Оружие и доспехи воинов-монголов (часть третья)
тебе не сделаться подобным ему;
26:5. но отвечай глупому по глупости его, чтобы он не
стал мудрецом в глазах своих.
Книга Притчей Соломоновых
Третью часть материала «о монголах», основанную в первую очередь на монографии А.И. Соловьева, на мой взгляд следует начать, несколько отвлекшись от основной темы. И подчеркнуть следующее: любая наука, в том числе и историческая, требует, чтобы ее изучали. Изучали первичные и вторичные источники, артефакты и в первую очередь – историографию любого вопроса. То есть кто, что, когда и, опираясь на какие первичные и вторичные источники и археологические находки, сделал определенные выводы, естественно с поправкой на время. Понятно, что источниковая база все время расширяется. Но чтения Карамзина, Ключевского, Соловьева, Мавродина, Рыбакова и Данилевского никто не отменял. Есть «Полное собрание русских летописей», есть множество академических монографий российских и советских историков, основанные на огромном фактическом материале.
Например, теме кочевых народов Евразии посвящена следующая работа: Плетнева С.А. Степи Евразии в эпоху средневековья. Коллективная монография. М.: Институт археологии АН СССР, "Наука", 1981. 303 с. Книга включает в себя археологические материалы, которые относятся к эпохе раннего и развитого средневековья, т. е. охватывает древности целого тысячелетия, с IV по XIV в., обнаруженные на огромных территориях степей – от Забайкалья и до самых низовий Дуная. Монография подготовлена ведущими археологами СССР и стала первым коллективным обобщением огромной работы, которую российские и советские археологи провели за последнее столетие, изучая средневековые кочевнические древности нашей страны. Глава №9 как раз посвящена монгольскому завоеванию.
Есть «исторические школы», например, «школа новосибирских востоковедов», историки которой, включая и А.И. Соловьева, много сил отдали изучению артефактов своего региона и подготовили ряд интереснейших монографий по тем же наконечникам стрел, включая и монгольские, подготовили их типологизацию, чем внесли важный вклад в изучение прошлого нашей страны. Ряд исследований, например, монография, обложка которой приведена ниже, был подготовлен совместно с монгольскими учеными. И, разумеется, все это надо читать, знать, сопоставлять с другими, например, англоязычными, китайскими и японскими источниками. Понятно, что сделать это по силам только тем, у кого на все это ушли годы (!) напряженного труда. Причем не просто труда, а труда, отраженного в публикациях в соответствующих рецензируемых научных изданиях.
Очень интересная монография, основанная на обширной научной базе.
К сожалению, мне не приходилось встречать на страницах «Военного обозрения» ссылок ни на эту, ни на другие, подобного уровня, работы, ни вообще каких-бы то ни было ссылок на работы в этой области, кроме разве что упоминаний о прочтении Гумилева. По большей части комментарии принадлежат людям, в этих вопросах мало осведомленных (что, разумеется позволительно!) или амбициозным невеждам (а вот это уже печально!). В любом случае тот же Гумилев – это всего лишь один из множества источников и строить только на его умозаключениях какие бы то ни было выводы не очень-то разумно. Однако ВО, это и не институт, и не академия дистанционного образования. Поэтому-то и данный материал не охватывает с должной полнотой и законченностью всю ту источниковую базу, которую следовало бы охватить, но следуя за логикой вышеназванного автора монографии по сибирскому вооружению, лишь рассказывает о тех источниках, на которых он основывался.
Казнь. Иллюстрация из рукописи «Джами' ат-таварих», XIV век. (Государственная библиотека, Берлин)
Итак, обратившись к сочинениям Плано Карпини, читаем: «Чингисхан приказал, чтобы во главе десяти человек был поставлен один эн, по-нашему называется десятником, а во главе десяти десятников был поставлен один, который называется сотником, во главе десяти сотников был поставлен один, который называется тысячником, а во главе тысячников был поставлен один, и это число у них называется тьма. Во главе же всего войска ставят двух вождей или трех, но так, что они имеют подчинение одному». Таким образом все мужчины Монгольского государства подразделялись на десятки, а они в свою очередь, каждый из них «выставлял, смотря по наряду, по одному, по два и более воинов, снабжая их назначенным продовольствием и потребностями в походе». (М.И. Иванин – «О военном искусстве и завоеваниях монголо-татар и среднеазиатских народов при Чингис-хане и Тамерлане». Издание Военно-учёного комитета. Под редакцией князя Н. С. Голицына. СПб., 1875.).
Монгольские принцы изучают Коран. Иллюстрация из рукописи «Джами' ат-таварих», XIV век. (Государственная библиотека, Берлин)
Войско делилось на три части – центр и два крыла. Кроме, собственно, боевых подразделений существовало тыловое обеспечение, люди, прокладывавшие дороги, и разведка. Но монголы создали также и настоящую «агентурную» сеть из «легальных» разведчиков – купцов и послов. Дисциплина в монгольской армии была весьма суровой и поддерживалась жестокими способами. Плано Карпини сообщает: «Когда же войска находятся на войне, то если из десяти человек бежит один или двое, или трое, или даже больше, то все они умерщвляются, и если бегут все десять, а не бегут другие сто, то все умерщвляются; и, говоря кратко, если они не отступают сообща, то все бегущие умерщвляются; точно так же, если один или два или больше смело вступают в бой, а десять других не следуют, то их тоже умерщвляют, а если из десяти попадают в плен один или больше, другие же товарищи не освобождают их, то они тоже умерщвляются». Однако не только страхом действовали монгольские полководцы. Чингисхан требовал от командиров еще и заботы о людях. «Подобает начальствовать войском тому, кто сам чувствует жажду и голод и соразмеряет с этим положением других, идет по дороге с расчетом и не допускает войско терпеть голод и жажду, а четвероногих отощать. На это смысл указывает: идите шагом слабейшего из нас».
Монголы и их пленники. Иллюстрация из рукописи «Джами' ат-таварих», XIV век. (Государственная библиотека, Берлин)
Сама жизнь делала из монголов высококлассных воинов-профессионалов. Их дети уже «два или три года от роду сразу же начинают ездить верхом, и управляют лошадьми, и скачут на них, и им дается лук сообразно их возрасту, и они учатся пускать стрелы, ибо они очень ловки, а также смелы». Далее средневековые историки отмечали: «Родятся и вырастают на седле и на лошади, они сами собой научаются сражаться, потому что вся их жизнь круглый год проводится на охоте. Оттого у них нет пехоты, а все конница». Сам Чингисхан не раз повторял, что «зверовая охота – школа войны». На облавные охоты, как на маневры, съезжались воины из разных районов Монголии. Недобросовестность или ошибки наказывались, храбрость и мастерство поощрялись!
Монгольский лук. Музей монгольского вторжения. Фукуока, Япония.
Потом все охотничьи приемы применялись на войне. «Когда нет войны с врагами, – написано в «Великой Ясе» Чингисхана, – пусть... учат сыновей, как гнать диких зверей, чтобы они навыкли к бою и обрели силу и выносливость, и затем бросались на врага, как на диких животных, не щадя».
Колчан и лук. Музей монгольского вторжения. Фукуока, Япония.
Совершеннолетним монгол становился в 13 лет, и с этого возраста нес воинскую службу и участвовал в облавной охоте. Бытовал и обряд (что-то вроде инициации) натирания мясом и жиром пальца мальчика, первый раз убившего зверя на такой охоте. Например, Чингисхан мазал пальцы своим внукам Хулагу-хану и Хубилаю, когда им было по девять и одиннадцать лет и это его, разумеется, очень обрадовало. Но облава являлась не только охотой. Уделялось и много внимания играм и разным воинским забавам. Воины соревновались в стрельбе из лука, боролись, проводили скачки на лошадях. Сказители у костров передавали молодым предания и легенды, и воспевали подвиги багатуров прошлого.
Монголы всегда очень серьезно готовились к нападению на врага и обстоятельно заранее собирали о нем все возможные сведения. Искали недовольных в рядах противника, а когда находили – привлекали подкупом на свою сторону. Вторжение обычно начиналось с глубоких рейдов по тылам неприятеля, обходивших стороной его города, и скопления его войск. При этом разгонялись стада и истреблялись жители, велась разведка. «Когда они желают пойти на войну, они отправляют вперед передовых застрельщиков, у которых нет с собой ничего, кроме войлоков, лошадей и оружия. Они ничего не грабят, не жгут домов, не убивают зверей, а только ранят и умерщвляют людей, а если не могут иного, обращают их в бегство; все же они гораздо охотнее убивают, чем обращают в бегство», — отмечал Плано Карпини. Передовые отряды имели задачу постоянно тревожить противника: они выпускали град стрел и отступали, не ввязывались в серьезную схватку, но изматывали и не давали возможности отдохнуть ни людям, ни лошадям. «Надо знать, что всякий раз, как они завидят врагов, они идут на них, и каждый бросает в своих противников три или четыре стрелы; и если они видят, что не могут их победить, то отступают опять к своим; и это они делают ради обмана, чтобы враги преследовали их до тех мест, где они устроили засаду; и, если враги преследуют до вышеупомянутой засады, они окружают их и таким образом ранят и убивают».
Монгольские снаряды для метания. Обнаружены на месте высадки в Японии в 1274 г. Музей монгольского вторжения. Фукуока, Япония.
Основные силы монгольского войска следовали за авангардом, и тут цель была иная – забирать все, что можно. «Людей, если они их могут найти, забирают в плен и убивают» – пишет о монголах Плано Карпини. Перед решающей битвой монгольские отряды очень быстро собирались вместе и каждый занимал свое место в общем строю. «Когда же они желают приступить к сражению, то располагают все войска так, как они должны сражаться». При этом монгольская конница выстраивалась так, что передние линии состояли из воинов с легким вооружением и отрядов союзников, а задние эшелоны состояли из тяжелой конницы и резерва, которые в бой вступали в решающий момент. Важно, что монгольские полководцы лично в сражении, как это практиковалось в то время повсеместно в той же Европе, не участвовали и чудеса храбрости не показывали. Напротив: «Вожди или начальники войска не вступают в бой, но стоят вдали против войска врагов и имеют рядом с собой на конях отроков, а также женщин и лошадей. Иногда они делают чучела людей и помещают их на лошадей; это они делают для того, чтобы заставить думать о большем количестве воюющих». Чтобы еще сильнее воздействовать на воображение противника, монголы гнали впереди собой пленных; и именно они обычно и становились жертвами первой атаки противника. «Другие отряды более храбрых людей они посылают далеко справа и слева, чтобы их не видали противники, и таким образом окружают противников и замыкают в середину; и таким образом они начинают сражаться со всех сторон. И хотя их иногда мало, противники их, которые окружены, воображают, что их много. А в особенности бывает это тогда, когда они видят тех, которые находятся при вожде или начальнике войска, отроков, женщин, лошадей и чучел, которых, как сказано выше, они считают за воителей и вследствие этого приходят в страх и замешательство».
Стрелы с бронебойными наконечниками. Музей монгольского вторжения. Фукуока, Япония.
«Татары не смеют начать битвы, пока не забьет накар (большой барабан – А. И. Соловьев) их начальника; как только он забьет, тут они и начинают битву... – сообщал венецианский купец и путешественник Марко Поло, семнадцать лет находившийся при дворе монгольского хана Хубилая, – прежде, нежели накар забьет, поют они и тихо играют на двухструнных инструментах; поют, играют и тихо веселятся, поджидая схватку... Забил накар, и люди, немедля, бросились друг на друга. Схватились за луки и стали пускать стрелы. Переполнился весь воздух стрелами, словно дождем; много людей было смертельно поранено. За криками и воплями и грома нельзя был б расслышать; воистину, видно было, что сошлись враги смертельные. Метали стрелы, пока их хватало; и много было мертвых и насмерть раненных». Марко Поло свидетельствовал, что «каждый воин в сражении имел 60 стрел, 30 маленьких – метать, и 30 больших с железным широким наконечником; их бросают вблизи – в лицо, в руки, перерезывают ими тетивы и много вреда наносят ими». Очевидно, что имелись ввиду в первом случае стрелы с узкими гранеными наконечниками, которыми стреляли по врагу на расстоянии, а во втором случае – это стрелы, имевшие V-наконечники, которые именно на близком расстоянии и можно было и тетиву вражеского лука перерезать, и нанести серьезные ранения, приводящие к большой кровопотере.
Керамические гранаты тетсухо, найденные на месте крушения японского корабля у острова Такасима в 1274 г.
Практически все очевидцы писали о высокой частоте стрельбы, характерной для монголов. Недаром они сравнивали обычно с дождем ту страшную картину, что развертывалась у них на глазах. «И летели стрелы в город, словно дождь из бесчисленных туч», – сообщает русский летописец. «Стрелы у них... не летят, а как бы ливнем льются», – встречаем запись у венгерского миссионера. Считается, что прицельно можно выпускать по 8 – 12 стрел в минуту. Но даже сократив количество выстрелов до 5, все равно получится, что разными подразделениями монгольского войска (десять, сто, тысяча и т. д. воинов) выпускали соответственно по 50, 500, 5000 стрел в минуту, а развив вышеназванную максимальную скорострельность, в воздух каждая сотня воинов выпускала бы в минуту до 1200 стрел.
Наконечники японских стрел эпохи Камакура. Музей монгольского вторжения. Япония.
Однако вести такой обстрел дело совсем непростое. Для того, чтобы он принес успех (кроме индивидуальной выучки каждого стрелка), нужно уметь построить стрелковую линию так, чтобы лучники ясно видели бы цель и при этом друг другу не мешали. Монголы и тут использовали сразу несколько приемов. Например, обстрел преследующего их противника с полуоборотом назад. У Марко Поло это описывается так: «В битвах с врагом берут верх вот как: убегать от врага не стыдятся, убегая, поворачиваются и стреляют. Коней своих приучили, как собак, ворочать во все стороны. Когда их гонят, на бегу дерутся, славно да сильно, так же точно, как бы стояли лицом к лицу с врагом; бежит назад и поворачивается, стреляет метко, бьет и вражьих коней, и людей; враг думает, что они расстроены и побеждены, а сам проигрывает от того, что кони у него перестреляны, да и людей изрядно побито. Татары, как увидят, что перебили и вражьих коней, и людей, поворачивают назад и бьются славно, храбро, разоряют и побеждают врага».
Шлем из Музея монгольского вторжения, Фукуока, Япония.
Использовался и такой прием: отряды скакали друг за другом по кругу и, по очереди проносясь мимо неприятеля, выпускали в него свои стрелы. Интенсивность обстрела при этом достигалась очень высокая. «Когда им приходится сражаться на открытой равнине, а враги находятся от них на расстоянии полета стрелы, – пишет Марко Поло, – то они... изгибают войско и носятся по кругу, чтобы вернее и удобнее стрелять во врага. Среди таким образом наступающих и отступающих соблюдается удивительный порядок. Правда, для этого у них есть опытные в сих делах вожатые, за которыми они следуют. Но если эти вожатые падут от вражеских стрел или вдруг от страха ошибутся в соблюдении строя, то всем войском овладевает такое замешательство, что они не в состоянии вернуться к порядку и стрелять во врага».
Книга Стивена Тернбулла.
При этом от соблюдения строя зависело очень много и следили за тем, чтобы он соблюдался также очень строго. Чингисхан, например, грозил смертной казнью тем, кто «не вернется в строй и не займет своего первоначального места». Шквальный обстрел неприятеля продолжался пока хватало для этого стрел, либо пока противник не бежал с поля боя. Ну, а если и после столь убийственного града стрел противник все еще сопротивлялся, на его ряды обрушивался удар тяжелой конницы монголов, разрывавший его боевой порядок. Марко Поло свидетельствовал: «Вышли все стрелы, попрятали они свои луки в колчаны, схватились за мечи и палицы и бросились друг на друга. Стали они наносить сильные удары мечами и палицами; началась злая и жестокая битва; наносились и получались удары сильные; отсекались руки, и замертво падали люди на землю; знайте, по истинной правде, вскоре после того, как началась рукопашная битва, покрылась земля мертвыми да смертельно раненными». Ну, а после битвы монголы обычно беспощадно предавали смерти всех без врагов разбора, включая и тех, кто сдавался им в плен. Тотальное уничтожение – вот цель такой войны, и это для многих в то время было в диковинку.
Вооружение всадника Тимуридов. (Королевский арсенал, Лидс)
Интересно, что монголы, следуя этой тактике, иной раз сами открывали «коридор для отступления» разгромленному врагу, но использовали его для нанесения ему дополнительных потерь. Плано Карпини писал, например, что: «те начнут бежать и отделяться друг от друга, они их преследуют и тогда, во время бегства, убивают больше, чем могут умертвить на войне». Впрочем, если «против них имеется большое войско, они иногда обходят его на один или два дня пути и тайно нападают на другую часть земли и разграбляют ее, при этом они убивают людей, разрушают и опустошают землю. А если они видят, что не могут сделать и этого, то отступают назад на десять или двенадцать дней пути. Иногда также они пребывают в безопасном месте, пока войско их врагов не разделится, и тогда они приходят украдкой и опустошают землю. Ибо в войнах они весьма хитры, так как сражались с другими народами уже сорок лет и даже более».
Переговоры между представителями Газана и Байду. «Джами' ат-таварих» Рашид ад-Дина. (Национальная библиотека Франции)
Многое зависело от высокой скорости передвижения и маневренности монгольской кавалерии. Что неудивительно, ведь за каждым воином следовали налегке сразу несколько лошадей. При всем своем неказистом виде (столь удивлявшем тогда европейцев), эти невысокие, коренастые и большеголовые лошади отличались большой резвостью и выносливостью. Они были крайне неприхотливы в пище и в голодное время могли жевать пучки жестких веток. По словам Марко Поло, «когда отправляются в долгий путь, на войну, сбруи с собой не берут, а возьмут два кожаных меха с молоком для питья, да глиняный горшок варить мясо. Везут также маленькую палатку укрываться на случай дождя. Случится надобность, так скачут... дней десять без пищи, не разводя огня, и питаются кровью своих коней; проткнут жилу коня, да и пьют кровь». Монгольские воины в трудную минуту могли собирать насекомых со своего тела и есть их. «Голодая один день или два, – замечает Плано Карпини, – и вовсе ничего не вкушая, они не выражают какого-нибудь нетерпения, но поют и играют, как будто хорошо поели. Во время верховой езды они сносят великую стужу, иногда терпят также и чрезмерный зной». Все давало возможность монгольским всадникам совершать беспримерные для того времени переходы. Например, тумены Субедея-багатура, по данным Ю. С. Худякова, во время венгерского похода за три дня прошли 290 километров (обычный переход не превышал 50 километров в день).
Лицевая маска от шлема из Волжской Булгарии.
Широкие реки также не представляли препятствий для монгольских войск, так как у них в изобилии имелись кожаные бурдюки для устройства плотов. В случае если им предстояла осада вражеского города, они пользовались китайской осадной техникой и с помощью ее ими брались даже весьма сильно укрепленные крепости.
https://topwar.ru/134971-oruzhie-i-dospehi-voinov-mongolov-c...
О «монголо-татарском завоевании»
Споры о монголо-татарском нашествии и конкретном содержании последовавшего за этим “ига” в последние годы вновь оживились. Под воздействием многочисленной критики (в том числе со стороны сторонников Л.Н. Гумилева) в традиционной версии стали появляться новые любопытные штрихи, на которых бы и хотелось остановиться подробнее.
Как мы все хорошо помним, суть господствующего по сей день точки зрения заключается в следующем.
В первой половине XIII века (1223 г. – битва на Калке, 1237 г. – падение Рязани, 1238 г. – разгром объединенных сил русских князей на реке Сить, 1240 г. – падение Киева) Русь подверглась нашествию монголо-татарских орд, пришедших в Европу из Центральной Азии и успевших к этому времени захватить, в частности, Китай и Среднюю Азию. Монгольские войска сокрушили разрозненные дружины русских князей и подвергли Киевскую Русь чудовищному разгрому. Военная мощь пришельцев была столь неодолима, что их господство продолжалось затем два с половиной века – вплоть до “великого противостояния на Угре” в 1480 г., когда “иго” было, наконец, окончательно ликвидировано. 250 лет Русь платила Орде дань – материальными ценностями и людьми. В 1380 году Русь впервые после нашествия Батыя собралась с силами и дала Орде бой на Куликовом поле, в ходе которого войска хана Мамая потерпели сокрушительное поражение.
Сегодня в эту привычную версию стали встраиваться как бы свежие детали, призванные добавить правдоподобия и достоверности. В частности, ведутся небезынтересные дискуссии на тему о численности кочевников, об особенностях их военного искусства, вооружении и т.д.
Однако всегда существовал (и существует по сей день) вопрос, который не может не прийти в голову при первом же взгляде на теорию “ига”: почему такая большая, богатая и вооруженная страна, как Русь, не предпринимала до 1380 года ни единой попытки освободиться от иноземного господства?
Во времена Романовых на этот вопрос отвечали просто: “страх перед татарином”. Этот страх был настолько велик, что совершенно сковывал волю к сопротивлению в течение десятилетий и веков. Более того, он был столь всеобъемлющ, что просто вошел в плоть и кровь всего населения, можно сказать, был вписан в гены, и продолжал безотказно действовать и тогда, когда монголы не появлялись на Руси десятилетиями. По традиционной версии, понадобилось аж “третье небитое поколение”, чтобы Дмитрий Донской собрался, наконец, с силами. К слову сказать, после падения “ига” народы России уже никогда более не демонстрировали такой патологической боязливости, а наоборот, проявляли исключительную бескомпромиссность и беспощадность в борьбе с любыми внешними нашествиями. В отличие, кстати говоря, от многих европейцев.
Сегодня эта “версия страха” подается в несколько измененной модификации, которая звучит следующим образом.
Во-первых, до Дмитрия Донского и Куликовской битвы не было самой идеи о сопротивлении монголам.
Во-вторых, это происходило потому, что они (монголы) принимались как Божья кара за грехи человеческие.
Попробуем рассмотреть это утверждение внимательнее.
Первая его часть (об отсутствии идеи о сопротивлении) никаких возражений не вызывает по той простой причине, что это абсолютно очевидно. Действительно, совершенно логично и понятно, что большая, богатая и вооруженная страна с многочисленным населением не сопротивляется потому, что отсутствует сама идея о таком сопротивлении. Трудно рассматривать такое утверждение как некое откровение или открытие.
Что же касается второй части (Божья кара), то здесь целесообразно взглянуть на вопрос внимательнее.
Начнем с того, что в Средние века любой постулат, связанный с упоминанием имени Бога и Его воли, мог иметь исключительно одного автора – Православную Церковь. Т.е., приходится признать, что Православная Церковь сознательно наложила духовное ярмо на собственный народ и тем самым пресекла в корне любые попытки избавиться от иноземного господства. Это, правда, не помешало Сергию Радонежскому, в частности, и всей Православной Церкви в целом оказать самую активную, действенную и непосредственную поддержку Великому князю Дмитрию в его борьбе с Мамаем.
Кроме того, идею о Божьей каре полностью разделяла и военно-политическая элита Руси, которая не только служила монголам верой и правдой, но и пребывала с ними в тесных родственных связях – все летописи наполнены свидетельствами о постоянных браках между монголами и княжескими фамилиями.
Наконец, и весь остальной народ, по всей видимости, воспринимал “иго” как разновидность обстоятельств неодолимой силы, как некое природное явление, данное свыше, что-то типа земного тяготения, и нес его (иго) вполне добровольно.
Суммируя сказанное, можно сделать вывод о том, что сторонники версии “о каре” инкриминируют нашим пращурам некое всеобъемлющее психическое расстройство, выразившееся в добровольном принятии такого совершенно неприемлемого для любого нормального человека явления, как иноземное господство. (Уточним – понятием “иноземное господство” обозначается система политической, экономической, религиозной, культурной и духовной дискриминации по национальному или расовому признаку). Думается, что нужно обладать не вполне адекватными представлениями и воззрениями, чтобы так рассуждать о собственных предках.
Попробуем дать иной ответ на вопрос, почему же на Руси отсутствовала сама идея о сопротивлении монголам.
Для этого хотелось бы предложить способ рассмотрения, который на первый взгляд выглядит непривычным. Давайте сравним по определенным параметрам эпоху монгольского господства и время царствования известного реформатора Петра I.
Степень политической свободы
Монголы, даже согласно традиционной версии истории, никак не изменили политический порядок, существовавший на Руси до них. Они никогда не вводили собственной администрации и своих особых “монгольских” законов. Как управлялась Русь князьями и церковной элитой до нашествия, так это продолжалось и после. Единственное яркое свидетельство политического воздействия монголов – ярлыки на княжение, но это — лишь определенный управленческий принцип, признак наличия централизованного государства, никак не выражающий национальной или государственной принадлежности “эмитента ярлыков”, тем более, что “ярлыков” как таковых очень мало, а на монгольском языке – вообще не существует в природе. По большому счету, монголы не мешали князьям править, а при обращении к ним за помощью, “наводили порядок”. Строго говоря, следили за внутриполитической стабильностью, и даже не препятствовали великим князьям заниматься “собиранием земли Русской”. Потрясающая политическая толерантность.
При Петре вся политическая система России была радикально препарирована.
Самодержавие трансформировалось в абсолютизм, или, иными словами, “ограниченная монархия” сменилась “неограниченной”, а еще точнее, полным произволом самого Петра и его приближенных. Этому чрезвычайно способствовал разгром прежней системы законов и ее замена бесконечными противоречивыми указами, дававшими возможность любой интерпретации действий конкретного человека в зависимости от прихотей “уполномоченных лиц”. Надо с прискорбием отметить уместность прямых аналогий с комиссарщиной времен гражданской войны.
Власть широкого слоя старого дворянства, духовенства и купечества была практически полностью заменена властью вновь назначенных пришлых чиновников. Не опасаясь обвинений в национализме, хотелось бы отметить, что огромное число этих свежих назначенцев было импортировано из-за рубежа. (Следует четко различать приглашение иностранных советников и назначение иностранных администраторов, это качественно разнородные вещи; при Петре происходило именно второе, причем, повторяем, в огромных масштабах).
Было практически полностью ликвидировано прежнее местное самоуправление, уничтожены земства. А, например, учрежденные в городах вместо них магистраты являлись лишь приводными ремнями все той же бюрократической машины.
Т.о., при Петре произошла практически полная смена политической власти, причем иностранная составляющая этой новой власти стала едва ли не качественно доминирующей.
2. Степень экономической свободы
Как считает традиционная история, монголы взимали с покоренной страны знаменитую “десятину” – материальными ценностями и людьми. Нельзя не признать такой процент весьма льготным и умеренным. Это был основополагающий принцип “монгольской” системы. У монголов отсутствовал даже намек на идею о чем-то типа крепостного права. Можно добавить, что гигантское монгольское государство весьма благоприятно влияло на наличие, стабильность и безопасность торговых путей. Неудивительно, что Русь “под монголами” развивалась и богатела. Население росло, строились города и храмы. Подчеркиваем, так считает сама традиционная история. Строго говоря, чтобы объяснить, что все описываемое – все-таки жестокое иго, историки много места уделяют угону населения в рабство, вывозу ремесленников и мастеровых. К сожалению, это лишь декларируется и никак не доказывается. И не объясняется, почему страна росла и богатела, несмотря ни на какие гипотетические угоны.
Петр же и сфере экономических отношений оказался чрезвычайно радикален.
Прежде всего (и самое главное) – именно при нем родилось и было возведено в закон крепостное право. Крепостная зависимость (“прикрепление к земле”, которое, видимо, больше напоминало уклад казачьих сообществ, существовавший вплоть до XX века) было заменено рабовладельческим правом помещика на личность крестьянина. Это принципиальнейшая разница. Это было введение крепостного права по тогдашнему западноевропейскому образцу. Была создана каста рабовладельцев, которая также в значительной степени состояла из иностранцев. Как известно, окончательный вид крепостное право приобрело при другом, не менее великом, чем Петр, монархе – Екатерине II.
Введение крепостного права – рабства – имело и тяжелейшие морально-этические последствия для России, появлению глубочайших перекосов в массовом самосознании.
Рабство было распространено на промышленность, где смертность среди “работных людей” была просто ужасающей.
Колоссальный фонд государственных поместных земель перешел в частную собственность дворян (если угодно, “новых дворян”, т.к. ряды “старых” понесли значительные потери).
Понятие законных налогов временами буквально теряло смысл, т.к. дело доходило до того, что в XX веке называлось “продразверсткой” – выгребалось просто все. (Вновь аналогии с большевизмом напрашиваются сами собой).
Было разгромлено и частично уничтожено физически старое купечество. Многие торговые концессии и льготы опять же оказались в руках иностранцев.
Совершенно естественно, что при реформаторе Петре Россия весьма обнищала, а население заметно сократилось. Последнее обстоятельство можно считать наиболее ярким и красноречивым следствием петровских экономических реформ.
3. Отношение к Православной церкви
Монголы создали для Православной церкви исключительные преференции. Церковь не только была освобождена от любых налогов и сборов. Население, относившееся к Церкви, даже не включалось в общую перепись. Любое вторжение на территорию храмов (даже со стороны военных, например, на постой) каралось по закону самыми суровыми мерами. С другой стороны, при ханских ставках находились православные священники высоких рангов. Картина, близкая к идиллии.
Что касается Петра, то его репрессии против церкви и самих священнослужителей давно стали просто притчей во языцех. Ликвидация Патриаршества, политической и экономической независимости Церкви, массовые изъятия церковных земель и имущества, подчинение Церкви не просто государству, но чиновникам, чудовищные казни старообрядцев и многое другое. Даже этот, далеко не полный перечень иначе, как катастрофой, назвать трудно.
Однако дело отнюдь не только в подрыве основ существования Церкви как организации.
Серьезнейшей эрозии подверглась сама этическая система России, основывавшаяся на православии. Под видом протестантизма страна подверглась нашествию чрезвычайно агрессивного “революционного мировоззрения”, согласно которому некая благая “государственная цель” оправдывала любые средства, а на деле прикрывала собой лишь голый материальный интерес и жажду неограниченной власти. Православные каноны и устои, подразумевающие, что даже государю позволено далеко не все, что существуют незыблемые заповеди, нарушать которые ни в чьей воле, были значительно подорваны. Эта тема очень сложна и многогранна и, вне всякого сомнения, нуждается в глубоком исследовании во избежание любой идеализации и передержек.
***
Можно было и далее проводить сравнения, например, в сфере культуры, языка и обычаев. Однако и сказанного вполне достаточно, чтобы сформулировать ответ на вопрос: почему до Дмитрия Донского отсутствовала сама идея о сопротивлении монголам?
Думается, что этот ответ совершенно очевиден: в сравнении со временем Петра I эпоха “монгольского господства” – это просто какой-то “золотой век”! Идеи о сопротивлении не было по той простой причине, что сопротивляться было некому и незачем. В “монгольский” период страна никем завоевана не была, а ее социально-экономическое устройство было, видимо, для своего времени вполне гармонично и для населения – комфортно. Именно поэтому никто и не думал сопротивляться.
Следует отметить, что традиционная история предлагает не то чтобы достаточный, а даже избыточный объем доказательств сурового ига. В любом учебнике и любой монографии мы найдем огромное множество “свидетельств” о постоянных набегах татар на Русь, разрушении и сожжении городов, угоне ремесленников в Орду, массовом захвате рабов и торговле ими. Результаты, естественно, для Руси катастрофичны: падение численности населения, упадок городов, резкое отставание в культурном и экономическом развитии.
Однако в данной связи необходимо отметить два обстоятельства.
Во-первых, версия об исключительно жестокой практике набегов и работорговли находится в вопиющем противоречии с тем исключительно “либеральным” оккупационным режимом, который был установлен монголами на Руси принципиально. В самом деле, совершенно непонятно, почему моноголы, будучи столь беспощадны во время набегов, оказывались необычайно “демократичны” в установлении основных, фоновых правил своего господства. С одной стороны – отказ от введения собственной администрации, очень умеренное налогообложение и все мыслимые льготы для православной церкви, с другой – набеги, потрясающие воображение своим варварством.
Очевидно, что должно иметь место что-то одно: либо бандитские набеги (с захватом материальных ценностей, рабов и т.д.) и отход “на тыловые базы” ввиду невозможности нанести решающее поражение вооруженным силам государства, окраинная территория которого подверглась набегу (см. Северный Кавказ, Средняя Азия и т.д. в XVIII – XIX вв.), либо полный разгром вооруженных сил государства и установление постоянного оккупационного режима.
Совершенно бессмысленно совершать какие-то разовые шоковые набеги на страну, которая и так уже полностью захвачена и платит дань. Это то же самое, что грабить самого себя. Гораздо разумнее и проще ввести собственную администрацию и постоянно контролировать все ресурсы захваченной территории (см. колонизацию Азии, Америки и Африки), чем каждый раз организовывать очередное “мини-нашествие”, проявляя при этом какую-то патологическую жестокость.
Этот странный монгольский симбиоз полного захвата Руси с набегами на нее же – явление исключительное, не имеющее аналогов в достоверной истории Нового мира.
Во-вторых, нечего и говорить, что все эти “набеги” “подтверждаются” исключительно “нарративно”. Т.е. точно также, как и “основное” нашествие Батыя. Никаких антропологических или археологических аргументов в пользу “монгольских набегов” мы не обнаружим.
Что же касается Петра, то его “реформы” – это, скорее всего, российский отголосок той гигантской общеевропейской гражданской войны, которая кипела после распада Монгольской (Великой) Империи на всем континенте (с небольшими перерывами) со второй половины XVI до конца XVII века и которая сегодня известна нам как множество разрозненных и не имеющих ничего общего между собой событий: “Реформация”, “Тридцатилетняя война”, “Английская революция”, “войны с гугенотами” и т.д. Эта война и ее отдельные фрагменты (как и всякая гражданская война) отличалась исключительным ожесточением, падением прежних законов и устоев, произволом и анархией. А кроме того – разорением континента. Тезис о том, что Петр учился у богатой и культурной Европы – это, видимо, расхожий миф, сочиненный самими “реформаторами-революционерами” для оправдания той неслыханной цены, которую пришлось заплатить России, как и до нее — всем другим европейским странам, подвергшимся “реформации”.
Источник:
http://newchrono.ru
https://salik.biz/articles/39859-o-mongolo-tatarskom-zavoeva...
Свежие комментарии