Готландский бой 19 июня 1915 г. Часть 4. Отступление Карфа
В предыдущей статье мы показали основные странности в описаниях завязки боя у Готланда 19 июня 1915 г., допущенные в различных отечественных и иностранных источниках. Сейчас же попробуем составить непротиворечивую картину действий 1-ой бригады крейсеров М.К. Бахирева и отряда коммодора И. Карфа (на самом деле правильно было бы писать "И. Карпфа", потому что имя германского командира Johannes von Karpf, но в дальнейшем мы будем придерживаться привычной российскому любителю военно-морской истории «транскрипции» его именования).
В 07.30 по российскому времени немцы обнаружили дымы, и в это же время сами были замечены крейсером «Богатырь», шедшим третьим в колонне русских кораблей. И. Карф немедленно довернул к западу, в сторону шведских территориальных вод, увеличил ход до полного и вызвал по радио «Роон» и «Любек». Спустя пять минут, в 07.35, на флагманском «Адмирале Макарове» корабли И. Карфа были опознаны как «Аугсбург», крейсер типа «Ундине» (иногда встречается упоминание «крейсер типа «Нимфе», но оба они относятся к одному и тому же типу кораблей, который в отечественной историографии принято называть крейсерами типа «Газелле») и трех миноносцев. Как только германские корабли были «разъяснены», М.К. Бахирев немедленно развернулся, приводя неприятеля на курсовой угол 40 град., и пошел ему наперерез.
Немецкие источники не указывают скорость германского отряда в момент контакта с русскими, но, по всей видимости, она составляла 17 узлов. Именно такую скорость держал «Аугсбург», возвращаясь после выполнения задания, о чем сообщил И. Карф в своей радиограмме, а Ренгартен ретранслировал эти сведения М.К. Бахиреву. Ни один источник не упоминает радиограммы, в которой служба связи Балтийского флота указала бы изменение скорости германского отряда. Отсюда следует, что курс перехвата на «Адмирале Макарове» рассчитывали исходя из семнадцатиузловой скорости неприятеля, и, раз М.К. Бахирев смог перехватить немцев, то можно предположить, что они до начала боя продолжали поддерживать 17 узлов.
Что до 1-ой эскадры крейсеров, то до обнаружения неприятеля они шли на 19 узлах, но в бою как будто держали 20. Такое «добавление» всего одного узла выглядит несколько странно, и можно предположить, что русские крейсера не увеличивали скорости после встречи с противником. Возможно, идя на перехват, М.К. Бахирев развил максимальную эскадренную скорость, которая, как известно, несколько ниже максимальной скорости отдельного корабля в отряде. И которая для 1-ой эскадры как раз и должна была составить 19-20 узлов.
Не совсем ясно, во сколько открыл огонь «Адмирал Макаров». Вероятнее всего, с момента опознания неприятеля (07.35) и до момента открытия огня прошло две-три минуты, а может и больше, потому что потребовалось отдать приказ на изменение курса и выполнить его, поднять стеньговые флаги. Таким образом, скорее всего, пушки флагманского корабля М.К. Бахирева заговорили самое раннее где-то в 07.37-07.38, хотя немцы (Г. Ролльман) полагают, что это было в 07.32. Впрочем, подобное разночтение в несколько минут в боевой обстановке более чем объяснимо, тем более, что, как можно судить по рапортам, составляющие их частенько тяготеют к «округлению» времени. Артиллеристы флагманского русского корабля полагали, что дистанция между «Адмиралом Макаровым» и «Аугсбургом» в момент открытия огня составляла 44 кабельтова.
Источники сообщают, что спустя три минуты (это получается в 07.40-07.41) в бой вступил «Баян», а «Олег» и «Богатырь» начали стрелять в 07.45. При этом броненосные крейсера стреляли по «Аугсбургу», бронепалубные – по «Альбатросу». Обнаружив, что ему противостоят четыре крейсера русских и попав под их плотный огонь, в 07.45 И. Карф довернул еще на 2 румба правее. Судя по схемам маневрирования, М.К. Бахирев обнаружил доворот неприятеля и довернул сам, продолжая держать немецкие корабли на курсовом угле 40 град.
А вот в следующие 15 минут боя, с 07.45 и до 08.00, произошло довольно много событий, точное время (и даже последовательность) которых установить не представляется возможным. Как мы уже говорили, немецкий отряд дал полных ход, но он у всех немецких кораблей был разный. Крейсера типа «Майнц», к которым принадлежал «Аугсбург», развивали на испытаниях до 26,8 узлов. Минный заградитель «Альбатрос» обладал максимальной скоростью хода 20 уз. и, вероятно, был способен развить ее – это был сравнительно молодой корабль, вошедший в строй в 1908 г. Миноносцы серии, к которой принадлежал «G-135», показывали 26-28 уз., а «S-141» и «S-142» - 30,3 уз. Тем не менее Г. Ролльман утверждает, что их скорость была 20 уз. у «G-135» и чуть больше – у остальных двух миноносцев. Подобная оценка вызывает большие сомнения по двум причинам. Во-первых, совершенно неясно, почему у относительно нестарых германских миноносцев («G-135» вошел в строй в январе, а остальные два миноносца – в сентябре 1907 г.) возникло такое падение скорости. Во-вторых, анализ маневрирования сторон показывает, что миноносцы фактически шли быстрее, чем на 20 узлах.
К сожалению, автор настоящей статьи не располагает сведениями о точном положении и курсах германского и российского отрядов, на основании чего определение скорости германских кораблей свелось бы к решению не слишком сложной геометрической задачи. Мы знаем лишь, что И. Карф указал в своем рапорте увеличение дистанции с 43,8 до 49,2 кабельтов, но Г. Ролльман не приводит точного времени, когда дистанция составила 49,2 кбт., говоря лишь о том, что такое расстояние было между противниками на момент начала торпедной атаки. Если предположить, что торпедная атака состоялась где-то в промежутке между 07.50 и 07.55, что выглядит наиболее вероятным, то получается, что германским кораблям удалось добиться увеличения дистанции между ними и преследующими их русскими на 5,4 кабельтова за 15-20 минут. Это означает, что расстояние между «Аугсбургом» и «Адмиралом Макаровым» увеличивалось со скоростью 1,6-2,2 узла. Почему не быстрее, ведь «Аугсбург» превосходил русские крейсеры в скорости узлов на шесть? Очевидно сказалось то, что русские все же шли наперерез немцам, а также вынужденные маневры «Аугсбурга», которому приходилось «зигзаговать» на курсе, чтобы избегать накрытий.
Таким образом, промежуток между 07.45 и 08.00 выглядит так – «Аугсбург» и миноносцы, дав самый полный вперед еще в начале боя, продолжали отрываться от менее быстроходных русских крейсеров и от относительно тихоходного «Альбатроса», который, естественно, отставал (что отлично сочетается с описанием боя Г. Ролльмана). Но если И. Карф, похоже, думал только о собственном спасении, то командир дивизиона эсминцев считал себя обязанным постараться выручить «Альбатрос» и потому поднял сигнал о торпедной атаке.
На самом деле, и вне всякого сомнения, германские командиры на эсминцах понимали самоубийственный характер такой атаки и вовсе не рвались в нее. Для того чтобы иметь хотя бы тень шанса поразить русские крейсера торпедами, следовало сблизиться с ними кабельтов на 15 (предельная дальность хода устаревших немецких торпед, которыми были вооружены миноносцы – порядка 16 кбт.), по-хорошему – на 10, а подобное сближение с четырьмя крейсерами, было, конечно, смертельным для трех миноносцев. Максимум, что они могли бы добиться своей атакой и ценой своей гибели – заставить русских отвернуть на время от «Аугсбурга» и «Альбатроса» с тем, чтобы расстрелять миноносцы на отходе, а затем продолжить преследование крейсера и минзага. Тем не менее, они атаковали, причем сделали это без приказа сверху.
По мнению автора настоящей статьи, миноносцы пошли в атаку где-то около 07.50 или чуть позднее, ринувшись наперерез курса русских кораблей, и к 08.00 сблизились с «Адмиралом Макаровым» примерно до 33-38 кабельтов (как пишут русские источники). На самом деле, наиболее вероятна цифра 38 кабельтов, а цифра 33 кабельтова, вероятнее всего, возникла из книги Г. Ролльмана, который указывает, что германские миноносцы вели бой (стреляли по русским крейсерам) в этом периоде и до выхода из боя с дистанции 38,2-32,8 кабельтов. Следует предположить, что наименьшее расстояние между кораблями М.К. Бахирева и миноносцами было позднее, когда они отвернули вслед за "Аугсбургом" и пересекли русский курс, следовательно, в данный момент речь идет о 38 кабельтовых. На русских крейсерах в 07.55 даже «увидели» следы торпед, прошедшие между «Адмиралом Макаровым» и «Баяном».
Михаил Коронатович Бахирев отреагировал на атаку именно так, как было должно. Он не свернул с боевого курса и не приказал перенести огонь 203-мм или хотя бы 152-мм артиллерии на миноносцы – по ним «работали» только трехдюймовки броненосных крейсеров. Русский командующий, очевидно, видел, что «Аугсбург» разрывает дистанцию, и постарался дать своим комендорам максимум времени, для того чтобы поразить германский крейсер. Трехдюймовые снаряды не представляли собой большой угрозы для более чем 500-тонных германских миноносцев. В русско-японскую войну орудия такого калибра не могли остановить даже 350-тонные корабли, тем не менее их огонь «намекал», что действия миноносцев замечены и до известной степени нервировал их командиров. Повторимся еще раз – уже в русско-японскую войну эффективно отражать миноносные атаки получалось только огнем орудий 120-152-мм калибра, дальности хода германских торпед на русских кораблях знать не могли, и тот факт, что М.К. Бахирев продолжал удерживать неприятеля на курсовом угле 40 град., шел наперерез И. Карфу и не использовал свои шестидюймовки для отражения атаки, свидетельствует о чем угодно, но только не о робости или излишней осторожности русского командующего.
А вот И. Карф, похоже, попросту бежал, махнув рукой на руководство боем. Он не приказал миноносцам идти в атаку, но и не отменил ее, когда они в нее пошли. Вместо этого, примерно в 07.55, вскоре после начала атаки, очевидно убедившись в том, что он достаточно оторвался от русских крейсеров, чтобы проскочить у них под носом к германскому побережью, И. Карф повернул свой корабль к северу и дал радиограмму-распоряжение «Альбатросу» прорываться в нейтральные норвежские воды.
Честно говоря, у автора настоящей статьи складывается ощущение, что И. Карфа с самого обнаружения русских крейсеров обуяла паника, и он попросту улепетывал сломя голову к территориальным шведским водам. А затем, увидев, что его миноносцы пошли в атаку, сообразил, что наступил превосходный момент для того, чтобы повернуть к югу, пройдя под носом русских крейсеров, пока те будут заняты отражением миноносной атаки. Это ощущение автора, вне всякого сомнения, не является и не может являться историческим фактом. Но есть косвенные свидетельства, подтверждающие эту точку зрения, их мы рассмотрим ниже.
Итак, уже после начала атаки миноносцев «Аугсбург» пошел наперерез русскому курсу и дал приказ «Альбатросу» прорываться в нейтральные воды. И вот тут возникла еще одна загадка того далекого боя. Дело в том, что отечественные источники описывают так, что после сигнала «Аугсбурга» на «Альбатрос» немецкие миноносцы отказались от атаки, повернули за «Аугсбургом» и поставили дымовую завесу, которая на время прикрыла и «Аугсбург», и «Альбатрос» от огня русских кораблей. Тогда М.К. Бахирев приказал 2-ой полубригаде крейсеров «действовать по усмотрению», после чего составлявшие ее «Богатырь» и «Олег» повернули на север. В результате этого маневра русские крейсера разошлись – «Адмирал Макаров» и «Баян» продолжили преследование немцев на прежнем курсе, а «Богатырь» с «Олегом пошли на север, как бы беря неприятеля в клещи.
Немцы этот эпизод описывают по-другому. По их мнению, когда «Аугсбург» начал склоняться влево и дал радиограмму «Альбатросу» уходить в шведские воды, русские крейсера повернули на север. Тогда командир дивизиона миноносцев, видя, что его флагман бежит, а русские поменяли курс, счел свой долг исполненным, отказался от торпедной атаки и повернул вслед за «Аугсбургом». То есть разница в германской и российской версии вроде бы невелика – то ли германские миноносцы прекратили атаку после поворота русских крейсеров на север, то ли до него. При этом 1-ая бригада крейсеров, как мы знаем, на север не поворачивала, но примерно в 08.00 туда пошли «Богатырь» и «Олег», что (теоретически) могло показаться немцам, как поворот всей бригады на север.
По мнению автора настоящей статьи, русская версия событий вызывает куда больше доверия, чем германская, и вот почему. Дело в том, что в момент, когда немцы отказались от атаки и начали ставить дымовую завесу, им оставалось до пересечения русского курса примерно 25 кбт. Почему столько? Дело в том, что когда «Богатырь» и «Олег» повернули на север (примерно в 08.00), они вышли из-за дымовой завесы и увидели «Альбатрос» только в 08.10. Крейсера шли на 19 или 20 узлах, и с учетом времени на разворот должны были пройти за 10 минут с начала маневра около двух с половиной- трех миль к северу. А это означает, что именно там (то есть в двух с половиной-трех милях к северу) начинался край дымовой завесы, следовательно, в момент ее постановки немецкие миноносцы там и находились.
На всякий случай приведем схему, взятую из книги М.А. Петрова «Два боя»
По большому счету, для атаки миноносцев было совершенно неважно, повернули ли русские крейсера на север или нет. Грубо говоря, русские шли на восток, немцы шли наперерез их курса с севера на юг. Русские повернули на север? Прекрасно, достаточно было миноносцам довернуть на восток, и они снова шли бы наперерез русскому курсу. Примерно в 08.00 русские крейсера и германские миноносцы оказались как бы на противолежащих вершинах квадрата, и по какой бы его стороне ни пошли русские, немцы имели возможность атаковать, следуя наперерез курсу противника. Таким образом, «привидевшийся» немцам поворот русских крейсеров на север торпедной атаке совершенно не препятствовал.
Тем не менее командир флотилии эсминцев отказался от атаки. Почему? Что изменилось? Только одно – он узнал, что командующий операцией И. Карф решил бросить «Альбатрос». Это было совершенно ясно из того, что «Аугсбург» пошел наперерез курсу русских крейсеров и дал радиограмму с приказом «Альбатросу» уходить в шведские воды. Но в рапорте не так-то просто написать обоснование решения о прекращении атаки: «мой непосредственный начальник бежал, а я чем хуже?». Тем более, что возникал интересный нюанс: безусловно, командир германских эсминцев обладал определенной самостоятельностью и имел право действовать по собственному усмотрению. Но после того как он поднял сигнал «Торпедная атака», коммодор И. Карф не отозвал его. А это значит, что коммодор был согласен с решением своего подчиненного и полагал, что торпедная атака необходима. Командир флотилии принял решение о прекращении атаки самостоятельно, и, получается, как бы вопреки высказанному ранее мнению своего командира… Разумеется, молчаливое одобрение не есть приказ, но все же было бы неплохо изыскать и другие причины для прекращения атаки. И тот факт, что русские как раз примерно в то самое время вроде как повернули на север – чем не причина? Ну да, на самом-то деле они повернули чуть-чуть ПОСЛЕ того, немецкие эсминцы вышли из боя, а не ДО того… Зато в рапорте получилось отлично: мы кинулись в атаку, враги отвернули, а тут вдруг флагман отступил, ну мы и последовали его примеру.
Прошу понять правильно – все это, конечно, домыслы и не более того. Но дело в том, что все противоречия германских рапортов и описания боя у Готланда 19 июня 1915 г., сделанного Г. Ролльманом, просто идеально укладываются в версию того, что:
1) Германские миноносцы изготовились героически умереть и бросились в самоубийственную атаку;
2) Затем, видя, что их флагман бежит, предпочли последовать его примеру;
3) Впоследствии «застеснялись» своего отступления и постарались придать в рапортах своим действиям… эгхкм… скажем так, больше «тактического блеска».
Автор настоящей статьи перебирал множество иных вариантов, но версия о сознательном искажении действительности в германских рапортах выглядит наиболее обоснованной. Ну хорошо, допустим, немцам померещилось, что русские поворачивают на север, и миноносцы отвернули, но ведь на север пошли только «Богатырь» и «Олег», а «Адмирал Макаров» и «Баян» продолжили следовать тем же курсом. И что, немцы этого так и не заметили, будучи от русских крейсеров менее чем в четырех милях? Кстати, у г. Ролльмана этот эпизод «обыгран» просто блестяще – дело в том, что после радиограммы «Аугсбурга» на «Альбатросе», вполне здраво пытаясь использовать любой шанс, сколь бы призрачным он не был, радировали «Прошу выслать в атаку подводные лодки». И вот, по мнению Г. Ролльмана, русские, перепугавшись этих самых лодок, шарахнулись на север, но потом, спустя некоторое время их броненосные крейсера вновь повернули на восток, а «Богатырь» и «Олег» продолжили движение в прежнем направлении...
Допустим, на самом деле действительность искажена не в немецких, а в русских рапортах и на самом деле М.К. Бахирев, убоявшись миноносной атаки, отвернул на север и маневрировал так, как это изображено у Г. Ролльмана. Но, если он увидел в них столь существенную угрозу, то почему тогда он не приказал стрелять по германским миноносцам хотя бы из шестидюймовок? А если приказал – почему немцы не отмечают этого?
Таким образом, остановимся на версии, что, после того как немецкие миноносцы атаковали, «Аугсбург» некоторое время шел прежним курсом, а потом повернул к юго-западу, наперерез русским кораблям и приказал «Альбатросу прорываться в нейтральные воды. Немецкие миноносцы прекратили атаку и пошли за своим флагманом, поставив дымовую завесу. В ответ на это М.К. Бахирев продолжил движение вперед, но приказал «Богатырю» и «Олегу» действовать по собственному усмотрению, и они повернули на север… кстати, а зачем?
Этот поступок в отечественной историографии также традиционно подвергается критике. Мол, вместо того, чтобы «решительно сблизиться» с неприятелем и «раскатать» его, затеяли сложное маневрирование и никому не нужный охват с двух сторон. Подвели и обоснование – охват и постановка противника «в два огня» являлась классическим тактическим приемом, как и охват головы вражеской колонны. И вот русские командиры, будучи робкими догматиками недалекого ума, оробели, не проявили инициативы, а вместо этого действовали шаблонно, «по учебнику»….
Давайте поставим себя на место командира 2-ой полубригады крейсеров.
Куда ему было идти? Он мог, конечно, продолжать следовать за броненосными крейсерами 1-ой полубригады, «Адмиралом Макаровым» и «Баяном» (на схеме – Вариант 1), но зачем? На «Богатыре» и «Олеге» уже не видели бы «Альбатрос», по которому они стреляли, и что там делает немецкий корабль за дымовой завесой, никто не знает. А ну как, пользуясь невидимостью, которую ему давала дымзавеса, он побежит на север, разорвет дистанцию и скроется в тумане, с тем чтобы попробовать уйти в Либаву или же сделать попытку прорваться к германскому побережью? Ищи его свищи потом. Да и, к тому же, если бы М.К. Бахирев желал бы, чтобы его бронепалубные крейсера следовали за ним, он бы не стал поднимать сигнала, разрешающего им действовать самостоятельно. Что еще? Повернуть прямо в дымовую завесу (Вариант 2)? А если бы германские миноносцы, видя подобную глупость русского командира, развернулись и встретили русские крейсера накоротке, когда те вошли в дымы?
Здесь, кстати, хорошо прослеживаются двойные стандарты некоторых отечественных авторов – тот же А.Г. Больных ни одного плохого слова не сказал об английском командующем средиземноморским флотом, Э. Б. Каннингхэме, когда тот не рискнул вести свою эскадру в дымы, поставленные итальянцами в бою у Калабрии (вторая мировая война). Этот бой еще называют также «сражением одного снаряда», так как после единственного попадания во флагманский линкор итальянцы бежали с поля боя. Но если бы британский адмирал не тратил время, обходя дымовую завесу, то в итальянцев мог бы попасть не один снаряд, а несколько большее их количество.
Тем не менее, англичанин поступил абсолютно верно – у противника было достаточно миноносцев, чтобы устроить тяжелым британским кораблям в дымах настоящую Цусиму. И точно также верно поступил командир 2-ой полубригады крейсеров в бою у Готланда 19 июня 1915 г, когда повел свои крейсера в обход дымзавесы. Он мог бы, конечно, рискнуть и выиграть немного расстояния до «Альбатроса», но стоило ли это риска потерять «Богатырь» или «Олег»? Каждый из которых более чем двукратно превышал в размерах крейсер типа «Ундине», за которым, по мнению русского командира, он гнался? В то же время отечественные источники, ругая командиров крейсеров, словно не замечают, что предлагаемый ими путь сближения с «Альбатросом» вел через поставленную миноносцами дымовую завесу. На самом же деле поворот на север, в обход дымов, был в тот момент разумным и вполне оптимальным решением, командир 2-ой полубригады его принял, а М.К. Бахирев, впоследствии, полностью с ним согласился.
Единственный момент, который категорически не желает укладывается в изложенную выше реконструкцию событий – отечественные источники утверждают, что «Аугсбург» и миноносцы пересекли курс русских крейсеров в 08.00. Если М.К. Бахирев удерживал неприятеля на курсовом угле 40 град., то подобное невозможно геометрически. Дело в том, что момент начала миноносной атаки, взаимное положение «Адмирала Макарова» и «Аугсбурга» легко описать с помощью простейшего прямоугольного треугольника, один угол которого равен 40 град., и гипотенуза (расстояние между русским и немецким флагманскими кораблями) равна 49 кабельтовым.
Очевидно, что откуда бы ни начали свою атаку германские миноносцы, для того чтобы перерезать курс русских кораблей в 08.00, оказавшись при этом в 33 кабельтовых от них, они должны были бы, как минимум, на треть превосходить по скорости русские крейсера (то есть развить 24,7-26 уз), даже если бы они шли непосредственно с «Аугсбургом» и двигались самым коротким маршрутом к нужной точке. Но они так не шли, так как сперва пытались выйти в атаку, то есть максимально быстро сблизится с русскими крейсерами. Собственно говоря, из данной позиции в принципе невозможно перерезать курс русских кораблей в 33 кабельтовых от них, не имея преимущества в скорости, а значит, что сведения о том, что «G-135» не мог идти быстрее 20 узлов, ложны. Кроме того, если бы германские миноносцы стали бы ставить дымзавесу близко к точке пересечения курса русских крейсеров, то повернувшим на север «Богатырю» и «Олегу» не понадобилось бы так много времени (до 08.10) для того, чтобы, повернув на север, возобновить стрельбу по «Альбатросу».
После начала постановки дымзавесы (около 08.00) сперва «Альбатрос», а затем и «Аугсбург» оказались на некоторое время скрыты от русских артиллеристов. Затем в какой-то период времени (возможно, 08.10 08-15 или около того) «Аугсбург» и миноносцы перерезали курс русских кораблей. В этот момент миноносцы отделяло от «Адмирала Макарова» порядка 33 кабельтов, а «Аугсбург» - 50 кабельтов. Затем германские корабли перешли на левую раковину русских крейсеров и в 08.35 противники окончательно потеряли друг друга из вида.
В принципе, уже ближе к 08.00 стрельба по «Аугсбургу» потеряла смысл – он пошел наперерез курса русских крейсеров в промежутке между 07.55-08.00 и теперь, чтобы продолжать удерживать его на постоянном курсовом угле 40 град., Михаилу Коронатовичу Бахиреву пришлось бы отворачивать от скрывшегося за дымовой завесой «Альбатроса». В то же время «Аугсбург» находился на пределе видимости – его разделяло с русскими крейсерами порядка 50 кбт, кроме того, он скрывался за дымовой завесой. Как ни печально было это признавать, но «Аугсбургу» все же удалось уйти невозбранно, и оставалось теперь только уничтожить «Альбатрос». «Адмирал Макаров» и «Баян» следовали (грубо) на восток, «Богатырь и «Олег» - на север. Примерно в 08.10 («Адмирал Макаров» - чуть раньше) все они обогнули дымовую завесу немцев и увидели «Альбатрос». Увы, точно неизвестно, на каком расстоянии он находился в этот момент от русских крейсеров, но вряд ли оно было больше 45 кбт.
В 08.20 произошло два по-своему знаменательных события. Спустя 10 минут после открытия огня (08.10) первый русский снаряд попал, наконец, в «Альбатрос», повредив верхнюю палубу и борт в корме, после чего попадания в германский минный заградитель следовали регулярно. Второе событие Г. Ролльман описывает так:
Вероятнее всего, дело было так – в то время, как «Аугсбург» удирал по все лопатки, его прикрыла дымзавеса миноносцев, так что он потерял из видимости русские крейсера. Затем легкий крейсер вошел в полосу тумана, или еще в какие-то метеоусловия, сократившие ему видимость, и потерял русских до 08.20. После этого на флагмане И. Карфа заметили «Адмирал Макаров» (или «Баян») и открыли огонь по нему на отходе – дистанция между противниками быстро увеличивалась и в 08.33 на «Аугсбурге» перестали видеть неприятеля. Это очень хорошо соотносится с русскими данными - на броненосных крейсерах перестали видеть «Аугсбург» и миноносцы в 08.35. Разница в пару минут более чем объяснима особенностями видимости (в одну сторону горизонта видно хуже, чем в другую) или же простым округлением времени в рапорте. В то же время стрельба «Аугсбурга» не заслуживала того, чтобы быть отмеченной отдельно – ну, бежал вражеский крейсер, понятное дело, что отстреливался при этом, что ж тут такого? Вопросы здесь возникают только к коммодору И. Карфу, который, судя по всему, и тут слегка «приукрасил» свой рапорт, выдав перестрелку на отходе за героическую попытку отвлечь врага на себя.
Как бы то ни было, примерно в 08.10 русские крейсера сосредоточили огонь на «Альбатросе». Абсолютно все авторы: и отечественные, и иностранные, не нашли хороших слов для русских артиллеристов. По их мнению, стрельба была плохо организована, русские комендоры – неумелы, и в общем, расстрел «Альбатроса» превратился в большой конфуз. Попробуем разобраться, что же произошло на самом деле.
В 07.30 по российскому времени немцы обнаружили дымы, и в это же время сами были замечены крейсером «Богатырь», шедшим третьим в колонне русских кораблей. И. Карф немедленно довернул к западу, в сторону шведских территориальных вод, увеличил ход до полного и вызвал по радио «Роон» и «Любек». Спустя пять минут, в 07.35, на флагманском «Адмирале Макарове» корабли И. Карфа были опознаны как «Аугсбург», крейсер типа «Ундине» (иногда встречается упоминание «крейсер типа «Нимфе», но оба они относятся к одному и тому же типу кораблей, который в отечественной историографии принято называть крейсерами типа «Газелле») и трех миноносцев. Как только германские корабли были «разъяснены», М.К. Бахирев немедленно развернулся, приводя неприятеля на курсовой угол 40 град., и пошел ему наперерез.
Немецкие источники не указывают скорость германского отряда в момент контакта с русскими, но, по всей видимости, она составляла 17 узлов. Именно такую скорость держал «Аугсбург», возвращаясь после выполнения задания, о чем сообщил И. Карф в своей радиограмме, а Ренгартен ретранслировал эти сведения М.К. Бахиреву. Ни один источник не упоминает радиограммы, в которой служба связи Балтийского флота указала бы изменение скорости германского отряда. Отсюда следует, что курс перехвата на «Адмирале Макарове» рассчитывали исходя из семнадцатиузловой скорости неприятеля, и, раз М.К. Бахирев смог перехватить немцев, то можно предположить, что они до начала боя продолжали поддерживать 17 узлов.
Что до 1-ой эскадры крейсеров, то до обнаружения неприятеля они шли на 19 узлах, но в бою как будто держали 20. Такое «добавление» всего одного узла выглядит несколько странно, и можно предположить, что русские крейсера не увеличивали скорости после встречи с противником. Возможно, идя на перехват, М.К. Бахирев развил максимальную эскадренную скорость, которая, как известно, несколько ниже максимальной скорости отдельного корабля в отряде. И которая для 1-ой эскадры как раз и должна была составить 19-20 узлов.
Не совсем ясно, во сколько открыл огонь «Адмирал Макаров». Вероятнее всего, с момента опознания неприятеля (07.35) и до момента открытия огня прошло две-три минуты, а может и больше, потому что потребовалось отдать приказ на изменение курса и выполнить его, поднять стеньговые флаги. Таким образом, скорее всего, пушки флагманского корабля М.К. Бахирева заговорили самое раннее где-то в 07.37-07.38, хотя немцы (Г. Ролльман) полагают, что это было в 07.32. Впрочем, подобное разночтение в несколько минут в боевой обстановке более чем объяснимо, тем более, что, как можно судить по рапортам, составляющие их частенько тяготеют к «округлению» времени. Артиллеристы флагманского русского корабля полагали, что дистанция между «Адмиралом Макаровым» и «Аугсбургом» в момент открытия огня составляла 44 кабельтова.
Источники сообщают, что спустя три минуты (это получается в 07.40-07.41) в бой вступил «Баян», а «Олег» и «Богатырь» начали стрелять в 07.45. При этом броненосные крейсера стреляли по «Аугсбургу», бронепалубные – по «Альбатросу». Обнаружив, что ему противостоят четыре крейсера русских и попав под их плотный огонь, в 07.45 И. Карф довернул еще на 2 румба правее. Судя по схемам маневрирования, М.К. Бахирев обнаружил доворот неприятеля и довернул сам, продолжая держать немецкие корабли на курсовом угле 40 град.
А вот в следующие 15 минут боя, с 07.45 и до 08.00, произошло довольно много событий, точное время (и даже последовательность) которых установить не представляется возможным. Как мы уже говорили, немецкий отряд дал полных ход, но он у всех немецких кораблей был разный. Крейсера типа «Майнц», к которым принадлежал «Аугсбург», развивали на испытаниях до 26,8 узлов. Минный заградитель «Альбатрос» обладал максимальной скоростью хода 20 уз. и, вероятно, был способен развить ее – это был сравнительно молодой корабль, вошедший в строй в 1908 г. Миноносцы серии, к которой принадлежал «G-135», показывали 26-28 уз., а «S-141» и «S-142» - 30,3 уз. Тем не менее Г. Ролльман утверждает, что их скорость была 20 уз. у «G-135» и чуть больше – у остальных двух миноносцев. Подобная оценка вызывает большие сомнения по двум причинам. Во-первых, совершенно неясно, почему у относительно нестарых германских миноносцев («G-135» вошел в строй в январе, а остальные два миноносца – в сентябре 1907 г.) возникло такое падение скорости. Во-вторых, анализ маневрирования сторон показывает, что миноносцы фактически шли быстрее, чем на 20 узлах.
Флагман И. Карфа - легкий крейсер "Аугсбург"
К сожалению, автор настоящей статьи не располагает сведениями о точном положении и курсах германского и российского отрядов, на основании чего определение скорости германских кораблей свелось бы к решению не слишком сложной геометрической задачи. Мы знаем лишь, что И. Карф указал в своем рапорте увеличение дистанции с 43,8 до 49,2 кабельтов, но Г. Ролльман не приводит точного времени, когда дистанция составила 49,2 кбт., говоря лишь о том, что такое расстояние было между противниками на момент начала торпедной атаки. Если предположить, что торпедная атака состоялась где-то в промежутке между 07.50 и 07.55, что выглядит наиболее вероятным, то получается, что германским кораблям удалось добиться увеличения дистанции между ними и преследующими их русскими на 5,4 кабельтова за 15-20 минут. Это означает, что расстояние между «Аугсбургом» и «Адмиралом Макаровым» увеличивалось со скоростью 1,6-2,2 узла. Почему не быстрее, ведь «Аугсбург» превосходил русские крейсеры в скорости узлов на шесть? Очевидно сказалось то, что русские все же шли наперерез немцам, а также вынужденные маневры «Аугсбурга», которому приходилось «зигзаговать» на курсе, чтобы избегать накрытий.
Таким образом, промежуток между 07.45 и 08.00 выглядит так – «Аугсбург» и миноносцы, дав самый полный вперед еще в начале боя, продолжали отрываться от менее быстроходных русских крейсеров и от относительно тихоходного «Альбатроса», который, естественно, отставал (что отлично сочетается с описанием боя Г. Ролльмана). Но если И. Карф, похоже, думал только о собственном спасении, то командир дивизиона эсминцев считал себя обязанным постараться выручить «Альбатрос» и потому поднял сигнал о торпедной атаке.
На самом деле, и вне всякого сомнения, германские командиры на эсминцах понимали самоубийственный характер такой атаки и вовсе не рвались в нее. Для того чтобы иметь хотя бы тень шанса поразить русские крейсера торпедами, следовало сблизиться с ними кабельтов на 15 (предельная дальность хода устаревших немецких торпед, которыми были вооружены миноносцы – порядка 16 кбт.), по-хорошему – на 10, а подобное сближение с четырьмя крейсерами, было, конечно, смертельным для трех миноносцев. Максимум, что они могли бы добиться своей атакой и ценой своей гибели – заставить русских отвернуть на время от «Аугсбурга» и «Альбатроса» с тем, чтобы расстрелять миноносцы на отходе, а затем продолжить преследование крейсера и минзага. Тем не менее, они атаковали, причем сделали это без приказа сверху.
По мнению автора настоящей статьи, миноносцы пошли в атаку где-то около 07.50 или чуть позднее, ринувшись наперерез курса русских кораблей, и к 08.00 сблизились с «Адмиралом Макаровым» примерно до 33-38 кабельтов (как пишут русские источники). На самом деле, наиболее вероятна цифра 38 кабельтов, а цифра 33 кабельтова, вероятнее всего, возникла из книги Г. Ролльмана, который указывает, что германские миноносцы вели бой (стреляли по русским крейсерам) в этом периоде и до выхода из боя с дистанции 38,2-32,8 кабельтов. Следует предположить, что наименьшее расстояние между кораблями М.К. Бахирева и миноносцами было позднее, когда они отвернули вслед за "Аугсбургом" и пересекли русский курс, следовательно, в данный момент речь идет о 38 кабельтовых. На русских крейсерах в 07.55 даже «увидели» следы торпед, прошедшие между «Адмиралом Макаровым» и «Баяном».
Михаил Коронатович Бахирев отреагировал на атаку именно так, как было должно. Он не свернул с боевого курса и не приказал перенести огонь 203-мм или хотя бы 152-мм артиллерии на миноносцы – по ним «работали» только трехдюймовки броненосных крейсеров. Русский командующий, очевидно, видел, что «Аугсбург» разрывает дистанцию, и постарался дать своим комендорам максимум времени, для того чтобы поразить германский крейсер. Трехдюймовые снаряды не представляли собой большой угрозы для более чем 500-тонных германских миноносцев. В русско-японскую войну орудия такого калибра не могли остановить даже 350-тонные корабли, тем не менее их огонь «намекал», что действия миноносцев замечены и до известной степени нервировал их командиров. Повторимся еще раз – уже в русско-японскую войну эффективно отражать миноносные атаки получалось только огнем орудий 120-152-мм калибра, дальности хода германских торпед на русских кораблях знать не могли, и тот факт, что М.К. Бахирев продолжал удерживать неприятеля на курсовом угле 40 град., шел наперерез И. Карфу и не использовал свои шестидюймовки для отражения атаки, свидетельствует о чем угодно, но только не о робости или излишней осторожности русского командующего.
А вот И. Карф, похоже, попросту бежал, махнув рукой на руководство боем. Он не приказал миноносцам идти в атаку, но и не отменил ее, когда они в нее пошли. Вместо этого, примерно в 07.55, вскоре после начала атаки, очевидно убедившись в том, что он достаточно оторвался от русских крейсеров, чтобы проскочить у них под носом к германскому побережью, И. Карф повернул свой корабль к северу и дал радиограмму-распоряжение «Альбатросу» прорываться в нейтральные норвежские воды.
Честно говоря, у автора настоящей статьи складывается ощущение, что И. Карфа с самого обнаружения русских крейсеров обуяла паника, и он попросту улепетывал сломя голову к территориальным шведским водам. А затем, увидев, что его миноносцы пошли в атаку, сообразил, что наступил превосходный момент для того, чтобы повернуть к югу, пройдя под носом русских крейсеров, пока те будут заняты отражением миноносной атаки. Это ощущение автора, вне всякого сомнения, не является и не может являться историческим фактом. Но есть косвенные свидетельства, подтверждающие эту точку зрения, их мы рассмотрим ниже.
Итак, уже после начала атаки миноносцев «Аугсбург» пошел наперерез русскому курсу и дал приказ «Альбатросу» прорываться в нейтральные воды. И вот тут возникла еще одна загадка того далекого боя. Дело в том, что отечественные источники описывают так, что после сигнала «Аугсбурга» на «Альбатрос» немецкие миноносцы отказались от атаки, повернули за «Аугсбургом» и поставили дымовую завесу, которая на время прикрыла и «Аугсбург», и «Альбатрос» от огня русских кораблей. Тогда М.К. Бахирев приказал 2-ой полубригаде крейсеров «действовать по усмотрению», после чего составлявшие ее «Богатырь» и «Олег» повернули на север. В результате этого маневра русские крейсера разошлись – «Адмирал Макаров» и «Баян» продолжили преследование немцев на прежнем курсе, а «Богатырь» с «Олегом пошли на север, как бы беря неприятеля в клещи.
Немцы этот эпизод описывают по-другому. По их мнению, когда «Аугсбург» начал склоняться влево и дал радиограмму «Альбатросу» уходить в шведские воды, русские крейсера повернули на север. Тогда командир дивизиона миноносцев, видя, что его флагман бежит, а русские поменяли курс, счел свой долг исполненным, отказался от торпедной атаки и повернул вслед за «Аугсбургом». То есть разница в германской и российской версии вроде бы невелика – то ли германские миноносцы прекратили атаку после поворота русских крейсеров на север, то ли до него. При этом 1-ая бригада крейсеров, как мы знаем, на север не поворачивала, но примерно в 08.00 туда пошли «Богатырь» и «Олег», что (теоретически) могло показаться немцам, как поворот всей бригады на север.
По мнению автора настоящей статьи, русская версия событий вызывает куда больше доверия, чем германская, и вот почему. Дело в том, что в момент, когда немцы отказались от атаки и начали ставить дымовую завесу, им оставалось до пересечения русского курса примерно 25 кбт. Почему столько? Дело в том, что когда «Богатырь» и «Олег» повернули на север (примерно в 08.00), они вышли из-за дымовой завесы и увидели «Альбатрос» только в 08.10. Крейсера шли на 19 или 20 узлах, и с учетом времени на разворот должны были пройти за 10 минут с начала маневра около двух с половиной- трех миль к северу. А это означает, что именно там (то есть в двух с половиной-трех милях к северу) начинался край дымовой завесы, следовательно, в момент ее постановки немецкие миноносцы там и находились.
На всякий случай приведем схему, взятую из книги М.А. Петрова «Два боя»
Тем не менее командир флотилии эсминцев отказался от атаки. Почему? Что изменилось? Только одно – он узнал, что командующий операцией И. Карф решил бросить «Альбатрос». Это было совершенно ясно из того, что «Аугсбург» пошел наперерез курсу русских крейсеров и дал радиограмму с приказом «Альбатросу» уходить в шведские воды. Но в рапорте не так-то просто написать обоснование решения о прекращении атаки: «мой непосредственный начальник бежал, а я чем хуже?». Тем более, что возникал интересный нюанс: безусловно, командир германских эсминцев обладал определенной самостоятельностью и имел право действовать по собственному усмотрению. Но после того как он поднял сигнал «Торпедная атака», коммодор И. Карф не отозвал его. А это значит, что коммодор был согласен с решением своего подчиненного и полагал, что торпедная атака необходима. Командир флотилии принял решение о прекращении атаки самостоятельно, и, получается, как бы вопреки высказанному ранее мнению своего командира… Разумеется, молчаливое одобрение не есть приказ, но все же было бы неплохо изыскать и другие причины для прекращения атаки. И тот факт, что русские как раз примерно в то самое время вроде как повернули на север – чем не причина? Ну да, на самом-то деле они повернули чуть-чуть ПОСЛЕ того, немецкие эсминцы вышли из боя, а не ДО того… Зато в рапорте получилось отлично: мы кинулись в атаку, враги отвернули, а тут вдруг флагман отступил, ну мы и последовали его примеру.
Прошу понять правильно – все это, конечно, домыслы и не более того. Но дело в том, что все противоречия германских рапортов и описания боя у Готланда 19 июня 1915 г., сделанного Г. Ролльманом, просто идеально укладываются в версию того, что:
1) Германские миноносцы изготовились героически умереть и бросились в самоубийственную атаку;
2) Затем, видя, что их флагман бежит, предпочли последовать его примеру;
3) Впоследствии «застеснялись» своего отступления и постарались придать в рапортах своим действиям… эгхкм… скажем так, больше «тактического блеска».
Автор настоящей статьи перебирал множество иных вариантов, но версия о сознательном искажении действительности в германских рапортах выглядит наиболее обоснованной. Ну хорошо, допустим, немцам померещилось, что русские поворачивают на север, и миноносцы отвернули, но ведь на север пошли только «Богатырь» и «Олег», а «Адмирал Макаров» и «Баян» продолжили следовать тем же курсом. И что, немцы этого так и не заметили, будучи от русских крейсеров менее чем в четырех милях? Кстати, у г. Ролльмана этот эпизод «обыгран» просто блестяще – дело в том, что после радиограммы «Аугсбурга» на «Альбатросе», вполне здраво пытаясь использовать любой шанс, сколь бы призрачным он не был, радировали «Прошу выслать в атаку подводные лодки». И вот, по мнению Г. Ролльмана, русские, перепугавшись этих самых лодок, шарахнулись на север, но потом, спустя некоторое время их броненосные крейсера вновь повернули на восток, а «Богатырь» и «Олег» продолжили движение в прежнем направлении...
Допустим, на самом деле действительность искажена не в немецких, а в русских рапортах и на самом деле М.К. Бахирев, убоявшись миноносной атаки, отвернул на север и маневрировал так, как это изображено у Г. Ролльмана. Но, если он увидел в них столь существенную угрозу, то почему тогда он не приказал стрелять по германским миноносцам хотя бы из шестидюймовок? А если приказал – почему немцы не отмечают этого?
Таким образом, остановимся на версии, что, после того как немецкие миноносцы атаковали, «Аугсбург» некоторое время шел прежним курсом, а потом повернул к юго-западу, наперерез русским кораблям и приказал «Альбатросу прорываться в нейтральные воды. Немецкие миноносцы прекратили атаку и пошли за своим флагманом, поставив дымовую завесу. В ответ на это М.К. Бахирев продолжил движение вперед, но приказал «Богатырю» и «Олегу» действовать по собственному усмотрению, и они повернули на север… кстати, а зачем?
Этот поступок в отечественной историографии также традиционно подвергается критике. Мол, вместо того, чтобы «решительно сблизиться» с неприятелем и «раскатать» его, затеяли сложное маневрирование и никому не нужный охват с двух сторон. Подвели и обоснование – охват и постановка противника «в два огня» являлась классическим тактическим приемом, как и охват головы вражеской колонны. И вот русские командиры, будучи робкими догматиками недалекого ума, оробели, не проявили инициативы, а вместо этого действовали шаблонно, «по учебнику»….
Давайте поставим себя на место командира 2-ой полубригады крейсеров.
Здесь, кстати, хорошо прослеживаются двойные стандарты некоторых отечественных авторов – тот же А.Г. Больных ни одного плохого слова не сказал об английском командующем средиземноморским флотом, Э. Б. Каннингхэме, когда тот не рискнул вести свою эскадру в дымы, поставленные итальянцами в бою у Калабрии (вторая мировая война). Этот бой еще называют также «сражением одного снаряда», так как после единственного попадания во флагманский линкор итальянцы бежали с поля боя. Но если бы британский адмирал не тратил время, обходя дымовую завесу, то в итальянцев мог бы попасть не один снаряд, а несколько большее их количество.
Тем не менее, англичанин поступил абсолютно верно – у противника было достаточно миноносцев, чтобы устроить тяжелым британским кораблям в дымах настоящую Цусиму. И точно также верно поступил командир 2-ой полубригады крейсеров в бою у Готланда 19 июня 1915 г, когда повел свои крейсера в обход дымзавесы. Он мог бы, конечно, рискнуть и выиграть немного расстояния до «Альбатроса», но стоило ли это риска потерять «Богатырь» или «Олег»? Каждый из которых более чем двукратно превышал в размерах крейсер типа «Ундине», за которым, по мнению русского командира, он гнался? В то же время отечественные источники, ругая командиров крейсеров, словно не замечают, что предлагаемый ими путь сближения с «Альбатросом» вел через поставленную миноносцами дымовую завесу. На самом же деле поворот на север, в обход дымов, был в тот момент разумным и вполне оптимальным решением, командир 2-ой полубригады его принял, а М.К. Бахирев, впоследствии, полностью с ним согласился.
Единственный момент, который категорически не желает укладывается в изложенную выше реконструкцию событий – отечественные источники утверждают, что «Аугсбург» и миноносцы пересекли курс русских крейсеров в 08.00. Если М.К. Бахирев удерживал неприятеля на курсовом угле 40 град., то подобное невозможно геометрически. Дело в том, что момент начала миноносной атаки, взаимное положение «Адмирала Макарова» и «Аугсбурга» легко описать с помощью простейшего прямоугольного треугольника, один угол которого равен 40 град., и гипотенуза (расстояние между русским и немецким флагманскими кораблями) равна 49 кабельтовым.
После начала постановки дымзавесы (около 08.00) сперва «Альбатрос», а затем и «Аугсбург» оказались на некоторое время скрыты от русских артиллеристов. Затем в какой-то период времени (возможно, 08.10 08-15 или около того) «Аугсбург» и миноносцы перерезали курс русских кораблей. В этот момент миноносцы отделяло от «Адмирала Макарова» порядка 33 кабельтов, а «Аугсбург» - 50 кабельтов. Затем германские корабли перешли на левую раковину русских крейсеров и в 08.35 противники окончательно потеряли друг друга из вида.
В принципе, уже ближе к 08.00 стрельба по «Аугсбургу» потеряла смысл – он пошел наперерез курса русских крейсеров в промежутке между 07.55-08.00 и теперь, чтобы продолжать удерживать его на постоянном курсовом угле 40 град., Михаилу Коронатовичу Бахиреву пришлось бы отворачивать от скрывшегося за дымовой завесой «Альбатроса». В то же время «Аугсбург» находился на пределе видимости – его разделяло с русскими крейсерами порядка 50 кбт, кроме того, он скрывался за дымовой завесой. Как ни печально было это признавать, но «Аугсбургу» все же удалось уйти невозбранно, и оставалось теперь только уничтожить «Альбатрос». «Адмирал Макаров» и «Баян» следовали (грубо) на восток, «Богатырь и «Олег» - на север. Примерно в 08.10 («Адмирал Макаров» - чуть раньше) все они обогнули дымовую завесу немцев и увидели «Альбатрос». Увы, точно неизвестно, на каком расстоянии он находился в этот момент от русских крейсеров, но вряд ли оно было больше 45 кбт.
В 08.20 произошло два по-своему знаменательных события. Спустя 10 минут после открытия огня (08.10) первый русский снаряд попал, наконец, в «Альбатрос», повредив верхнюю палубу и борт в корме, после чего попадания в германский минный заградитель следовали регулярно. Второе событие Г. Ролльман описывает так:
««Аугсбург» с 08.20 и до 08.33 (время изменено на русское – прим. авт.) получил возможность еще раз обстрелять с больших расстояний флагманский корабль, для чего повернул на него, чтобы отвлечь внимание от «Альбатроса» и вызвать погоню за собой. Но, принимая во внимание переменную видимость, колебавшуюся в пределах от 5 до 7 миль, коммодор во всяком случае придерживался осторожного образа действий».
С первым утверждением Г. Ролльмана согласиться довольно сложно, уже хотя бы потому, что с русских кораблей ничего такого не наблюдали, а германский историк даже не посчитал нужным отметить героический разворот «Аугсбурга» навстречу противнику на приведенной в книге схеме. А вот второе утверждение, касающееся осторожного образа действий И. Карфа, вне всякого сомнения, совершенно справедливо. «Аугсбург» настолько осторожно стрелял по русскому флагману целых 13 минут, что на «Адмирале Макарове» так и не заметили обстрела.Вероятнее всего, дело было так – в то время, как «Аугсбург» удирал по все лопатки, его прикрыла дымзавеса миноносцев, так что он потерял из видимости русские крейсера. Затем легкий крейсер вошел в полосу тумана, или еще в какие-то метеоусловия, сократившие ему видимость, и потерял русских до 08.20. После этого на флагмане И. Карфа заметили «Адмирал Макаров» (или «Баян») и открыли огонь по нему на отходе – дистанция между противниками быстро увеличивалась и в 08.33 на «Аугсбурге» перестали видеть неприятеля. Это очень хорошо соотносится с русскими данными - на броненосных крейсерах перестали видеть «Аугсбург» и миноносцы в 08.35. Разница в пару минут более чем объяснима особенностями видимости (в одну сторону горизонта видно хуже, чем в другую) или же простым округлением времени в рапорте. В то же время стрельба «Аугсбурга» не заслуживала того, чтобы быть отмеченной отдельно – ну, бежал вражеский крейсер, понятное дело, что отстреливался при этом, что ж тут такого? Вопросы здесь возникают только к коммодору И. Карфу, который, судя по всему, и тут слегка «приукрасил» свой рапорт, выдав перестрелку на отходе за героическую попытку отвлечь врага на себя.
Как бы то ни было, примерно в 08.10 русские крейсера сосредоточили огонь на «Альбатросе». Абсолютно все авторы: и отечественные, и иностранные, не нашли хороших слов для русских артиллеристов. По их мнению, стрельба была плохо организована, русские комендоры – неумелы, и в общем, расстрел «Альбатроса» превратился в большой конфуз. Попробуем разобраться, что же произошло на самом деле.
Готландский бой 19 июня 1915 г. Часть 5. Как стреляли русские комендоры
Данная статья будет посвящена вопросу результативности стрельбы русских кораблей по кораблям отряда И. Карфа – легкому крейсеру «Аугсбург», трем миноносцам, и, конечно, минному заградителю «Альбатрос».
Как известно, стрельба русских крейсеров по «Альбатросу» стала объектом критики многочисленных исследователей. Так, М.А. Петров («Два боя») пишет:
Что же, попробуем разобраться. К сожалению, нет никакой возможности оценить точность стрельбы 152-мм орудий, но мы можем, с известными оговорками, высчитать процент попаданий 203-мм орудий. Для этого определим сперва расход снарядов русских крейсеров по минному заградителю «Альбатрос». Лучше всего известно количество боеприпасов, израсходованных крейсером «Баян». По воспоминаниям его командира, А.К. Вейса, уже после боя с «Рооном»:
Соответственно, имеем три различных вероятности. Возможно, крейсер «Баян» вышел на операцию, имея некомплект снарядов (это, в принципе, возможно, хотя и маловероятно) и действительно израсходовал по неприятелю 80 203-мм снарядов, после чего у него осталось 120. Возможно, что командир крейсера правильно указал расход снарядов, но ошибся с остатками, и тогда, после двух перестрелок на самом деле в распоряжении артиллеристов А.К. Вейса осталось 130 203-мм и 514 152-мм. В этом случае расход снарядов также равен 80. И есть вероятность, что на самом деле было израсходовано большее количество снарядов, чем указывает А.К. Вейс., то есть остатки верны, но по «Альбатросу» и «Аугсбургу» было истрачено 90 снарядов, а не 80. Во всяком случае мы не ошибемся, предположив, что в бою с «Аугсбургом» и «Альбатросом», а затем в поединке с «Рооном» «Баян» израсходовал 80-90 203-мм снарядов. Как известно, по «Роону» «Баян» дал 20 двухорудийных залпов, соответственно на долю «Аугсбурга» и «Альбатроса» остается 40-50 снарядов.
При этом по «Аугсбургу» «Баян» стрелял примерно с 07.40-07.41 и до 08.00 минимум, и не исключено, что стрелял и потом, то есть не менее 20 минут, в то же время по «Альбатросу» - только 10 минут. Следовательно, по «Аугсбургу» «Баян» стрелял вдвое больше времени и, вероятно, израсходовал больше боеприпасов, но мы для «чистоты эксперимента» примем, что по «Аугсбургу» и по «Альбатросу» «Баян» выпустил одинаковое количество снарядов. Если наше допущение верно, то "Баян" произвел по «Альбатросу» не более 20-25 выстрелов.
Что же до «Адмирала Макарова», то указывается, что к моменту встречи с «Рооном» он израсходовал 61% своего боекомплекта 203-мм снарядов, что подтверждается воспоминаниями Г.К. Графа:
Так вот, предположив, что по «Аугсбургу» «Адмирал Макаров» израсходовал то же количество снарядов, что и «Баян» (то есть 20-25 203-мм снарядов), мы получаем, что по «Альбатросу» было выпущено всего 130-140 восьмидюймовых снарядов, в том числе 20-25 с «Баяна» и 110-115 – с «Адмирала Макарова».
Источники указывают, что «Альбатрос» получил 6 203-мм снарядов, что дает нам, в общем-то, совсем неплохой процент попаданий – 4,29-4,61%. При этом в реальности эти цифры могут быть и больше, ведь мы в наших расчетах приняли все допущения, увеличивающие расход снарядов по «Альбатросу». Следовательно, процент попаданий в размере 4,29-4,61% можно рассматривать как минимально возможное значение. Тем не менее и оно, вообще говоря, уже ставит крест на версии плохой стрельбы русских крейсеров.
Но вот что интересно...
Откуда мы берем шесть попаданий восьмидюймовыми снарядами в «Альбатрос»? Уже после боя немцы прислали свою комиссию на подбитый минный заградитель, с тем чтобы оценить масштабы его повреждений. Комиссия эта работала пару дней, и вот она-то как раз и насчитала 6 попаданий восьмидюймовыми и 20 – шестидюймовыми в германский корабль. Можно предположить, что первым в исторической литературе их привел Г. Ролльман, остальные авторы, впоследствии, копировали эти данные.
Но как известно, по результатам обследования был сделан вывод о целесообразности восстановления «Альбатроса». Занялись этим, естественно, шведы, ведь корабль считался интернированным. И вот, по шведским данным, «Альбатрос» получил отнюдь не шесть попаданий снарядами 203-мм, а вдвое большее их количество, то есть двенадцать. Вполне возможно, что на самом деле их было меньше, что шведы в чем-то ошиблись, все же у них не было большого опыта в деле определения повреждений, но с другой стороны, у ни было куда больше времени на то, чтобы разобраться в попаданиях в «Альбатрос». Факт же заключается в том, что истинное количество попавших в «Альбатрос» восьмидюймовых снарядов находится в промежутке между шестью и двенадцатью.
Соответственно, точность стрельбы русских крейсеров по минному заградителю «Альбатрос» находится в пределах от 4,29% и до 9,23%, а это, вообще говоря, не то, что «неумелый» а очень хороший результат. Особенно, если учитывать, в каких условиях русские артиллеристы достигали этих попаданий.
Вероятно, предыдущие статьи получились излишне детализированными и непростыми для восприятия, поэтому приведем ниже короткий «таймлайн» того боя:
07.30 Противники заметили дымы, И. Карф немедленно повернул к западу, в сторону нейтральных шведских вод;
07.35 На русском флагмане опознали неприятеля как легкий крейсер «Альбатрос», крейсер типа «Ундине» и три миноносца. «Адмирал Макаров» довернул, приводя неприятеля на курсовой угол 40 град. и пошел ему наперерез;
07.37-07.38 (ориентировочно) «Адмирал Макаров» открыл огонь по «Аугсбургу»;
07.40-07.41 (ориентировочно) «Баян» открыл огонь по «Аугсбургу»;
07.45 «Богатырь» и «Олег» открыли огонь по «Альбатросу»;
07.50 (ориентировочно) Три германских миноносца начинают торпедную атаку;
07.55 (ориентировочно) Коммодор И. Карф, видя, что он достаточно оторвался от русских крейсеров, ложится наперерез их курса с тем, чтобы прорваться мимо них на юго-запад;
07.57-07.59 – На миноносцах видят, что их флагман отступает, и «сворачивают» атаку – ставят дымовую завесу, которая скрывает «Альбатрос» и «Аугсбург» и начинают отход вслед за «Аугсбургом». С этого момента стрельба по «Альбатросу» прекращается, по «Аугсбургу» - возобновляется эпизодически, в период, когда крейсер становится виден;
08.00 Михаил Коронатович Бахирев приказывает 2-ой полубригаде крейсеров («Богатырь» и «Олег») действовать самостоятельно. В результате броненосные крейсера русского отряда («Адмирал Макаров» и «Баян») начинают обходить поставленное миноносцами «дымное облако» с юга, а бронепалубные – с востока;
08.08-08.09 (ориентировочно) «Адмирал Макаров» обходит дымовую завесу, видит «Альбатрос» и открывает по нему огонь;
08.10 «Богатырь» и «Олег», обойдя дымовую завесу, возобновляют огонь по «Альбатросу»;
08.20 Происходит сразу несколько событий. Русские добиваются первого попадания в «Альбатрос». В это время «Аугсбург» как будто возобновляет стрельбу по «Адмиралу Макарову», но, то ли это на русских кораблях вообще не заметили, то ли не сочли нужным упоминания. «Баян» открывает огонь по «Альбатросу» - до того времени его пушки молчали, так как по одному германскому кораблю и так стреляли три русских крейсера, а «Аугсбург», похоже, с «Баяна» уже виден не был;
08.30 Русские моряки наблюдают сильные разрушения на «Альбатросе» - повреждения надстроек, сбита фок-мачта, пожар. «Баян» прекращает стрельбу;
08.33 «Аугсбург» прекращает огонь;
08.35 Контакт с «Аугсбургом» и миноносцами потерян окончательно. «Адмирал Макаров» поворачивает к северу, приводя «Альбатрос» на левый борт, при этом М.К. Бахирев приказывает «Баяну» «отрезать неприятеля с юга»;
08.45 Охваченный пожаром «Альбатрос» описывает две полных циркуляции у самой границы шведских вод. По мнению русских моряков, «Альбатрос» спустил флаг, по категорическому утверждению немцев, «Альбатрос» флага не спускал. По другой версии русских очевидцев, «Альбатрос» спустил флаг позднее, уже после того как выбросился на скалы;
09.07 – Обстрел «Альбатроса» прекращен. При этом следует отметить, что в 09.07 по «Альбатросу» прекратил стрелять «Олег», а вот время, когда прекратили огонь «Адмирал Макаров» и «Богатырь», к сожалению, неизвестно. Единственно, что можно утверждать наверняка – это произошло в промежутке между 08.30 (когда «Баян» прекратил огонь) и 09.07;
09.12 «Альбатрос» выбросился на скалы.
В начале боя броненосные русские крейсера не стреляли по «Альбатросу» совсем, огонь по немецкому минному заградителю вели только «Богатырь» и «Олег». Начав стрелять в 07.45, они прекратили огонь около 08.00, потому что германские миноносцы поставили дымовую завесу, таким образом, стрельба велась даже меньше, чем 15 минут.
Разумеется, если мы вспомним огонь русской эскадры в Цусиме, которая с чуть меньшего расстояния (37-40 кбт) в течение первых 15 минут боя силами пяти головных броненосцев и, возможно, «Наварина» «накидала» японцам 5 двенадцатидюймовых и 14 шестидюймовых снарядов в «Микасу», да еще 6 попаданий в другие корабли (а всего, получается, 24 попадания) и сравним результаты со стрельбой «Олега» и «Богатыря», то выходит как-то неловко. Но нужно понимать, что в бою у Готланда русские корабли стреляли на пределе видимости, капитан 2-го ранга Свиньин (флагманский артиллерист штаба Балтийского флота) охарактеризовал их так:
Кроме этого, стрельба русских кораблей показалась немцам достаточно точной, для того чтобы немедленно начать маневрировать, идя зигзагом, с тем чтобы постоянно сбивать наводку русским артиллеристам. Разумеется, ничего подобного японцы не делали. Возможно, что подача нефти в форсунки «Аугсбурга» чем-то помогла: как мы знаем, в бою у Фолклендов смешанное отопление котлов британских линейных крейсеров (когда на горящий уголь разбрызгивалась нефть) приводило к образованию густого дыма, мешающего стрельбе, так что впоследствии командиры предпочитали использовать чисто угольное отопление. Соответственно, нельзя исключать, что дым «Аугсбурга» на какое-о время дополнительно ухудшил и без того отвратительную видимость.
Видимость – очень важный фактор, который обязательно нужно учитывать при сравнении точности стрельбы в том или ином бою. Вспомним Ютландское сражение – линейные крейсера Хиппера продемонстрировали отличные результаты на дистанциях 65-80 кбт. в начале боя. Но затем, ближе к первому столкновению линейных флотов, «Лютцов» и «Дерфлингер» некоторое время ничего не могли противопоставить 3-ей эскадре британских линейных крейсеров, которая расстреливала их с дистанции 40-50 кабельтов. Что же, германские артиллеристы вдруг потеряли квалификацию? Ничуть не бывало – они просто не видели противника. Забегая вперед, отметим, что чуть позже, германский броненосный крейсер «Роон» сражался с крейсером «Баян» примерно в тех же условиях, что и русские крейсера с «Аугсбургом» и «Альбатросом». В этом эпизоде боя у Готланда «Баян» находился на северо-западе от «Роона», то есть там, где были немецкие корабли относительно крейсеров М.К. Бахирева. При этом, «Баян» также держался на пределе видимости и шел зигзагом, с тем, чтобы сбить наводку германским артиллеристам. И вот, находясь в схожих условиях, за полчаса боя «Роон» добился одного-единственного попадания. Можно, конечно, предположить, что артиллеристы «Роона» были неумехами, но, вообще говоря, немцы всегда хорошо тренировали своих комендоров, поэтому куда логичнее будет предположить, что в его неважной стрельбе виновата плохая видимость и маневры русского крейсера. На этом фоне то, что русские корабли не добились попаданий в «Альбатрос» и «Аугсбург» в течение первых 15 минут боя (и даже менее), уже не может удивлять.
Затем, в 08.00, постановка дымовой завесы, «Альбатрос» скрылся из вида, и стрельба по нему прекратилась, а по «Аугсбургу», по имеющимся данным, велась спорадически, то есть только тогда, когда немецкий крейсер показывался из-за дымов. И лишь в 08.10 крейсера возобновляют огонь по «Альбатросу»… но как?
Бой начался на дистанции порядка 44 кбт, а затем расстояние несколько снизилось, потому что М.К. Бахирев вел свои корабли наперерез немцам. Но с 08.00 и до 08.10 расстояние между «Альбатросом» и «Богатырем» с «Олегом» увеличилось снова, потому что после постановки дымзавесы «Альбатрос» бежал на запад, а 1-ая полубригада русских крейсеров вынуждена была повернуть на север, в обход дымов. Таким образом, в 08.10 «Альбатрос» снова оказался на пределе видимости от бронепалубных крейсеров русских, и только «Адмирал Макаров» мог наблюдать и корректировать огонь своей артиллерии по «Альбатросу» более-менее хорошо.
И результаты не заставили себя ждать – спустя 10 минут следует первое попадание и дальше в течение 25 минут следует избиение германского корабля – неизвестно, сколько попало в него снарядов в этом периоде, но повреждения были чрезвычайно велики (это признают и русские, и немецкие источники) – корабль теряет мачту, горит, входит в неуправляемые циркуляции… То есть за 35 минут боя русские крейсера добились заметно лучшего результата, нежели это удалось «Роону». К сожалению, мы не знаем, когда прекратили огонь «Адмирал Макаров» и «Богатырь», чтобы сделать выводы по времени огневого воздействия на «Альбатрос», но вероятно, что они прекратили огонь где-то в промежутке между 08.45 и 09.00, то есть когда «Альбатрос» вошел в шведские территориальные воды. В принципе, эти крейсера могли перестать стрелять и в 08.45, когда увидели, что на «Альбатросе» спустили флаг – вне всякого сомнения, мы никогда не узнаем, спускали ли флаг на германском крейсере или нет, но здесь важно не то, что произошло на самом деле, а то, что показалось русским морякам.
Поэтому, говоря о «полуторачасовом» расстреле «Альбатроса», неплохо было бы отметить, что решающие повреждения кораблю были нанесены в течение 35 минут (в период с 08.10 до 08.45) тремя русскими крейсерами («Баян» к ним присоединялся всего на 10 минут).
Какова была дистанция боя? Вероятнее всего, что в момент, когда «Адмирал Макаров» перенес огонь на «Альбатрос», расстояние между ними было порядка 40 кабельтов, возможно, чуть больше, а до «Богатыря» и «Олега» - еще больше, и это при видимости 5 миль. Правда следует отметить, что «по дороге» к Готланду она улучшалась. При этом русские крейсера не подходили к «Альбатросу» ближе 3 миль: это следует из отчета капитана 2-го ранга, князя М.Б. Черкасова, сообщавшего в ответ на запрос начальника Морского генерального штаба А.И. Русина:
В этом эпизоде боя русские крейсера обстреливали еще немецкие миноносцы. Но следует понимать, что обстрел этот велся из 75-мм орудий, причем, когда более крупные калибры стреляли по "Аугсбургу". Иными словами, система управления огнем в этот момент "работала" по германскому легкому крейсеру, а противоминная артиллерия стреляла "на глазок" - разумеется, результативность такого огня не могла быть высокой.
Если в «Альбатрос» попало 12 или около того восьмидюймовых снарядов, то почему небольшой (полное водоизмещение 2 506 т) германский минный заградитель не разнесло в клочки? Увы, в этом в который уже раз виноваты русские снаряды. Дело в том, что российский флот в русско-японскую войну использовал облегченные снаряды весом 87,8 кг и послевоенные крейсера типа «Адмирал Макаров», строившиеся по образу и подобию порт-артурского «Баяна», имели и устаревшие 203-мм/45 орудия, и подачные механизмы, рассчитанные на облегченные снаряды. И вот в то время, как на вооружение линкоров-додредноутов типов «Андрей Первозванный» и «Иоанн Златоуст», а также броненосного крейсера «Рюрик» поступали очень мощные 203-мм/50 пушки, стрелявшие 112,2 кг фугасными снарядами, несущими 14,1 кг тринитротолуола, «Баянам» приходилось довольствоваться 87,8 кг снарядами с 9,3 кг взрывчатки. Если вспомнить, что, например, британские шестидюймовые фугасные снаряды несли 6 кг ВВ, то напрашивается вывод – 203-мм снаряды «Адмирала Макарова» и «Баяна» по своей боевой мощи занимали промежуточное положение между шестидюймовыми и «нормальными» восьмидюймовыми снарядами. Отсюда, собственно, и «промежуточный» результат их огневого воздействия по «Альбатросу».
Почему автор настоящей статьи «по минутам» разбирал маневрирование кораблей И. Карфа и М.К. Бахирева до возобновления огня по «Альбатросу» (примерно 08.10), но ничего не написал об их дальнейшем движении? Дело в том, что в период 08.10 – 08.45 никаких тактических изысков не было – «Альбатрос» на полной скорости бежал к Готланду, а русские крейсера на полной скорости его догоняли. А вот маневрирование кораблей в последней фазе боя (примерно с 08.45) совершенно не поддается реконструкции. Согласно германской схеме под ред. Г. Ролльмана, русские крейсера (причем все четыре) нагло вторглись вслед за «Аугсбургом» в территориальные шведские воды и добивали его уже там. Согласно русской схемы маневрирования, они попросту отрезали «Аугсбургу» все выходы из шведских тервод («Баян» - с юга, «Адмирал Макаров» - с востока, а «Богатырь» и «Олег» - с севера) и расстреливали его, не нарушая суверенитет Швеции – разве только снаряды залетали.
Кто прав? Вне всякого сомнения, немцам было бы выгодно представить дело так, что русские вторгались в территориальные воды Швеции, даже если этого на самом деле не было. И наоборот – русским имело смысл всячески открещиваться от нарушения шведского суверенитета, если таковой на самом деле имел место быть. Это не вопрос честности рапортов, это вопрос политики, а в ней, как известно, все средства хороши. Тем не менее, русская версия событий представляется более достоверной, и вот почему. Если бы русские корабли действительно вошли в терводы, им не составило бы труда сблизиться с выбросившимся на камни «Альбатросом» и рассмотреть его во всех подробностях. Но в этом случае последующая отправка к германскому минзагу подводной лодки «для выяснения» теряло всякий смысл – однако подводная лодка была послана, причем – согласно пожеланию М.К. Бахирева. В своем рапорте русский командующий указывает:
Единственно, что мы можем утверждать точно, так это то, что «Готландский инцидент» не повлек за собой серьезных политических последствий – дипломаты России сработали хорошо и шведская Корона была полностью удовлетворена русскими объяснениями. Весьма иронично об этом писал А.К. Вейс:
В целом же можно констатировать, что ни 1-ая бригада крейсеров, ни ее адмирал за свои действия не заслужили никакого упрека. Однако теперь русские корабли ждала встреча с броненосным крейсером «Роон». 
Данная реконструкция не имеет противоречий ни с одним известным автору описанием боя и отлично объясняет, почему к моменту огневого контакта с «Рооном» 1-ая бригада крейсеров все еще не построилась в кильватерную колонну: корабли попросту слишком растянулись, отрезая «Альбатросу» возможные пути к отступлению и физически не могли быстро собраться вместе. Судя по схеме, для того, чтобы «Адмирал Макаров» и «Баян» «подтянулись» к находившимся севернее «Богатырю» и «Олегу», требовалось, как минимум, минут 40, к том уже их, вероятно, задержала стрельба по подводным лодкам.
Конечно, можно упрекнуть русских моряков в «лодкобоязни», но перед тем, как это делать, следует вспомнить некоторые нюансы. Во-первых, на Балтике уже неоднократно были случаи, когда легкие силы немцев заманивали русские корабли на позицию подводных лодок, поэтому в том, что лодки оказались у Готланда, ничего удивительного быть не могло. А во-вторых, в памяти моряков еще свежа была гибель однотипного «Баяну» и «Адмиралу Макарову» броненосного крейсера «Паллада». В тот день ничего не предвещало трагедии: «Паллада» и «Баян» вышли в дозор, причем «Паллада» шла головной, а впереди ее, слева и справа от ее курса шли миноносцы «Стройный» и «Мощный». На кораблях пробили «отражение минной атаки», за морем наблюдали не только вахтенные сигнальщики, но и свободные от вахты расчеты 75-мм орудий и, дополнительно, специально назначенные наблюдатели. И тем не менее торпедный удар стал для моряков полнейшей неожиданностью – ни лодку, ни торпедный след не обнаружили ни на миноносцах, ни на «Баяне», шедшем в 6-7 кабельтовых позади «Паллады». Вероятнее всего ничего не заметили и на «Палладе»: по крайней мере, точно известно, что корабль перед своей гибелью никаких маневров не совершал, не сигналил и огня не открывал. Так что если опасность и была замечена, то в самый последний момент, когда сделать было уже ничего нельзя. А затем, как сообщил вахтенный начальник «Баяна»:
«Паллада» погибла при ясной погоде, и находясь в охранении миноносцев – при том что наблюдатели бдили, никакой расхлябанности в этом вопросе допущено не было. В то же время видимость во время боя у Готланда была нехороша – к описываемому нами моменту она ощутимо улучшилась, но все равно оставалась далекой от идеала. В распоряжении М.К. Бахирева не было ни одного миноносца. Подводные лодки были страшным оружием, и потому, если что-то такое вдруг было замечено, самым правильным решением было «перебдеть, чем недобдеть» - никакие снаряды не стоят крейсера с сотнями человек экипажа на борту.
Стоит отметить, что «лодкобоязнь» коснулась и немецких кораблей – зачастую на них так же видели несуществующие подводные лодки, от одной из них уклонялся И. Карф, когда выдвигался к району минирования.
Также все вышесказанное объясняет и строй русских крейсеров, который они имели к моменту контакта с «Рооном». Головным оказался «Богатырь», ему в кильватер следовал «Олег», за ними, с некоторым отставанием шел «Адмирал Макаров» а уже за ним и немного восточнее шел «Баян».
Но до того, как возобновился бой, произошло еще одно важное событие: М.К. Бахирев получил радиограмму, из которой следовало, что к северу от него, у острова Готска-Санден обнаружены силы противника, и в том числе – броненосные корабли. К сожалению, точное время получения этой радиограммы автору настоящей статьи неизвестно, но следует констатировать, что в 09.50 Михаил Коронатович (по имеющимся у него данным) оказался в очень непростой ситуации.
При планировании операции предполагалось, что крупные вражеские корабли будут находиться в Киле, и что в море не должно быть ничего существеннее сторожевиков. Затем служба связи Балтийского флота обнаруживает в море легкие германские крейсера и наводит на них М.К. Бахирева – это хорошо, но, с другой стороны, становится ясно, что немцы проводят какую-то операцию, которую не смогла вскрыть русская разведка. Пока речь шла только о крейсерах, можно было предполагать, что это рейд легких сил к Моонзунду или горлу Финского залива, каковые немцы периодически предпринимали. Но «Альбатрос», отступая, открытым текстом «призывал» на помощь подводные лодки: русский командующий не поддался на эту вроде бы провокацию, а теперь, в 09.35 его крейсера обнаруживают подводные лодки как раз в районе, куда пытался отступать немецкий корабль. Хуже того, к северу обнаружены броненосные корабли противника, теперь с востока подходит еще один немаленький немецкий отряд!
Ряд исследователей (таких, как Д.Ю. Козлов) совершенно справедливо обращают наше внимание на важное последствие прискорбной ошибки наблюдателей русских крейсеров, принявших минный заградитель «Альбатрос» за крейсер типа «Ундине». Если бы контр-адмирал М.К. Бахирев знал, что его крейсера загнали на шведские камни быстроходный минзаг, он вполне мог бы догадаться о том, что за операцию на самом деле проводят немцы. В этом случае не так уж сложно было сообразить, что германские корабли провели очередную минную постановку, что 1-ая бригада крейсеров «разогнала» непосредственный эскорт минного заградителя, а где-то рядом должен быть отряд прикрытия, который, кстати говоря, не мог быть слишком уж сильным. Но Михаил Коронатович ничего этого не знал и, соответственно, не мог понять германских замыслов: для него все складывалось так, что в море находится несколько германских отрядов, включающих в себя броненосные корабли и подводные лодки. Причем как минимум один (и наиболее сильный) немецкий отряд был в состоянии отрезать 1-ую бригаду крейсеров от базы, а быть может, уже отрезал. М.К. Бахирев не знал и не мог знать, что его кораблям противостоит всего лишь один германский броненосный крейсер – «Роон», наоборот, у него были все основания полагать, что в море находятся многочисленные германские силы.
А что же делали в это время немцы? «Роон», «Любек» и четыре миноносца, получив радиограмму И. Карфа, спешили на выручку, но…
Интересно, что подавляющее большинство исследователей боя у Готланда обходят этот эпизод молчанием. Удивительно, но факт – в большинстве описаний сражений Первой мировой германские моряки выглядят без двух минут идеально: они смелы, профессиональны, а их командиры принимают только правильные решения. Если они где-то и ошибаются, то исключительно по недостатку информации. В общем, возникает ощущение, что и Российский императорский, и Королевский Флот противостояли какой-то совершенной машине морской войны в лице кайзерлихмарин. Но на самом же деле в описании боя у Готланда многие отечественные авторы в поисках соринки в собственном глазу не замечают бревна в чужом.
Дело в том, что коммодор И. Карф отпустил группу «Роона» всего за полчаса до того, как увидел русские корабли, а как только он их увидел – немедленно вызвал «Роон» на подмогу. Почему же тогда отряд «Роона» появился только через час после того, как все было кончено? На самом деле, «Роон» мог подойти раньше и даже, скорее всего, мог бы принять участие в бою, поддержав «Аугсбург» и «Альбатрос» И. Карфа. Но подвела банальная ошибка – штурман неправильно проложил курс. Как пишет об этом Г. Ролльман:
Итак, вызванный на поддержку кораблей И. Карфа «Роон» заблудился. Затем, определив по звукам стрельбы примерное направление русского отряда, он, по всей видимости, отправил «Любек» на разведку – это могло бы хорошо объяснить описание Г. Ролльмана, согласно которому «Любек» обнаружил русский крейсер в 09.20 (вероятнее всего, это был «Баян»), но не отступил, а продолжил наблюдение. Затем он увидел остальные, «которые ходили в одиночку и парой восточнее и севернее Эстергартен-холма» Затем русские построились в кильватерную колонну и начали отходить (Г. Ролльман считает, что отход был вызван видом «Любека», но это явная ошибка – германские корабли были замечены русскими позднее). Германские корабли также выстроились в строй кильватера и вступили в бой.
Хотя бой здесь, наверное, слишком громкое слово, так боестолкновение вылилось в быстро окончившуюся перестрелку. У немцев головным шел «Любек», за ним – «Роон» и следом четыре миноносца – последние не смогли принять в бою никакого участия. В 10.05 расстояние между «Рооном» и концевым русским «Баяном» было не более 62-64 кбт и германский броненосный крейсер первым открыл огонь, «Баян», конечно же, ответил. «Адмирал Макаров» не стрелял по «Роону» (хотя не исключено, что несколько снарядов все же выпустил – по крайней мере, Г. Ролльман утверждает, что по «Роону» стреляли оба броненосных крейсера). При этом «Баян», попав под огонь «Роона», немедленно начал «зигзаговать» на курсе, в результате чего залпы «Роона», «очень точные по целику и исключительно кучные», не давали накрытий. Всего германский крейсер сделал, по наблюдениям русских моряков, 18 или 19 четырехорудийных залпа, поразив «Баян» одним снарядом. В то же время артиллеристы «Баяна» успеха не добились – они дали 20 двухорудийных залпов, но единственным повреждением «Роона» стала радиоантенна, сбитая (осколком?) упавшего неподалеку от германского корабля снаряда.
Прочие корабли также попытались включиться в бой: «Любек» попытался обстрелять «Олег», бронепалубные крейсера русских тут же ответили. Но, сделав несколько залпов, и русские, и немцы выяснили, что дальнобойности их орудий недостаточно и вынуждены были прекратить огонь.
Перестрелка длилась не более двадцати минут – по немецким данным, бой начался в 10.00, а прекратился «около 10.22» (время исправлено на русское). Отечественные источники говорят, что первый выстрел был сделан в 10.05, а в 10.25 немцы сперва склонились вправо (в сторону от русских кораблей), а затем повернули назад, и на этом бой закончился. Немцы починили свою антенну около 10.30 (командир «Роона» в своем рапорте указывает 10.29). Единственное попадание в «Баян» вызвало следующие последствия – 210-мм снаряд:
Что можно сказать об этом эпизоде боя? К тому времени видимость значительно улучшилась, позволяя наблюдать противника с дистанции, как минимум, в 70 кабельтовых, но теперь уже немцы находились в более выгодных условиях стрельбы. Видимость на юго-восток была хуже, чем на северо-запад, так что немцы русские корабли видели лучше: об этом свидетельствует и тот факт, что «Любек», в 09.20 обнаруживший русские крейсера и наблюдавший за ними, сам замечен не был. Плохая точность стрельбы «Баяна» и «Роона» объясняется «зигзагированием» русского крейсера, который тем самым сбивал «Роону» прицел, но в то же время постоянные смены курса, конечно, мешали стрельбе его собственных артиллеристов. В целом можно говорить о недействительности стрельбы обоих кораблей – единственное попадание германского крейсера смело можно считать случайным. На «Баяне» отмечали, что залпы «Роона» не давали накрытий, а только перелеты или недолеты – попросту говоря, попадание дал снаряд, получивший чрезмерное отклонение от точки прицеливания. Правда, здесь возникает еще один интересный нюанс.
По словам русских очевидцев, «Роон» стрелял четырехорудийными залпами, но вот, по немецким данным, он давал залпы только из одного орудия. С одной стороны, разумеется, немцам лучше знать, как именно стреляли их комендоры. Но с другой, сведения об одноорудийных залпах германского крейсера выглядят форменным оксюмороном.
Действительно, такая форма пристрелки существовала во времена русско-японской войны и ранее, когда предполагалось, что корабли будут сражаться на коротких дистанциях. Но с увеличением дистанций боя стало очевидно преимущество залповой пристрелки, когда несколько орудий стреляют одновременно – определять перелеты или недолеты и корректировать огонь при стрельбе залпами было куда проще, и германский флот, конечно, повсеместно перешел на пристрелку залпами. И, тем не менее, по утверждениям немцев, «Роон» делал всего только одноорудийные залпы – и это на дистанции в 60-70 кабельтов?! Можно лишь повторить, что у нас нет оснований не доверять этим немецким данным, но, если они верны, у нас есть все основания сомневаться в здравости рассудка артиллерийского офицера «Роона».
В случае, если «Роон» стрелял четырехорудийными залпами, он израсходовал 72 или 74 снаряда, а точность его стрельбы составила 1,32-1,39%. Если же данные немцев верны, то «Роон» израсходовал всего лишь 18 или 19 снарядов, и процент попаданий составляет 5,26-5,55%. Но нужно понимать, что в этом случае тем более речь идет о случайности – выпуская по одному снаряду в маневрирующий на 6-7 милях корабль, попасть в него можно лишь исключительно по улыбке фортуны.
Как известно, за этот эпизод боя у Готланда Михаил Коронатович Бахирев также подвергся сильнейшей критике со стороны отечественных историков, в то время как на самом деле его действия просты и понятны. Как мы уже говорили выше, русский командующий считал себя находящимся между двумя немецкими отрядами – и это как минимум. Раз так, его задачей было не нанесение решительного поражения отряду «Роона», а прорыв к базе, для чего следовало оторваться от преследующих его немцев. А потому М.К. Бахирев выбрал бой на отходе – его флагманский «Адмирал Макаров» находился в центре строя, откуда хорошо были видны и немецкие корабли, и находящийся под обстрелом «Баян» - видно было, что последний не получает существенных повреждений. Сам «Макаров» не стрелял, экономя снаряды для боя с «броненосной эскадрой у Готска-Санден», о существовании которой его ошибочно известили. В то же время попытка решительного сближения и боя с не слишком уступающим ему в силах неприятелем не имела большого смысла. «Роон», как ни обидно, по своей боевой мощи примерно соответствовал «Адмиралу Макарову» и «Баяну» вместе взятым – на стороне русских крейсеров было небольшое преимущество в бортовом залпе (4-203-мм орудий и 8*152-мм против 4*210-мм и 5*150-мм), но оно полностью нивелировалось тем, что управлять огнем одного корабля куда проще, чем двух. Правда, некоторые публицисты обращают внимание на слабость бронирования «Роона» - всего лишь 100 мм бронепояс против 178 мм бронеплит русских крейсеров.
Этот фактор вроде бы весом, если только забыть об одном «малозначимом» нюансе. Изначально 203-мм пушки крейсеров типа «Баян» имели и бронебойные и фугасные снаряды – увы, всего лишь «цусимского» образца, то есть облегченные и с мизерным содержанием ВВ. Впоследствии крейсера получили облегченный (более тяжелые снаряды не могли обрабатывать подачные механизмы башен) фугасный снаряд образца 1907 г., имевший 9,3 кг тринитротолуола, то есть по своему действию занимавший место где-то посередине между полновесным фугасным шестидюймовым и восьмидюймовым снарядами. Нужен был и новый бронебойный снаряд, но производство новых снарядов – вещь очень затратная, и на крейсерах устаревшего уже проекта очевидно решили сэкономить. Вместо того, чтобы создать для «Баянов» полноценный «бронебой», наши попросту взяли старые, цусимские снаряды, и заменили в них пироксилин на тринитротолуол.
Но содержание ВВ было настолько мизерным, что толку от такой замены было немного, а потому ближе к описываемым нами событиям бронебойные снаряды были удалены из боекомплектов «Баянов» полностью – на них остались только новые фугасные, по 110 снарядов на ствол.
Иными словами, сближение с даже столь слабобронированным крейсером, каковым был «Роон», было для наших крейсеров весьма рискованно, потому что 210-мм пушки последнего имели все же бронебойные снаряды, которые на малых дистанциях могли бы пробить русскую броню, а вот «Адмиралу Макарову» и «Баяну» дырявить 100 мм броню германского крейсера было нечем. Конечно, 152-мм пушки всех четырех русских крейсеров имели бронебойные снаряды, но вот от них-то десятисантиметровые бронеплиты «Роона» отлично защищали на всех мыслимых дистанциях боя.
Другими словами, попытка «решительного убиения «Роона»» для русских крейсеров 1-ой бригады не имела никакого смысла – даже если бы это и удалось, то, вероятно, только ценой тяжелых повреждений и расходования остатков боекомплекта. Расчет на численное преимущество мог оправдаться, а возможно и нет: конечно, считая «Роон» ровней двум нашим броненосным крейсерам, немцы имели один «Любек» против «Богатыря» и «Олега», но следовало помнить, что это соотношение могло измениться в любой момент – «Аугсбург» со своими миноносцами должны были быть где-то рядом, а появись они на поле боя – и немцы имели бы против «Богатыря» и «Олега» два малых крейсера и семь миноносцев. Итак, крейсера М.К. Бахирева ждал тяжелый бой, но главное - даже в случае успеха русский отряд стал бы легкой добычей для германских кораблей у Готска-Санден.
Все эти соображения лежали на одной чаше весов, а вторую занимала монструозная туша броненосного крейсера «Рюрик» с его частоколом новейших и мощнейших 254-мм и 203-мм орудий.
Тактико-технические характеристики «Рюрика» позволяли ему без опасений для себя вступить в бой с германским броненосным крейсером.
М.К. Бахирев, как мы уже говорили выше, принял вполне логичное и разумное решение вести бой на отходе, но при этом он дал радиограмму на «Рюрик», приказав ему атаковать «Роон» «в квадрате 408". Дабы «Рюрику не пришлось блуждать, русский командующий указал также курс своего отряда («40 град от маяка Эстергарн»). В то же время он распорядился «Славе» и «Цесаревичу» выйти к банке Глотова. Действуя таким образом, М.К. Бахирев решал сразу несколько задач: он мог рассчитывать на уничтожение «Роона» превосходящим его "Рюриком", и при этом, с учетом двух броненосцев, получал достаточно сил для возможного боя с «отрядом у Готска-Санден», а также сберегал боекомплект для этого боя.
Понять действия командира «Роона», фрегаттен-капитана Гигаса намного сложнее.
Его объяснения весьма просты – получив «крик о помощи», он двинулся в район, который указал ему коммодор И. Карф, но прибыв туда никого не обнаружил (потому что из-за ошибки в счислении находился в 20 милях от нужного места – прим. авт.). В 09.20 он получил очередную радиограмму И. Карфа: «Два броненосных 4-трубных крейсера к югу от Эстергарна». Затем он обнаружил русский отряд, но посчитал, что это какой-то другой отряд, а не тот, о котором сообщил ему коммодор. Гигас вступил с русскими в бой, но, в связи с тем, что их корабли шли на север, Гигас заподозрил, что русский командующий хочет заманить "Роон" под удар превосходящих сил. Соответственно, он отвернул и вышел из боя, чтобы искать те два русских крейсера, о который радировал ему коммодор - ну и на выручку "Аугсбурга", конечно.
Сказать, что подобное объяснение полностью алогично - значит не сказать ничего. Поставим себя на место Гигаса. Вот он вышел в квадрат, который был ему указан, но там никого нет. Почему бы не попытаться связаться с "Аугсбургом"? Но нет, мы не ищем легких путей, а отправляем на разведку "Любек". Последний обнаружил русские крейсера, (но по всей видимости, сообщил на «Роон» лишь сам факт их наличия, а не то, что он видит их у Эстергарна). Если бы «Любек» указал место, то на «Рооне» сообразили бы о своей ошибке, а так фрегаттен-капитан Гигас решил, что он видит совершенно другой русский отряд, не имеющий отношения к тому, который указал ему И. Карф в радиограмме, принятой в 09.20.
И... начинается оксюморон. С точки зрения Гигаса, его корабли находятся где-то между двумя сильными русскими крейсерскими отрядами. Какова в этом случае его задача? Разумеется, поддержать «Аугсбург», то есть Гигасу следовало отвернуть от русских крейсеров (на «Любеке» видели, что они не ведут бой и вообще повернули на север) и идти на юг, туда, где, по мнению Гигаса, находились «два русских четырехтрубных броненосных крейсера» и где, по всей видимости, его ждал коммодор И.Карф. Вместо этого Гигас зачем-то кидается на четыре русских крейсера, а после короткой перестрелки «опасаясь того, что русские крейсера увлекают его на север к превосходящим силам» разворачивается и выходит из боя, с тем что бы идти искать те самые два четырехтрубника и оказывать поддержку коммодору И. Карфу!
Как известно, стрельба русских крейсеров по «Альбатросу» стала объектом критики многочисленных исследователей. Так, М.А. Петров («Два боя») пишет:
«Таким образом, благодаря исключительной, ничем не вызываемой сложности приемов тактики и маневрирования, совершенно ненужным в данном случае "курсовым углам", "охватам" и прочему, благодаря чрезмерному сосредоточению огня против одной цели, подавляющего, бессистемного, с разных сторон ведущегося огня на дистанциях, при которых цель временами была плохо видна, понадобилось почти полтора часа, чтобы подбить малый, слабо защищенный крейсер, фактически дав ему возможность укрыться в нейтральных водах».
Той же точки зрения придерживаются и Н.В. Новиков (примечания к русскому изданию книги Г. Ролльмана), и авторы монументального труда «Флот в первой мировой войне» и многие другие.Что же, попробуем разобраться. К сожалению, нет никакой возможности оценить точность стрельбы 152-мм орудий, но мы можем, с известными оговорками, высчитать процент попаданий 203-мм орудий. Для этого определим сперва расход снарядов русских крейсеров по минному заградителю «Альбатрос». Лучше всего известно количество боеприпасов, израсходованных крейсером «Баян». По воспоминаниям его командира, А.К. Вейса, уже после боя с «Рооном»:
«У нас же снарядов осталось и после этого боя: 6-дюймовых 434, 8-дюймовых 120, израсходовали же 6-дюймовых 366 и 8-дюймовых 80. Тут, видно, только все поняли, отчего я не разрешал бесцельно выкидывать снаряды».
К сожалению, в этих словах командира «Баяна» возможно скрыта ошибка – дело в том, что 366 израсходованных 152-мм снарядов + 434 оставшихся дают в сумме 800 снарядов, 80 израсходованных восьмидюймовых + 120 оставшихся дают, соответственно, 200. Выходит так, как будто крейсер имел боекомплект по 100 снарядов на орудие (2 пушки 203 мм в башнях и 8 152-мм в казематах), но на самом деле боекомплект состоял из 110 снарядов и для 8-дюймовых и для 6-дюймовых орудий.Соответственно, имеем три различных вероятности. Возможно, крейсер «Баян» вышел на операцию, имея некомплект снарядов (это, в принципе, возможно, хотя и маловероятно) и действительно израсходовал по неприятелю 80 203-мм снарядов, после чего у него осталось 120. Возможно, что командир крейсера правильно указал расход снарядов, но ошибся с остатками, и тогда, после двух перестрелок на самом деле в распоряжении артиллеристов А.К. Вейса осталось 130 203-мм и 514 152-мм. В этом случае расход снарядов также равен 80. И есть вероятность, что на самом деле было израсходовано большее количество снарядов, чем указывает А.К. Вейс., то есть остатки верны, но по «Альбатросу» и «Аугсбургу» было истрачено 90 снарядов, а не 80. Во всяком случае мы не ошибемся, предположив, что в бою с «Аугсбургом» и «Альбатросом», а затем в поединке с «Рооном» «Баян» израсходовал 80-90 203-мм снарядов. Как известно, по «Роону» «Баян» дал 20 двухорудийных залпов, соответственно на долю «Аугсбурга» и «Альбатроса» остается 40-50 снарядов.
При этом по «Аугсбургу» «Баян» стрелял примерно с 07.40-07.41 и до 08.00 минимум, и не исключено, что стрелял и потом, то есть не менее 20 минут, в то же время по «Альбатросу» - только 10 минут. Следовательно, по «Аугсбургу» «Баян» стрелял вдвое больше времени и, вероятно, израсходовал больше боеприпасов, но мы для «чистоты эксперимента» примем, что по «Аугсбургу» и по «Альбатросу» «Баян» выпустил одинаковое количество снарядов. Если наше допущение верно, то "Баян" произвел по «Альбатросу» не более 20-25 выстрелов.
Что же до «Адмирала Макарова», то указывается, что к моменту встречи с «Рооном» он израсходовал 61% своего боекомплекта 203-мм снарядов, что подтверждается воспоминаниями Г.К. Графа:
«Причиной, почему адмирал не вступил в бой с «Рооном», было то, что на «Макарове» оставалось слишком мало крупных снарядов, например, около 90 8-дюймовых и всего половина запаса 6-дюймовых».
Дело в том, что 61% от 220 дают 134-135 израсходованных снарядов, соответственно, остаток должен составлять 85-86 снарядов, как раз те самые «около 90 снарядов», указанных Г.К. Графом. Единственное, что внушает некоторые сомнения – а не рассчитаны ли эти 61% расхода от остатков, согласно мемуарам Г.К. Графа? Но во всяком случае, общепризнанно, что «Адмирал» Макаров» израсходовал более половины боекомплекта и цифра в 135 снарядов за (грубо) полуторачасовой бой (боевая скорострельность - 90 снарядов в час) выглядит разумно – с учетом того, что «Баян» за полчаса расстрелял по «Роону» 40 снарядов (80 снарядов в час) и даже, быть может, слегка завышено.
Источники указывают, что «Альбатрос» получил 6 203-мм снарядов, что дает нам, в общем-то, совсем неплохой процент попаданий – 4,29-4,61%. При этом в реальности эти цифры могут быть и больше, ведь мы в наших расчетах приняли все допущения, увеличивающие расход снарядов по «Альбатросу». Следовательно, процент попаданий в размере 4,29-4,61% можно рассматривать как минимально возможное значение. Тем не менее и оно, вообще говоря, уже ставит крест на версии плохой стрельбы русских крейсеров.
Но вот что интересно...
Откуда мы берем шесть попаданий восьмидюймовыми снарядами в «Альбатрос»? Уже после боя немцы прислали свою комиссию на подбитый минный заградитель, с тем чтобы оценить масштабы его повреждений. Комиссия эта работала пару дней, и вот она-то как раз и насчитала 6 попаданий восьмидюймовыми и 20 – шестидюймовыми в германский корабль. Можно предположить, что первым в исторической литературе их привел Г. Ролльман, остальные авторы, впоследствии, копировали эти данные.
Но как известно, по результатам обследования был сделан вывод о целесообразности восстановления «Альбатроса». Занялись этим, естественно, шведы, ведь корабль считался интернированным. И вот, по шведским данным, «Альбатрос» получил отнюдь не шесть попаданий снарядами 203-мм, а вдвое большее их количество, то есть двенадцать. Вполне возможно, что на самом деле их было меньше, что шведы в чем-то ошиблись, все же у них не было большого опыта в деле определения повреждений, но с другой стороны, у ни было куда больше времени на то, чтобы разобраться в попаданиях в «Альбатрос». Факт же заключается в том, что истинное количество попавших в «Альбатрос» восьмидюймовых снарядов находится в промежутке между шестью и двенадцатью.
Соответственно, точность стрельбы русских крейсеров по минному заградителю «Альбатрос» находится в пределах от 4,29% и до 9,23%, а это, вообще говоря, не то, что «неумелый» а очень хороший результат. Особенно, если учитывать, в каких условиях русские артиллеристы достигали этих попаданий.
Вероятно, предыдущие статьи получились излишне детализированными и непростыми для восприятия, поэтому приведем ниже короткий «таймлайн» того боя:
07.30 Противники заметили дымы, И. Карф немедленно повернул к западу, в сторону нейтральных шведских вод;
07.35 На русском флагмане опознали неприятеля как легкий крейсер «Альбатрос», крейсер типа «Ундине» и три миноносца. «Адмирал Макаров» довернул, приводя неприятеля на курсовой угол 40 град. и пошел ему наперерез;
07.37-07.38 (ориентировочно) «Адмирал Макаров» открыл огонь по «Аугсбургу»;
07.40-07.41 (ориентировочно) «Баян» открыл огонь по «Аугсбургу»;
07.45 «Богатырь» и «Олег» открыли огонь по «Альбатросу»;
07.50 (ориентировочно) Три германских миноносца начинают торпедную атаку;
07.55 (ориентировочно) Коммодор И. Карф, видя, что он достаточно оторвался от русских крейсеров, ложится наперерез их курса с тем, чтобы прорваться мимо них на юго-запад;
07.57-07.59 – На миноносцах видят, что их флагман отступает, и «сворачивают» атаку – ставят дымовую завесу, которая скрывает «Альбатрос» и «Аугсбург» и начинают отход вслед за «Аугсбургом». С этого момента стрельба по «Альбатросу» прекращается, по «Аугсбургу» - возобновляется эпизодически, в период, когда крейсер становится виден;
08.00 Михаил Коронатович Бахирев приказывает 2-ой полубригаде крейсеров («Богатырь» и «Олег») действовать самостоятельно. В результате броненосные крейсера русского отряда («Адмирал Макаров» и «Баян») начинают обходить поставленное миноносцами «дымное облако» с юга, а бронепалубные – с востока;
08.08-08.09 (ориентировочно) «Адмирал Макаров» обходит дымовую завесу, видит «Альбатрос» и открывает по нему огонь;
08.10 «Богатырь» и «Олег», обойдя дымовую завесу, возобновляют огонь по «Альбатросу»;
08.20 Происходит сразу несколько событий. Русские добиваются первого попадания в «Альбатрос». В это время «Аугсбург» как будто возобновляет стрельбу по «Адмиралу Макарову», но, то ли это на русских кораблях вообще не заметили, то ли не сочли нужным упоминания. «Баян» открывает огонь по «Альбатросу» - до того времени его пушки молчали, так как по одному германскому кораблю и так стреляли три русских крейсера, а «Аугсбург», похоже, с «Баяна» уже виден не был;
08.30 Русские моряки наблюдают сильные разрушения на «Альбатросе» - повреждения надстроек, сбита фок-мачта, пожар. «Баян» прекращает стрельбу;
08.33 «Аугсбург» прекращает огонь;
08.35 Контакт с «Аугсбургом» и миноносцами потерян окончательно. «Адмирал Макаров» поворачивает к северу, приводя «Альбатрос» на левый борт, при этом М.К. Бахирев приказывает «Баяну» «отрезать неприятеля с юга»;
08.45 Охваченный пожаром «Альбатрос» описывает две полных циркуляции у самой границы шведских вод. По мнению русских моряков, «Альбатрос» спустил флаг, по категорическому утверждению немцев, «Альбатрос» флага не спускал. По другой версии русских очевидцев, «Альбатрос» спустил флаг позднее, уже после того как выбросился на скалы;
09.07 – Обстрел «Альбатроса» прекращен. При этом следует отметить, что в 09.07 по «Альбатросу» прекратил стрелять «Олег», а вот время, когда прекратили огонь «Адмирал Макаров» и «Богатырь», к сожалению, неизвестно. Единственно, что можно утверждать наверняка – это произошло в промежутке между 08.30 (когда «Баян» прекратил огонь) и 09.07;
09.12 «Альбатрос» выбросился на скалы.
В начале боя броненосные русские крейсера не стреляли по «Альбатросу» совсем, огонь по немецкому минному заградителю вели только «Богатырь» и «Олег». Начав стрелять в 07.45, они прекратили огонь около 08.00, потому что германские миноносцы поставили дымовую завесу, таким образом, стрельба велась даже меньше, чем 15 минут.
Разумеется, если мы вспомним огонь русской эскадры в Цусиме, которая с чуть меньшего расстояния (37-40 кбт) в течение первых 15 минут боя силами пяти головных броненосцев и, возможно, «Наварина» «накидала» японцам 5 двенадцатидюймовых и 14 шестидюймовых снарядов в «Микасу», да еще 6 попаданий в другие корабли (а всего, получается, 24 попадания) и сравним результаты со стрельбой «Олега» и «Богатыря», то выходит как-то неловко. Но нужно понимать, что в бою у Готланда русские корабли стреляли на пределе видимости, капитан 2-го ранга Свиньин (флагманский артиллерист штаба Балтийского флота) охарактеризовал их так:
«Условия стрельбы были исключительно трудные…, часто совсем не видно падения (собственных снарядов – прим. авт.)».
Снимок, сделанный с мостика броненосного крейсера "Баян" в бою у Готланда
Кроме этого, стрельба русских кораблей показалась немцам достаточно точной, для того чтобы немедленно начать маневрировать, идя зигзагом, с тем чтобы постоянно сбивать наводку русским артиллеристам. Разумеется, ничего подобного японцы не делали. Возможно, что подача нефти в форсунки «Аугсбурга» чем-то помогла: как мы знаем, в бою у Фолклендов смешанное отопление котлов британских линейных крейсеров (когда на горящий уголь разбрызгивалась нефть) приводило к образованию густого дыма, мешающего стрельбе, так что впоследствии командиры предпочитали использовать чисто угольное отопление. Соответственно, нельзя исключать, что дым «Аугсбурга» на какое-о время дополнительно ухудшил и без того отвратительную видимость.
Видимость – очень важный фактор, который обязательно нужно учитывать при сравнении точности стрельбы в том или ином бою. Вспомним Ютландское сражение – линейные крейсера Хиппера продемонстрировали отличные результаты на дистанциях 65-80 кбт. в начале боя. Но затем, ближе к первому столкновению линейных флотов, «Лютцов» и «Дерфлингер» некоторое время ничего не могли противопоставить 3-ей эскадре британских линейных крейсеров, которая расстреливала их с дистанции 40-50 кабельтов. Что же, германские артиллеристы вдруг потеряли квалификацию? Ничуть не бывало – они просто не видели противника. Забегая вперед, отметим, что чуть позже, германский броненосный крейсер «Роон» сражался с крейсером «Баян» примерно в тех же условиях, что и русские крейсера с «Аугсбургом» и «Альбатросом». В этом эпизоде боя у Готланда «Баян» находился на северо-западе от «Роона», то есть там, где были немецкие корабли относительно крейсеров М.К. Бахирева. При этом, «Баян» также держался на пределе видимости и шел зигзагом, с тем, чтобы сбить наводку германским артиллеристам. И вот, находясь в схожих условиях, за полчаса боя «Роон» добился одного-единственного попадания. Можно, конечно, предположить, что артиллеристы «Роона» были неумехами, но, вообще говоря, немцы всегда хорошо тренировали своих комендоров, поэтому куда логичнее будет предположить, что в его неважной стрельбе виновата плохая видимость и маневры русского крейсера. На этом фоне то, что русские корабли не добились попаданий в «Альбатрос» и «Аугсбург» в течение первых 15 минут боя (и даже менее), уже не может удивлять.
Затем, в 08.00, постановка дымовой завесы, «Альбатрос» скрылся из вида, и стрельба по нему прекратилась, а по «Аугсбургу», по имеющимся данным, велась спорадически, то есть только тогда, когда немецкий крейсер показывался из-за дымов. И лишь в 08.10 крейсера возобновляют огонь по «Альбатросу»… но как?
Бой начался на дистанции порядка 44 кбт, а затем расстояние несколько снизилось, потому что М.К. Бахирев вел свои корабли наперерез немцам. Но с 08.00 и до 08.10 расстояние между «Альбатросом» и «Богатырем» с «Олегом» увеличилось снова, потому что после постановки дымзавесы «Альбатрос» бежал на запад, а 1-ая полубригада русских крейсеров вынуждена была повернуть на север, в обход дымов. Таким образом, в 08.10 «Альбатрос» снова оказался на пределе видимости от бронепалубных крейсеров русских, и только «Адмирал Макаров» мог наблюдать и корректировать огонь своей артиллерии по «Альбатросу» более-менее хорошо.
И результаты не заставили себя ждать – спустя 10 минут следует первое попадание и дальше в течение 25 минут следует избиение германского корабля – неизвестно, сколько попало в него снарядов в этом периоде, но повреждения были чрезвычайно велики (это признают и русские, и немецкие источники) – корабль теряет мачту, горит, входит в неуправляемые циркуляции… То есть за 35 минут боя русские крейсера добились заметно лучшего результата, нежели это удалось «Роону». К сожалению, мы не знаем, когда прекратили огонь «Адмирал Макаров» и «Богатырь», чтобы сделать выводы по времени огневого воздействия на «Альбатрос», но вероятно, что они прекратили огонь где-то в промежутке между 08.45 и 09.00, то есть когда «Альбатрос» вошел в шведские территориальные воды. В принципе, эти крейсера могли перестать стрелять и в 08.45, когда увидели, что на «Альбатросе» спустили флаг – вне всякого сомнения, мы никогда не узнаем, спускали ли флаг на германском крейсере или нет, но здесь важно не то, что произошло на самом деле, а то, что показалось русским морякам.
Поэтому, говоря о «полуторачасовом» расстреле «Альбатроса», неплохо было бы отметить, что решающие повреждения кораблю были нанесены в течение 35 минут (в период с 08.10 до 08.45) тремя русскими крейсерами («Баян» к ним присоединялся всего на 10 минут).
Какова была дистанция боя? Вероятнее всего, что в момент, когда «Адмирал Макаров» перенес огонь на «Альбатрос», расстояние между ними было порядка 40 кабельтов, возможно, чуть больше, а до «Богатыря» и «Олега» - еще больше, и это при видимости 5 миль. Правда следует отметить, что «по дороге» к Готланду она улучшалась. При этом русские крейсера не подходили к «Альбатросу» ближе 3 миль: это следует из отчета капитана 2-го ранга, князя М.Б. Черкасова, сообщавшего в ответ на запрос начальника Морского генерального штаба А.И. Русина:
«Крейсера не подходили к «Альбатросу» ближе трех миль во все время боя, опасаясь минных выстрелов»
От себя добавим, что сократить дистанцию до 30 кбт. русские крейсера могли только к концу боя, потому что, вообще говоря, «Альбатрос» практически не уступал им в скорости. А к этому моменту дальнейшее сближение уже не имело большого смысла – «Аугсбург» хорошо наблюдался и был сильно поврежден.В этом эпизоде боя русские крейсера обстреливали еще немецкие миноносцы. Но следует понимать, что обстрел этот велся из 75-мм орудий, причем, когда более крупные калибры стреляли по "Аугсбургу". Иными словами, система управления огнем в этот момент "работала" по германскому легкому крейсеру, а противоминная артиллерия стреляла "на глазок" - разумеется, результативность такого огня не могла быть высокой.
Если в «Альбатрос» попало 12 или около того восьмидюймовых снарядов, то почему небольшой (полное водоизмещение 2 506 т) германский минный заградитель не разнесло в клочки? Увы, в этом в который уже раз виноваты русские снаряды. Дело в том, что российский флот в русско-японскую войну использовал облегченные снаряды весом 87,8 кг и послевоенные крейсера типа «Адмирал Макаров», строившиеся по образу и подобию порт-артурского «Баяна», имели и устаревшие 203-мм/45 орудия, и подачные механизмы, рассчитанные на облегченные снаряды. И вот в то время, как на вооружение линкоров-додредноутов типов «Андрей Первозванный» и «Иоанн Златоуст», а также броненосного крейсера «Рюрик» поступали очень мощные 203-мм/50 пушки, стрелявшие 112,2 кг фугасными снарядами, несущими 14,1 кг тринитротолуола, «Баянам» приходилось довольствоваться 87,8 кг снарядами с 9,3 кг взрывчатки. Если вспомнить, что, например, британские шестидюймовые фугасные снаряды несли 6 кг ВВ, то напрашивается вывод – 203-мм снаряды «Адмирала Макарова» и «Баяна» по своей боевой мощи занимали промежуточное положение между шестидюймовыми и «нормальными» восьмидюймовыми снарядами. Отсюда, собственно, и «промежуточный» результат их огневого воздействия по «Альбатросу».
Почему автор настоящей статьи «по минутам» разбирал маневрирование кораблей И. Карфа и М.К. Бахирева до возобновления огня по «Альбатросу» (примерно 08.10), но ничего не написал об их дальнейшем движении? Дело в том, что в период 08.10 – 08.45 никаких тактических изысков не было – «Альбатрос» на полной скорости бежал к Готланду, а русские крейсера на полной скорости его догоняли. А вот маневрирование кораблей в последней фазе боя (примерно с 08.45) совершенно не поддается реконструкции. Согласно германской схеме под ред. Г. Ролльмана, русские крейсера (причем все четыре) нагло вторглись вслед за «Аугсбургом» в территориальные шведские воды и добивали его уже там. Согласно русской схемы маневрирования, они попросту отрезали «Аугсбургу» все выходы из шведских тервод («Баян» - с юга, «Адмирал Макаров» - с востока, а «Богатырь» и «Олег» - с севера) и расстреливали его, не нарушая суверенитет Швеции – разве только снаряды залетали.
Кто прав? Вне всякого сомнения, немцам было бы выгодно представить дело так, что русские вторгались в территориальные воды Швеции, даже если этого на самом деле не было. И наоборот – русским имело смысл всячески открещиваться от нарушения шведского суверенитета, если таковой на самом деле имел место быть. Это не вопрос честности рапортов, это вопрос политики, а в ней, как известно, все средства хороши. Тем не менее, русская версия событий представляется более достоверной, и вот почему. Если бы русские корабли действительно вошли в терводы, им не составило бы труда сблизиться с выбросившимся на камни «Альбатросом» и рассмотреть его во всех подробностях. Но в этом случае последующая отправка к германскому минзагу подводной лодки «для выяснения» теряло всякий смысл – однако подводная лодка была послана, причем – согласно пожеланию М.К. Бахирева. В своем рапорте русский командующий указывает:
"Убедившись, что "Альбатрос" сильно подбит и выбросился на берег, я донес телеграммой:" После боя, получив повреждения, неприятельский крейсер выбросился на берег по остовую сторону о. Готланд, за маяком Эстергарн. Считаю полезным выслать подводную лодку к месту аварии".
А почему, собственно, русским было не нарушить суверенитет Швеции, не вломиться в ее территориальные воды и совершенно не уничтожить «Альбатрос»? То, что М.К. Бахирев не сделал этого, ставится ему в вину многими исследователями. Обычно при этом ссылаются на немцев, уважавших территориальное право других стран лишь тогда, когда им было это выгодно. Очень образно и эмоционально высказался по этому вопросу А.Г. Больных:«Разговоры о каком-то там нейтралитете — не более чем фиговый листок. Нейтралитет уважается тогда, когда это выгодно. Вспомните историю уничтожения «Дрездена». Немцы плевали на чилийский нейтралитет, пока не прибыла британская эскадра. Тут уже Людеке превратился в поборника чистоты международных законов. Но совершенно прав был Люс, который заявил: «Мое дело уничтожить противника, а в тонкостях законов пусть разбираются дипломаты». Бахирев не посмел сказать так, снова продемонстрировав трусость и безволие высшего командного состава русского флота».
Но следует понимать, что данный вопрос много глубже, чем может показаться на первый взгляд, и никак не может рассматриваться исключительно в рамках «решительности» или «безволия». Процитируем фрагмент монографии Д.Ю. Козлова, посвященной Мемельской операции, относящийся к началу Первой мировой войны:«Вышестоящее командование не уставало напоминать балтийскому командованию, что его главной задачей является недопущение прорыва превосходящих германских морских сил в восточную часть Финского залива… … и требовало оградить флот от малейшего риска и сохранить его для решающего сражения на центральной минно-артиллерийской позиции. Впрочем, столь пристальное внимание ставки было инициировано самим командующим балтийским флотом фон Эссеном, который в первые дни войны, по собственной инициативе едва не спровоцировал войну с нейтральной Швецией. Верховный командующий, успевший пресечь эскападу Николая Оттовича буквально в последний момент, счел действия адмирала «вызывающим актом и незаслуженным оскорблением шведов, лояльно относящихся к России».
К сожалению, автор настоящей статьи не разобрался, что же за «эскапада» Николая Оттовича имелась ввиду, но дело в том, что после такого «афронта» моряки вполне могли получить приказ в официальном или неофициальном порядке: «Нейтралитета Швеции ни в каком случае не нарушать!». И если они такое указание получили, то, конечно, обязаны были его выполнять. В то же время у германских или английских моряков вполне могли быть совершенно иные приказы, или же вовсе никаких приказов, что развязывало им руки. Иными словами, сегодня мы не имеем полной информации о данном вопросе, не знаем, какие указания были у М.К. Бахирева и, соответственно, не можем выносить суждения на этот счет.Единственно, что мы можем утверждать точно, так это то, что «Готландский инцидент» не повлек за собой серьезных политических последствий – дипломаты России сработали хорошо и шведская Корона была полностью удовлетворена русскими объяснениями. Весьма иронично об этом писал А.К. Вейс:
«… да и то мы так увлеклись стрельбой, что не заметили, что «Альбатрос» вошел в район шведских вод, и несколько наших снарядов чуть не попало в остров Готланд. Впоследствии из этого вышла целая переписка со шведским правительством, чуть не произошел дипломатический разрыв. Но, в конце концов, все как-то уладили: приплели здесь туман и всякие неизбежные на море случайности. Одним словом вышло так, что чуть ли не сама Швеция во всем этом оказалась виновата, так как их остров Готланд в данный момент не только стоял не на месте, но вдобавок полез сам на наши выстрелы.»
Итак, завершая описание первого эпизода боя у Готланда, мы приходим к выводу, что русского командующего совершенно не в чем упрекнуть. Говорить о том, что М.К. Бахирев» не стал решительно сближаться с немецкими кораблями, а «затеял сложное маневрирование», нельзя, потому что его корабли все время шли либо наперерез курсу вражеского минного заградителя, либо же догоняли его на параллельном курсе (исключение – обход дымов 2-ой полубригадой крейсеров). То есть М.К. Бахирев как раз и сделал все, чтобы как можно быстрее сблизиться с неприятелем, а воспрепятствовал этому тот факт, что немцы превосходили его корабли в скорости и даже «Альбатрос», развивая до 20 уз., практически не уступал в этом русским крейсерам. Формально, конечно, крейсера типа «Богатырь» могли идти 23 уз, но на практике «Олег» столько не развивал. Русские артиллеристы продемонстрировали отличное владение материальной частью, выдав «на-гора» хороший процент попаданий. М.К. Бахирев в этом эпизоде боя принял немного решений, но ни одно из них нельзя признать ошибочным. То, что он не приказал сосредоточить огонь на идущих в атаку вражеских миноносцах, но продолжал преследовать «Аугсбург», концентрируя на нем огонь 203-мм и 152-м орудий, следует считать не только верным, но и смелым поступком командира. Шансов уничтожить «Аугсбург» у М.К. Бахирева практически не было, разве только случайным и очень удачным попаданием сбить ему ход: русский командующий попытался реализовать эту возможность – не его вина, что чуда не случилось.В целом же можно констатировать, что ни 1-ая бригада крейсеров, ни ее адмирал за свои действия не заслужили никакого упрека. Однако теперь русские корабли ждала встреча с броненосным крейсером «Роон».
Готландский бой 19 июня 1915 г. Часть 6. Перестрелка с "Рооном"
Итак, в 09.12 «Альбатрос» выбросился на камни. К этому времени германский корабль был «окружен» со всех сторон – к югу от него находился броненосный крейсер «Баян», к северу и северо-востоку – «Адмирал Макаров» и «Богатырь» с «Олегом», а к западу – остров Готланд. С этого момента и до начала боя со вторым германским отрядом, возглавляемым крейсеров «Роон», прошло немного меньше часа (перестрелка с «Рооном» началась в 10.00-10.05, по различным данным), но этот период, как ни странно, совершенно не освещается исследователями – такое ощущение, что в это время ничего не происходило.
Так, например, В.Ю. Грибовский уделил этому времени менее абзаца:
Итак, после того как в 09.12 германский минный заградитель оказался на шведских камнях, Михаилу Коронатовичу Бахиреву следовало убедиться в том, что «Альбатрос» не сможет самостоятельно покинуть шведские воды, а затем – собрать свой отряд воедино и возвращаться домой. При этом следовало учитывать, что русские корабли разошлись весьма широко – судя по русской схеме, расстояние между «Баяном» и «Адмиралом Макаровым» составило не менее 10-12 миль, а «Олег» с «Богатырем» находились от «Баяна» еще дальше к северу.
Возможно, это расстояние было меньше, но очевидно, что русские крейсера действительно очень сильно растянулись. Иными словами, только для того, чтобы «Баян» подтянулся к «Адмиралу Макарову», требовалось примерно полчаса при условии, что он начал бы движение немедленно после посадки «Альбатроса» на камни – а потом следовало еще догонять бронепалубные крейсера. В принципе, это время можно было сократить, если бы «Адмирал Макаров» приказал «Богатырю» и «Олегу» и пошел сам на сближение с «Баяном», но зачем ему было это делать? Такой поступок имел бы смысл ввиду неприятеля, но его на горизонте не было. «Аугсбург» бежал, но если бы даже и появился, то это можно было расценить как подарок артиллеристам «Баяна». Иными словами, не было никакой причины, по которой русскому командующему следовало срочно бежать навстречу «Баяну», а не дождаться его подхода.
Затем следует одна из многочисленных загадок данного боя, на которую вряд ли когда-либо будет дан ответ. Известно, что в 09.35 «Богатырь» «обнаружил» подводную лодку к востоку от себя, о чем радировал остальным кораблям бригады. Дальнейшее красочно описывает командир «Баяна» А.К. Вейс в свойственной ему юмористической манере:
С учетом вышесказанного действия русского отряда выглядят следующим образом – спустя несколько минут после того, как «Альбатрос» выбросился на скалы, то есть ориентировочно в 09.12-09.20 «Баян» пошел на соединение с крейсерами бригады, «Адмирал Макаров», вероятно, приблизился к месту крушения «Альбатроса», а «Богатырь» и «Олег» оставались севернее. Затем на «Макарове», убедившись в том, что вражеский корабль уже никуда не уйдет, повернули к бронепалубным крейсерам 2-ой полубригады, но не слишком торопились соединиться с ними, дожидаясь подхода «Баяна». В 09.35 «Богатырь» «обнаружил» подводную лодку и открыл по ней огонь, его «поддержали» и остальные крейсера, что очевидно помешало им построиться кильватерной колонной, а кроме того, «Баян» оставался еще слишком далеко. К 09.50, очевидно, «расстрел подлодок» закончился, и М.К. Бахирев приказал своей бригаде отходить на северо-восток. Почти тут же (вскоре после 09.50) на горизонте обнаружились шесть дымов, которые к 10.00 были опознаны как «Роон», «Любек» и четыре миноносца и в 10.00 (или 10.01 или же 10.05, время в разных источниках различается) вновь загремели пушки.
Так, например, В.Ю. Грибовский уделил этому времени менее абзаца:
«По радио Бахирев доложил комфлоту: «После боя, получив повреждения, неприятельский крейсер выбросился на берег по остовую сторону острова Готланд за маяком Эстергарн. Считаю полезным послать подводную лодку к месту аварии». Сам же адмирал, выстроив бригаду несколько необычным образом, в 9 ч 50 мин решил «продолжать путь к Финскому заливу». Впереди шел «Богатырь», за ним в кильватере «Олег», немного отстав от последнего, — «Адмирал Макаров», за которым несколько восточнее следовал «Баян».»
А.Г. Больных, в свойственной ему рубленой манере сообщает:«Русские крейсера после боя с «Альбатросом» начали отход на NNO. За деликатными словами историка «адмирал выстроил бригаду несколько необычным образом» кроется достаточно простая истина. 4 крейсерам не хватило часа, чтобы восстановить строй правильного кильватера»
Но на самом деле период между двумя схватками весьма интересен и насыщен событиями – попробуем разобраться в них.Итак, после того как в 09.12 германский минный заградитель оказался на шведских камнях, Михаилу Коронатовичу Бахиреву следовало убедиться в том, что «Альбатрос» не сможет самостоятельно покинуть шведские воды, а затем – собрать свой отряд воедино и возвращаться домой. При этом следовало учитывать, что русские корабли разошлись весьма широко – судя по русской схеме, расстояние между «Баяном» и «Адмиралом Макаровым» составило не менее 10-12 миль, а «Олег» с «Богатырем» находились от «Баяна» еще дальше к северу.
Затем следует одна из многочисленных загадок данного боя, на которую вряд ли когда-либо будет дан ответ. Известно, что в 09.35 «Богатырь» «обнаружил» подводную лодку к востоку от себя, о чем радировал остальным кораблям бригады. Дальнейшее красочно описывает командир «Баяна» А.К. Вейс в свойственной ему юмористической манере:
«Итак, закончив убиение младенца, мы пустились восвояси, но вот какому-то крейсеру, «Олегу» или «Богатырю», почудилась подводная лодка, сообщил он это сигналом, и было достаточно, чтобы вдруг подводных лодок появилось несметное количество, и с крейсеров пошла такая скорострельная пальба, что море закипело от снарядов. Не сразу мне удалось прекратить стрельбу на «Баяне», горнисты надрывались со своими рожками, я все больше накаливался… … Я видел, как «Макаров» стрелял по гильзе от дымовой завесы, семафорил об этом на «Макаров», но это было бесцельно»
Вроде бы все ясно, но никто другой из отечественных либо иностранных источников не упоминает о «бешеной стрельбе» после 09.35. С другой стороны, В.Ю. Грибовский упоминает о том, что крейсера М.К. Бахирева открывали огонь по мнимым подводным лодкам уже много после боя с «Рооном»:«Уже в 11 ч 15 мин «Олег» обстрелял очередной мнимый перископ подводной лодки. Спустя примерно полчаса три других крейсера бригады вели энергичную стрельбу по другому «перископу».»
Могло ли быть так, что А.К. Вейса подвела память, и обстрел, который он описал, происходил не в 09.35, а позднее? Или же, наоборот, это В.Ю. Грибовский ошибочно отнес данный эпизод на более позднее время? А может быть, русские крейсера «воевали» с подводными лодками и до, и после стычки с «Рооном»? Увы, ответа на этот вопрос дать нельзя. Все же, по мнению автора, существует одна зацепка, позволяющая считать, что русские стреляли до боя с «Рооом». А.К. Вейс упоминает гильзу от дымовой шашки, по которой велся огонь, а она могла быть только из тех, что сбрасывали, прикрывая «Аугсбург» и «Альбатрос», германские миноносцы. Разумеется, после 11 часов русские крейсера удалились от места постановки дымовой завесы слишком далеко, чтобы можно было обстреливать эти гильзы, но вот в 09.35 они вполне могли это сделать.С учетом вышесказанного действия русского отряда выглядят следующим образом – спустя несколько минут после того, как «Альбатрос» выбросился на скалы, то есть ориентировочно в 09.12-09.20 «Баян» пошел на соединение с крейсерами бригады, «Адмирал Макаров», вероятно, приблизился к месту крушения «Альбатроса», а «Богатырь» и «Олег» оставались севернее. Затем на «Макарове», убедившись в том, что вражеский корабль уже никуда не уйдет, повернули к бронепалубным крейсерам 2-ой полубригады, но не слишком торопились соединиться с ними, дожидаясь подхода «Баяна». В 09.35 «Богатырь» «обнаружил» подводную лодку и открыл по ней огонь, его «поддержали» и остальные крейсера, что очевидно помешало им построиться кильватерной колонной, а кроме того, «Баян» оставался еще слишком далеко. К 09.50, очевидно, «расстрел подлодок» закончился, и М.К. Бахирев приказал своей бригаде отходить на северо-восток. Почти тут же (вскоре после 09.50) на горизонте обнаружились шесть дымов, которые к 10.00 были опознаны как «Роон», «Любек» и четыре миноносца и в 10.00 (или 10.01 или же 10.05, время в разных источниках различается) вновь загремели пушки.
Конечно, можно упрекнуть русских моряков в «лодкобоязни», но перед тем, как это делать, следует вспомнить некоторые нюансы. Во-первых, на Балтике уже неоднократно были случаи, когда легкие силы немцев заманивали русские корабли на позицию подводных лодок, поэтому в том, что лодки оказались у Готланда, ничего удивительного быть не могло. А во-вторых, в памяти моряков еще свежа была гибель однотипного «Баяну» и «Адмиралу Макарову» броненосного крейсера «Паллада». В тот день ничего не предвещало трагедии: «Паллада» и «Баян» вышли в дозор, причем «Паллада» шла головной, а впереди ее, слева и справа от ее курса шли миноносцы «Стройный» и «Мощный». На кораблях пробили «отражение минной атаки», за морем наблюдали не только вахтенные сигнальщики, но и свободные от вахты расчеты 75-мм орудий и, дополнительно, специально назначенные наблюдатели. И тем не менее торпедный удар стал для моряков полнейшей неожиданностью – ни лодку, ни торпедный след не обнаружили ни на миноносцах, ни на «Баяне», шедшем в 6-7 кабельтовых позади «Паллады». Вероятнее всего ничего не заметили и на «Палладе»: по крайней мере, точно известно, что корабль перед своей гибелью никаких маневров не совершал, не сигналил и огня не открывал. Так что если опасность и была замечена, то в самый последний момент, когда сделать было уже ничего нельзя. А затем, как сообщил вахтенный начальник «Баяна»:
«С правого борта «Паллады» показалось три огня, почти одновременно три огня с левого борта, а затем весь крейсер сразу скрылся в дыму и огне».
Когда дым рассеялся поверхность моря была чистой – не осталось ни крейсера, ни одного выжившего, не было даже тел моряков – только отдельные обломки рангоута.«Паллада» погибла при ясной погоде, и находясь в охранении миноносцев – при том что наблюдатели бдили, никакой расхлябанности в этом вопросе допущено не было. В то же время видимость во время боя у Готланда была нехороша – к описываемому нами моменту она ощутимо улучшилась, но все равно оставалась далекой от идеала. В распоряжении М.К. Бахирева не было ни одного миноносца. Подводные лодки были страшным оружием, и потому, если что-то такое вдруг было замечено, самым правильным решением было «перебдеть, чем недобдеть» - никакие снаряды не стоят крейсера с сотнями человек экипажа на борту.
Стоит отметить, что «лодкобоязнь» коснулась и немецких кораблей – зачастую на них так же видели несуществующие подводные лодки, от одной из них уклонялся И. Карф, когда выдвигался к району минирования.
Также все вышесказанное объясняет и строй русских крейсеров, который они имели к моменту контакта с «Рооном». Головным оказался «Богатырь», ему в кильватер следовал «Олег», за ними, с некоторым отставанием шел «Адмирал Макаров» а уже за ним и немного восточнее шел «Баян».
Но до того, как возобновился бой, произошло еще одно важное событие: М.К. Бахирев получил радиограмму, из которой следовало, что к северу от него, у острова Готска-Санден обнаружены силы противника, и в том числе – броненосные корабли. К сожалению, точное время получения этой радиограммы автору настоящей статьи неизвестно, но следует констатировать, что в 09.50 Михаил Коронатович (по имеющимся у него данным) оказался в очень непростой ситуации.
При планировании операции предполагалось, что крупные вражеские корабли будут находиться в Киле, и что в море не должно быть ничего существеннее сторожевиков. Затем служба связи Балтийского флота обнаруживает в море легкие германские крейсера и наводит на них М.К. Бахирева – это хорошо, но, с другой стороны, становится ясно, что немцы проводят какую-то операцию, которую не смогла вскрыть русская разведка. Пока речь шла только о крейсерах, можно было предполагать, что это рейд легких сил к Моонзунду или горлу Финского залива, каковые немцы периодически предпринимали. Но «Альбатрос», отступая, открытым текстом «призывал» на помощь подводные лодки: русский командующий не поддался на эту вроде бы провокацию, а теперь, в 09.35 его крейсера обнаруживают подводные лодки как раз в районе, куда пытался отступать немецкий корабль. Хуже того, к северу обнаружены броненосные корабли противника, теперь с востока подходит еще один немаленький немецкий отряд!
Ряд исследователей (таких, как Д.Ю. Козлов) совершенно справедливо обращают наше внимание на важное последствие прискорбной ошибки наблюдателей русских крейсеров, принявших минный заградитель «Альбатрос» за крейсер типа «Ундине». Если бы контр-адмирал М.К. Бахирев знал, что его крейсера загнали на шведские камни быстроходный минзаг, он вполне мог бы догадаться о том, что за операцию на самом деле проводят немцы. В этом случае не так уж сложно было сообразить, что германские корабли провели очередную минную постановку, что 1-ая бригада крейсеров «разогнала» непосредственный эскорт минного заградителя, а где-то рядом должен быть отряд прикрытия, который, кстати говоря, не мог быть слишком уж сильным. Но Михаил Коронатович ничего этого не знал и, соответственно, не мог понять германских замыслов: для него все складывалось так, что в море находится несколько германских отрядов, включающих в себя броненосные корабли и подводные лодки. Причем как минимум один (и наиболее сильный) немецкий отряд был в состоянии отрезать 1-ую бригаду крейсеров от базы, а быть может, уже отрезал. М.К. Бахирев не знал и не мог знать, что его кораблям противостоит всего лишь один германский броненосный крейсер – «Роон», наоборот, у него были все основания полагать, что в море находятся многочисленные германские силы.
А что же делали в это время немцы? «Роон», «Любек» и четыре миноносца, получив радиограмму И. Карфа, спешили на выручку, но…
Интересно, что подавляющее большинство исследователей боя у Готланда обходят этот эпизод молчанием. Удивительно, но факт – в большинстве описаний сражений Первой мировой германские моряки выглядят без двух минут идеально: они смелы, профессиональны, а их командиры принимают только правильные решения. Если они где-то и ошибаются, то исключительно по недостатку информации. В общем, возникает ощущение, что и Российский императорский, и Королевский Флот противостояли какой-то совершенной машине морской войны в лице кайзерлихмарин. Но на самом же деле в описании боя у Готланда многие отечественные авторы в поисках соринки в собственном глазу не замечают бревна в чужом.
Дело в том, что коммодор И. Карф отпустил группу «Роона» всего за полчаса до того, как увидел русские корабли, а как только он их увидел – немедленно вызвал «Роон» на подмогу. Почему же тогда отряд «Роона» появился только через час после того, как все было кончено? На самом деле, «Роон» мог подойти раньше и даже, скорее всего, мог бы принять участие в бою, поддержав «Аугсбург» и «Альбатрос» И. Карфа. Но подвела банальная ошибка – штурман неправильно проложил курс. Как пишет об этом Г. Ролльман:
«Неприятель опасался группы «Роона», которая спешила полным ходов на радиотелеграфный вызов 2-го флагмана, но вследствие расхождения в прокладке подошла кружным путем; слабая канонада боя, которую вообще слыхали лишь иногда, навела их на место сражения».
Иными словами, бросившись на выручку своему отряду, «Роон» из-за ошибки штурмана пришел совсем не туда, куда его вызывали, и смог в дальнейшем «навестись» на русский отряд, только ориентируясь по далеким звукам сражения! Можно лишь представлять себе, какими эпитетами наградили бы Российский императорский флот вообще и М.К. Бахирева в частности отечественные историки и публицисты, допусти его командиры подобный ляп. Но эту ошибку совершили немцы, и для подавляющего большинства отечественных исследователей она тут же перестала существовать: нечто, совершенно недостойное упоминания.Итак, вызванный на поддержку кораблей И. Карфа «Роон» заблудился. Затем, определив по звукам стрельбы примерное направление русского отряда, он, по всей видимости, отправил «Любек» на разведку – это могло бы хорошо объяснить описание Г. Ролльмана, согласно которому «Любек» обнаружил русский крейсер в 09.20 (вероятнее всего, это был «Баян»), но не отступил, а продолжил наблюдение. Затем он увидел остальные, «которые ходили в одиночку и парой восточнее и севернее Эстергартен-холма» Затем русские построились в кильватерную колонну и начали отходить (Г. Ролльман считает, что отход был вызван видом «Любека», но это явная ошибка – германские корабли были замечены русскими позднее). Германские корабли также выстроились в строй кильватера и вступили в бой.
Хотя бой здесь, наверное, слишком громкое слово, так боестолкновение вылилось в быстро окончившуюся перестрелку. У немцев головным шел «Любек», за ним – «Роон» и следом четыре миноносца – последние не смогли принять в бою никакого участия. В 10.05 расстояние между «Рооном» и концевым русским «Баяном» было не более 62-64 кбт и германский броненосный крейсер первым открыл огонь, «Баян», конечно же, ответил. «Адмирал Макаров» не стрелял по «Роону» (хотя не исключено, что несколько снарядов все же выпустил – по крайней мере, Г. Ролльман утверждает, что по «Роону» стреляли оба броненосных крейсера). При этом «Баян», попав под огонь «Роона», немедленно начал «зигзаговать» на курсе, в результате чего залпы «Роона», «очень точные по целику и исключительно кучные», не давали накрытий. Всего германский крейсер сделал, по наблюдениям русских моряков, 18 или 19 четырехорудийных залпа, поразив «Баян» одним снарядом. В то же время артиллеристы «Баяна» успеха не добились – они дали 20 двухорудийных залпов, но единственным повреждением «Роона» стала радиоантенна, сбитая (осколком?) упавшего неподалеку от германского корабля снаряда.
Прочие корабли также попытались включиться в бой: «Любек» попытался обстрелять «Олег», бронепалубные крейсера русских тут же ответили. Но, сделав несколько залпов, и русские, и немцы выяснили, что дальнобойности их орудий недостаточно и вынуждены были прекратить огонь.
Бронепалубный крейсер "Богатырь"
Перестрелка длилась не более двадцати минут – по немецким данным, бой начался в 10.00, а прекратился «около 10.22» (время исправлено на русское). Отечественные источники говорят, что первый выстрел был сделан в 10.05, а в 10.25 немцы сперва склонились вправо (в сторону от русских кораблей), а затем повернули назад, и на этом бой закончился. Немцы починили свою антенну около 10.30 (командир «Роона» в своем рапорте указывает 10.29). Единственное попадание в «Баян» вызвало следующие последствия – 210-мм снаряд:
«пробил борт правого шкафута между 60 и 65 шпангоутом и, разорвавшись, разбил на палубе коечную сетку, ял-четверку, порвал трубы рабочего и отработанного пара мусорной лебедки в кочегарной шахте №5, мелкими осколками на несколько саженей в окружности пробил во многих местах шахты кочегарки №5, кожух шкафутной лебедки, комнадный камбуз, вторую дымовую трубу, бимсы. Головная часть снаряда, проникнув через верхнюю палубу внутрь корабля, прошла вплотную вдоль передней переборки 6-дм каземата №3, сильно выпучив ее, а затем проникла в угольную яму, где и была потом обнаружена. В батарейной палубе был слегка поврежден осколками станок 75-мм орудия №3 и получены вмятины на палубе. Несмотря на обилие осколков… никто из находившихся вблизи… не был ни ранен, ни контужен. В батарейной палубе легко пострадали два человека».
Выделившиеся при взрыве газы попали в кочегарку, где вызвали легкое отравление четырех человек, но ни один из них не оставил своего поста и каких-либо негативных последствий для здоровья кочегаров этот инцидент не вызвал.
Место, куда попал 210-мм снаряд
Что можно сказать об этом эпизоде боя? К тому времени видимость значительно улучшилась, позволяя наблюдать противника с дистанции, как минимум, в 70 кабельтовых, но теперь уже немцы находились в более выгодных условиях стрельбы. Видимость на юго-восток была хуже, чем на северо-запад, так что немцы русские корабли видели лучше: об этом свидетельствует и тот факт, что «Любек», в 09.20 обнаруживший русские крейсера и наблюдавший за ними, сам замечен не был. Плохая точность стрельбы «Баяна» и «Роона» объясняется «зигзагированием» русского крейсера, который тем самым сбивал «Роону» прицел, но в то же время постоянные смены курса, конечно, мешали стрельбе его собственных артиллеристов. В целом можно говорить о недействительности стрельбы обоих кораблей – единственное попадание германского крейсера смело можно считать случайным. На «Баяне» отмечали, что залпы «Роона» не давали накрытий, а только перелеты или недолеты – попросту говоря, попадание дал снаряд, получивший чрезмерное отклонение от точки прицеливания. Правда, здесь возникает еще один интересный нюанс.
По словам русских очевидцев, «Роон» стрелял четырехорудийными залпами, но вот, по немецким данным, он давал залпы только из одного орудия. С одной стороны, разумеется, немцам лучше знать, как именно стреляли их комендоры. Но с другой, сведения об одноорудийных залпах германского крейсера выглядят форменным оксюмороном.
Действительно, такая форма пристрелки существовала во времена русско-японской войны и ранее, когда предполагалось, что корабли будут сражаться на коротких дистанциях. Но с увеличением дистанций боя стало очевидно преимущество залповой пристрелки, когда несколько орудий стреляют одновременно – определять перелеты или недолеты и корректировать огонь при стрельбе залпами было куда проще, и германский флот, конечно, повсеместно перешел на пристрелку залпами. И, тем не менее, по утверждениям немцев, «Роон» делал всего только одноорудийные залпы – и это на дистанции в 60-70 кабельтов?! Можно лишь повторить, что у нас нет оснований не доверять этим немецким данным, но, если они верны, у нас есть все основания сомневаться в здравости рассудка артиллерийского офицера «Роона».
В случае, если «Роон» стрелял четырехорудийными залпами, он израсходовал 72 или 74 снаряда, а точность его стрельбы составила 1,32-1,39%. Если же данные немцев верны, то «Роон» израсходовал всего лишь 18 или 19 снарядов, и процент попаданий составляет 5,26-5,55%. Но нужно понимать, что в этом случае тем более речь идет о случайности – выпуская по одному снаряду в маневрирующий на 6-7 милях корабль, попасть в него можно лишь исключительно по улыбке фортуны.
Как известно, за этот эпизод боя у Готланда Михаил Коронатович Бахирев также подвергся сильнейшей критике со стороны отечественных историков, в то время как на самом деле его действия просты и понятны. Как мы уже говорили выше, русский командующий считал себя находящимся между двумя немецкими отрядами – и это как минимум. Раз так, его задачей было не нанесение решительного поражения отряду «Роона», а прорыв к базе, для чего следовало оторваться от преследующих его немцев. А потому М.К. Бахирев выбрал бой на отходе – его флагманский «Адмирал Макаров» находился в центре строя, откуда хорошо были видны и немецкие корабли, и находящийся под обстрелом «Баян» - видно было, что последний не получает существенных повреждений. Сам «Макаров» не стрелял, экономя снаряды для боя с «броненосной эскадрой у Готска-Санден», о существовании которой его ошибочно известили. В то же время попытка решительного сближения и боя с не слишком уступающим ему в силах неприятелем не имела большого смысла. «Роон», как ни обидно, по своей боевой мощи примерно соответствовал «Адмиралу Макарову» и «Баяну» вместе взятым – на стороне русских крейсеров было небольшое преимущество в бортовом залпе (4-203-мм орудий и 8*152-мм против 4*210-мм и 5*150-мм), но оно полностью нивелировалось тем, что управлять огнем одного корабля куда проще, чем двух. Правда, некоторые публицисты обращают внимание на слабость бронирования «Роона» - всего лишь 100 мм бронепояс против 178 мм бронеплит русских крейсеров.
Этот фактор вроде бы весом, если только забыть об одном «малозначимом» нюансе. Изначально 203-мм пушки крейсеров типа «Баян» имели и бронебойные и фугасные снаряды – увы, всего лишь «цусимского» образца, то есть облегченные и с мизерным содержанием ВВ. Впоследствии крейсера получили облегченный (более тяжелые снаряды не могли обрабатывать подачные механизмы башен) фугасный снаряд образца 1907 г., имевший 9,3 кг тринитротолуола, то есть по своему действию занимавший место где-то посередине между полновесным фугасным шестидюймовым и восьмидюймовым снарядами. Нужен был и новый бронебойный снаряд, но производство новых снарядов – вещь очень затратная, и на крейсерах устаревшего уже проекта очевидно решили сэкономить. Вместо того, чтобы создать для «Баянов» полноценный «бронебой», наши попросту взяли старые, цусимские снаряды, и заменили в них пироксилин на тринитротолуол.
Но содержание ВВ было настолько мизерным, что толку от такой замены было немного, а потому ближе к описываемым нами событиям бронебойные снаряды были удалены из боекомплектов «Баянов» полностью – на них остались только новые фугасные, по 110 снарядов на ствол.
Иными словами, сближение с даже столь слабобронированным крейсером, каковым был «Роон», было для наших крейсеров весьма рискованно, потому что 210-мм пушки последнего имели все же бронебойные снаряды, которые на малых дистанциях могли бы пробить русскую броню, а вот «Адмиралу Макарову» и «Баяну» дырявить 100 мм броню германского крейсера было нечем. Конечно, 152-мм пушки всех четырех русских крейсеров имели бронебойные снаряды, но вот от них-то десятисантиметровые бронеплиты «Роона» отлично защищали на всех мыслимых дистанциях боя.
Другими словами, попытка «решительного убиения «Роона»» для русских крейсеров 1-ой бригады не имела никакого смысла – даже если бы это и удалось, то, вероятно, только ценой тяжелых повреждений и расходования остатков боекомплекта. Расчет на численное преимущество мог оправдаться, а возможно и нет: конечно, считая «Роон» ровней двум нашим броненосным крейсерам, немцы имели один «Любек» против «Богатыря» и «Олега», но следовало помнить, что это соотношение могло измениться в любой момент – «Аугсбург» со своими миноносцами должны были быть где-то рядом, а появись они на поле боя – и немцы имели бы против «Богатыря» и «Олега» два малых крейсера и семь миноносцев. Итак, крейсера М.К. Бахирева ждал тяжелый бой, но главное - даже в случае успеха русский отряд стал бы легкой добычей для германских кораблей у Готска-Санден.
Все эти соображения лежали на одной чаше весов, а вторую занимала монструозная туша броненосного крейсера «Рюрик» с его частоколом новейших и мощнейших 254-мм и 203-мм орудий.
М.К. Бахирев, как мы уже говорили выше, принял вполне логичное и разумное решение вести бой на отходе, но при этом он дал радиограмму на «Рюрик», приказав ему атаковать «Роон» «в квадрате 408". Дабы «Рюрику не пришлось блуждать, русский командующий указал также курс своего отряда («40 град от маяка Эстергарн»). В то же время он распорядился «Славе» и «Цесаревичу» выйти к банке Глотова. Действуя таким образом, М.К. Бахирев решал сразу несколько задач: он мог рассчитывать на уничтожение «Роона» превосходящим его "Рюриком", и при этом, с учетом двух броненосцев, получал достаточно сил для возможного боя с «отрядом у Готска-Санден», а также сберегал боекомплект для этого боя.
Понять действия командира «Роона», фрегаттен-капитана Гигаса намного сложнее.
Его объяснения весьма просты – получив «крик о помощи», он двинулся в район, который указал ему коммодор И. Карф, но прибыв туда никого не обнаружил (потому что из-за ошибки в счислении находился в 20 милях от нужного места – прим. авт.). В 09.20 он получил очередную радиограмму И. Карфа: «Два броненосных 4-трубных крейсера к югу от Эстергарна». Затем он обнаружил русский отряд, но посчитал, что это какой-то другой отряд, а не тот, о котором сообщил ему коммодор. Гигас вступил с русскими в бой, но, в связи с тем, что их корабли шли на север, Гигас заподозрил, что русский командующий хочет заманить "Роон" под удар превосходящих сил. Соответственно, он отвернул и вышел из боя, чтобы искать те два русских крейсера, о который радировал ему коммодор - ну и на выручку "Аугсбурга", конечно.
Сказать, что подобное объяснение полностью алогично - значит не сказать ничего. Поставим себя на место Гигаса. Вот он вышел в квадрат, который был ему указан, но там никого нет. Почему бы не попытаться связаться с "Аугсбургом"? Но нет, мы не ищем легких путей, а отправляем на разведку "Любек". Последний обнаружил русские крейсера, (но по всей видимости, сообщил на «Роон» лишь сам факт их наличия, а не то, что он видит их у Эстергарна). Если бы «Любек» указал место, то на «Рооне» сообразили бы о своей ошибке, а так фрегаттен-капитан Гигас решил, что он видит совершенно другой русский отряд, не имеющий отношения к тому, который указал ему И. Карф в радиограмме, принятой в 09.20.
И... начинается оксюморон. С точки зрения Гигаса, его корабли находятся где-то между двумя сильными русскими крейсерскими отрядами. Какова в этом случае его задача? Разумеется, поддержать «Аугсбург», то есть Гигасу следовало отвернуть от русских крейсеров (на «Любеке» видели, что они не ведут бой и вообще повернули на север) и идти на юг, туда, где, по мнению Гигаса, находились «два русских четырехтрубных броненосных крейсера» и где, по всей видимости, его ждал коммодор И.Карф. Вместо этого Гигас зачем-то кидается на четыре русских крейсера, а после короткой перестрелки «опасаясь того, что русские крейсера увлекают его на север к превосходящим силам» разворачивается и выходит из боя, с тем что бы идти искать те самые два четырехтрубника и оказывать поддержку коммодору И. Карфу!
Автор настоящей статьи понимает, что его будут упрекать в предвзятости по отношению к немецким командирам, но по его личному мнению (которое он никому не навязывает) было так. Командир «Роона», фрегаттен-капитан Гигас оказался в непонятной ситуации, и не понимал, что ему нужно делать. Он не горел желанием воевать, но и уйти просто так, бросив И. Карфа, не мог. Поэтому он обозначил свое присутствие короткой перестрелкой с русскими крейсерами, после чего, «с чувством выполненного долга» вышел из боя и отправился «на зимние квартиры», на чем, собственно, и закончился второй эпизод боя у Готланда. Впрочем, поступая так, он не знал, что идет прямо в лапы «Рюрика».
https://topwar.ru/138491-gotlandskiy-boy-19-iyunya-1915-g-ch...
https://topwar.ru/139427-gotlandskiy-boy-19-iyunya-1915-g-ch...
https://topwar.ru/139904-gotlansdkiy-boy-19-iyunya-1915-g-ch...
Свежие комментарии