На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Свежие комментарии

  • Давид Смолянский
    Что значит как справляются!? :) С помощью рук! :) Есть и др. способы, как без рук, так и без женщин! :) Рекомендации ...Секс и мастурбаци...
  • Давид Смолянский
    Я не специалист и не автор статьи, а лишь скопировал её.Древнегреческие вазы
  • кира божевольная
    всем доброго дня! не могли бы вы помочь с расшифровкой символов и мотивов на этой вазе?Древнегреческие вазы

Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Ч. 14,15

Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Ч. 14. Первые повреждения

Предыдущую статью мы завершили на первых выстрелах «Асамы», прозвучавших в 12.20, примерно за пару минут до того, как русские корабли покинули территориальные корейские воды. Впрочем, абсолютная точность здесь едва ли возможна, но все же наши соотечественники считали, что вышли за пределы нейтральных вод только двумя минутами позже. Сразу после начала боя, в промежутке между 12.20 и 12.22 «Варяг» и «Кореец» довели обороты машин до соответствующих скорости 7 узлов (по всей видимости, для этого им пришлось сбросить скорость, но это не точно) и примерно на 9-10 узлах с учетом течения двинулись дальше по фарватеру.

Примерно в то же самое время (12.20-12.22) снялся с якоря флагманский крейсер «Нанива». На флагмане считали, что сделали это в 12.22, но при этом указали, что это было сделано одновременно с первым залпом «Асамы», а броненосный крейсер начал бой двумя минутами ранее. Скорость довели до 12 узлов, орудия левого борта изготовили к стрельбе.

Кстати сказать, здесь японские рапорты имеют известные противоречия: командир «Такачихо» Мураками утверждает, что его крейсер снялся с якоря и дал ход в 12.25, в то время как рапорт командира «Нанивы» сообщает: «Начал движение вслед за Чиода со скоростью 12 узлов». Эту фразу вряд ли можно истолковать в том смысле, что «Нанива» пошел за «Чиода», потому что ни отечественные, ни японские схемы боя не показывают момента, когда бы «Нанива» шел за «Чиодой» в кильватер.

Соответственно эту фразу «Боевого донесения» следует понимать так, что «Нанива» дал ход после того, как это сделал «Чиода», но это «не стыкуется» с рапортом его командира…

На самом деле, читая «Боевые донесения» японцев, мы обнаружим множество подобных несоответствий, о некоторых из них упомянем в нашем цикле статей. Однако не следует видеть в этих разночтениях злой умысел, или желание кого-то запутать: все дело том, что восприятие реальности людей в бою сильно меняется, и они, увы, зачастую видят (а затем описывают в рапортах) не совсем то (а иногда и совсем не то), что происходило на самом деле. Это не говоря уже о том, что часто то или иное время указывается весьма приблизительно, или же с округлением до ближайших 5 минут.

12.22 – «Варяг» вышел из территориальных вод и открыл ответный огонь по «Асаме», используя при этом бронебойные снаряды (судя по всему, именно ими комендоры «Варяга» стреляли весь бой). Для «Корейца» расстояние до японских кораблей было еще слишком велико. И тут произошло событие, которое многими трактуется как свидетельство непрофессионализма русских офицеров. Дело в том, что младший штурман «Варяга», мичман Алексей Михайлович Нирод, ответственный за определение дистанции до противника, неверно измерил расстояние до «Асамы», указав 45 кабельтов, в то время как по японским данным дистанция составляла только 37-38 кабельтов (7 000 м).

Скорее всего, правы были именно японцы – хотя они сумели добиться первого попадания только через 15 мнут после открытия огня, но уже первый их залп лег по «Варягу» «с небольшим перелетом». На самом деле слово «перелет» здесь использовано весьма своеобразно, потому что из описаний следует, что снаряды упали перед носом «Варяга», то есть, с точки зрения комендоров «Асамы» это был не перелет, а недолет. Но, очевидно, небольшой, так что японская оценка расстояния между «Асамой» и «Варягом» в начале боя выглядит куда более точной, нежели русская.

Итак, вроде бы все ясно – мичман А.М. Нирод допустил грубую ошибку, дав расстояние на 20% больше, чем фактическое. Но вот что интересно – судя по описанию В. Катаева, на «Корейце» так же считали, что «Асаму» отделяет от канонерской лодки около 45 кабельтовых: «дистанцию сообщили – она оказалась свыше 45 кабельтовых». В вахтенном журнале «Корейца» мы так же можем прочитать: «Бой был на расстоянии 45 кабельтовых и наши снаряды не долетали до неприятеля». Впрочем, описание самого боя там очень короткое и смазанное, так что даже неясно, к какому именно времени относится упоминание о 45 кабельтовых, то ли к моменту всего боя до поворота «Варяга» назад, к якорной стоянке, то ли конкретно к этому моменту. Однако в рапорте командира «Корейца» Г.П. Беляева сказано совершенно недвусмысленно: «В 11 и три четверти часа дня, когда отошел от якорного места на 4 мили, японцы открыли огонь с расстояния 45 кабельтова».

Иными словами, по всей видимости, дистанцию в 45 кабельтов до «Асамы» определили и на «Варяге», и на «Корейце». Конечно, на канонерской лодке тоже могли ошибиться, но вызывает удивление, что на двух кораблях практически одновременно была сделана ошибка с одной и той же погрешностью.

Теперь вспомним, что расстояния до японцев определяли при помощи микрометра Люжоля-Мякишева: не вдаваясь в детальное описание его работы отметим, что для правильного определения расстояния нужно было знать точно высоту цели, то есть расстояние от ватерлинии, до верхушек мачт. Только в этом случае микрометр позволял рассчитать дистанцию правильно. И потому, задавшись целью понять, действительно ли А.М. Нирод допустил ошибку в определении расстояний, необходимо проверить, насколько верно в русских справочниках была указана высота броненосного крейсера «Асама». Ведь очевидно, что если она указана неправильно, то это отлично объяснило бы причину «синхронной» ошибки «Варяга» и «Корейца» в определении расстояния до японского крейсера в начале боя. Однако же подобная работа, к сожалению, находится вне пределов возможностей автора настоящей статьи.

12.24 Сразу после съемки с якоря «Нанива» довернул влево, и лег на примерно-параллельный «Варягу» курс, следуя в ту же сторону, что и «Варяг». В момент доворота, когда «Варяг» находился в направлении 3 румба (примерно 17 град) по левому борту, начали пристрелку из 152-мм орудия №2 на дистанции 6 800 м. Однако, как гласит боевое донесение командира «Нанива»: «Дистанция пока не позволяла вести огонь на поражение» — это замечание представляется нам чрезвычайно интересным.

Как мы говорили ранее, «Асама» двигался в ту же сторону, что и «Варяг», а их курсы были близки к параллельным, то есть броненосный японский крейсер уходил от русского, держа последнего на остром кормовом угле. Точная скорость «Асамы» в данный момент неизвестна, но в «Боевом донесении» его командир, Ясиро Рокуро, указывал, что дистанция до «Варяга» не увеличивалась, что позволяет нам предположить скорость «Асамы» составляла 10-12 узлов. Иными словами, в первые минуты боя Я. Рокуро стремился выдерживать дистанцию около 7 000 м. Надо сказать, что 152-мм орудия «Нанивы» ничем не отличались от 152-мм пушек «Асамы» — все они были шестидюймовками Армстронга, с длиной ствола в 40 калибров и дальностью стрельбы 9 140 м. Таким образом, технически эти пушки вполне могли доставать до «Варяга» с дистанции 6 800 – 7 000 м, но… тем не менее, командир «Нанивы» считал, что на этих расстояниях стрельба на поражение невозможна. Возможно, это означает, что «Асама» предпочитал вступить в бой с «Варягом» на дистанции, с которой его 152-мм орудия не могут обеспечить точной стрельбы даже по японским меркам, а ведь русские комендоры по факту были еще и хуже подготовлены, а кроме того, не имели оптических прицелов…

Что же до «Нанивы», то ее комендоры сделали несколько пристрелочных выстрелов, но «Варяг» скрылся за о. Пхальмидо (Йодольми), и японский флагман вынужден был прекратить огонь.

12.25 – С якоря снялись «Такачихо», «Акаси» и «Ниитака», при этом, предположительно, первые два крейсера подняли якоря в промежутке 12.20-12.25. «Чиода», как мы уже говорили, «отчитался», что дал ход в 12.25, но это, вероятнее всего, ошибка. Вероятнее всего, последним с якоря снялся именно «Ниитака», который, к тому же, дал ход на три минуты позднее, в 12.28. В это время японские крейсера наблюдались с «Варяга» не самым лучшим образом, так как их заслонял о. Пхальмидо.

Действия японских кораблей были такие – поскольку «Нанива» еще в 12.20 поднял сигнал «Следовать по назначению в соответствии с приказом», «Такачихо» приступил к его выполнению. Речь шла о приказе №30, в котором Сотокичи Уриу назначил следующую диспозицию для кораблей своей эскадры:

«- «Нанива» и «Ниитака» несут боевой дозор на позиции к N от островков Сооболь (Humann).

— «Асама» занимает наиболее выгодную для него позицию к Е1/4S от островка Хэридо

— «Такатихо», «Акаси» и «Чиода» совместно несут боевой дозор у островка Чхансо (Cat)

— «Чихайя» несет боевой дозор мористее островка Моктокто

В случае выхода кораблей противника, «Асама» атакует их, а «Нанива» и «Ниитака» поддерживают его атаку. Если этот рубеж атаки будет прорван противником, то его атакуют «Такатихо» и другие корабли на втором рубеже атаки.

9-ый отряд миноносцев в случае, если возникнет необходимость, идет в бухту Масанпхо залива Асанман и заправляется углем и водой с «Касуга-мару», а затем вместе с 14-ым отрядом миноносцев занимает позицию рядом с флагманским кораблем».


Иными словами, дело обстояло так – «Асаме» следовало расположиться где-то ближе к о. Пхальмидо (Йодольми), причем предполагалось, что его присутствие сделает невозможным для русских кораблей движение в обход острова Marolles с севера, и, таким образом, направит «Варяг» и «Кореец» к Восточному каналу – на пути к нему, в узкости между о. Marolles и Yung Hung Do располагались островки Сооболь (Humann, располагались примерно в 9 милях от о. Пхальмидо), где прорывающиеся корабли должны были встретить «Нанива» и «Ниитака» с мининосцами. А если бы русским каким-то чудом удалось бы прорваться и мимо них, то, приблизительно в 4 милях в сторону восточного канала, их (у о. Чхансо – Cat) ждали бы три других крейсера.

Соответственно, снявшись с якоря, «Такачихо» двинулся в сторону о. Чхансо – этот курс почти полностью совпадал с курсом «Варяга» и «Корейца», то есть, «Такачихо», так же как и «Асама», должен был принимать бой на отходе – впрочем, до «Варяга» было еще слишком далеко, чтобы артиллеристы «Такачихо» могли принять участие в бою, тем не менее в 12.25 боевой флаг был поднят. «Акаси» последовал за «Такачихо», а «Чиода», хотя и не делал попытки вступить в кильватер «Такачихо», шел в том же направлении, в сторону Сооболь-Чхансо (Humann-Cat).

Что же до русских кораблей, то в 12.25 (вероятно, по сигналу с «Варяга») «Кореец» открыл огонь из правого 203-мм орудия. Первый выстрел дал большой недолет, второй, выставленный на максимальную дальность, так же лег недолетом, и огонь задробили, не желая бессмысленной траты боеприпасов.

С одной стороны, дальность отечественных 203-мм пушек, установленных на «Корейце», при максимальном угле возвышения 12 град. должна была составлять 38 кабельтов – именно таким японцы определили расстояние от «Асамы» до «Варяга». Но, вероятнее всего, они немного ошиблись и истинное расстояние было несколько больше (не зря же первый залп не долетел до русского крейсера), а кроме того, стрельба вдогон имеет свои особенности. Как известно, на больших расстояниях необходимо брать упреждение по движущемуся кораблю, но если расстояние до отступающего корабля-цели равно предельной дальности стрельбы, то упреждение взять невозможно, и за время полета снаряда цель успевает уйти вперед, отчего снаряд в него не попадет, упав недолетом. Поэтому недолеты «Корейца» не опровергают измерений «Асамы» — если дальнометристы броненосного крейсера и ошиблись, то вряд ли их ошибка была существенной.

12.28 «Ниитака», наконец, дал ход и пошел за «Нанивой», однако отстал, и смог занять свое место в строю только спустя 6 минут.

12.30 На «Наниве» поднято распоряжение «Чиоде» вступить в кильватер «Асаме». Таким образом, С. Уриу образовал новую, не предусмотренную приказом №30, тактическую группу, при этом (судя по тексту рапорта контр-адмирала, одновременно с распоряжением «Чиоде») С. Уриу распорядился «Асаме» действовать самостоятельно.

12.34 «Ниитака», наконец-то, вступил в кильватер «Наниве» и готовится вести стрельбу левым бортом, но огня пока не открыл. Надо отметить, что в промежутке с 12.20 до 12.35, то есть в первые четверть часа боя, по «Варягу» стрелял только «Асама», и еще «Нанива» сделал несколько пристрелочных выстрелов. Остальные крейсера японцев огня еще не открывали, и по «Корейцу» никто не стрелял.

Как мы говорили, с начала боя «Асама» шел почти параллельным «Варягу» курсом, но именно что почти – курсы все же сходились, хотя и под весьма малым углом. Кроме того, «Асама», вероятно, постепенно разогнался до 15 уз (именно эту скорость указал Я. Рокуро в своем «Боевом донесении») и начал вырываться вперед: это привело к тому, что кормовой угол, на котором находился «Варяг», становился слишком уж острым, так что большая часть артиллерии «Асамы» оказалась выключенной из боя. Это не могло понравиться командиру броненосного крейсера, и он «повернул вправо, открыл огонь артиллерией правого борта» — возможно, это произошло как раз где-то в 12.34- 12.35., потому что «Боевое донесение» Я. Рокуро сообщает, что первое попадание в «Варяг» (12.35) состоялось уже после того, как «Асама» открыл стрельбу правым бортом.

Проблема в том, что по другим данным (Н.Чорновил со ссылкой на «The Russo-Japanese war: British naval attaches reports» Battery Press, 2003. p.p.6-9) сообщает, что попадание с «Асамы» в 12.37 в мостик «Варяга» (которым был убит мичман А.М. Нирод) было произведено из левого кормового орудия. Очевидно, что оно не могло бы вести огонь в 13.37, если бы к тому времени «Асама» уже развернулся правым бортом к русским кораблям. Таким образом, мы можем достоверно утверждать только то, что примерно в это время «Асама» начал поворот вправо, а вот когда он развернулся достаточно, чтобы ввести в действие артиллерию правого борта, увы, точно сказать нельзя.

12.35 Произошло сразу много интересных событий, точную последовательность которых, по всей видимости, определить уже невозможно.

Первое — «Асама» добивается попадания в «Варяг». 203-мм снаряд попадает в шканцы непосредственно за кормовыми орудиями, на «Асаме» его зафиксировали как «попадание в район кормового мостика» и отметили сильный пожар.

Интересно, что вахтенный журнал «Варяга» и мемуары В.Ф. Руднева не описывают последствия разрыва этого снаряда, описание повреждений «Варяга» начинаются со следующего попадания, повредившего передний мостик и убившее мичмана А.М. Нирода. Но далее в вахтенном журнале дается развернутое описание попадания в корму, вызвавшее пожар:

«Непрерывно следовавшими снарядами был произведен пожар на шканцах, который был потушен стараниями ревизора Мичмана Черниловского-Сокол, у которого осколками было изорвано бывшее на нем платье; пожар был очень серьезен, так как горели патроны с бездымным порохом, палуба и вельбот № 1. Возгорание произошло от снаряда, разорвавшегося на палубе при этом подбиты: 6-дм орудия №№ VIII и № IX и 75-мм орудие № 21, 47-мм орудия №№ 27 и 28».

Существует предположение, что вышеприведенный отрывок и есть описание первого попадания в «Варяг». Нарушение очередности объясняется тем, что из боевой рубки «Варяга», очевидно, был плохо виден сам корабль и вполне могли не зафиксировать времени взрыва в корме, отчего снаряды, попавшие с разницей в несколько минут (а попадание в мостик произошло двумя минутами позже, в 12.37) и «поменялись местами» в описании. Автор настоящей статьи склоняется к тому же мнению, но следует отметить, что, возможно (хотя и маловероятно, но об этом позже), процитированный выше фрагмент мог относиться к другому попаданию в крейсер, случившемуся на десять минут позже, в 12.45, и практически в то же самое место.

Второе – в бой вступил «Чиода». Согласно «Боевому донесению» его командира, Мураками Какуити, огонь велся из носового и кормового 120-мм орудий, а также пушек того же калибра левого борта, при этом дистанция до «Варяга» составляла 6 000 м. Впрочем, с учетом того, что на «Чиоде» не зафиксировали попаданий в крейсер, это расстояние могло быть определено неправильно.

Третье – на «Наниве» подняли сигнал «Не заходить далеко», адресованный «Такачихо». Очевидно, что С. Уриу уже не видел смысла выстраивать «эшелонированную оборону» от прорыва «Варяга», размещая свои крейсера на нескольких рубежах, предпочитая «зажать его в тиски» сразу по выходу с фарватера на плес.

И, наконец, четвертое – примерно в одно и то же время с поворотом «Асамы», «Варяг» довернул влево. Дело в том, что до этого «Варяг», по всей видимости, шел где-то ближе к середине фарватера, возможно – ближе к правой его стороне. Как мы уже говорили, курсы и скорости «Асамы» и «Варяга» были близки к параллельным, но все же сходились и приводили к тому, что курсовой угол (кормовой для японцев и носовой для русских) становился все острее – доворот влево увеличивал его для «Варяга» и, судя по всему, позволил ввести в бой 152-мм орудия, расположенные в корме крейсера. В то же время новый курс «Варяга» не мог привести к аварии, так как русский крейсер достаточно приблизился к выходу из фарватера: следуя новым курсом, он не «врезался» в его левую границу, а выходил на плес. Судя по японским описаниям, начиная с 12.35 наблюдалось усиление огня с крейсера, таким образом, мы можем обосновано предположить, что всем бортом «Варяг» смог открыть огонь только в 12.35, а до этого он стрелял только из 3, возможно, 4 носовых орудий.

12.37 – второе попадание в «Варяг» — 152-мм снаряд с «Асама» поразил правое крыло переднего мостика. Интересно, что «Боевое донесение» командира «Асамы» его не упоминает, это попадание наблюдали и зафиксировали на «Наниве». Описание этого попадания в вахтенном журнале «Варяга» выглядит так:

«Одним из первых снарядов японцев попавших в крейсер разрушило правое крыло переднего мостика, произвел пожар в штурманской рубке и перебил фок-ванты причем был убит младший штурман определявший расстояние Мичман граф Алексей Нирод и убиты или ранены все дальномерщики станции № 1. После этого выстрела снаряды начали попадать в крейсер чаще, причем недолетавшие снаряды разрывались при ударе об воду и осыпали осколками и разрушали надстройки и шлюпки».


Удивительно, но эта запись стала поводом для многочисленных «разоблачений» Всеволода Федоровича Руднева «в интернетах» и не только. Одной претензией было то, что данный текст является первым описанием японского попадания, и многие на это основании сочли, что попадание в мостик «Варяга» и было первым попаданием за бой. А раз так, то фраза «одним из первых снарядов, попавших в крейсер» ложна (надо было написать «первым попаданием») и направлена на то, чтобы создать у читателя впечатление о многих попаданиях, в то время как на тот момент оно было всего лишь одно.

Однако, как мы видим, подобная точка зрения опровергается «Боевым донесением» командира «Асамы», зафиксировавшими первое попадание в «Варяг» в район кормового мостика двумя минутами ранее и отметившего сильный пожар, который оно вызывало. В то же время, судя по тому, что описание попадания в шканцы (цитированное нами выше) в вахтенном журнале «Варяга» поставлено после, а не перед описанием попадания в мостик, и точного времени попаданий не указано, свидетельствует скорее всего о том, что на крейсере попросту не разобрались в их очередности и не были уверены в том, какое из них случилось раньше. Отсюда и указание «одним из первых снарядов», кстати, совершенно справедливое, потому что попадание в мостик все же было вторым.

Другая претензия была высказана одним из наиболее обстоятельных критиков В.Ф. Руднева, историком Н. Чорновилом в его «Обзоре у мыса Чемульпо», и подобная казуистика вполне достойна того, чтобы быть процитированной нами полностью:

«В вахтенном журнале крейсера, незадолго после боя В.Ф. Руднев описывает его вот так: «Один из первых снарядов японцев, попавших в крейсер, разрушил правое крыло переднего мостика». То есть — японцы стреляли и через какое-то время начали попадать. Вот среди первых (фактически — первым) и было это попадание. Но за 2 года В.Ф. Руднев значительно изменил свою “линию защиты”. Вот как дано то же событие в его воспоминаниях: «Один из первых японских снарядов попал в крейсер, разрушил верхний мостик». Здесь попадание приписывается уже первым японским снарядам вообще. Японцы начали стрелять в 11:45? Вот тогда-то и было попадание! Этим незатейливым приемом В.Ф. Руднев пытается создать впечатление, что задолго до подхода к траверсу о. Иодолми, “Варяг” уже долго терпел от японского огня… Уже имел множество повреждений... Уже был не вполне боеспособен…"


Оставим в стороне тот факт, что «два года спустя» В.Ф. Руднев совершенно не нуждался в какой-то там защите по той простой причине, что и он, и крейсер «Варяг» давно уже считались общепризнанными героями, и вряд ли хоть что-то могло бы это поколебать. Даже если, повторим, даже если бы под шпицем уже задним числом и сочли поведение командира «Варяга» в бою 27 января 1904 г неподобающим, развенчивать всенародного героя никто бы не стал. Мы лучше обратим внимание на то, что на самом деле слова «попавших в крейсер» впервые исчезли не в мемуарах В.Ф. Руднева через два года, а уже из рапорта Всеволода Федоровича Управляющему Морским министерством от 5 марта 1905 г, то есть составленного много раньше его воспоминаний.

Казалось бы, это только подтверждает точку зрения Н. Чорновила. Но дело в том, что, как мы увидим позднее, оба рапорта Всеволода Федоровича: и первый, составленный по горячим следам на имя Наместника, и второй, составленный спустя больше года после боя для Управляющего Морским министерством, достаточно точно описывают повреждения крейсера, полученные им до прохода траверза о. Пхальмидо (Йодольми). А раз так, тогда какой смысл В.Ф. Рудневу вводить кого-то в заблуждение относительно времени попаданий? Ведь если в крейсер в промежутке с 12.20 до 12.40 попало некоторое количество снарядов, то много ли разницы в том, в какое конкретно время они попали? Единственный смысл подобное утверждение (о гибели графа А.М. Нирода в самом начале боя) имело бы для оправдания плохой стрельбы «Варяга» — мол, не попадали, потому что «главный дальнометрист» погиб, но дело в том, что в своем втором рапорте и воспоминаниях В.Ф. Руднев описывает очень большие потери у японцев, так что ни о какой плохой стрельбе (а значит, и о ее оправдании) речи идти не может. В общем, подобной ложью В.Ф. Руднев совершенно ничего не выигрывал, так стоит ли его в ней тогда обвинять?

А если взглянуть на вещи беспристрастно, то фраза «Одним из первых снарядов японцев, попавших в крейсер» читается двояко – с одной стороны, В.Ф. Руднев не сказал здесь ничего лишнего и его слова правдивы, но с другой ее можно понять так, как будто в крейсер попало несколько снарядов, а вахтенный журнал крейсера описывает лишь одно из них. Таким образом, убрав из второго рапорта и воспоминаний «попавших в крейсер», Всеволод Федорович, наоборот, исключил возможность ошибочной трактовки, позволяющей предположить, что этих самых снарядов попало в крейсер больше, чем описано.

Но нужно отметить и еще один момент. Дело в том, что изучение рапортов и воспоминаний В.Ф. Руднева неопровержимо свидетельствуют – их автор был совершенно лишен литературного таланта. Без сомнения, Всеволод Федорович, как любой образованный человек той эпохи, умел внятно и лаконично излагать свои мысли на бумаге, но… и только. Его рапорт наместнику представлял собой едва не дословную выписку из вахтенного журнала «Варяга», рапорт Управляющему Морского министерства являлся почти полной копией рапорта Наместнику, с добавлением некоторых деталей, а воспоминания, опять же выглядят не более, чем расширенной копией рапорта Управляющему Морским министерством. Автор настоящей статьи, по роду своей профессии имевший много дела с документами и людьми, их составляющими, из личного опыта знает, что людям подобного склада очень сложно дать исчерпывающее письменное описание того или иного события. Даже точно зная, как все происходило в действительности, им сложно изложить его на бумаге так, чтобы ничего не упустить и при этом избежать двояких толкований написанного.

Но вернемся к бою «Варяга».

12.38 Крейсеру и канонерской лодке оставались считанные минуты для того, чтобы выйти на траверз о. Пхальмидо (Йодольми). Кратко резюмируем, что произошло за эти 18 минут боя:

1. Крейсера японской эскадры не пытались перекрыть выход из фарватера у о. Пхальмидо (Йодольми), а тремя группами («Асама» и «Чиода», «Нанива» и «Нийтака», «Такачихо» и «Акаси») пошли в сторону восточного канала. При этом их курсы были почти параллельны тому, которым следовали русские корабли, а шли они в одну сторону – в то время, как «Варяг» и «Кореец» приближались к о. Пхальмидо, японцы удалялись от него. И только на исходе первых 18 минут боя «Асама» начал разворачиваться обратно.

2. Благодаря такому маневру японцев и малой скорости русского отряда в первые 15 минут «Варяг» сражался всего лишь с одним японским крейсером из шести – «Асамой», который оказался к нему ближе остальных. Затем к броненосному крейсеру японцев присоединился «Чиода» и развил по «Варягу» интенсивный огонь, но к 12.38 он участвовал в бою всего лишь три минуты. «Нанива» дал несколько пристрелочных выстрелов, и, не добившись никакого успеха, скрылся за о. Пхальмидо, прочие крейсера вообще огня не открывали.

3. Русские корабли уже почти преодолели самое неприятное для них место – фарватер Чемульпо, причем с минимальными для себя потерями: «Варяг» получил 2 попадания, «Кореец» — ни одного. Теперь же крейсер и канонерская лодка выходили «на оперативный простор», то есть на весьма широкий плес, на котором уже могли воевать не только огнем, но и маневром. Конечно, здесь они попадали под сосредоточенный огонь японской эскадры, но это в любом случае должно было когда-то случиться.

И здесь Всеволод Федорович отдал приказ, который, по мнению автора, и стал кульминацией истории «Варяга»: именно в нем скрываются ответы на многочисленные вопросы, поднятые противниками официальной точки зрения на бой 27 января 1904 г.

Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Ч. 15. Рапорты В.Ф. Руднева

Как это ни печально, но в данной статье нам придется отвлечься от описания боя «Варяга» и «Корейца» 27 января 1904 г и перенестись немножко вперед по времени, а конкретно – к рапортам Всеволода Федоровича Руднева, написанным им после боя. Сделать это необходимо, так как не обратив внимания на некоторые особенности этих документов и вахтенного журнала «Варяга», мы, увы, рискуем не понять истинные причины и следствия событий, произошедших после того, как русский крейсер пересек траверз о. Пхальмидо (Йодольми).

Практически все, интересующиеся историей военно-морского флота, отмечают множество странностей в рапорте командира «Варяга»: многие из них не выглядели таковыми до того, как были приданы огласке японские документы, но вот после этого… складывается ощущение, что Всеволод Федорович лгал буквально на каждом шагу.


На самом деле, окончательная точка по множеству вопросов не может быть поставлена и сегодня, по крайней мере на тех сведениях, которые были открыты нам историками в русскоязычных публикациях. Но – обо всем по порядку.

Итак, первой очень большой странностью выглядит запись вахтенного журнала «Варяга», почти дословно потом процитированная в рапорте В.Ф. Руднева о повреждении рулевого управления крейсера: «12 ч. 5 м. Пройдя траверз острова «Yo-dol-mi» была перебита на крейсера труба в которой проходили рулевые приводы». Кроме того, рапорт Наместнику содержит и такую фразу «Управление крейсером было немедленно переведено на ручной штурвал в румпельное отделение, так как паровая труба к рулевой машинке тоже была перебита».

Все бы ничего, но тот же А.В. Полутов пишет: ««Варяг» был поднят 8 августа 1905 г. и 12 августа поставлен на якорь у о. Совольмидо, после чего на крейсере детально обследовали все устройства и механизмы силовой установки, винто-рулевой группы и т.д., никаких их боевых повреждений обнаружено не было. 10 октября 1905 г. контр-адмирал Араи направил на имя Морского министра телеграмму, в которой сообщал:

«Паровая машина, котлы и рулевое устройство проверены, и установлено, что корабль способен совершить переход самостоятельно. Трубки котлов под давлением не проверялись, но их внешний осмотр показал, что они находятся в рабочем состоянии».

Вот вроде бы и получается, что В.Ф. Руднев втирает очки начальству, а на самом деле рулевые приводы оставались неповрежденными. Но так ли это?

К сожалению, совершенно неясно, на основании каких данных уважаемый А.В. Полутов сделал вывод об отсутствии боевых повреждений винто-рулевой группы. Ведь в цитируемой им телеграмме контр-адмирала Араи ничего такого нет. Араи пишет лишь о том, что рулевое устройство позволяет кораблю совершить самостоятельный переход – и только. Но ведь сведения, указанные в рапорте Всеволода Федоровича, этому совершенно не противоречат! В.Ф. Руднев нигде не говорит о том, что крейсер совершенно потерял рулевое управление, он пишет лишь об утрате возможности управлять рулем из боевой рубки. Вспомним описание В. Катаева: «Управление рулем осуществлялось либо из боевой, либо из ходовой рубки; в случае выхода их из строя управление переводилось в рулевое отделение, находящееся под броневой палубой». Именно это, согласно рапорту командира «Варяга», и произошло – управление перевели в румпельное отделение, но разумеется, в бою пользоваться им было неудобно. Пост управления находился внутри корпуса корабля, да еще и в корме, докричаться оттуда из боевой рубки, конечно, было очень нелегко: очевидно, связь была предусмотрена, но в грохоте боя распоряжения очень трудно было разобрать. «При громе выстрелов, приказания в румпельное отделение были плохо слышны, приходилось управляться машинами» - так пишет об этом В.Ф. Руднев.

Однако же в мирное время, когда ничего не мешало передавать приказания рулевым в румпельное отделение, очевидно, что управление крейсером не составляло проблемы, и могло осуществляться хоть из боевой, хоть и с ходовой рубки. То есть отсутствие рулевой колонки в боевой рубке никак не могло препятствовать самостоятельному переходу крейсера, после того как он был поднят. Таким образом мы видим, что в словах контр-адмирала Араи и В.Ф. Руднева нет противоречия.

Кроме того, нельзя забывать и о том, что согласно рапорту командира крейсера, повреждение произошло после попадания снаряда рядом с рубкой «Варяга». Не исключено, что сотрясение от взрыва привели к какой-то мелкой неисправности рулевой колонки, на уровне отошедшего контакта, которое относительно несложно было бы устранить (если бы знать, в чем оно заключалось, потому что, вообще говоря, коммуникации тянулись через весь корабль), но которое привело к неработоспособности колонки в бою. Вряд ли подобное повреждение могло быть расценено японскими инженерами как боевое. И нужно понимать, что слова японцев об исправности механизмов весьма относительны. Очень сложно, к примеру, представить, как могла быть полностью исправна электрическая рулевая колонка «Варяга» после того, как крейсер более полутора лет провел в морской воде.

Автор настоящей статьи предполагает, что японским специалистам были совершенно безразличны мучения историков, которые будут жить много после них. Они, вероятно, подходили к делу проще: если есть явное физическое повреждение, нанесенное ударом снаряда, или его осколком, разрывом, или огнем, то такое повреждение они считали боевым. Если же некий агрегат таковых не имел, то подобное повреждение боевым не считалось. И не могло ли получиться так, что та же рулевая колонка, не работающая в бою, была исправлена в ходе перечисляемых А.В. Полутовым работ: «Рулевое устройство проверили и отрегулировали. Средства связи отремонтировали…»?

В общем, для того, чтобы поставить точку в этом вопросе, следует еще очень серьезно поработать с японскими документами: на сегодняшний день, в русскоязычных источниках не представлено исчерпывающей информации, позволяющей однозначно уличить В.Ф. Руднева во лжи относительно повреждения рулевого управления крейсера.

А вот с артиллерией дела обстоят значительно интереснее. Так, в вахтенном журнале крейсера мы читаем: «Последующими выстрелами было подбито 6” орудие № 3» и далее: «Возгорание произошло от снаряда, разорвавшегося на палубе при этом подбиты: 6-дм орудия №№ VIII и № IX и 75-мм орудие № 21, 47-мм орудия №№ 27 и 28.». Всего, согласно рапортам, 3 шестидюймовки, одна 75-мм и четыре 47-мм пушки подбиты неприятелем, а затем и вахтенный журнал, и рапорты В.Ф. Руднева указывают:

«По осмотре крейсера кроме перечисленных повреждений оказались еще следующие:

1. Все 47-мм орудия негодны к стрельбе

2. Еще 5 орудий 6-дм калибра получили различные серьезные повреждения

3. Семь 75-мм орудий повреждены в накатниках и компрессорах».

Но и это еще не все, потому что в своих воспоминаниях Всеволод Федорович дополнительно указал в числе подбитых 6-дм орудия №4 и 5, а также 4 75-мм пушки №№17,19,20 и 22. Всего, по свидетельству В.Ф. Руднева, японцами было подбито по 5 152-мм и 75-мм орудий и 4 47-мм пушки, а кроме того, получили повреждения еще 5 152-мм, 7 75-мм и 4 47-мм артсистемы.

И все бы ничего, если б не одно «но»: японцы, после гибели «Варяга» и в процессе судоподъемных работ, сняли с него всю артиллерию. Все 12 152-мм пушек крейсера были отправлены сперва в Сасебо, а затем – в военно-морской арсенал Курэ. При этом артиллерийский завод, производивший освидетельствование пушек, все их признал годными к использованию.

Так что же, получается, В.Ф. Руднев солгал? Вполне возможно, но давайте вспомним состояние артиллерии крейсера «Аскольд» после боя и прорыва 28 июля 1904 г.


"Аскольд" после боя 28 июля - в Циндао"

В ходе боя на крейсере вышло из строя 6 152-мм орудий из имевшихся на нем 10 (еще два оставили на фортах Порт-Артура). При этом у трех орудий были погнуты подъемные дуги, при этом у подъемной шестерни каждой пушки оказалось сломано от 2 до 5 зубцов. У четвертого орудия также была погнута подъемная дуга, но кроме этого повреждены шары поворотного механизма, маховики подъемных и поворотных механизмов перебиты, прицел поврежден, и у прицельной коробки выбит кусок металла. Еще два орудия были совершенно целыми, однако в результате близких разрывов снарядов вышли из строя подкрепления и, как минимум в одном случае, палуба под орудием. Впрочем, подкрепления под одно из этих орудий удалось оперативно восстановить, однако его ввели в строй ночью на 29 июля.

Таким образом, мы можем констатировать, что по состоянию на конец боя крейсер имел боеспособными четыре шестидюймовых пушки из десяти имеющихся. Это неоспоримый факт.

А теперь представим себе на секунду, что в силу каких-то причин мистического свойства «Аскольд» сразу после боя оказался в распоряжении японцев, и они сняли с него шестидюймовую артиллерию, отправив ее на освидетельствование на артиллерийский завод. Каким будет его вердикт?

Как ни странно, скорее всего, все шесть орудий, которые оказались выведенными из строя в бою, будут признаны годными к дальнейшему использованию. Как видим, два орудия вообще совершенно целы, так что их использованию ничего не препятствует. Еще три орудия, с погнутыми подъемными дугами и выкрошившимися зубьями подъемной шестеренки имеют небоевое повреждение орудийного станка, но не самого орудия: в то же время японцы в документах различали «орудие», «станок орудия», «поворотные механизмы орудия» (по крайней мере для 152-мм пушек). Иными словами, как это ни странно, отсутствие сколько-то серьезных повреждений орудия, зафиксированное в японских документах, вовсе не говорит еще о том, что орудийная установка была исправна и могла использоваться в бою. И даже по шестому орудию, имеющему помимо гнутой подъемной дуги еще и повреждения поворотных механизмов и прицела, японцы вряд ли вынесли «обвинительный» приговор, потому что, строго говоря, прицел так же не является частью орудия. Но тут все же есть неясность, быть может, эту, одну-единственную пушку японцы и признали бы получившей повреждения в бою (как раз из-за прицела).

А теперь оценим повреждения артиллерии «Аскольда» по меркам В.Ф Руднева, который, увы, не нашел возможности описать точные повреждения артиллерии вверенного ему крейсера, ограничившись лишь «терминами» «подбит» (то есть орудие выведено из строя в результате воздействия огня противника) или «получил повреждения», причем в последнем случае могли иметься ввиду как боевые повреждения, причиненные японским огнем, так и выход из строя в результате поломок отдельных механизмов в силу слабости или непродуманности их конструкции.

Так вот, если бы Всеволод Федорович описывал бы повреждения «Аскольда» сразу после боя, то три шестидюймовых орудия были бы названы им подбитыми (две невредимых пушки, получивших повреждение подкреплений, и одна, с повреждением прицела и поворотных механизмов, утратили способность вести бой от японского огня) и еще три – получившими повреждения (те, у которых были погнуты дуги и оказались выкрошены зубья подъемных шестеренок). И он был бы прав. Н.К. Рейценштейн в своем рапорте указал, что в ходе боя на «Аскольде» вышло из строя шесть 152-мм орудий – и также был прав. А японский артиллерийский завод, освидетельствовав эти орудия, вероятнее всего счел бы, что все шесть годны для дальнейшей эксплуатации (хотя насчет одного есть сомнения), и, что удивительно – он тоже был бы прав, и это при том что 60% имевшейся в наличии шестидюймовой артиллерии «Аскольда» на конец боя была небоеспособна!

Возникает и еще один вопрос – как японцы оценивали орудия, получившие мелкие повреждения, не требовавшие запасных частей для ремонта? Вспомним описание одного из таких повреждений, полученного во время боя русских броненосных крейсеров Владивостокского отряда с кораблями Камимуры (цитируется по Р.М. Мельникову, «Рюрик был первым»):

«М. В. Обакевич вспоминал, как, полный азарта боя, не замечая своей открытой раны, к нему подбежал и прерывающимся голосом обратился комендор Василий Холманский: «Ваше благородие, дайте мне человека с зубилом и ручником — не накатывается пушка». Отправившийся с ним машинный квартирмейстер Иван Брынцев под градом осколков деловито вырубил мешавший кусок металла, и пушка (кормовая 203-мм) немедленно открыла огонь».

То есть в каких-то случаях орудие оказывалось «подбито», выведено из строя воздействием вражеского огня, но, тем не менее, его удавалось ввести в строй иной раз даже непосредственно в ходе боя, иногда – уже после боя. Естественно, на артиллерийском заводе это было бы и вовсе ерундовое дело.

Так вот, у автора настоящей статьи есть некоторое подозрение (увы, не подкрепленное в должной степени фактами, так что настоятельно прошу воспринимать его только как гипотезу), что японцы все же исправляли какие-то относительно мелкие повреждения орудий перед сдачей их в арсеналы. Косвенно свидетельствует об этом ситуация с 75-мм пушками крейсера «Варяг», и дело тут вот в чем.

Достоверно известно, что японцы сняли с крейсера все орудия этого калибра. Однако в имеющихся в распоряжении русскоязычных копиях «Оценочных ведомостей вооружений и боеприпасов», на основании которых орудия передавали в арсеналы, указано всего лишь две 75-мм пушки. Куда же делись еще десять? Как мы знаем, в «Оценочные ведомости» попадали лишь те орудия и боеприпасы, которые были пригодны к использованию: но ведь это означает, что 10 из 12 75-мм орудий крейсера были непригодны для дальнейшей эксплуатации!

Получается крайне странная картина. Японские снаряды поражали «Варяг» в основном в оконечности – два 203-мм снаряда ударили позади кормовых шестидюймовок корабля, еще один – между носовой трубой и мостиком, два 152-мм снаряда поразили мостик, одно – грот марс и так далее (повреждения «Варяга» мы детально опишем позднее, а пока прошу верить автору на слово). И вот – странным образом, шестидюймовки, как раз и сконцентрированные в оконечностях корабля, вроде как никаких повреждений не получили, зато 75-мм пушки, находившиеся в основном в середине корпуса «Варяга», вышли из строя практически все!

Надо сказать, что, по свидетельству А.В. Полутова, японцы сочли отечественные 75-мм орудия негодными для своего флота по причине невысоких ТТХ. Уважаемый историк писал, что вспомогательный крейсер «Хатиман-мару» должен был получить, согласно приказа, 2 шестидюймовых, четыре 75-мм и две 47-мм пушки, снятых с «Варяга», однако 75-мм и 47-мм орудия признали непригодными по ТТХ и заменили их на 76-мм артсистемы Армстронга и 47-мм пушки Ямаути. В то же время 152-мм пушки Канэ японцев все же устроили, и «Хатиман-мару» получил два таких орудия.

Может быть, 75-мм и 47-мм пушки на самом деле не были повреждены, а в арсеналы не попали просто потому, что японцы считали их никчемными? Это предположение могло быть похоже на правду, если бы в Курэ не попало вообще ни одной 75-мм и 47-мм артсистемы, но две пушки все же были туда переданы.


75-мм/50 пушка Канэ крейсера "Громобой"

Так вот, по мнению автора, дело могло обстоять так. Японцы сняли с «Варяга» 152-мм, 75-мм и 47-мм орудия. Последние они сочли никчемными и ненужными флоту: поэтому они не стали ремонтировать 75-мм и 47-мм орудия, а списали их в металлолом, оставив только две 75-мм пушки, которые, по всей видимости, никакого ремонта не требовали. Что же до 152-мм пушек, то, поскольку было принято решение о возможности их дальнейшего использования, они получили требуемый мелкий ремонт и были сданы в арсеналы Курэ. И поскольку боевых повреждений сами пушки запросто могли и не иметь (их могли получить станки орудий и/или поворотные механизмы, учитывавшиеся отдельно), то и в документах ничего такого не упомянуто. Однако это не значит, что артиллерия «Варяга» после боя была исправна.

Впрочем, есть еще один момент, отмеченный Н. Чорновилом в донесении командира «Паскаля», капитана 2-го ранга Виктора Сэнеса (Сенэ?), начинающееся известными всем, хоть немного знакомым с историей крейсера, словами: "Я никогда не забуду этого потрясающего зрелища, представившегося мне...». Дело в том, что оно содержит такое описание:

«Весь легкий калибр выведен из строя. Из двенадцати шестидюймовых пушек относительно годны к продолжению боя лишь четыре - да и то с условием немедленной починки. Произвести выстрел теперь же можно лишь из двух орудий, возле одного из которых, того, что за номером 8, я увидел вставший по тревоге сводный расчет во главе с раненым мичманом».


Тут Н. Чорновил (и многие вслед за ним) строят целую конспирологическую теорию: мол, командир французского крейсера был другом В.Ф. Руднева, поэтому командир «Варяга» уговорил его солгать, чтобы представить дело в выгодном для Всеволода Федоровича свете. Однако же В. Сэнес проговорился: указал, что орудие №8 было боеспособно, в то время как, согласно рапорту В.Ф. Руднева, оно числилось подбитым…

Вообще говоря, случай для борцов с мифами «этой страны» исключительный: обычно опровержение российских и советских источников основывалось на цитировании иностранных документов и свидетельств, при этом априори считалось, что иностранцы знают лучше и (в отличие от наших) всегда говорят правду. Но, как мы видим, если иностранец вдруг высказывается в пользу российской версии тех или иных событий, всегда найдется способ облить его грязью и объявить его лжецом.

На самом деле картина вырисовывается крайне странная. Да, Виктор Сэнес не скрывал своих симпатий к русским союзникам. Но простите, с Всеволодом Федоровичем они свиней вместе не пасли и закадычными друзьями не были, хотя конечно, за тот период, что их корабли находились в Чемульпо (меньше месяца), виделись неоднократно. Но предположение, что французский офицер, командир корабля, будет напрямую лгать своему адмиралу, выдумывая того, чего никогда не было, на основании неких дружеских отношений, завязавшихся в ходе нескольких (и по большей части официальных) встреч… скажем так, крайне сомнительно, если не сказать большего.

Тут, конечно, стоит вспомнить о замечательной пословице англичан: «Джентльмен, это не тот, кто не ворует, а тот, кто не попадается». Как известно, В.Сэнес поднялся на борт «Варяга» почти сразу после его возвращения на рейд, и пробыл там немного времени (порядка 10 минут). И если бы он был единственным иностранцем, побывавшем на борту русского крейсера, то, чего бы он не написал в рапорте, уличить его во лжи было бы некому. Вот только, как мы знаем, Виктор Сэнес не был единственным иностранцем, посетившим «Варяг» после боя – и английский, и итальянский, и американский корабли (собственно и французский тоже) присылали своих врачей и санитаров, при этом их помощь, за исключением американцев, была принята. Другими словами, предаваться разнузданной фантазии было бы для Виктора Сэнеса не только противоестественно (все-таки в те годы честь мундира значила много), но и опасно. И, самое главное, ради чего весь этот риск? Что такого выигрывал Всеволод Федорович Руднев от рапорта француза? Откуда ему вообще было знать, что донесение В. Сэнеса получит огласку, а не будет положен под сукно и никогда не увидит свет? Откуда это было знать самому В. Сэнесу? Предположим, В.Ф. Руднев на самом деле решил потопить все еще вполне боеспособный крейсер – но откуда ему знать, что слова В. Сэнеса дойдут то чинов Морского министерства, которые будут разбирать это дело? И с чего бы этим чинам вообще принимать во внимание рапорт иностранного командира?

Далее. Если уж предполагать, что свое донесение В. Сэнес писал под диктовку В.Ф. Руднева, то очевидно, что чем больше было бы точных деталей, тем больше было бы веры этому французскому документу. Между тем мы читаем: «Плачевно отвисает перебитое крыло мостика, где, говорят, погибли все находившиеся там сигнальщики и офицеры, кроме чудом избежавшего осколка в сердце командира». Вообще говоря, Всеволод Федорович был ранен в голову, которая довольно далеко отстоит от сердца, а кроме того, его ранил осколок совсем другого снаряда.


Или вот: «Стальные шлюпки крейсера сплошь прострелены, деревянные – сожжены» - но на «Варяге» размещались шлюпки с металлическими корпусами, это была идея Ч. Крампа, и нет никаких свидетельств о том, что часть из них заменялась деревянными, да и зачем?

А если мы соглашаемся с тем, что при беглом осмотре крейсера, с конструкцией которого французский командир был незнаком, подобные ошибки вполне извинительны, то почему тогда должны считать его реплику насчет орудия №8 правдой? Быть может, это было не орудие №8, а другое орудие? Быть может, у него стоял не расчет на боевом дежурстве, а комендоры, пытавшиеся починить орудие?

Совершенно достоверно известно, что в рапорте В.Ф. Руднева сильно завышены потери японцев. Но, опять же, как? Со ссылкой на иностранные источники. А они, источники эти, были теми еще фантазерами, достаточно вспомнить, что писали о потерях японцев французские газеты.


И ведь все это тогда воспринималось всерьез – приведенный выше текст представляет собой копию страницы очень авторитетного в те годы российского издания «Морской сборник». Так что можно сказать, что Всеволод Федорович в оценке японских потерь еще и поскромничал – он, по крайней мере, «Асаму» в своем рапорте не топил.

И вот получается интересно: с одной стороны, в рапортах и воспоминаниях В.Ф. Руднева как будто много неточностей, очень похожих на сознательную ложь. Но при ближайшем рассмотрении, большинство из них могут быть объяснены теми или иными обстоятельствами, не бросающими тень на честь командира крейсера «Варяг». И какой тут вывод прикажете сделать?

Автор настоящей статьи не будет делать никакого вывода, и вот почему. С одной стороны, вроде бы основные претензии к В.Ф. Рудневу могут быть объяснены. Но с другой стороны… как-то очень уж много этих объяснений. Одно дело, когда сомнению подвергаются некоторые утверждения чьего-либо рапорта – это нормально, потому что участнику боевых действий трудно быть беспристрастным, среди военных историков даже есть такая поговорка: «Врет, как очевидец». Но когда сомнения вызывает едва не половина рапорта… И, опять же, все объяснения сводятся не к строгому доказательству правоты Всеволода Федоровича, а скорее к тому, что: «но ведь могло быть и так».

Соответственно, автор вынужден уподобиться блондинке из анекдота, оценившей шанс встретить динозавра на улице как 50 на 50 («Или встречу, или не встречу»). Или В.Ф. Руднев указывал совершенно правдивые с его точки зрения данные (в худшем случае добросовестно заблуждаясь с потерями), или же он все-таки опустился до осознанной лжи. Но зачем? Очевидно, чтобы скрыть что-то такое, что сам Всеволод Федорович считал предосудительным.

Вот только что же он хотел скрыть?

Критики В.Ф. Руднева хором объявляют следующее: крейсер «Варяг» воевал лишь для «демонстрации», бежал при первых же признаках серьезного боя, и, вернувшись на рейд Чемульпо, вовсе еще не исчерпал боеспособности. В.Ф. Руднев же повторно в бой выходить не хотел, вот и понапридумывал кучу повреждений артиллерии и рулевого управления, чтобы убедить начальство в полной небоеспособности «Варяга».

С точки зрения исторической науки, версия как версия, не хуже других. Но, увы, ее убивает на корню один единственный, зато непреложный факт. В.Ф. Рудневу не нужно было убеждать никого в небоеспособности крейсера по одной простой причине: к своему возвращению на рейд крейсер и так был абсолютно небоеспособен. Причем по причинам, никак не связанным ни с рулевым управлением, ни с артиллерией корабля. Это очевидно в прямом смысле этого слова – достаточно посмотреть на фотографию идущего к якорной стоянке корабля.


Есть один момент, который все документы: и рапорты В.Ф. Руднева, и «Боевые донесения» японских командиров, и «Совершенно секретная война на море» подтверждают единогласно. Это пробоина в левом борту «Варяга», получение которой привело к поступлению воды внутрь крейсера. Японцы сообщают ее размеры: 1,97*1,01 м (площадь почти 1,99 кв.м.), при этом нижний край пробоины находился на 80 см ниже ватерлинии.

Интересно, что впоследствии, перед боем 28 июля 1904 г., эскадренный броненосец «Ретвизан» получил пробоину схожих размеров (2,1 кв.м.). Правда, она была полностью подводной (снаряд попал под бронепояс), но все же и русский корабль находился в гавани, в присутствии неплохих ремонтных мастерских. Попадание произошло в середине дня 27 июля, но ремонтные работы удалось завершить только к рассвету 28 июля, при этом они дали половинчатый результат – поступление воды в корабль так и продолжалось, потому что стальной лист, используемый в качестве пластыря, не повторял изгибов борта (в т.ч. от воздействия снаряда). В общем, хотя затопленный отсек удалось частично осушить, из примерно 400 т было откачано 150 т, но вода в нем оставалась, и вся надежда была на то, что подкрепленные в ходе ремонта переборки выдержат движение корабля. В результате «Ретвизан» стал единственным кораблем, которому В.К. Витгефт разрешил, в случае необходимости, возвращение в Порт-Артур.

Ну а у «Варяга», конечно же, не было времени на хоть сколько-то длительный ремонт, который, тем более, пришлось бы вести в ледяной воде (на дворе – январь, еще совсем недавно льда было столько, что перемещение по рейду было затруднено) не было реммастерских под боком, а сам он был вдвое меньше «Ретвизана». Повреждение корабль получил в бою, затопления получились достаточно обширными, и достаточно поднести транспортир к приведенной выше фотографии, чтобы убедиться в том, что крен на левый борт достиг 10 градусов. Исправить это контрзатоплением, может быть, было и можно, но в этом случае пробоина еще сильнее ушла бы в воду, объем воды, поступившей в «Варяг» через нее, тоже увеличился бы так, что идти на сколько-то серьезной скорости становилось опасно, переборки могли сдать в любой момент.

В общем, этого повреждения было бы более чем достаточно для того, чтобы признать, что «Варяг» не может продолжать боя. Некоторые читатели, правда, высказывают сомнения в том, что данное фото «Варяга» сделано, когда крейсер шел к якорной стоянке, а не тогда, когда он уже тонул с открытыми кингстонами. Однако ошибочность подобной точки зрения очевидно следует из анализа других фотографий крейсера.

Как мы знаем, якорная стоянка «Варяга» находилась недалеко от британского крейсера «Тэлбот» (менее, чем в двух кабельтовых), о чем докладывали как русский командир, так и коммодор Бэйли. О том же свидетельствует и одно из последних (до затопления) фотографий крейсера.


В то же время на приведенном ранее фото мы видим «Талбот» на значительном удалении, «Варяг» еще не подошел к нему.


В том, что это именно «Талбот», сомневаться не приходится, так как его силуэт (особенно высокие трубы с наклоном) вполне уникален

Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Ч. 15. Рапорты В.Ф. Руднева

и не похож ни на итальянскую «Эльбу»,


ни на французский «Паскаль».


На фотографии однотипный «Паскалю» крейсер «Декарт»

Ну а американская канонерка вообще была однотрубной и трехмачтовой. Следовательно, на приведенной нами фотографии запечатлен «Варяг» уже после боя, но еще до постановки на якорь. И крейсер явно небоеспособен.


Таким образом, мы приходим к интересному выводу. Возможно, В.Ф. Руднев и вовсе не лгал в своем рапорте. Но, возможно, все-таки лгал, однако вот в чем дело: если командир "Варяга" все же лгал, то ему совершенно не было нужды имитировать небоеспособность и так неспособного к продолжению боя корабля. А из этого следует, что В.Ф. Руднев скрывал (если скрывал!) что-то другое.

Но что именно?

Продолжение следует...
Автор:
Андрей из Челябинска
Статьи из этой серии:
Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года
Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Часть 2. Но почему Крамп?
Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Часть 3. Котлы Никлосса
Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Часть 4. Паровые машины
Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Часть 5. Наблюдающая комиссия
Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Ч. 6. Через океаны
Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Ч. 7. Порт-Артур
Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Ч. 8. Корейский нейтралитет
Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Ч. 9. Выход "Корейца"
Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Ч. 10. Ночь
Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Ч. 11. Перед боем
Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Ч. 12. О точности стрельбы
Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Ч. 13. Первые выстрелы
Крейсер "Варяг". Бой у Чемульпо 27 января 1904 года. Ч. 14. Первые повреждения

https://topwar.ru/147708-krejser-varjag-boj-u-chemulpo-27-ja...

https://topwar.ru/148020-krejser-varjag-boj-u-chemulpo-27-ja...

Картина дня

наверх