Когда циники всех мастей с широко открытыми глазами делают вид, будто не в курсе, «что, кого и зачем Россия защищает и какими принципами руководствуется», когда те же циники не менее щедро распахивают рот, чтобы в очередной раз обвинить нашу страну в «вероломстве и неумении жить в открытом мире идей европейских прав и свобод», самое время напомнить разнообразным витиям, что обман, подрыв доверия, да и просто прямое предательство как слова сказанного, так и слова, написанного на бумаге, не относятся к российским средствам и методам ведения международной политики.

Даже когда политика эта срывается в стремительный штопор и когда практически ни у кого западнее Бреста не находится ни воли, ни решимости, ни силы, чтобы потянуть штурвал на себя.

Завершающий месяц этого богатого с точки зрения новостной повестки года ознаменовался некоторыми событиями, которые, будучи по характеру весьма камерными, во многом тем не менее очерчивают итоги принятых решений. Не нынешних, но тех, что сегодняшнюю повестку предопределили, во-первых, и, во-вторых, дали старт тем тенденциям, в ряде деталей едва не оказавшимся для России роковыми.

Выступая на открытии Примаковских чтений (форум, считающийся вплоть до последнего времени одним из самых влиятельных с точки зрения формирования международной повестки дня), помощник президента России Юрий Ушаков заявил, что если раньше бытовала идея построения общего пространства от Лиссабона до Владивостока, то теперь становится понятно, что этот проект не удался.

Он добавил: «Через три десятилетия после распада Советского Союза Россия не получила „квартиру“ в общеевропейском „доме“. Нам этого не позволили. И мы сами теперь понимаем, что эти ожидания и перспективы были достаточно иллюзорными. От таких иллюзий мы сейчас отходим».

С момента распада СССР прошло чуть больше трех десятилетий. Чтобы развернуть геополитическую экспансию в Европе, США потребовалось всего восемь лет: в середине марта 1999-го Польша, Чехия и Венгрия вступили в Североатлантический альянс.

Обещание «ни на дюйм не продвигать границы НАТО на восток», данное Москве в обмен на согласие, в тот момент необходимое для объединения двух Германий — ГДР и ФРГ, — было публично втоптано в грязь. Россия, едва пришедшая в себя после коллапса СССР, с трудом выдернувшая саму себя из гиперинфляции и экономической ситуации, которая предполагала жить подаянием и попрошайничеством у «богатых демократий» (и чем дольше, тем лучше), не могла, конечно, представить, что ее слабость будет использована — и столь цинично. И столь жестоко.

Куда идти стране? Можно жаться в теплой прихожей, кланяясь объедкам с барского стола, будучи при этом, конечно, открытой всем мыслимым и немыслимым флибустьерам, которые готовы были грабить все, что шло им в руки.

Можно — но это требовало, конечно, иного совсем понимания происходящего и умения предвидеть парадигму хода событий — выбрать собственный путь.

Россия должна была развернуться. На восток.

Первый такой — в буквальном смысле слова — разворот в воздухе совершил тогдашний премьер-министр России Евгений Максимович Примаков. Узнав о начале натовских бомбардировок Сербии и ее столицы Белграда, он приказал экипажу авиаборта, который летел в США, направить его обратно. В Москву.

Тогдашняя либеральная (вся остальная была маргинализована) пресса попыталась сделать из Примакова — экс-руководителя Службы внешней разведки, экс-главы внешнеполитического ведомства страны — «реакционера с недоимперскими комплексами». Потому что академик, востоковед, журналист Примаков, отлично информированный и умевший принимать стремительные (пусть и болезненные) решения, посмел пойти против «генеральной линии». А она, эта линия, вела страну и российское государство в одно место — называется оно «нищий тупик полной зависимости» от «доброты» первых встречных, и выхода из этого тупика нет.

Ну только если не попытаться ухватить в руки помпончик «европейской мечты». Помпончик в руках лучше, чем самостоятельное развитие страны (тогда еще в качестве гипотезы) в небе. В качестве перспективы, так сказать.

Но именно тогда — чуть меньше четверти века назад — в отношениях России и Запада появилась первая трещина. Которую, конечно, пытались замаскировать, строя хлипкие мостики.

Иллюзий насчет того, что нас примут в качестве ответственного «квартиросъемщика» в большой общеевропейский «дом» с единым экономическим и торговым пространством, у всех, несмотря на предостережения «старой гвардии», отлично знавшей цену обещаниям, шедшим из столиц западнее Бреста, было навалом.

Мы сами не понимали, что равноправие Европа понимает исключительно как снисхождение к тем, кто слабее и экономически, и геополитически. И к тем, кто не в состоянии по этим причинам проводить самостоятельную и внутреннюю, и внешнюю политику. Брюссель хотел контролировать даже нашу экономику, раздавая разнообразные займы на «улучшение структуры и инфраструктуры».

Девушку «танцует» тот, кто обычно ее «ужинает».

Раздавая кредиты, европейский истеблишмент, уже видевший себя в мечтах европейским экономическим «начальством» России, требовал отчетов. Отчеты давали возможность экономистам и «в штатском», и «в военном» увидеть (а значит, и контролировать), как и куда направлено развитие нашей страны. Воспользовавшись удачной рыночной конъюнктурой, Россия, расплатившись по всем счетам и векселям, избавилась от докучливых «контролеров».

Теперь предстояло решить гораздо более сложную задачу: экономическая база для независимых внешних поступков уже была, но требовалось наличие воли и политического расчета, чтобы их совершить. И время таких поступков пришло.

Не так, может, и быстро, как нам хотелось. Но оно пришло. И Россия на вызовы ответила. Да так, что общеевропейский «дом» затрясся. От страха. От тут же подступившей к горлу русофобии. И от злобы, что в своих расчетах на «слабую и послушную Россию» ошибся.

Не Россия начала этот спор, но Россия ответила так, как посчитала нужным отреагировать на поведение коллективного Запада, желавшего ее заставить танцевать под свой оркестр.

Не получилось. Не удалось. Сегодня понятно, что если и когда Россия не совершила бы такой разворот, пусть и не над Атлантикой, а на суше, мы бы могли лишиться суверенитета. И никакие, кстати, «атомные арсеналы» этот суверенитет не гарантировали бы.

В этом легко убедиться, если внимательно посмотреть на ту же Францию, например.

Что, Парижу как-то помогает его ядерная триада и целый авианосец «Шарль де Голль» в проведении самостоятельной (ключевое слово) внешней (еще одно ключевое слово) политики?

Ведь любой французский президент вне зависимости от партийной принадлежности как начал с 2005-го танцевать под вашингтонскую дудочку, так это делает вот уже 17 лет подряд. И дело не столько в том, что французские лидеры маломощны и слабовольны, а в том, что архитектура мира, который был в том числе и ими создан тоже, вообще не предполагает никаких собственных инициатив — и уж тем более поступков. Чуть что — окрик с Пенсильвания-авеню не заставит себя ждать.

В мире, который построил сам коллективный Запад, есть принимающие решения патриции (те сидят главным образом в Вашингтоне, ну и чуток — в Брюсселе) и лишенные права голоса плебеи.

Даже если эти плебеи называются президентами и премьер-министрами, даже если они и избраны всеобщим голосованием, сути дела это никак не меняет. Их полномочия ограниченны. Они делают вид, что управляют странами, но они лишены возможности что бы то ни было в этих самых странах контролировать.

Такова концепция «прекрасного нового мира», созданного за последние три с небольшим десятилетия.

О том, что такой вариант возможен, предупреждали. Не политики. А деятели искусства, волею судеб наделенные иногда даром предвидения.

В вышедшем на экраны полвека назад «Мертвом сезоне» Саввы Кулиша в уста военного преступника Рихарда Хасса, работающего, кстати, на американцев (за ним и охотится советский разведчик Ладейников), вложены слова о счастье «несамостоятельности при условии гарантированной вечерней похлебки и телесных ночных удовольствий». Для всех. Как и о счастье отсутствия сравнения — с тем, кто умнее, талантливее, красивее, сильнее. Стоит лишь распылить соответствующий состав газа RH над требуемой территорией.

В фильме Хасса убивают. И в финале Ладейников возвращается, обменянный на западного шпиона, в Москву.

В реальности газ RH, судя по всему, над частью территории континента все-таки распылили. Ладейникова, чтобы этому воспрепятствовать, у Европы не нашлось. Но Россия вовремя сумела плотно закрыть дверь. Развернувшись туда и так, где и как ее инициативам, ее жизни и ее политике уже никто не сможет препятствовать.

А иллюзии о неслучившемся проекте уже ушли. Расстраиваться по этому поводу — ненужная трата времени. У нас впереди много дел и новых достижений. Вне зависимости от того, что и кто по этому поводу сегодня думает.

Читайте также: Европу ждёт социальный взрыв из-за непринятия беженцев с Украины

Елена Караева