На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Свежие комментарии

  • Давид Смолянский
    Что значит как справляются!? :) С помощью рук! :) Есть и др. способы, как без рук, так и без женщин! :) Рекомендации ...Секс и мастурбаци...
  • Давид Смолянский
    Я не специалист и не автор статьи, а лишь скопировал её.Древнегреческие вазы
  • кира божевольная
    всем доброго дня! не могли бы вы помочь с расшифровкой символов и мотивов на этой вазе?Древнегреческие вазы

Судостроительный завод имени 61 коммунара. Части 10-14

Судостроительный завод имени 61 коммунара. Упадок кораблестроения после Крымской войны

Подписанный 30 марта 1856 года Парижский мирный договор завершил Крымскую войну. Союзники дорого заплатили за руины Севастополя и покоящийся на дне его бухты Черноморский флот. Однако даже очень длинный перечень взятых у противника фигур является слабым утешением, если партия проиграна. Территориальные потери России были невелики, если не сказать ничтожны. Но она была лишена права иметь флот в бассейне Черного моря – детище князя Потемкина, взращенное и закаленное Ушаковым, Грейгом и Лазаревым, было перечеркнуто росчерком пера высоких договаривающихся сторон. Эпоха классического парусного кораблестроения завершилась. Для Севастополя и Николаева наступили нелегкие и безрадостные времена.

Судостроительный завод имени 61 коммунара. Упадок кораблестроения после Крымской войны

Корвет «Память Меркурия» и яхта «Тигр». Художник А. П. Алексеев (из альбома «Русские императорские яхты. Конец XVII – начало XX века», 1997 г.)



Миссия адмирала Бутакова

Параграфы заключенного соглашения позволяли России иметь лишь несколько мелких кораблей для охраны границы и борьбы с контрабандой. Обширные судостроительные мощности Николаевского адмиралтейства, которых так не хватало раньше, теперь являлись избыточными для мизерного отряда кораблей, выполнявших пограничные функции. Николаев все-таки стоял не проглоченной костью в пасти британского льва, и на Парижской конференции представители Туманного Альбиона первоначально добивались его срытия.


Подписание Парижского мирного договора. Картина кисти Луи-Эдуарда Дюбюфа, 1856 г.


Вполне очевидно, что англичане стремились к уничтожению на Черном море как самого русского флота, так и его судостроительной базы. К счастью, эти амбициозные планы были нейтрализованы не только усилиями отечественной дипломатии, но и недвусмысленными намеками союзников на чрезмерный лондонский аппетит. И всё же Николаевское адмиралтейство ждало существенное сокращение.

На момент весны 1856 года это была масштабная в рамках юга России структура с развитой системой мастерских, складов и вспомогательных предприятий. Парижский мирный договор застал в эллингах два 135-пушечных винтовых линейных корабля – «Босфор» (переименованный вскоре в «Синоп») и «Цесаревич». Кроме того, в постройке находился пароходофрегат «Тигр», винтовой корвет «Воин», винтовые шхуны «Салгир» и «Дон».

В суете последних месяцев войны и подготовки Николаева к возможной обороне от атаки союзников все как-то забыли о господине Рафаловиче и его частной верфи. Однако Александр Шлемович и его многочисленные родственники были не из тех, кто будет смиренно ждать, когда на них обратят внимание.

Во-первых, владелец частной верфи господин Рафалович считал себя лицом пострадавшим: осенью 1855 года зашедшие в Днепровский лиман корабли союзников захватили и уничтожили два больших плота с дубовым и сосновым лесом, предназначавшимся для строительства линейного корабля «Цесаревич» и пароходофрегата «Тигр».

Во-вторых, господин Рафалович считал себя лицом, пострадавшим вдвойне: в конце 1855 года уже официально стало известно о том, что подряды на постройку его верфью двух винтовых линейных кораблей отменены. Александр Шлемович в поисках справедливости обратился к императору с прошением компенсировать убытки, которые владелец верфи оценил в скромную сумму 120 тысяч рублей серебром. Кроме того, указывались убытки в размере 12 тысяч рублей, истраченных господином Рафаловичем на модернизацию своих двух эллингов, в которых и предполагалось строить эти линейные корабли.

Учитывая сложные обстоятельства, в каких очутилось государство после неудачной войны, Рафалович вместо денег испрашивал дозволения на выдачу подряда для строительства нескольких транспортных судов. Летом 1856 года последовало высочайшее разрешение на предоставление купцу права строительства допускаемых для службы на Черном море винтовых корветов «Ястреб», «Сокол» и «Кречет» и двух пароходов.

Надо отдать должное Александру Шлемовичу: он столь же трепетно относился к своей репутации, как и к собственному финансовому благополучию. В годы Крымской войны, когда в результате очередного рекрутского набора с его верфи было изъято большое количество мастеровых и рабочих, он был вынужден просить не применять штрафов и других подобных мер, поскольку строительство винтового линейного корабля «Цесаревич» сильно отставало от графика. Вторично Рафалович хлопотал по подобному вопросу после захвата принадлежавших ему уже упоминавшихся плотов со строительным лесом. Эта потеря сильно повлияла на темпы и сроки постройки пароходофрегата «Тигр». Власти вошли в положение и не ввели против Рафаловича никаких санкций.

Между тем, как говаривали во времена древнего Рима, «договоры должны соблюдаться». И России приходилось следовать букве заключенного в Париже соглашения. Николаевское адмиралтейство закрывалось. Для всех причастных это было нелегко осознать и принять. Почти семьдесят лет Ингульская верфь строила корабли для Черноморского флота. Корабли достраивались и уходили, а на освободившихся эллингах закладывали новые. Один за другим, год за годом, десятилетие за десятилетием.


Бывали перерывы, бывали кризисы и задержки. Но никогда кораблестроительный процесс не прерывался столь беспощадно. Нелегкую миссию по обеспечению завершения существования Николаевского адмиралтейства пришлось выполнять Свиты Его Императорского Величества контр-адмиралу Григорию Ивановичу Бутакову.


Григорий Иванович Бутаков. Из альбома «Портреты лиц, отличившихся заслугами и командовавших действующими частями в войне 1853–1856 годов» в пяти томах. Т. 1. СПб., 1858–1861


Бутаков был, без сомнения, личностью выдающейся. Выпускник кадетского корпуса, он с 1838 года проходил службу на Черном море. Долгое время занимался гидрографическими работами и совместно с Иваном Алексеевичем Шестаковым был автором и составителем «Лоции Черного моря». В начале Крымской войны, будучи командиром пароходофрегата «Владимир», успешно провел первый в истории бой пароходов, захватив вражеский пароход «Перваз-Бахри». В дальнейшем стал командовать отрядом пароходофрегатов и неоднократно отличился в обороне Севастополя. Он же руководил их затоплением при оставлении южной стороны Севастополя.

По окончании войны Бутаков получил назначение в Николаев в качестве военного губернатора и начальника морской части. На Григория Ивановича буквально обрушился целый водопад дел, которые в большинстве своем были неотложными и требовали скорейшего выполнения. Во-первых, надо было разобраться в кораблестроительном наследстве – в Николаеве находился в разной степени готовности ряд кораблей. Во-вторых, в адмиралтействе работали и служили тысячи человек, судьба и дальнейшее нахождение которых в городе, лишенном своего основного профиля, была туманной.


Спуск линейного корабля «Цесаревич»


«Синоп» (бывший «Босфор») и «Цесаревич» были неспешно достроены и в сентябре и октябре 1857 года спущены на воду. Предусмотренных проектом паровых машин они так и не получили и в 1859 году ушли на Балтику под парусами. Главный строитель «Синопа» инженер-полковник Степан Иванович Чернявский еще в 1855 году отбыл на Балтику для наблюдения за строительством винтового линейного корабля «Император Николай I», поскольку он один из немногих в России имел представление, как строить подобные корабли.

Работы на строящемся в Николаеве «Синопе» (тогда он назывался «Босфором») возглавил еще один заслуженный российский кораблестроитель – полковник Алексей Семенович Акимов. В его послужном списке было более сорока кораблей.

Среди них, например, числилась построенная по его чертежам в 1838 году в Николаеве адмиральская яхта «Ореанда». В 1848–1849 гг. «Ореанда» совершила успешное плавание вокруг Европы и прибыла в Санкт-Петербург. В столице гостья с Черного моря приняла участие в гонке петербургского яхт-клуба и одержала победу, удостоившись императорского приза.


Фрегат «Флора». Картина кисти А. П. Боголюбова, 1857 г.


В 1837 году Акимов в Николаеве начал строить 44-пушечный фрегат «Флора», отличившийся в годы Крымской войны. «Флора» успешно выдержала бой с тремя турецкими пароходами, заставив неприятеля отступить. В 1856 году Акимов был награжден Орденом Святого Георгия IV степени. В последующие после Крымской войны годы Алексей Семенович Акимов занимался строительством корветов – на смену пришедшим из Кронштадта и Архангельска.

Заложенный в августе 1854 года, винтовой корвет «Воин» при водоизмещении 1800 тонн не вписывался в условия Парижского мирного договора. Чтобы сохранить корабль, после спуска на воду, произведенного в 1857 году, его переклассифицировали в транспорт без вооружения.

Примечательно, что незадолго до начала войны для Черноморского флота в Англии были заказаны два 20-пушечных парохода. Один из них должен был называться «Витязь», а другой – «Воин». Однако этому, первому, «Воину» не суждено было ходить под Андреевским флагом. После разрыва дипломатических отношений с Лондоном русское правительство, справедливо опасаясь реквизиции, продало оба корабля гамбургскому торговому дому.

Как уже упоминалось, частная верфь Рафаловича, кроме всего прочего, была занята постройкой колесного пароходофрегата «Тигр» водоизмещением 1900 тонн. Машина мощностью 400 лошадиных сил была демонтирована с севшего на камни у Одессы британского парохода «Тайгер». Подписание мира застало «Тигр» на стапеле, и его будущее было неопределенным. Однако выход из положения был найден. На спущенном осенью 1858 года «Тигре» заделали пушенные порты и не устанавливали артиллерию, кроме четырех салютных мелкокалиберных пушек. По высочайшему распоряжению корабль теперь стал императорской яхтой, предназначенной для плавания в бассейне Черного моря.

Другим важнейшим вопросом, который предстояло решать Григорию Ивановичу Бутакову, был кадровый. Ведь если предыдущие командиры были озабочены изысканием подходящего человеческого ресурса для нужд адмиралтейства, то в случае с Бутаковым проблема состояла в том, куда этот ресурс деть. Обученные кадровые мастеровые были весьма ценными работниками, чтобы их терять. Началось распределение персонала Николаевского адмиралтейства на другие верфи.

Зимой 1855–1856 гг. личный состав рабочих экипажей №17 и №18 в количестве 200 унтер-офицеров и 2200 мастеровых был переведен в Астрахань. Однако в Николаеве еще оставались другие рабочие экипажи, военно-рабочие и портовые роты общей численностью 500 унтер-офицеров и 4400 рядовых. Кроме того, в наличии имелось около тысячи адмиралтейских поселян, которые были заняты работами на верфи.

Пока шла достройка оставшихся в Николаеве кораблей, эти квалифицированные кадры были востребованы, но к 1858 году основной объем достроечных работ в бывшем адмиралтействе был завершен. Содержание такого большого количества людей стало обременительным. Весной 1858 года было решено из всех находившихся в городе рабочих экипажей сформировать один в составе 50 унтер-офицеров и 1000 мастеровых. Из четырех рот экипажа одна должна была находиться в Севастополе, а три – в Николаеве. Весь остальной персонал пришлось отправить в бессрочный отпуск.

Сокращение проводилось поэтапно и планомерно. Так, например, в 1857 году были упразднены арестантские роты. Все работы, которые ими проводились, теперь должны были выполняться рабочими или ластовыми экипажами, причем за дополнительную плату. Для черных же работ, к которым ранее привлекались арестанты, следовало подряжать вольнонаемных рабочих по сдельной оплате.

Флотилия вместо флота. Корветы

Согласно статьям Парижского мирного договора России разрешалось иметь в бассейне Черного моря флотилию из шести корветов ограниченного водоизмещения для охраны границ и борьбы с контрабандой. Однако проблема оказалась в том, что на момент окончания войны таких кораблей на Черном море не было. Практически весь флот покоился на дне Севастопольской бухты, а те немногие, которые оставались в строю или находились в постройке, не подходили по тактико-техническим характеристикам.

Пришлось за неимением времени и возможности использовать ресурс балтийских и архангельских верфей. Корветы для Черного моря требовались в самые кратчайшие сроки, поскольку, лишившаяся военно-морских сил в данном регионе, Россия оказалась совершенно беззащитной.

К началу Крымской войны отечественное кораблестроение существенно отставало от западного в отношении строительства паровых военных кораблей, особенно с винтовым двигателем. Как случалось и раньше, ситуацию сдвинул с места больно клюющийся «жареный петух», явившийся к берегам империи в виде союзного флота. Для защиты портов и военно-морских баз начали штурмовыми методами строить винтовые канонерские лодки, первой из которых была вступившая в сентябре 1854 года в строй Балтийского флота «Стерлядь».

В довольно короткое время были построены несколько десятков винтовых канонерских лодок, чья конструкция оказалась довольно удачной. В процессе строительства этих небольших кораблей вдруг неожиданно выяснилось, что возможности отечественной промышленности были явно недооценены, и постоянные закупки на Западе пароходов и двигателей к ним часто были лишь способом улучшить материальное положение будущего противника. Хоть качество пароходов английской постройки и было на порядок лучше, практика постоянных закупок у иностранцев неблагоприятно влияла на отечественную промышленность, лишая ее возможности получения опыта.

Удачный опыт с канонерскими лодками побудил руководство морским ведомством приступить к серийной постройке более крупных винтовых кораблей. Осенью 1855 года в Петербурге и Архангельске была заложена серия из двадцати винтовых корветов для крейсерской службы. Из них четырнадцать заложили на Охтинской верфи, а шесть – в Архангельске. В работе над корветами принимали участие такие известные в дальнейшем личности, как капитан 2-го ранга Иван Алексеевич Шестаков и капитан-лейтенант Андрей Александрович Попов.

Корабли военного времени, корветы строились спешно, из сырого леса. Однако примечателен тот факт, что все паровые машины и другое оборудование было изготовлено петербургскими заводами. К лету 1856 года большинство корветов было готово к спуску на воду, но война к этому времени уже закончилась. Из числа этих кораблей было решено отобрать шесть единиц для несения службы в Черном море. В декабре 1856 года из Николаева пешим порядком в Петербург и Архангельск отбыли четыре флотских экипажа, личный состав которых предназначался для укомплектования команд шести корветов, предназначенных для Черного моря.


Винтовой корвет «Рысь». Модель, хранящаяся в Центральном военно-морском музее Санкт-Петербурга. Фото Дмитрия Казакова

Потом планировалось на замену им построить такое же число в Николаеве – оставшихся там очень скромных кораблестроительных мощностей должно было хватить для подобной задачи. В июне 1857 года отряд уже вступивших в строй корветов – «Удав», «Рысь» и «Зубр» – под общим командованием капитана 1-го ранга Лихачева покинул Кронштадт и отправился вокруг Европы на Черное море. В сентябре того же года отряд прибыл в Севастополь.

Второй отряд, состоявший из корветов «Волк», «Буйвол» и «Вепрь», под командованием капитана 1-го ранга Винка вышли в сентябре 1857 года из Архангельска и в апреле 1858 года пришли в Одессу. Это были типовые, относительно небольшие корабли водоизмещением в 885 тонн, вооруженные девятью пушками. Паровая машина мощностью 200 номинальных лошадиных сил была разработана на основе еще до войны закупленных в Англии подобных механизмов. Она позволяла развивать полную скорость хода в 9 узлов под парами. Все шесть корветов находились в строю до 1869 года, кода они были списаны.

В конце 1850-х гг. в Николаеве было начато строительство собственных корветов, которые должны были вводиться в строй уже без спешки и строиться основательно. Чтобы хоть как-то прикрыть границы и обезопасить их от возможной угрозы со стороны турецкого флота, приходилось импровизировать, крутиться и искать лазейки в узких параграфах Парижского мирного договора.

В 1856 году великий князь Константин обратился к императору Александру II c предложением создать акционерную пароходную компанию, чьи суда при необходимости можно было бы в короткие сроки переоборудовать в военные корабли. Идея показалась многим не лишенной смысла, и у заведующего морской частью и военного губернатора Николаева Григория Ивановича Бутакова появилось еще больше забот и работы.

Контр-адмирал Бутаков против деловых людей

Свертывание военного кораблестроения в Николаеве, резкое сокращение различных структур, относящихся к флоту, сильно повлияло не только на положение Адмиралтейства, которое представляло теперь бледную тень былого масштаба, но и на сам город. Множество людей – мастеровых, военнослужащих – остались не у дел. На берегу оказались офицеры Черноморского флота, которым было попросту негде служить.

Судостроительный завод имени 61 коммунара. Контр-адмирал Бутаков против деловых людей

«Юнона» – один из первых товаро-пассажирских пароходов РОПиТ. Куплен в Англии в 1857 году



Слухи о том, что создаваемому при поддержке самого верха акционерному обществу пароходства и торговли требуются опытные в морском деле служащие, будоражили запасников – ветеранов обороны Севастополя. Канцелярия контр-адмирала Бутакова была просто завалена массой различных прошений о переводе на новое место службы, ходатайств о пенсиях, жилье и материальной помощи.

В условиях пертурбации флотского хозяйства, сокращения и перемещения большого количества людей, материалов и имущества тропической растительностью бурно разрослось неувядающее казнокрадство и взяточничество. Бутаков был человеком упрямым по натуре и попытался бороться с этой старой и живучей гидрой, обитающей в недрах государственного аппарата.

Неуловимые интенданты

Григория Ивановича Бутакова многие недолюбливали на новом месте службы в Николаеве, считая его выскочкой. Особенно напряжено складывались у него отношения с контр-адмиралом Александром Игнатьевичем Швенднером, который являлся заместителем по интендантской части. К моменту прихода Бутакова на Черноморский флот после окончания кадетского корпуса Швенднер уже командовал пароходом «Колхида» и считался весьма опытным моряком. Теперь же младший по возрасту, но опережающий по должности Григорий Иванович являлся начальником Швенднера, что, вполне вероятно, последнему не очень нравилось.

Но конфликт, породивший довольно шумные и дурно пахнувшие последствия, разгорелся между двумя адмиралами вовсе не из-за карьерных ступенек. Бутаков, будучи человеком честным и ответственным, прибыв в Николаев, очутился в своеобразной роли кота при зерновом складе. Местные «мыши» давно уже распределили между собой «горы зерна», тропинки между ними, очередность и количество «кормления». Прибывший же «кот» в эти схемы совершенно не вписывался и откровенно мешал. Пока «мыши» сновали под полом, их существование являлось неизбежным злом, ибо интендантские чины подвергаются соблазнам во все времена. Но когда расхитители стали уже откровенно наглеть, Бутакову пришлось принимать непопулярные меры.

До Григория Ивановича дошла информация, что его заместитель по интендантской части контр-адмирал Швенднер причастен к спекуляциям провиантом. Более конкретные данные указывали на поставку морскому ведомству 13 тысяч четвертей гнилой муки. Некий эффективный собственник господин Киреевский завел сомнительную привычку систематически улучшать свое материальное положение за счет флота. Так, например, этим способным в коммерческих и иных вопросах купцом было вывезено с верфи 16 тысяч пудов листового железа в обмен на поставки муки. Причем, если железо пока находилось на казенном складе, было вполне себе осязаемым и рукотворным, то факт существования 13 тысяч четвертей муки, пригодных в пищу, вызывал сомнения.

Осуществленная Бутаковым внезапная проверка выявила, что указанную муку можно было вполне уверенно применять, но только в качестве биологического оружия. Если бы этот прискорбный факт в отношении господина Киреевского был единичным, а его поведение можно было бы отнести на издержки страстного увлечения свободным духом коммерции, скандал не вышел бы из берегов. Однако на деле Киреевский был доверенным лицом, подельником и сообщником почтенного контр-адмирала Швенднера и был лишь звеном хорошо налаженной системы.

Например, другой не менее энергичный негоциант по фамилии Бортник, взяв по бросовой цене корабельный лес, также прислал вместо него по обязательству некачественный провиант. Схема, которая была хорошо отработана и налажена, позволяла продавать частным лицам флотские запасы и получать взамен совершенно несъедобный провиант. Разница в цене, разумеется, оседала в карманах деловой финансовой группы во главе с контр-адмиралом Швенднером.

Со времен окончания Крымской войны в южных краях находились большие склады с флотским и армейским имуществом. После подписания мира это имущество начало куда-то исчезать. Так, одной из схем извлечения быстрых денег была продажа корабельного леса Николаевского адмиралтейства через подставных лиц на балтийские верфи.

Меры, предпринятые Бутаковым, были самые решительные. Для расследования инцидента была создана специальная комиссия. Обнаружив в документах многочисленные нарушения, члены комиссии высказали свои соображения. Негоциант Киреевский, эксперт по качественному провианту, был взят под стражу, а его склады опечатаны, контр-адмирал Швенднер – отстранен от дел на время расследования.

Отчетливо слыша злобный писк пойманных на горячем «мышей», Григорий Иванович немедленно уведомил о происходящих событиях Петербург. Великий князь Константин, находившийся с Бутаковым в хороших отношениях и даже, до некоторой степени, покровительствующий ему, доложил о случившемся Александру II. Делу был дан полновесный ход, и в Николаев срочным порядком отправилась «высочайше учрежденная комиссия» во главе с князем Дмитрием Александровичем Оболенским, доверенным лицом великого князя Константина, бывшего на тот момент генерал-адмиралом.

Пока господин Оболенский ехал из Петербурга в Николаев, комиссия, созданная на месте Бутаковым, отнюдь не тратила время на то, чтобы травить пикантные истории в курительном салоне. В силу обнаруженных многочисленных нарушений в делах Черноморского интендантства военному суду были преданы контр-адмирал Швенднер, семь штаб-офицеров, четыре чиновника и двое господ коммерсантов – Киреевский и Бортник.


Особый колорит скандалу придавал тот факт, что оба купца являлись, между делом, почетными гражданами города Николаева. Приговор был довольно строг: Швенднер был исключен со службы, часть офицеров, лишенных званий и орденов, разжаловали в матросы. Все убытки, понесенные морским ведомством в результате хищений и поставок некачественных материалов, были возмещены за счет имущества осужденных. Разорение и камнем идущая ко дну репутация уже витали над головами «почетных граждан», когда события вдруг легли на новый галс.

В разгар успешной спецоперации по расчистке морского ведомства от бизнесменов в эполетах в Николаев прибыла комиссия Оболенского и тут же показала провинциальным борцам за чистоту рук и полноту казенных складов столичный мастер-класс.

Князь Дмитрий Александрович Оболенский, будучи директором комиссариатского департамента, считал себя искренним и увлеченным борцом с различными злоупотреблениями. Как многие столичные чиновники, приближенные к самым что ни на есть высшим эшелонам, Оболенский сочетал в себе удивительно сбалансированную огневую мощь и отменную маневренность. Прибыв в Николаев, он первым же делом похвалил Бутакова за рвение, при этом гневно осуждая преступников и казнокрадов, но ход расследования, выражаясь флотским языком, совершил поворот оверштаг.

Состав комиссии, созданной Григорием Ивановичем, был существенно изменен. В качестве экспертов по разбору инцидента с недоброкачественным провиантом были приглашены недавно еще находившиеся в центре урагана господа Киреевский, Бортник и другие лица с не совсем чистыми руками. Попытки Бутакова оказать какое-то воздействие на стремительно менявшиеся обстоятельства, которые приобретали совершенно иной смысл и логику, натолкнулись на вежливый, но решительный отпор князя Оболенского.

Тот начал вести с Григорием Ивановичем душевные беседы, во время которых доверительным тоном лица, посвященного в дремучие тайны, настоятельно советовал контр-адмиралу «…оставить совсем в стороне произведенное уже следствие». Иными словами, столичный борец с мздоимцами и казнокрадами недвусмысленно давал понять, что не следует копать слишком глубоко. На членов комиссии, созданной Бутаковым, оказывалось давление с целью заставить их отозвать свои заключения обратно.

Разъяренный Григорий Иванович написал обстоятельный рапорт генерал-адмиралу великому князю Константину с просьбой оказать содействие. И вот тогда в дело вступил «главный калибр». «Не мешать, а оказывать всякое содействие работе комиссии», – прогрохотало из-под шпица. Генерал-адмирал, разумеется, хорошо относился к Бутакову, но беда в том, что пронизывающий твердь бюрократического аппарата взгляд князя Оболенского рассмотрел за попавшимся на горячем Швенднером и компанией гораздо более серьезные фигуры.

Кулуарный шепоток осторожно называл фамилию адмирала Николая Федоровича Метлина, обер-интенданта, а потом и управляющего морским министерством. Скорее всего, Дмитрий Александрович как лицо посвященное, деликатное и вообще юридическое, многое знал заранее и посему был послан в Николаев поправить дело, которое испортил горячий не в меру Бутаков. Оболенский взял, да и поправил.

В результате «перепроверки проверки», выяснилось, что контр-адмирал Швенднер и его подчиненные пострадали практически понапрасну из-за неуемного рвения контр-адмирала Бутакова. С этими, без сомнения, достойными людьми (разумеется, не стоит забывать и о честнейших негоциантах господах Киреевском и Бортнике) поступили чрезмерно сурово и даже неоправданно жестоко. Дело об интендантских хищениях стали подчеркнуто заминать, страсти, подобно парусу в штиль, начали опадать. В итоге прежнее решение суда в отношении Швенднера и его коллег было отменено.

Контр-адмирал Бутаков не сдавался. Надеясь на понимание великого князя Константина, он посылает тому письмо за письмом. Генерал-адмирал, ранее подчеркивавший свою поддержку и благоволение Григорию Ивановичу, теперь был сух и по-казенному строг. Из Петербурга укоризненно грозили пальцем: вы там на местах не зарывайтесь! Что любопытно, поначалу Константин на словах всецело одобрял желание Григория Ивановича если не извести полностью казнокрадство, то хотя бы свести его к минимуму. Когда же выяснилось, что контр-адмирал слишком резко и широко приподнял покрывало, скрывающее от чужих глаз размеренную мышиную возню, великий князь, опасаясь огласки и неизбежного скандала, начал подрубать такелаж чересчур активного Бутакова.

В итоге тот, отчетливо понимая, что сражение со складской гидрой, оказавшейся слишком многоголовой, проиграно, в сердцах написал рапорт об отставке. Константин погрозил великокняжеским перстом, но отставку не принял. Специалисты по пароходному делу в России того времени были наперечет, а Бутаков был один из ведущих. Когда в 1856 году было создано Русское общество пароходства и торговли, великий князь, выступающий одним из крупнейших его акционеров, нашел в Григории Ивановиче помощника, всецело содействовавшего становлению компании.


«Император Александр II» – товарно-пассажирский пароход, построенный в Англии по заказу РОПиТ в 1858 году


Так, помимо всего прочего, в конце 1856 года Бутаков занимался приемкой купленных в Англии пароходов. В тот же период начались и первые трения с Петербургом. Контр-адмирал считал, что ему как командующему морскими силами на Черном море (с осени 1855 года Черноморский флот получил более скромное и отвечающее времени и составу название Черноморская флотилия) должны были подчиняться и корабли РОПиТ. Однако председатель общества контр-адмирал Николай Андреевич Аркас дал явственно понять, что это исключительно его епархия. В споре обоих адмиралов великий князь Константин безоговорочно поддержал Аркаса, дав указание Бутакову обеспечить комплектование экипажей коммерческих пароходов РОПиТ лучшими офицерами и матросами. Кроме того, общество получило от правительства большой кредит на выгодных условиях – в течение двадцати лет компания должна была получать ежегодные субсидии.

Однако именно Григорию Ивановичу Бутакову приходилось постоянно решать серьезные вопросы, касающиеся структуры, ему не подчиняющейся. Летом 1858 года пароход РОПиТ «Керчь», обслуживающий линию Трапезунд – Одесса, подвергся вооруженному нападению контрабандистов на лодках. Командовавший «Керчью» лейтенант Петр Петрович Шмидт, участник Крымской войны, впоследствии контр-адмирал и отец того самого лейтенанта Шмидта, организовал отпор, и нападение было отбито.


Колесный товаро-пассажирский пароход «Керчь». Построен во Франции в 1857 г. по заказу РОПиТ


Инцидент с «Керчью» сильно встревожил руководство компании, и оно обратилось за содействием к Бутакову. Дирекция просила контр-адмирала и заведующего морской частью ни много ни мало о выделении некоторого количества орудий, дабы вооружить ими свои пароходы для защиты от возможного нападения. Кроме того, Григория Ивановича настоятельно просили выделить огнестрельное и абордажное оружие для членов экипажей. Просьба была вполне понятной, и в другой ситуации не вызвала бы нареканий.

Однако Россия находилась в тисках Парижского мирного договора, и установка вооружения на коммерческие пароходы могла вызвать непонимание уважаемых западных партнеров, которые бы немедленно засыпали Петербург угрозами, плохо замаскированными под дипломатические ноты. Бутаков, хотя и не имел к РОПиТ никакого отношения, был вынужден решать его проблемы.


Товарно-пассажирский пароход «Олег». Построен в 1859 году в Шотландии по заказу РОПиТ


Он обратился в Петербург за разъяснениями. Вопрос о пушках, ружьях и саблях был столь щекотлив, что через генерал-адмирала вознесся в кабинеты министерства иностранных дел. Князь Горчаков, взвесив за и против, осторожно дал согласие на абордажное оружие, высказав при этом некоторые опасения в отношении пушек, из-за которых уважаемые западные партнеры могут и обидеться. В итоге, выслушав все рекомендации, пояснения, разъяснения и инструкции, Бутаков выделил для пароходов РОПиТ некоторое количество абордажного оружия.

Занимая должность военного губернатора Николаева и Севастополя, Бутаков, как мог, пытался донести до столицы состояние дел на местах. Неудача с группой Швенднера не поколебала его уверенности в своей правоте. В 1859 году он представил вниманию генерал-адмирала великого князя Константина документ под названием «Секретная записка о положении в Черноморском управлении». В ней контр-адмирал изложил не только истинное положение дел в Николаеве и Севастополе, но и подверг скрупулезному анализу положение дел в самом морском министерстве. По мнению Бутакова, все было крайне запущено и пребывало в величайшем упадке. Главной причиной этого Григорий Иванович считал разложение чиновничьего аппарата, тотальное воровство и взяточничество. «Кто же после Севастопольской войны не знает, что у нас сверху блеск, снизу гниль!» – говорилось в записке, в конце которой Бутаков просит отправить его в отставку. Однако генерал-адмирал переиграл ситуацию по-своему. Вместо оказания поддержки он в начале 1860 года перевел Бутакова на Балтийский флот для прохождения дальнейшей службы.

Прошли первые очень нелегкие годы после Крымской войны. Жизнь на Ингульской верфи практически замерла: не стало флота – прекратилось и кораблестроение. Немногочисленные производственные мощности планировалось использовать лишь для плановой замены ограниченного количества черноморских корветов. Время пребывания на посту губернатора Николаева и начальника порта контр-адмирала Григория Ивановича Бутакова подошло к концу.


Пароход «Великий князь Константин» и его минные катера в море. Гравюра Э. Даммюллера

Как и на верфи, жизнь в городе, сформированном вокруг прекратившего функционировать адмиралтейства, фактически замерла. Люди начали массово покидать город. Уже в начале 1857 года городская община сократилась на огромную по тем временам цифру в 27 тысяч человек и продолжала уменьшаться. Зачахла коммерческая и торговая деятельность.

А Николаев ждал нового губернатора, который ехал из Петербурга. Это был вице-адмирал, генерал-адъютант Богдан Александрович (Готлиб Фридрих) фон Глазенап. Он находился на этой должности вплоть до 1871 года, когда, воспользовавшись в полной мере поражением Франции в войне с Пруссией, Россия вернула себе право иметь флот в бассейне Черного моря.

Россия соблюдает Парижский договор

Шестидесятые годы XIX века были бурной эпохой в жизни России – и Николаева и его адмиралтейства. Воля к переменам и тень проигранной войны в равной степени побуждали императора Александра II к давно ожидаемым реформам. Тиски Парижского договора 1856 года лишили Россию флота на Черном море, но, учитывая заклятую дружбу между западными партнерами, можно было ожидать перемен в отношении флота уже не в таком далеком будущем.

Судостроительный завод имени 61 коммунара. Россия соблюдает Парижский договор

Корвет «Память Меркурия», построен в 1865 г.


Россия преобразовывалась и модернизировалась – грянувший «крымский гром» заставил креститься энергично и самоотверженно. Менялась страна, а вместе с ней – ее армия и флот. Николаев вместе с находившимся в вынужденной спячке адмиралтейством переживал не самые хорошие, но, как оказалось впоследствии, далеко не худшие годы.

Быть или не быть?

Наряду с различными государственными органами оживление коснулось и застоявшегося под коркой николаевской эпохи общественного мнения. На страницах периодических изданий развернулась дискуссия по поводу состояния и перспектив развития отечественного флота. Главным объектом полемики стал вопрос о целесообразности для России наличия военно-морских сил на Черном море.

Некоторым участникам этого публицистического спора сама постановка такого вопроса, учитывая пять русско-турецких войн в XVIII веке и три – в XIX-м, казалась несколько странной. Босфор и Дарданеллы были все так же далеки от России, а Стамбул был все-таки больше Стамбулом, чем Константинополем. Однако тон, заданный обсуждению в прессе, был не лишен традиционного для российской общественной мысли некоего ироничного скепсиса.

О Черноморском флоте высказывалось много народу – обсуждение велось и на страницах «Морского сборника». За блоками текста, насыщенного эмоциональными фразами, скрывались два вечных, вытекающих друг из друга вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?». Дело в том, что на волне эмоциональных переживаний о недавней проигранной войне в полный голос стали звучать мнения о ненужности и даже бесполезности Черноморского флота, а также основанных для его полноценного функционирования городов – Николаева и Севастополя.

Количество экспертов, высказывающих свои взгляды на то, какой флот следует иметь России, росло как грибы после дождя. Так, профессор Казанского и Московского университетов филолог-славист Виктор Иванович Григорович также не смог пройти мимо злободневной и, главное, «профильной» для него темы. На страницах периодической прессы профессор бескомпромиссно откровенничал: «…У русского племени вообще не может быть искреннего сочувствия к морю, не на чем ему остановиться; где у нас море? По краям только».

Доставалось флоту не только от ученых словесников – «мортирные бомбы» в виде статей подчеркнуто полемического содержания прилетали и от знавших ситуацию не понаслышке. Николай Александрович Шавров, военный инженер, занимающийся обустройством портов на Черном море, а позже ставший журналистом и общественным деятелем, сухо резюмировал: «Черноморский флот вследствие исторической необходимости создан был искусственно, как дорогое и неизбежное орудие для сохранения прибрежных областей по мере приобретения их от Турции. Созданный искусственно, он не имел никакой жизненной связи со всем, что делалось на земле по прибрежью Черного моря».

Детищу князя Потемкина крепко доставалось на волне переживаний о последствиях не легкого для России Парижского мирного договора. Общественная мысль была традиционно сильна критикой, и столь же традиционно удручающе слаба в выборе методов решения проблемы. «Война проиграна, флот оказался дорогой и бесполезной игрушкой почившего Николая Павловича, годной лишь для затопления в бухте. Давайте отменим флот!» – таков был обобщающий тезис экспертов, стратегов и теоретиков.

К счастью, в Адмиралтействе и в правительстве хватало еще прагматичных людей, не делающих поспешных выводов ради восторга переменчивой толпы и высоких тиражей. Вряд ли стоило надеяться, что в залах стамбульского дворца Топкапы вместе с благовониями начнут куриться некие ферменты, неудержимо побуждающие к миролюбию. Что император Наполеон III перестанет махать дядиной шпагой и займется написанием исторических романов, а флот Ее Величества будет использован не иначе, как для ловли трески у берегов Ньюфаундленда.

Разумеется, что для такой державы, как Россия, запрет иметь на Черном море флот и арсеналы был унизительным обстоятельством. Однако даже в документе, регламентированном до мелочей, каким являлся Парижский договор 1856 года, имелись лазейки и скрытые возможности. Другое дело, что для реализации таких возможностей необходимы были нестандартные решения и воля для их воплощения в жизнь.

Николаев и фон Глазенап

В начале февраля 1860 года в Николаев прибыл новый военный губернатор и главный командир морских сил Черного моря вице-адмирал Богдан Александрович (Готлиб Фридрих) фон Глазенап. В отличие от Григория Ивановича Бутакова, боевого офицера, чью карьеру подхлестнула недавняя война, фон Глазенап был из другой категории. Опытный служака, он был хорошо знаком с кухней придворного Петербурга, хотя и кабинетным адмиралом не был.



Вице-адмирал Глазенап


Выходец из лифляндских дворян-немцев, фон Глазенап в 1826 году в чине мичмана окончил Морской кадетский корпус и уже через полгода отправился в кругосветное плавание на шлюпе «Сенявин». Его командиром был опытный моряк лейтенант Федор Петрович Литке, под руководством которого молодой человек получил необходимые в морском деле знания и опыт. По возвращении из экспедиции фон Глазенап был награжден орденом Святой Анны 3-й степени и ежегодной пенсией в размере 600 рублей.

Его карьера, подгоняемая попутным ветром, набирает ход. В скором времени молодой офицер становится адъютантом дежурного генерала Главного морского штаба. В этой должности он участвует в подавлении восстания в Царстве Польском, в частности, в штурме Варшавы. Затем были годы морской службы, плавания на Балтике и поход в Средиземное море. В 1834 году фон Глазенап уже адъютант начальника Главного морского штаба.

В 1840-х гг. Богдан Александрович командовал различными кораблями и проходил службу на штабных должностях. До 1855 г. являлся директором Морского корпуса. С 1852 года, будучи уже контр-адмиралом, назначен в свиту императора Николая I. В 1857 году направлен в Архангельск, где стал главным командиром порта. Очевидно, он хорошо справлялся со своими обязанностями – во время посещения Архангельска императором Александром II Глазенап был удостоен звания генерал-адъютанта.

Фон Глазенап был известен не только как заслуженный офицер, но и как знаток и увлеченный любитель истории отечественного флота. В 1840-х гг. он даже некоторое время являлся главным редактором «Морского сборника».

В 1860 году ему было поручено ехать в Николаев вместо слишком глубоко копнувшего не в том месте контр-адмирала Григория Ивановича Бутакова. На новое место службы Богдан Александрович отправился преисполненный многочисленными проектами и замыслами.

Николаев встретил нового губернатора без особого воодушевления. Город, порт и остатки того, что некогда гордо именовалось Адмиралтейством, в полной мере пожинали горькие плоды Парижского мирного договора. Население сократилось на порядок, торговля захирела, на верфях, где совсем недавно строили корабли, гулял ветер, подгоняющий бродячих собак. Лишь сравнительно небольшая группа носителей эполет и вицмундиров, чья деятельность проходила вблизи полноводных рек материально-технического обеспечения, смотрела на будущее с некоторой долей оптимизма. Загнать эту отъевшуюся шайку в подполье было делом куда более трудным, нежели заставить спустить флаг «Перваз-Бахри» или ядрами мешать пить чай заморским гостям под Севастополем.

«Почти весь Николаев со своими огромными домами, большей частию выставляющими втихомолку на улицу только три, а много пять окон, выстроился от них. Множество окрестных деревень выросли из того же источника», – писал Бутаков генерал-адмиралу о деятельности тех, кто умел вертеться. В итоге Григория Ивановича, дабы его не смущало количество окон в домах и особняках, нажитых непосильным трудом, отправили в Петербург.

За фон Глазенапом не водилось славы человека, безжалостно истребляющего казнокрадов. Новый командир считал, что все беды Николаева происходят от его нынешнего фактически бесперспективного положения и решил подойти к проблеме с другого борта. Следовало улучшить экономическую ситуацию, повысить благосостояние жителей города – и жизнь наладится.

Надо отдать должное Богдану Александровичу – в деле он не сробел. В первую очередь вице-адмирал собрал комиссию из представителей разных сословий города и предложил выработать совместно стратегию его развития. Одним из первых шагов стало развитие николаевского порта. В апреле 1862 года вышло постановление правительства об открытии Николаевского коммерческого порта для иностранных судов. Также лица иностранного подданства и гражданства теперь могли свободно приезжать в Николаев и жить в нем.

1 июня 1862 года в торжественной обстановке была открыта таможня. «Неизбежная при подобных торжественных случаях закуска и приличныя торжеству речи явились и тут в раскинутой у пристани палатке. Но без этого дела́ на Руси не начинаются», – скрупулезно докладывал своим читателям «Морской сборник».

Товарооборот коммерческого порта стал неумолимо расти, заставляя морщиться некоторых коммерсантов из соседней Одессы. В 1860-е гг. Николаев занял третье место в Российской империи по грузообороту. Глазенап много сделал для благоустройства Николаева: при нем были открыты школы, гимназии и пансионы, учреждены офисы коммерческих банков и различные конторы. Из небольшой пристани коммерческий порт превратился в крупный объект со складами и пакгаузами.

Согласно букве договора…

Если общественная, финансовая и торговая отрасли города фонтанировали, как струя пара из пробитого котла, то военное кораблестроение продолжало находиться в глубокой стагнации. В середине 60-х гг. на николаевском адмиралтействе было построено только два одновинтовых корвета. Это были «Память Меркурия» и «Львица», вступившие в строй в 1865 году. Их водоизмещение не превышало разрешенных Парижским мирным договором 800 тонн, а вооружение состояло из 12 орудий.


Корвет «Львица» на стапеле


Не оговоренная в тексте соглашения процедура контроля над его соблюдением, откровенно наплевательская позиция Османской империи и стремительно менявшаяся обстановка в Европе оставляли широкое поле для экспериментов и импровизаций. Пока что по черноморским портам и гаваням не бегали представители западных «партнеров» с линейками и штангенциркулями, измеряя размеры и калибры. В причерноморских степях не рыскали на запыленных колясках члены всевозможных комитетов и комиссий, высматривая в подзорную трубу, не строят ли коварные русские новый Свеаборг или Кронштадт где-нибудь в днепровских камышах.

До Версальской системы с ее жесткой до мелочей регламентацией и такой же суровой системой контроля было еще очень далеко. Главным гарантом неукоснительного исполнения статей Парижского договора был канцлер Горчаков, вовремя дувший на горячие головы и грозивший пальцем самым нетерпеливым. Всё возможное делалось для того, дабы не обострять отношений с западными партнерами. Те были настолько благодарны и великодушны, что даже всерьез собирались воевать с Россией в 1863 году, воспользовавшись очередной смутой в Царстве Польском.


Корвет «Львица»


В одной из приватных бесед Бисмарк советовал своему русскому коллеге плюнуть на соблюдение утратившего какой-либо смысл соглашения и начать строить военные корабли, «ошибаясь» в размерениях, причем сразу на несколько тысяч тонн. И всё же однокашник Пушкина был осторожен. Он аккуратно и ненавязчиво зондировал почву для отмены унизительного для России договора, в первую очередь в Париже. Племянник же узника острова Святой Елены не давал прямого согласия, но и не отвергал вероятности, намекал и торговался.

При подобной ситуации о возрождении кораблестроения в Николаеве не могло быть и речи. Для обороны фактически беззащитного побережья Черного моря маленькой флотилии из небольших корветов было мало. А тем временем миролюбивая Блистательная Порта влезла в грабительские кредиты и колоссальные долги и на последние деньги строила на английских и французских верфях первоклассный броненосный флот.

Во время военного кризиса 1863 года, когда уважаемые западные партнеры недвусмысленно начали грозить войной, вдруг остро встал вопрос о защите Керченского пролива и Днепро-Бугского лимана, которые в силу статей Парижского договора могли стать проходным двором для вражеского флота.

Тогдашний военный министр Дмитрий Алексеевич Милютин летом 1863 года выступил со специальной запиской, в которой говорилось о невозможности решить задачу такой защиты силами одних лишь береговых батарей. Необходимо было, как считал Милютин, усилить оборону еще и плавучими батареями, защищенными броней. При этом военный министр подчеркивал, что подобные суда должны укладываться в рамки ограничений Парижского мирного договора.

Разработкой проекта занялось Морское министерство. В эскизном варианте идея выглядела как самоходная плоскодонная плавбатарея, способная развивать ход в 5 узлов и оснащенная четырьмя орудиями в орудийном каземате упрощенной конструкции. Защиту каземата обеспечивала броня из 114-мм дубовых досок и 9,5-мм железных листов. Первые четыре таких плавбатареи планировалось построить в Николаеве. При более детальном изучении проблемы проект плавбатареи был отклонен как не очень удачный в пользу железных однобашенных мониторов типа «Ураган», строившихся в Петербурге для Балтийского флота.


«Колдун» – броненосная башенная лодка типа «Ураган». Фото сделано в Дании


Однако оставался нерешенным щекотливый вопрос: как не обострять отношений с западными партнерами? Действительно, партнеры после внезапного появления русских эскадр у обоих побережий Североамериканских Штатов чудесным образом впали в неудержимое миролюбие. Но канцлер Горчаков не хотел рисковать. Пришлось кораблестроительному департаменту ломать голову, где построить мониторы для Черного моря, чтобы потом их доставить в Днепро-Бугский лиман и Керченский пролив.


Схема монитора типа «Ураган»


В течение 1864 года проводились расчеты, которые в конце концов позволили остановиться на Воткинском судостроительном заводе. Броню должен был изготовить Камский железоделательный завод. Сборку мониторов планировали осуществлять на Дону. Вице-адмирал фон Глазенап как командующий морскими силами Черного моря находился в самой гуще мониторного проекта.


Монитор «Стрелец» (тип «Ураган»). Заложен в 1863 году. Ныне является плавмастерской Балтфлота ВМФ России


Согласно его расчетам для обеспечения защиты лимана и пролива потребуется не менее 24 мониторов. Воткинский завод, взвесив свои возможности, известил, что такое количество кораблей им будет построено не меньше чем за десять лет. Борис Александрович, совершенно справедливо посчитав такой срок неприемлемым, предложил вернуться к концепции плавучих батарей как к более быстрому и дешевому способу. Строить их следовало в Николаеве или же оборудовать новую верфь в Керчи. При этом подчеркивалось соблюдение Парижского договора – батареи являлись немореходными. И самое главное: о факте их строительства следовало известить все страны, подписавшие соглашение. Хотя вряд ли растроганные таким жестом турки перестали бы заказывать новые броненосцы.

Разработку проекта батареи взял на себя генерал-майор корпуса военных инженеров Степан Иванович Чернявский. В итоге получился корабль, значительно отличавшийся в качественную сторону от мобилизационного проекта 1863 года. Шесть 229-мм нарезных орудий располагались в каземате, защищенном 140-мм броневыми плитами. Защита борта обеспечивалась броневым поясом из двух рядов 229-мм брусьев. Водоизмещение плавбатареи составляло 2000 тонн.


Плавбатарея по проекту С. И. Чернявского, 1865 г.


Эти корабли планировалось строить не только в Николаеве, но и на перспективной верфи в Керчи, проект которой уже был готов. Приготовления были в самом разгаре, когда в октябре 1866 года из Петербурга раздалось высочайшее повеление, согласно которому вся деятельность, относящаяся к возрождению флота на Черном море, приостанавливалась из-за сокращения финансирования Морского министерства.

До 1872 года военное кораблестроение в Николаеве не возобновлялось. В 1864–1865 гг. с британских стапелей сошли первые четыре турецких броненосных фрегата, а в 1869 году, в рамках «сокращения бюджета», флот Османской империи пополнился еще двумя броненосными корветами, также английской постройки. Россия продолжала неукоснительно соблюдать Парижский договор 1856 года.

Броненосцы адмирала Попова

18 октября 1870 года правительства стран, подписавших в свое время Парижский мирный договор, ознаменовавший окончание Крымской войны, получили депешу, поступившую по дипломатическим каналам. Этот пространный документ, составленный канцлером Российской империи Александром Михайловичем Горчаковым, доводил до сведения заинтересованных сторон известие о том, что Россия более не считает для себя возможным исполнение 2-го параграфа Парижского договора в отношении нейтрализации Черного моря.

Судостроительный завод имени 61 коммунара. Броненосцы адмирала Попова

Встреча поповки «Новгород» в Севастополе 2 сентября 1873 года. Художник Николай Павлович Красовский, 1874 г.



В Европе отреагировали бурно – ярость побагровевшего Лондона была выразительней красных мундиров караула у Букингемского дворца. Другому же важному подписанту соглашения было не до депеш, ибо низложенный император Луи-Наполеон III уже полтора месяца вынужденно гостил у прусского короля Вильгельма I.

Момент князь Горчаков выбрал удачный: германские батальоны маршировали на Париж, а Вторая империя рухнула под тяжестью военных поражений и нереализованных амбиций третьего Наполеона, который так и не смог дорасти до славы своего дяди. В Черном море ожидалось возрождение флота, а значит, и верфи Николаевского адмиралтейства вскоре должны были оживиться.

Предложение вице-адмирала Попова

Попытка обзавестись флотилией броненосных плавучих батарей для защиты черноморского побережья юга России, предпринятая в середине 60-х гг. XIX века, благополучно провалилась из-за очередного финансового кризиса. Ведь давно известно, что на кораблях, полка́х и батареях всегда экономить легче, чем на дворцах, выездах и любовницах.

Сокрушенно кряхтя в бороду, великий князь Константин Николаевич, имевший честь занимать на то время должность генерал-адмирала, был вынужден в 1866 году сократить бюджет флота на 28%. Плавучие батареи, верфь в Керчи – всё это так и осталось идеями, воплощенными лишь в чертежах и планах. «Ножницы» экономии продолжали тем временем щелкать лезвиями: в 1867 году был упразднен Севастопольский военный порт. Находящееся там же Лазаревское адмиралтейство еще раньше было передано недавно образованной компании Русского Общества Пароходства и Торговли (РОПиТ) – в качестве судоремонтной базы.

Благодаря внушительной государственной поддержке РОПиТ интенсивно развивался и процветал, и при этом отечественное гражданское кораблестроение находилось в плачевном состоянии. Судовладельцы предпочитали покупать готовые корабли за границей, а не строить их на отечественных верфях с недостаточной технической оснащенностью и дороговизной. Еще в 1859 году русское правительство, признавая глубокий кризис в торговом судостроении, отменило однопроцентную пошлину на суда иностранной постройки.

Финансовая обстановка стала более благоприятной к концу 60-х гг., когда в Морском министерстве были вынуждены констатировать, что, несмотря на всевозможные сокращения и урезания, Черноморское побережье столь же беззащитно, как и ранее. По поводу 2-го параграфа Парижского мирного договора о запрете иметь флот на Черном море постепенно возрастало общественное возмущение. Ведь наиболее прилежно и последовательно выполняла взятые на себя обязательства именно Россия, тогда как для других заинтересованных сторон подписанное соглашение представлялось формальностью.

Поэтому военный министр граф Дмитрий Алексеевич Милютин в 1869 году вновь поднял вопрос об обеспечении обороны Днепро-Бугского лимана и Керченского пролива. На тот момент свое решение этой проблемы представил контр-адмирал Андрей Александрович Попов. Попов был к тому времени фигурой внушительной, авторитетной, совмещавшей в себе помимо солидного запаса знаний и опыта энергию локомотива и пробивную силу ледокола.


Вице-адмирал А. А. Попов


Выпускник Морского кадетского корпуса 1838 года, Попов проходил службу на Черном море. В годы Крымской войны отличился при обороне Севастополя, командуя последовательно несколькими пароходами. Награжден двумя орденами и произведен в капитаны 1-го ранга.

После окончания Крымской войны служил на Балтике. В 1858–1861 гг., командуя отрядом из двух корветов – «Рынды» и «Гридня», – осуществил поход на Тихий океан. По возвращении произведен в контр-адмиралы. В 1862–1864 гг. Попов командовал эскадрой Тихого океана, совершившей переход в Сан-Франциско во время Гражданской войны в США.


Позже занялся научной работой в области кораблестроения. Андрей Александрович обладал в этом вопросе солидным опытом. Всего Попов совершил 19 командировок за границу с целью изучения и обобщения опыта иностранного, в первую очередь английского, кораблестроения. В 1867 году его проект брустверного броненосца «Крейсер» (впоследствии «Петр Великий») оказался победителем в объявленном Морским министерством конкурсе. Андрей Александрович Попов пользовался в военно-морских кругах того времени серьезным авторитетом и уважением, однако был также известен нелегким, хоть и весьма энергичным характером и нетерпимостью к чужому мнению.

Контр-адмирал Попов подал в Морское министерство предложение: построить для защиты черноморских рубежей броненосные корабли, оснащенные крупнокалиберной артиллерией. Самым необычным было то, что Попов предлагал выполнить их круглыми. Такая форма корпуса была выбрана контр-адмиралом не случайно. Для противодействия кораблям флота вероятного противника следовало применять, по его мнению, артиллерию наибольшего имеющегося калибра: или 280-мм новейшие нарезные орудия, или же 508-мм гладкоствольные образца 1867 года. К слову, последние предполагалось устанавливать на строившийся в Петербурге «Крейсер», и в дальнейшем их заменили на 305-мм орудия.


Броненосец береговой обороны «Новгород». Модель в экспозиции Музея судостроения и флота в Николаеве


«Уменьшая длину при увеличении ширины судна, – писал Попов, – можно уменьшить его стоимость и увеличить водоизмещение. После доведения этой аксиомы до конечной степени, то есть, сделав длину и ширину равными, мы достигнем самых благоприятных условий в отношении стоимости и водоизмещения. Поэтому все его ватерлинии образованы из кругов». Для улучшения ходовых и маневренных показателей будущего корабля планировалось не только оснастить его двумя гребными винтами, но и оптимизировать обводы подводной части корпуса с целью добиться уменьшения сопротивления воды.

Идея с постройкой корабля круглой формы была не нова. В 1868 году в Англии инженером Джоном Эльдером был предложен проект круглого судна с подводной частью сферической формы. Однако подобная идея показалась тогдашним лордам Адмиралтейства слишком экстравагантной. Кстати, именно на заводе «Джон Эльдер и К˚», расположенном в Глазго, в 1880 году проходил процедуру замены котлов и механизмов броненосец «Петр Великий». На этом же предприятии чуть раньше осуществлялось строительство паровой императорской яхты «Ливадия», также созданной по проекту Попова. К слову сказать, впоследствии создание в России в условиях ограниченного финансирования броненосцев береговой обороны вызвало у англичан определенный интерес. Во второй половине 70-х гг. в Великобритании серьезно обсуждалась возможность строительства аналогичных кораблей для защиты метрополии и Ла-Манша.

В Морском министерстве отчетливо показали, что умеют смотреть на вещи шире, дальше и глубже заносчивых островитян. Концепция круглого корабля, детально проработанная контр-адмиралом Поповым, вызвала неподдельный интерес даже у самого Николая Карловича Краббе, главы Морского министерства.

По его распоряжению приступили к постройке опытной модели. Она представляла собой круглую шлюпку диаметром 3,35 м. Потом построили еще одну, более крупную модель диаметром уже 7,3 м, оснащенную двумя паровыми машинами, снятыми с катеров Кронштадтского порта.

Результаты проведенных испытаний были признаны удовлетворительными. В декабре 1869 года состоялось особое совещание высших военных и военно-морских чинов под председательством генерал-адмирала великого князя Константина. На нем было принято решение о строительстве четырех броненосцев береговой обороны – из бюджета выделялось четыре миллиона рублей. Сборка головного корабля из готовых узлов, доставленных из Петербурга, должна была происходить в Николаевском адмиралтействе.

В дальнейшем постройку планировалось осуществлять в Николаеве, куда для модернизации и приведения в порядок долгое время простаивавших верфей было выделено дополнительно еще 200 тыс. рублей. Через месяц решение совещания было одобрено императором Александром II.

10 июля 1870 года Морское министерство утвердило проектную спецификацию. Принятый вариант проекта представлял собой относительно небольшой броненосец береговой обороны водоизмещением 2700 тонн и диаметром корпуса 30,8 метров. Его наибольшая осадка достигала 3,8 м, а максимальная проектная скорость – 6–7 узлов.

Вооружение корабля составляли два 280-мм нарезных орудия в барбетной башне с толщиной брони 229 мм, которая располагалась в центре корпуса. Кроме главного калибра, предусматривалось размещение четырех мелкокалиберных пушек. Борта защищали 229-мм броневые плиты на 50-мм тиковой подкладке. Толщина брони палубы составляла 60 мм.


Орудия главного калибра броненосца «Новгород»


Силовая установка состояла из шести паровых машин мощностью по 480 л. с. и такого же количества котлов. Движение броненосца должно было осуществляться при помощи шести четырехлопастных гребных винтов. Численность экипажа достигала 14 офицеров и 120 матросов.

Основных причин, по которым столь необычный проект был утвержден, было несколько. Во-первых, сыграло свою роль магическое заклинание: «мы достигнем самых благоприятных условий в отношении стоимости и водоизмещения». Во-вторых, в высоких столичных кабинетах не без основания полагали, что постройкой «поповок» (так вскоре начнут называть официально и неофициально детище контр-адмирала Попова) можно будет сразу убить парочку жирных зайцев. С одной стороны, морские силы Черного моря получат кое-что более существенное, нежели компактные клиперы, охотники на контрабандистов. С другой стороны, уважаемые западные партнеры могут и не признать в «поповках» полноценные боевые корабли, и условия Парижского договора будут соблюдены.

А пока в Европах разберутся что да как и начнут щедро тратить чернила и гербовую бумагу на всевозможные ноты и протесты, глядишь, что-то да изменится. Во всяком случае, Луи Наполеон, как головка хорошо выдержанного пармезана, уже давно созрел для войны с Пруссией. Англичане, которым шумный и беспокойный сосед по Ла-Маншу изрядно надоел, смотрели на сложившуюся ситуацию с категорическим пониманием.

«Поповки» и Николаевское адмиралтейство

Решение о строительстве было принято, оставались сущие пустяки – воплотить его в металл. А вот с этим как раз были некоторые затруднения. Николаевское адмиралтейство, находясь в жестких условиях все еще дотошно выполнявшегося 2-го параграфа Парижского мирного договора, пребывало далеко не в лучшей форме. Не хватало необходимого оборудования, отсутствовал опыт строительства броненосных кораблей, и главное, наблюдался острый дефицит квалифицированных рабочих рук. Во второй половине 1870 года в Николаеве после длительного перерыва начались работы по модернизации адмиралтейства. В частности, приступили к строительству нового стапеля, рассчитанного на гораздо бо́льшие размеры и спусковой вес кораблей.

События в мире тем временем шли своим чередом, и летом 1870 года началась франко-прусская война. Многие считали, что Франция в этом конфликте потерпит поражение, но мало кто предполагал, что разгром Второй империи будет таким скоротечным и сокрушительным.

Воспользовавшись моментом, Россия отказалась соблюдать пункт Парижского договора о нейтрализации Черного моря. Дипломатически это решение было закреплено Лондонской морской конвенцией 1871 года. Россия снова могла иметь свой флот на юге, а значит, его восстановление было лишь вопросом времени.

Однако при более спокойном взгляде на ситуацию долгожданная радость несколько утрачивала свой первозданный блеск. Мало было подписать кипу бумаг с общим содержанием: «Ну, вот теперь-то мы всем покажем!» Даже самые грозные циркуляры годятся лишь для употребления по известной надобности, если они не подкреплены марширующими полковыми колоннами и дымящими эскадрами.

Почти за двадцать лет вынужденного перерыва не было создано подходящей для нового флота инфраструктуры. Требовалось наладить металлургическое производство, полностью реконструировать старые верфи, оборудовать базы, склады и мастерские, проложить железнодорожные линии сообщения. Для всего этого были необходимы огромные капиталовложения, позволить себе которые государство в нужных объемах еще не могло.

В июле 1871 года управляющий Морским министерством Николай Карлович Краббе на волне всеобщего энтузиазма распорядился разработать программу постройки уже десяти «поповок» в Кронштадте и Петербурге с последующей сборкой в Николаеве. Однако в соответствующем ведомстве заявили сакраментальное «денег нет», и в итоге было решено выбрать из всех экономных вариантов самый экономный: построить две «поповки», а дальше по обстоятельствам – в основном финансового характера.

Уже в начале 1871 года в Новом Адмиралтействе в Санкт-Петербурге развернулись работы по постройке первой «поповки». Был смонтирован временный стапель, на котором рабочие в две смены осуществляли сборку корпуса. Металл поставляли пять различных заводов, броневые плиты катал Ижорский завод. Машины и котлы были поручены заслуженной к этому времени фирме Берда. Для экономии времени и средств на предприятиях разместили заказы стразу на два броненосца.

17 декабря 1871 года головной корабль под названием «Новгород» был официально заложен в присутствии Александра II. В январе нового 1872 года собранные конструкции стали разбирать и отправлять по железной дороге в Одессу, а оттуда в Николаев.


Броненосец «Новгород» на стапеле в Николаеве


В Николаеве к этому времени подготовительные работы по сборке броненосцев береговой обороны были завершены. Окончено строительство нового стапеля, смонтировано и установлено купленное в Англии технологическое оборудование. В конце января 1872 года на стапеле Николаевского адмиралтейства был заложен второй броненосец, получивший название «Киев». Его строительством на первых порах руководил подпоручик фон Хемниц.

Первые части корпусных конструкций «Новгорода» прибыли в Николаев в конце марта 1872 года. В сложившихся обстоятельствах быстро выяснилось, что не имеющее опыта, испытывающее нехватку квалифицированной рабочей силы и оборудования адмиралтейство не сможет в полном объеме проводить работы сразу на двух кораблях. Стапельные работы на «Киеве» были временно приостановлены, а все усилия сконцентрированы на «Новгороде».

Во время проведения работ кораблестроителям приходилось сталкиваться с регулярными задержками оборудования и материалов. Так, завод Берда опоздал на пять месяцев с поставкой машин и котлов, которые пришлось везти вокруг Европы. Собранные с бору по сосенке рабочие разных предприятий России оказались малоопытными. В процессе неоднократно приходилось заказывать недостающее необходимое оборудование, даже инструменты, за границей.

И не только это. Например, строительные леса, за которые отечественные эффективные подрядчики, чувствуя точку кипения ситуации, заломили такую цену, будто древесина была изъята из экспозиции Кунсткамеры. Оказалось, что заказать в Англии русские же бревна и привезти их обратно в Россию гораздо дешевле.

Несмотря на все трудности, 21 мая 1873 года «Новгород» в торжественной обстановке был спущен на воду и в сентябре того же года совершил переход в Севастополь. Там на него установили артиллерию и продолжили доделочные работы, выполняемые силами местного завода РОПиТ вплоть до мая 1874 года.

Все лето и осень прошли в испытаниях, выявивших ряд конструктивных недостатков. Броненосец имел трудности в управлении и был неустойчив на курсе. Средняя скорость не превышала 6 узлов. Пробные стрельбы из 280-мм орудий показали слабость стопора станков, из-за чего они поворачивались при выстреле. Из этого обстоятельства, очевидно, и родилась легенда о вращении «поповок» вокруг своей оси.

В конце 1874 года все еще дорабатываемый «Новгород» был условно принят в казну, хотя различные работы на нем продолжались. Андрей Александрович Попов принял самое активное участие в испытаниях своего изобретения, в проект которого он вносил регулярные изменения.

Еще в июле 1873 года Попов обратился в Морское министерство с предложением учесть результаты испытаний и факт наличия в составе флота вероятного противника новейшего английского броненосца «Девастейшн». Вторая «поповка» («Киев»), по его мнению, должна была строиться с усиленным бронированием и вооружением. Соответствующий проект прилагался. Предложение Попова было принято, и в октябре того же 1873 года второму броненосцу присвоили название «Вице-адмирал Попов», поскольку Андрей Александрович был уже повышен в звании.


«Вице-адмирал Попов» на стапеле в Николаеве


Полное водоизмещение корабля увеличилось до 3500 тонн. Толщина брони барбетной установки возросла до 406 мм, а главный калибр был представлен двумя 305-мм орудиями. Механическая установка состояла из восьми паровых машин мощностью 520 лошадиных сил, работающих на шесть винтов.

Переработка чертежей заняла довольно много времени, и только в январе 1874 года в Николаевском адмиралтействе приступили к переделке корпуса уже бывшего «Киева». 27 августа 1874 года «Вице-адмирал Попов» был официально заложен, а спущен на воду в сентябре 1875 года.

Как и строительство первого корабля, достроечные работы на второй «поповке» ощутимо затянулись. Летом 1876 года начались ходовые и артиллерийские испытания «Вице-адмирала Попова», выявившие в целом сходные с «Новгородом» недостатки. В частности, стре́льбы из главного калибра привели к повреждению станков и сильному сотрясению корпуса. После соответствующих доработок пробные стре́льбы, проведенные весной 1877 года, показали приемлемые результаты.


Броненосцы «Новгород» и «Вице-адмирал Попов» на рейде Севастополя


Несмотря на спорность самой идеи строить столь необычные корабли, обладавшие рядом недостатков, вклад Андрея Александровича Попова в развитие отечественного кораблестроения значителен. К числу его несомненных заслуг можно отнести не только строительство знаменитого «Крейсера» («Петра Великого»), но и создание океанских броненосных фрегатов, таких как «Генерал-Адмирал» и «Герцог Эдинбургский».


Крейсер «Герцог Эдинбургский»


В ходе начавшейся русско-турецкой войны «Новгород» и «Вице-адмирал Попов» базировались в Одессе и выполняли функции активной обороны. В бой с турецким флотом броненосцам вступить так и не довелось. Осенью 1877 года неприятельская эскадра подошла к Одессе, и оба броненосца немедленно были выдвинуты к линии минных заграждений. Турки отвернули, не принимая боя.


Разборка броненосца «Новгород» в Николаеве, 1912–1913 гг.

Оставаясь, по большому счету, экспериментальными и узкоспециализированными кораблями, «поповки» прослужили довольно долго: только в 1903 году их передали на хранение Николаевскому порту, а позже исключили из состава флота.

Ракеты Константинова и батарейные плоты

21 января 2019
6
Возрождение Черноморского флота после долгого перерыва, вызванного поражением в Крымской войне, было процессом длительным, неспешным и сложным. Мало было горячего желания обеспечить обороноспособность южных границ государства, требовалось еще воплотить его в металл и камень.

Судостроительный завод имени 61 коммунара. Ракеты Константинова и батарейные плоты

Батарейный плот постройки 1877–1878 гг.


20 – фальшборт; 21 – тентовая стойка; 22 – труба камбуза; 23 – крепление переднего штыря платформы орудия; 24 – поперечные брусья платформы плота; 25 – вертикальная переборка в корпусе понтона; 26 – днище понтона; 27 – бочка; 28 – боеприпасы в крюйт-камере; 29 – настил крюйт-камеры; 30 – горизонтальная водоотливная труба; 31 – трап в крюйт-камеру; 32 – вертикальная труба для откачивания воды из отсеков понтонов; 33 – шестивесельный ял


Возобновление военного кораблестроения в Николаевском адмиралтействе в виде броненосцев береговой обороны по проекту вице-адмирала Попова выявило ряд системных проблем и трудностей в деле налаживания производства и логистики. Необходимо было восстановить всю сложную и разветвленную инфраструктуру, которая перестала функционировать в 1856 году. Это требовало значительных капиталовложений и времени. И того и другого не было в избытке, и начало русско-турецкой войны 1877–1878 гг. застало Черноморский флот в стадии восстановления.

Генерал Константинов и ракеты

Двух броненосцев береговой обороны, построенных по проекту адмирала Попова, явно не хватало для обеспечения надежной обороны южных рубежей империи. На волне популярности Андрея Александровича в верхах власти и покровительства ему Великого князя Константина решено было вначале строить серию из десяти подобных кораблей. Однако министерство финансов вежливо, но настойчиво осадило пыл раззадорившихся флотских. Средств в казне катастрофически недоставало – начатая в 1874 году военная реформа была процедурой длительной и дорогостоящей.


Константин Иванович Константинов


Тем не менее даже в таких условиях находилось место для смелых идей и их реализации. И это относится не только к броненосцам адмирала Попова. Например, воплощением такой идеи было строительство и ввод в эксплуатацию второго в Российской империи завода по производству ракет. Заслуга в этом деле принадлежит генерал-лейтенанту Константину Ивановичу Константинову, военному и ученому.

Происхождения Константин Иванович был самого что ни на есть высокого: побочный сын Великого князя Константина Павловича и французской актрисы Клары-Анны де Лоран. Ценитель женского пола, цесаревич, совмещающий активную личную жизнь вне брака с наместничеством в Царстве Польском, поселил фаворитку в своей резиденции. Константина Павловича отличала деятельная забота о своих внебрачных детях. Его сын, названный при рождении в апреле 1818 года Константином Константиновичем Константиновым, получил отличное образование. После смерти отца от холеры в 1831 году мальчика усыновил адъютант великого князя генерал Иван Александрович Голицын, и Константин получил новое отчество – Иванович.

В 1836 году прилежно учившийся юноша окончил Михайловское артиллерийское училище. Далее была служба, многочисленные командировки в Европу и научная деятельность. Константиновым был осуществлен ряд изобретений в артиллерийском деле, в частности электробаллистический прибор.

В 1840-х гг. он начинает плотно заниматься ракетной темой. В марте 1850 года полковник Константинов становится командиром Петербургского ракетного завода – первого в России промышленного предприятия для производства боевых ракет, где под его руководством началось их изготовление. В годы Крымской войны завод передал в действующую армию несколько тысяч единиц своей продукции. Успешное применение русскими войсками ракет при обороне Севастополя обеспечило завод регулярными и многочисленными заказами.

В 1855 году полковник Константинов вместе с командой ракетчиков был командирован в Ревель для противодействия возможной высадке вражеского десанта. Кстати, в том же 1855 году на ракетный завод из Севастополя был переведен артиллерийский поручик граф Лев Николаевич Толстой, уже довольно известный литератор. После окончания войны Константин Иванович продолжил свою службу и научную деятельность – снова многочисленные поездки и командировки за границу.

В 1860 году Константинов читал курс лекций в Михайловской артиллерийской академии. Что интересно, впервые сборник лекций русского военного ученого «О боевых ракетах» был напечатан и опубликован во Франции, а потом уж, в 1864 году, обратным переводом переведен с французского и издан в России. В 1861 году Константину Ивановичу было присвоено звание генерал-лейтенанта.

С начала 60-х гг. XIX века полковник Константинов разрабатывает концепцию строительства в России нового ракетного завода с высокой степенью механизации производства и, следовательно, большим объемом готовой продукции. После длительных служебных сражений в тиши кабинетов и гуле совещаний, после череды специальных комиссий решение о строительстве нового ракетного завода было принято. В качестве подходящего места Константинов выбрал город Николаев.



Ракета и пусковой станок Константинова системы 1862 г.


Выбор этого южного города был не случайным: климат северной столицы вынуждал использовать для обогрева помещений Петербургского завода печи с открытым огнем, что было явно небезопасно. В декабре 1862 года император Александр II дал высочайшее добро на возведение ракетного завода в указанном месте. Сам же Константинов переехал в Николаев в 1867 году из столичного Петербурга руководить работами на возводимом объекте.

Строительство ракетного завода в Николаеве по соседству с Адмиралтейством, начавшись в 1864 году, продолжалось традиционно долго. По плану Константинова предприятие должно было быть возведено за четыре года, но на самом деле на это ушло почти девять лет. Задумка у Константина Ивановича была масштабной: он предполагал построить не только завод по производству боевых ракет, но и научно-исследовательские лаборатории, учебный центр и полигон. Военный губернатор Николаева и командующий морскими силами Черного моря на тот период Богдан Александрович фон Глазенап оказывал Константинову всяческое содействие, в первую очередь рабочими и строительными материалами.


Макет станка Константинова для пеших и конных команд образца 1869 г. (Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи)


Работы, несмотря на всю энергию и увлеченность генерал-майора любимым делом, двигались вперед со скоростью поломанной телеги. Финансирование проходило с задержками, средств постоянно не хватало. А ведь для своего завода Константинову приходилось закупать заграничное оборудование.

Проект Константинова постепенно воплотился в комплекс строений, расположенных на площади 22 десятин (24 гектара), обнесенных каменной стеной общей протяженностью более двух километров. Сюда издалека привозилось и монтировалось новейшее и дорогостоящее оборудование. В его числе были два гидравлических пресса, способных осуществлять давление в 18000 пудов на квадратный дюйм, специальные реторты для обжигания угля, многочисленные станки на механическом и паровом приводе. Широко была применена механизация и автоматизация производства.


Ракетный завод


По расчетам, учитывая применение новейшего оборудования, ракетный завод в Николаеве, выйдя на полную мощность, был способен производить до 18 тыс. ракет за восемь месяцев. Мощность Петербургского ракетного отделения, использовавшего устаревшие технологии, не превышала 8 тысяч ракет в год.

Всего ракетный завод имел в своем распоряжении 33 хорошо оборудованных мастерских и 6 складов. Для бесперебойного обеспечения предприятия водой надлежащего качества в Англии были заказаны специальные насосы и паровой локомобиль для транспортировки.


Строение для установки гидравлического пресса


Само же появление Константинова в Николаеве было хорошо воспринято местными научно-техническими кругами. Константин Иванович был для своего времени блестяще образован и был талантливым рассказчиком. Все это вылилось в учреждение в 1867 году николаевского отделения Русского химического ордена, в котором Константинов был избран почетным председателем. К сожалению, полного ввода в строй своего детища, ракетного завода, Константин Иванович Константинов не увидел – он умер в январе 1871 года в возрасте 52 лет.

Бурное развитие нарезной артиллерии в те годы сильно охладило внимание и интерес высшего военного руководства России к ракетной тематике. Ракетный завод в Николаеве продолжал свою деятельность, хотя и не в таких масштабах, которые предполагал Константинов.


Здание ракетного завода


Во время русско-турецкой 1877–1878 гг. и русско-японской 1904–1905 гг. войн производство оживлялось, хотя уже с 1890 г. главной отраслью завода был выпуск осветительных и сигнальных ракет. В 1910 году ракетный завод из-за отсутствия заказов был закрыт, и в его главном корпусе была размещена мощная военная радиостанция.

И снова артиллерийские плоты

20 апреля 1871 года, когда строительство ракетного завода в Николаеве находилось в самом разгаре, военным губернатором Николаева и главным командиром Черноморского флота и портов назначается вице-адмирал Николай Андреевич Аркас. Аркас принадлежал к категории людей заслуженных и облеченных доверием самых верхов государственной власти.

Он происходил из семьи греков-переселенцев, которые селились на обширных пространствах Северного Причерноморья. В 1828 году Аркас пошел волонтером на Черноморский флот и в 1833 году был произведен в офицеры. Главным командиром в тот период был Самуил Карлович Грейг, которому приписывали особое отношение к грекам. Многие выходцы с Архипелага в годы его командования Черноморским флотом смогли сделать себе карьеру.

В попутное течение попал и Николай Андреевич Аркас. Молодой человек проявил себя в годы русско-турецкой войны 1828–1833 гг. с самой лучшей стороны и офицерский чин получил вполне заслуженно. Впоследствии продолжил службу на Балтийском флоте. В 1844 году лейтенант Аркас получил приказание усилить Каспийскую военную флотилию. Выйдя из Петербурга с отрядом из 12 судов и передвигаясь по рекам, он осуществил переброску и сборку на месте трех пароходов.

В 1852 году произведен во флигель-адъютанты, в 1855 году стал капитаном 1-го ранга. Являлся одним из инициаторов создания компании Русского Общества Пароходства и Торговли. Был избран его директором. В 1860 году получил звание контр-адмирала с зачислением в свиту Его Императорского Величества.

Прибывший в Николаев в качестве нового губернатора и Главного командира Черноморского флота, Аркас много сделал для его возрождения. Именно под его руководством начались масштабные работы по модернизации и усовершенствованию так долго простаивавших верфей Николаевского адмиралтейства. При нем был закончен новый стапель для строительства броненосцев береговой обороны по проекту адмирала Попова.

Обострение в отношениях с Османской империей и близость все более возможной войны побудило русское военное командование озаботиться усилением обороны побережья. Наличие всего двух «поповок», являвшихся по факту самоходными плавучими фортами, было недостаточным. В преддверии начала боевых действий вице-адмирал Аркас предложил, за неимением лучшего, строить плавучие батарейные плоты – наподобие тех, которые изготавливали еще в Крымскую войну на Балтике.


Батарейный плот постройки 1877–1878 гг. (Вид сверху и продольный разрез)

1 – железная фиш-балка; 2 – крамбол; 3 – вертикальные деревянные брусья под броней траверза; 4 – броневые плиты траверза; 5 – киповые планки; 6 – броневые плиты бруствера; 7 – понтоны; 8 – 229-мм нарезное орудие на поворотной платформе; 9 – погоны для поворота орудия; 10 – железный камбуз; 11 – амбразура; 12 – вертикальные деревянные брусья носового бруствера; 13 – банкетка для скорострельного нарезного орудия; 14 – палубная решетчатая площадка забортного трапа; 15 – забортный трап; 16 – каюта командира; 17 – люки входа в крюйт-камеры; 18 – деревянные шлюпбалки; 19 – офицерская каюта


Деревянные корпуса позволяли собирать эти плоты в условиях недостаточно оборудованной базы или верфи. Блочный метод постройки сокращал и упрощал ее процесс. Аркас даже предлагал использовать для пущей экономии времени и денег фрагменты корпусов периода Крымской войны, однако таковых к 1877 году не сохранилось.

Зато имелось некоторое количество броневых плит толщиной 50 и 38 мм, которые ждали своего часа на кронштадтских складах. Также означенные плиты имелись в наличии и на Ижорском заводе. Решено было их использовать для прикрытия траверзов и откосов перед брустверами. Плиты главного броневого пояса толщиной 152 мм было поручено изготовить тому же Ижорскому заводу. Для будущих плотов даже выделили четыре 305-мм плиты, которые были изготовлены для испытаний орудий новейших систем.

В середине января 1877 года в Николаеве портовый корабельный инженер штабс-капитан Ф. М. Насулин составил смету строительства первых трех плотов. После ее детального рассмотрения в сторону удешевления и упрощения в Николаевском адмиралтействе приступили к строительству двух плотов.

Конструкция в целом повторяла крымский вариант. Десять удлиненных прямоугольного сечения и заостренных в оконечностях понтонов служили своеобразной опорой для массивной платформы, установленной на них. На платформе за бруствером и примыкавшими к нему бронированными откосами устанавливали орудия. Крюйт-камеры и бомбовые погреба плота имели двойное дно и для верности обшивались войлоком. Все отсеки были соединены предельно простой водоотливной системой, состоявшей из магистральной трубы и ручного насоса.

Каждый плот, или плавучая батарея первоначально должен был быть вооружен тремя медными 152-мм нарезными мортирами, заряжающимися с казенной части. 30 таких орудий Военное министерство передало на Черноморский флот для вооружения пароходов из числа принадлежавших Русскому Обществу Пароходства и Торговли. В качестве дополнительного вооружения предполагалось установить 152-мм гладкоствольные пушки.

В апреле 1877 года первые броневые детали плотов были по железной дороге отправлены в Николаев и Керчь. Также в целях улучшения боевых характеристик был срочно оформлен заказ на «приборы сосредоточенной стрельбы» системы Алексея Павловича Давыдова. Они являлись первой в мире системой управления артиллерийским огнем. Приборы системы Давыдова представляли собой комплекс электромеханической аппаратуры, обеспечивающий стрельбу залпами.

19 апреля 1877 года в Николаеве спустили на воду мортирную плавучую батарею № 1. 27 апреля на нее было установлено артиллерийское вооружение, и 30 апреля на ней подняли гюйс. Плавучая батарея, относящаяся к кораблям третьего ранга, официально вступила в кампанию. Экипаж состоял из двух унтер-офицеров, пяти комендоров и 23 матросов.

1 мая 1877 года на буксире военной шхуны «Ингул» батарея перешла на рейд Очакова. Проведенные здесь практические стрельбы показали прочность конструкции, которая не испытывала сотрясений. Зато нешуточную проблему обнаружили в иной области. Из-за пресловутой экономии понтоны были построены из сырого леса. Доски и проконопаченные швы дали многочисленные течи и трещины. Ситуация осложнилась настолько, что батарею пришлось спешно возвращать на ремонт в Николаев. На исправление ушли ресурсы и время, и только к июлю 1877 года две плавучие батареи постройки Николаевского адмиралтейства прикрывали рейд Очакова.

Третью и четвертую мортирные плавучие батареи по этому же проекту построили в Керчи. Осенью 1877 года было принято решение построить дополнительно еще две батареи в Керчи и одну в Николаеве. В отличие от предыдущих, они должны были получить гораздо более мощное артиллерийское вооружение: два 229-мм нарезных орудия, способные наносить критические повреждения любому из турецких броненосцев, включая сильнейший их них – «Мессудие» английской постройки.

Новые батареи были крупнее своих предшественниц. Спущенные на воду в мае 1878 года, они постепенно оснащались броней, вооружением и различными механизмами. Однако боевые действия на Черном море к этому времени уже закончились. Война 1877–1878 гг. наглядно показала, что никакие даже самые удачные импровизации, технические ухищрения и оригинальное воплощение их в жизнь не заменят полноценного флота и мощной судостроительной и судоремонтной базы. К созданию и восстановлению всего этого Россия и приступила в 80-х гг. XIX века.

Продолжение следует…

Картина дня

наверх