей.
Пал у Фэри (остров Фюр — Дания) Асмунд, бесстрашный муж.
Умер Ассур на востоке в Греции.
Был убит на Хольме (Новгород) Хальвдан.
Кари был убит у Дунди (Шотландия) и умер Буи.
Пал у Фэри (остров Фюр — Дания) Асмунд, бесстрашный муж.
Умер Ассур на востоке в Греции.
Был убит на Хольме (Новгород) Хальвдан.
Кари был убит у Дунди (Шотландия) и умер Буи.
- Автор:
- Рыжов В.А.
https://topwar.ru/145035-kondotery-i-koroli-novye-varyagi-dr...
https://topwar.ru/145139-kondotery-i-koroli-novye-varyagi-dr...
Свежие комментарии