Война Сицилийской вечерни. Карл Анжуйский теряет королевство
Крестовый поход против тунисского эмира, несмотря на неоднозначные результаты, только прибавил и без того немалого политического веса Карлу Анжуйскому. Уже никто не имел сил и возможностей оспаривать его права на сицилийский престол, а восстание, вдохновленное уже мертвым Конрадином, затухало, обильно орошаемое кровью.
Взгляд короля был устремлен на Восток – он мечтал об усилении балканского вектора своей политики и о победоносном походе на Константинополь. Однако отважный в ратном деле и искушенный в дипломатии монарх всё же не добрался до столицы некогда могучей Византии. Остров Сицилия, несмотря на беспощадное усмирение, продолжал оставаться горячей жаровней, слегка присыпанной песком.
Острый камень под колесом истории
Разумеется, была еще и никуда не девшаяся проблема, связанная с Папским Престолом. Поддержка и вдохновляющее слово Папы были весьма полезны при одних обстоятельствах, а вот при других наличие самого понтифика создавало ощутимые сложности. Карл Анжуйский, как мог, придерживал выборы нового главы Католической церкви, умело используя междоусобные распри кардиналов и высшего духовенства. К сожалению для короля Сицилии, это не могло продолжаться бесконечно – всё большие слои населения желали, наконец, упорядочивания духовной жизни.
Это стремление выразилось в крайней мере, на которую были способны жители Апеннинского полуострова. Во дворце в Витербо, где заседал конклав кардиналов, местные активисты разобрали крышу, вынуждая Их Высокопреосвященства к скорейшему принятию решения. В результате 1 сентября 1271 года новым Папой был избран Григорий X.
Такой выбор был не очень благоприятен для Карла. Григорий вел свою собственную политику, которая не отличалась былой лояльностью в отношении короля Сицилии. Папа не только одобрил избрание племянника Карла, молодого французского короля Филиппа III, императором Священной Римской империи, но и вдобавок установил вполне дружелюбные отношения с Византией. В 1274 году в Лионе была подписана уния, согласно которой происходило воссоединение двух церквей. Пусть это соглашение и носило временный характер, но теперь организация военного похода с целью захвата Константинополя была куда более трудной задачей.
Новый папа отчетливо дал понять Карлу, что не потерпит никаких враждебных действий против Византии. Григорий был хорошим стратегом и отчетливо понимал, что успех крестовых походов и судьба всех завоеванных в Святой земле территорий во многом зависит от тесного сотрудничества с восточными христианами. Так что Карлу пришлось сосредоточиться на других направлениях своей внешней и внутренней политики.
Он был хорошим игроком – расчетливым и умеющим рисковать. Даже из смерти своего брата, Людовика IX, которого он уважал и почитал при жизни, король Сицилии стремился получить некоторую выгоду. Он настоял, чтобы часть останков французского монарха была похоронена в Сицилийском королевстве – ведь уже вовсю велись разговоры о канонизации Людовика.
Во внешней политике его меч глубоко увяз на Балканах. Воспользовавшись удобным моментом, он завоевал Эпирский деспотат и объявил себя королем Албании. Однако дальнейшую экспансию на восток пришлось прекратить из-за твердой позиции Григория X, в планы которого вовсе не входила ссора с Михаилом VIII Палеологом. Карлу пришлось умерить свой завоевательный пыл и с некоторой долей сожаления сосредоточиться на итальянских делах.
На севере и в центре Апеннинского полуострова были по-прежнему сильны гибеллинские партии, вдобавок Карл Анжуйский находился в очень натянутых отношениях с новым правителем Священной Римской империи Рудольфом I Габсбургом. Последний имел свое собственное видение происходящего в Италии и считал сицилийского короля выскочкой. Щедрой рукой в этот огонь неприязни подливала масла ненавидящая Карла Маргарита Прованская, мать французского короля Филиппа III.
Сложные взаимоотношения между императором и королем Сицилии, грозившие перерасти в череду беспощадных и изнурительных войн, удалось решить очередному папе Николаю III только в 1280 году. При этом Карлу пришлось отказаться от своего наместничества в Тоскане. Впрочем, об ослаблении позиций короля Сицилии говорить было рано – он не только по-прежнему владел южной и центральной Италией, территориями в Эпире, но и получил титул короля Иерусалимского. Впрочем, эта корона досталась Карлу не с помощью виртуозного применения кованого железа, а благодаря правильному вложению отчеканенного золота. В 1277 г. он купил этот титул у Марии Антиохийской, внучки короля Амори II Иерусалимского.
Новоиспеченный король управлял своим заморским владением из Италии, отправив вместо себя доверенного человека Рожера де Сен-Северино с большим отрядом воинов. Умело вмешавшись в выборы очередного папы, Карлу удалось протащить надежную во всех отношениях кандидатуру: Мартина IV, давнего друга французской королевской семьи. Наконец, после стольких лет интриг и неудач, король Сицилии заполучил в свое распоряжение лояльного Папу Римского.
И Мартин не подвел – уже в скором времени переговорный процесс с Византией был свернут, а самого императора Михаила VIII Палеолога вновь объявили схизматиком. Руки у Карла оказались развязаны, и он вновь начал готовиться к походу против Константинополя. Тем более положение окруженного со всех сторон врагами императора Михаила было как никогда сложным.
Карл Анжуйский находился на пике своего политического и военного могущества и, возможно, не очень верно оценивал свои силы. Он мечтал о Константинополе, но порой быстро разогнанная азартным возницей телега может опрокинуться даже из-за небольшого камня, так некстати попавшего под колесо. И для Карла таким камнем стала Сицилия.
Заговор
Карл не мог надеяться на безразличие со стороны своих врагов, число которых росло соразмерно политическим и военным успехам короля. Эти враги имели хорошую память и были далеки от христианского прощения. В 1262 году Манфред, будучи фактическим правителем Сицилии, выдал свою дочь Констанцию за инфанта Педро, сына Арагонского короля Хайме I. Когда Манфред погиб в битве под Беневенто, его внебрачные сыновья были посажены в замок, а юный Конрадин обезглавлен, инфанта Констанция оказалась наследницей Гогенштауфенов в Италии.
Все эти годы, пока Карл Анжуйский укреплял свою власть, расширял владения, готовясь к миссии великого короля-крестоносца, в Арагон стекались политические беженцы с Сицилии и с Апеннинского полуострова. Там были люди, служившие не только Манфреду и Конрадину, но и хорошо помнящие еще императора Фридриха II Гогенштауфена. Всё это сонмище беглецов и диссидентов оббивало порог резиденции Педро и Констанции. Инфанта выражала им всяческое сочувствие, однако пока жив был Хайме I, лояльно относившийся к французскому королю и его родственникам, никак не могла повлиять на ситуацию.
В 1276 году Хайме Арагонский скончался, и на престол взошел его сын Педро. Констанция, наконец, стала королевой. Уладив внутренние усобицы и укрепив границы с мавританскими территориями в Андалусии, монаршая чета смогла заняться внешними делами. Правой рукой нового Арагонского короля был канцлер Джованни да Прочида. И именно ему было поручено просчитать политическую «многоходовку», целью которой был крах Анжуйской династии и возвращение Сицилии ее истинным, по мнению Педро и Констанции, владельцам.
Операция началась в 1279 году, когда Джованни да Прочида инкогнито, часто меняя внешность, попутчиков и средства передвижения, пустился в свое путешествие по Европе. Канцлер побывал у Византийского императора, в Генуе, на Сицилии и в Риме. Он вёл тайные переговоры, зондировал почву, отчаянно торговался и договаривался. Во многих местах идея о том, что «Карл должен уйти», находила горячий отклик и понимание. Король Педро уже фактически открыто начал готовиться к экспедиции на Сицилию, а сам остров был наводнен его агентами.
Обстановка там довольно значительно отличалась от континентальных владений Карла. Если жители Апулии, несмотря на жесткую налоговую систему, не выказывали подчеркнутого недовольства, то у островитян на этот счет было особое мнение. Во владениях Карла Анжуйского Сицилия являлась кризисным регионом – администрация, памятуя о недавнем восстании, действовала сурово и порою жестоко. Ее представители не уважали местных обычаев и традиций и не утруждали себя даже ознакомиться с сицилийским языком.
На острове проживало множество греков, которые все еще полагали себя в родстве с Византией и вовсе не желали участвовать в походе против нее. Усилия агентуры Арагона, поддержанные золотом императора Михаила, давали вполне оптимистические результаты. Тем временем Карл Анжуйский, не обращая внимания на предупреждения о надвигающейся угрозе, сосредоточил огромный флот в Мессине. Согласно плану, он предназначался для переброски армии под Константинополь и должен был отчалить в первую неделю апреля 1282 года. Император Михаил был близок к отчаянию, а король Педро III весьма озабочен – необходимо было что-то срочно предпринять.
Сицилийская вечерня
Страстная неделя на Сицилии весной 1282 года выдалась внешне спокойной. Эмиссары Карла Анжуйского продолжали собирать у населения провиант, фураж и скот, ведь формируемая для похода против Константинополя армия поглощала их в огромных количествах. Островитяне все туже затягивали пояса и не менее крепко сжимали кулаки. Город Палермо торжествовал Пасху, наступившую 29 марта, и никто не предполагал, чем закончится этот праздник.
Центром действия стала церковь Святого Духа, расположенная в миле от старой городской стены на берегу реки Оретто. В понедельник местный люд стекался сюда, чтобы послушать вечернюю службу. Было людно, прихожане пребывали в приподнятом настроении, разговаривали и пели. Неожиданно на площади перед церковью показался небольшой французский отряд из солдат и чиновников. Гостям тут были не рады, тем более что визитеры были не только пьяны, но и вели себя достаточно развязно.
Некий королевский сержант Друэ разошелся до того, что выхватил из толпы замужнюю женщину и начал ухаживать за ней. Терпение присутствовавшего тут же супруга мгновенно испарилось, как вода, пролитая на жаровню. Он выхватил нож и заколол сержанта. Это повлекло цепную реакцию: французы попытались отомстить за своего товарища, но были сразу же окружены толпой всё более свирепеющих горожан, в руках которых внезапно появилось оружие. Вскоре все французы были убиты.
В тот же момент колокола церкви Святого Духа и других храмов громким звоном призвали к вечерне. События начали развиваться лавинообразно. Весть о произошедшем инциденте, как ветер, разнеслась по городу. Откуда не возьмись, появились глашатаи, которые начали призывать жителей взяться за оружие и убивать французов. Улицы быстро заполнялись вооруженными и озлобленными людьми – вражда, долгое время томившаяся взаперти, вырвалась наружу. Толпа, скандировавшая «Смерть французам!», искала крови и вскоре нашла ее в избытке.
Началась беспощадная резня, в которой не было пощады ни женщинам, ни детям. Горожане врывались в дома и постоялые дворы, убивая любого встретившегося им француза, не щадя и членов семей. Из монастырей насильно вытаскивали всех монахов-французов и тут же лишали их жизни. К утру следующего дня более двух тысяч человек были убиты, а восставшие полностью контролировали Палермо.
Следует отметить, что мятеж не перерос в хаотичный погром, когда, пресытившись кровью, остывшая толпа неторопливо и удовлетворенно расходится по домам. Наоборот, восставшие горожане быстро самоорганизовались, выбрали авторитетных предводителей из числа дворянства и провозгласили себя коммуной. К Папе Римскому были немедленно отправлены делегаты с просьбой взять Сицилию под свое высокое покровительство.
Восстание распространилось по острову, и вскоре в руках французов осталась только Мессина, где располагался большой и сильный гарнизон и стоял флот Карла Анжуйского, который с некоторых пор именовал себя Карлом I. Однако видимое спокойствие в Мессине оставалось не более чем иллюзией. К городу двигались крупные отряды восставших, а среди жителей распространялись воззвания к мятежу.
Наконец, 28 апреля город поднялся с оружием в руках. Французский гарнизон избежал уничтожения, вовремя укрывшись в цитадели, однако восставшие захватили и сожгли весь огромный флот, сосредоточенный в гавани. Вместе с ним сгорели и планы Карла овладеть Константинополем и вписать в историю свое имя как великого короля-крестоносца. После непродолжительных переговоров гарнизону мессинской цитадели позволили покинуть город на кораблях. Сицилия больше не находилась под властью Анжуйской династии.
Остров раздора
Пославшие делегацию к папе Мартину жители Палермо надеялись напрасно. Глава церкви не соизволил их принять. Но сицилийцы не отчаивались и вскоре направили в резиденцию понтифика новых послов – не только из Палермо и Мессины, но и из других городов. В этот раз Мартин позволил делегации войти в свои покои, однако на все мольбы взять восставших под свое покровительство лишь ответил цитатой из Библии: «Радуйся, Царь Иудейский! – и били его». Иного ответа делегаты не получили и отбыли ни с чем.
7 мая 1282 года Святейший Престол издал буллу об отлучении всех восставших сицилийцев от церкви и заранее всех тех, кто их поддержит. В дополнение к этому Мартин отлучил императора Михаила Палеолога и всех гибеллинов северной Италии. Папа оказался верен себе и в начавшемся конфликте однозначно выбрал сторону короля Карла.
Карл весьма болезненно переживал все более печальные новости с Сицилии. Когда королю доложили о произошедшей в Палермо резне, он воспринял это событие как волнения локального характера, с которыми в силах справиться местная администрация. Но получив известие о падении Мессины и утрате стоявшего там флота, Карл воскликнул: «Господь всемогущий, если ты желаешь низвергнуть меня, то позволь хотя бы спускаться вниз мелкими шагами!»
Впрочем, пятидесятипятилетний король Сицилии был далек от отчаяния и начал готовить повстанцам безжалостный и скорый ответ. Его войска стягивались на юг Апеннинского полуострова, а в местных портах, в частности в Бриндизи, сосредоточился весь уцелевший после мессинской катастрофы флот.
Карл также желал заручиться поддержкой своего племянника короля Франции Филиппа III, который, в перерывах между сеансами материнских внушений, все-таки был способен к принятию самостоятельных решений. Племянник выразил понимание дядюшкиных проблем, справедливо, однако, указывая на то, что веревка от колокола сицилийской вечерни давно находится в руках арагонских звонарей.
Педро и Констанция продолжали делать вид, что они не имеют к происходящему никакого отношения. Когда же папа Мартин IV отправил запрос, с какой целью огромный флот сосредоточен в устье реки Эбро, то получил вполне благочестивый ответ: для борьбы против пиратов в Африке. Однако про себя и в кругу посвященных Педро Арагонский определял положение «африки» в месте, расположенном чуть севернее руин Карфагена.
Восстание на Сицилии, несмотря на тщательные приготовления, застало его врасплох – король планировал выступить только тогда, когда Карл отплывет со своим воинством окончательно решать проблему Константинополя. Лишь после утраты Мессины и уничтожения кораблей Карла арагонский флот вышел в море. Педро III не очень хотелось ссориться с папой, поэтому на первоначальных порах он действовал очень осторожно. Его флот неторопливо пересек Средиземное море и бросил якоря у алжирского берега. Правитель Константины был формальным союзником арагонского короля против тунисского эмира, и Педро остановился здесь, ожидая новостей с Сицилии.
А на Сицилии ждали гостей в лице взбешенных прежних хозяев. Карл не торопился – поход на Константинополь все равно был отложен на неопределенный срок, и Анжуйский обстоятельно подошел к делу организации карательной экспедиции. В Генуе, Венеции и Пизе были наняты новые корабли для перевозки войск. 25 июня 1282 армия Карла переправилась через пролив и стала лагерем возле Мессины.
Одновременно с этой операцией предпринимались шаги по более-менее мирному обузданию восстания. Мартин IV направил на остров одного из своих доверенных лиц – искусного переговорщика кардинала Герарда Пармского, который должен был вступить в контакт с руководителями сицилийских коммун и уговорить их капитулировать. В дополнение к усилиям Святого Престола Карл издал специальный эдикт, согласно которому управление острова претерпевало серьезные изменения в сторону смягчения. Административная власть чиновников существенно ограничивалась, а налоги были снижены.
Однако на островитян эти запоздалые уступки короля не произвели никакого впечатления. Французов тут продолжали ненавидеть и считали оккупантами, а самого Карла – безжалостным тираном, убившим истинного короля Манфреда и казнившим Конрадина.
Жители Мессины начали готовиться к обороне. Ее возглавил опытный в военном отношении сицилийский аристократ Аламо да Лентино. Он тут же начал приводить стены и укрепления города в надлежащий порядок, заготавливать провиант и оружие. В Мессину прибыли добровольцы из Генуи, Анконы и Венеции, которые были недовольны Карлом. В начале августа сюда же на кораблях добрался отряд арагонских дворян вместе со слугами и оруженосцами. Они «отпросились» у Педро III и на правах добровольцев решили принять участие в обороне.
Обустроив свой лагерь и поняв, что защитники Мессины отвергают какие-либо переговоры, Карл перешел к активным действиям. Первая атака на городские укрепления была предпринята 6 августа – будучи пробной, она была отбита без особых потерь. Следующие приступы, спустя несколько дней, производились уже с привлечением больших сил со стороны осаждавших, но оказались столь же безрезультатными.
После первой пробы сил пришел черед переговоров, когда в Мессину отправился папский нунций кардинал Герард Пармский. Когда защитники услышали от него про требование Папы Римского вернуть город «истинному владельцу», кардинала выпроводили во французский лагерь.
15 августа 1282 года войска Карла вновь пошли на приступ, и опять их ждала неудача. Вокруг города стягивалась петля морской блокады – флот Карла по мощи многократно превосходил имеющиеся в распоряжении мессинцев военно-морские силы. Однако голода пока что не ощущалось – в этом году был богатый урожай фруктов, собранный с участков внутри города, в гавани в изобилии водилась рыба. Придя к выводу, что измором осажденных не взять, Карл вновь прибегает к силовым методам воздействия.
2 сентября он безуспешно атакует северную сторону Мессины, а 14 сентября было объявлено днем генерального штурма. Бой в этот день отличался особым накалом и ожесточенностью, однако укрепления оказались прочны и тверды, как дух их защитников. После того, как камнем, выпущенным из катапульты, были убиты двое стоящих рядом с Карлом рыцарей, он приказал отступить.
Раздосадованный неудачей, король попытался применить иной метод: он написал главнокомандующему обороной Аламо да Лентино пространное письмо, в котором сулил ему много денег и земель, причем земель наследных. Взамен от того требовалось передать Мессину под власть короля и выдать шестерых зачинщиков мятежа по выбору Карла. Остальные жители получали высочайшее прощение. Аламо да Лентино был, очевидно, не из тех, кто верит обещаниям волка стать вегетарианцем в обмен на право посещения овчарни исключительно в научных целях, и отверг предложения короля.
Защитники Мессины, как и вся восставшая Сицилия, находились в исключительно трудном положении. Папа, несмотря на мольбы, безоговорочно принял сторону Карла – помощи от Святого Престола ждать не следовало. Сицилии, несмотря на добровольцев с материка, было не выстоять против могучей военной машины одного из самых влиятельных и сильных монархов того времени.
И тогда призыв о помощи был услышан еще одной заинтересованной стороной, которая до недавнего времени грела палубы своих кораблей под африканским солнцем. 30 августа 1282 войска Педро III Арагонского высадились в Трапани.
Педро III – король Сицилии
Островитяне, учинившие беспощадную зачистку Сицилии от всех, кто имел хоть какое-то отношение к Анжуйскому дому, понимали, на что шли. Их зыбкой власти над охваченной восстанием территорией могла положить конец более-менее крупная армия, переправившаяся через пролив. И она не заставила себя долго ждать – Карл высадился и осадил Мессину.
Разумеется, в лице Педро III вожди повстанцев и неприметные во все времена люди, умеющие убедительно нашептывать, видели и подразумевали достойную альтернативу Карлу. Пока арагонский монарх «гостил» на североафриканском побережье вместе со своей армией и флотом, к нему без устали одна за другой направлялись послы и делегации сицилийцев. Тема бесед и консультаций была одна: не будет ли любезен Педро III Арагонский стать в нагрузку еще и Сицилийским? Супруга короля и дочь покойного Манфреда королева Констанция была вовсе не против увеличения территориальных владений своего супруга.
Самому арагонцу уже порядком поднадоели алжирские пейзажи, да и войско томилось от безделья. Собрав военный совет, он отдал приказ своим командирам готовиться к выступлению. К концу августа 1282 года лагерь в североафриканском местечке Колло был свернут, и армия начала погрузку на корабли – к великой радости сицилийцев. Им было милостиво объявлено, что король великодушно согласился на скромную роль спасителя Сицилии и, по совместительству, на должность ее короля. Папе была послана специальная грамота, где смиренно говорилось что-то вроде «извините, но так уж вышло».
30 августа Педро III высадился в Трапани, а 2 сентября торжественно вступил в Палермо. В этом городе он в торжественной обстановке объявил себя королем Сицилии – от участия местных епископов в церемонии пришлось отказаться, поскольку один из них умер, а второй сбежал. Новый король посулил народу новые и старые вольности и объявил о наборе в армию. На радостях пополнившая личный состав, армия неторопливо выступила освобождать Мессину, а к Карлу были направлены послы с учтивым требованием очистить остров.
Несостоявшийся покоритель Константинополя принял делегацию 16 сентября, после провала общего штурма. Король был холоден и не очень вежлив. Он советовался со своими командирами. 17 сентября арагонские послы получили ответ в довольно расплывчатых выражениях. Педро III не является королем Сицилии, поскольку им был, есть и будет Карл I. Анжуйский великодушно уберет свою армию из-под Мессины и переправит на материк, но, будучи человеком воспитанным, непременно вернется. Причем, дабы сохранить фактор приятной неожиданности, сделает это внезапно и без предупреждения. Карл не хотел сражения с превосходящими силами врага у стен Мессины – тем более что арагонский флот по мощи превосходил все те морские силы, которые имелись в его распоряжении. Кроме того, следовало дождаться подкреплений из Франции.
К концу сентября французская армия переправилась в Калабрию, оставив противнику большое количество трофеев в виде различного имущества. 2 октября Педро III триумфально въехал в Мессину. Воодушевленный успехами и поддержкой населения, новый хозяин Сицилии решил попытать счастья и на Апеннинском полуострове. Арагонские отряды высадились на итальянский берег, пересекли перешеек с Тирренским морем и заливом Таранто. Армия Карла, находившаяся в Реджо, оказалась отрезанной от остального королевства.
Но попытки арагонцев продвинуться вглубь были купированы грамотно построенной обороной французов, которые держали в своих руках ключевые замки и крепости. Блокада Реджо оказалась дырявой, и к Карлу просачивались подкрепления. Вскоре арагонские войска были оттеснены к побережью. К зиме 1282–1283 гг. война зашла в тупик.
Несостоявшийся турнир в Бордо
К происходящим на юге Апеннинского полуострова событиям начали проявлять интерес и другие государства. К тому же что Педро III, что Карл были не прочь получить помощь от своих союзников. Первоначальный расчет арагонцев на сотрудничество с ненавидевшей Анжуйский дом Византией не оправдался. Михаил Палеолог в конце 1282 года скончался. Его сын Андроник был, скорее, богословом на императорском троне и не проявлял ни интереса, ни способностей к внешнеполитическим делам.
Торговая республика Генуя, также на словах ненавидевшая Карла, была типичным коммерческим государством, где экономическая выгода всегда ставилась выше политических приоритетов. Ее лояльность как союзника измерялась ценами на товары и стабильностью рынка.
У Карла с союзниками дело обстояло лучше. Среди них присутствовала Венеция, которая также искала в начавшейся войне свой экономический интерес. Немаловажную роль в католическом мире играла прямая поддержка Папы. Мартин IV не только оптом отлучил от церкви всех врагов Карла, включая Педро III, но и оказал внушительную финансовую помощь. И, разумеется, своего родственника был готов поддержать племянник Карла – король Франции Филипп III. Произошедшее на Сицилии он воспринял как личное оскорбление. Затянувшийся конфликт с королевой-матерью Маргаритой Прованской решено было урегулировать путем пересмотра ее притязаний на Прованс. Французское золото и солдаты потекли в Италию.
Однако положение Карла, несмотря на сильных и небедных союзников и родственников, было нелегким. Он отчаянно нуждался в деньгах – один из самых богатых регионов его государства, Сицилия, теперь ему не принадлежала. Доходов от эпирских владений на Балканах едва хватало на оплату расквартированных там войск, а эмир Туниса под шумок политического кризиса перестал платить дань. Карл боялся затяжной войны, поскольку папского и французского золота едва хватало на текущие расходы, а его армия поглощала ресурсы с катастрофической быстротой. Долги росли, и войну надо было заканчивать.
У Карла родилась любопытная идея. В арагонский лагерь к Педро был направлен доминиканский монах. Он сообщил арагонскому королю, что его сицилийский соперник предлагает решить исход войны рыцарским поединком. Победителю безоговорочно доставалась Сицилия. Педро III согласился – финансовая система его королевства работала в форсированном режиме, и хотя были подняты до предела все возможные налоги и сборы, денег на войну тоже не хватало.
В процессе обсуждения организационных деталей было решено, что поскольку силы противоборствующих монархов были явно не равны (Карлу шел уже пятьдесят пятый год, а Педро был на пятнадцать лет моложе), вместе с королями будут сражаться по сотне рыцарей. Выбор участников команд оставался за Их Величествами. В качестве места для турнира или, скорее, поединка, был выбран город Бордо. Он в то время являлся частью владений английского короля Эдуарда, стороны нейтральной. День встречи был определен 1 июня 1283 года.
Реакция международной общественности на столь необычный способ прекращения войны была неоднозначной. Папа Мартин IV был сильно озадачен и даже напуган. Он написал Карлу проникновенное послание, в котором напомнил королю о том, что он представитель Божьей воли на земле и если нужен Божий суд, то он, Папа, может посодействовать. А прибегать к помощи мечей – решение опрометчивое и спорное.
Король Эдуард недоуменно пожал плечами, считая поединок двух монархов в духе легендарной эпохи короля Артура не очень солидным поступком. Мартин IV даже запретил Эдуарду проведение королевского поединка в Бордо, но уже слишком многое было поставлено на кон. Ни Карл, ни Педро не могли позволить запятнать свою честь отказом от турнира. 18 января 1283 года специальным указом Карл I вверил всю полноту королевской власти в стране на время своего отсутствия своему сыну Карлу Салернскому и отправился на север.
В начале марта он прибыл в резиденцию Папы Римского в Виареджо и успокоил Мартина IV – дескать, все под контролем. Через Марсель король «временно оккупированной» Сицилии достиг Франции, и в апреле в Париже его встречал венценосный племянник Филипп III, оказавший гостю теплый прием.
Педро III, в отличие от своего оппонента, не спешил покидать театр боевых действий, желая упрочить свои позиции. Его флот совершил ряд успешных набегов, высаживая тактические десанты на побережье. Желая заручиться поддержкой местного населения, он отпустил две тысячи пленных итальянцев, служивших Карлу. В ответ Карл Салернский, оставшийся за главного, провел в жизнь ряд указов, которые должны были значительно улучшить жизнь населения королевства и упорядочить его взаимодействие с властями.
В феврале Педро III через Валенсию также отправился в Бордо. Король Эдуард, сохраняя видимость приличия и памятуя о запрете папы, не покинул остров. Однако, не желая попасть в неудобное положение, все-таки распорядился подготовить для поединка ристалище. Карл прибыл в Бордо вместе с племянником Филиппом III и огромной свитой, в которой заметно выделялся большой отряд французских рыцарей. Приезд Педро III был обставлен с гораздо меньшей помпой и прошел скромно и почти незаметно.
Поединок должен был состояться 1 июня. Правда, имелась небольшая, но важная деталь, на которую почему-то никто из противоборствующих сторон не обратил внимания. Или сделал вид, что не обратил. Был четко известен день поединка, но не было определено его время. Это, однако, была деталь, которая делает историю.
Рано утром 1 июня Педро III в сопровождении рыцарей выехал на ристалище. Арагонский герольд объявил о прибытии своего короля, однако выяснилось, что соперник попросту отсутствует. Не было ни Карла, ни его рыцарей. Прождав некоторое время, раздосадованный, а может, обрадованный Педро вернулся в свои апартаменты, попутно объявив себя победителем, поскольку соперник не явился на поединок. Несколько часов спустя представление повторилось, однако теперь главным действующим лицом был Карл Анжуйский. Он также прибыл в назначенное место в отсутствие назначенного времени. Заметив, что он и его рыцари находятся в одиночестве, король Сицилии также объявил себя победителем ввиду неявки Педро.
Спустя несколько дней оба короля покинули сдержанно гостеприимный Бордо, осыпая друг друга всякими эпитетами вроде «жалкого труса, побоявшегося прийти на суд Божий». И у арагонской, и у анжуйской стороны были веские основания утверждать, что именно она является победителем в несостоявшемся поединке, и не менее веские причины для того, чтобы этот поединок не состоялся.
Еще по дороге во Францию в беседе с папой Мартином IV Карл достиг полного взаимопонимания в вопросе организации такого предприятия, как Крестовый поход против Арагона. Филипп III также охотно поучаствовал бы в этом богоугодном деле, поскольку, кроме морального удовлетворения истового католика, его сын Карл Валуа должен был получить арагонский трон. Открыто выражавших недовольство соратников Людовика IX Cвятого, ворчавших, что отец нынешнего короля категорически не одобрил бы подобного, объявили стариками, не понимающими тонкостей современной политики.
Пока Педро и Карл безуспешно препирались по поводу династических вопросов, война продолжалась. Она шла не только на суше, но и на море.
Мальтийское сражение
Карл I отчаянно нуждался в деньгах. После его отъезда денег стало еще меньше, и теперь уже его сыну Карлу Салернскому пришлось заботиться об их умножении. Сын великого короля крутился, как мог, с присущим южанам темпераментом. Он без устали брал займы у банкиров Флоренции и Лукки, вольных городов королевства, и даже у тунисского эмира. Эмир, пользуясь нелегким положением Сицилийского королевства, перестал платить дань, ссылаясь на арагонских пиратов и «плохие времена», однако в долг давал охотно.
На с трудом добытые средства Карл Салернский снарядил большой флот, целью которого было восстановление коммуникаций с формально дружественным Тунисом и торговли с востоком. Кроме того, на острове Мальта находился блокированный анжуйский гарнизон, который ожидал помощи.
Флот, большинство кораблей которого было укомплектовано французскими экипажами из провансальцев, сосредоточился в Неаполе. Увеличив свой состав за счет местных эскадр, это соединение двинулось на юг с целью снять, наконец, блокаду с Мальты. Командовал флотом провансальский адмирал Бартоломе Бонвэн. Он повел свои корабли кратчайшим путем через Мессинский пролив, однако это обстоятельство не ускользнуло от внимания арагонцев. Их флот под командованием Руджеро ди Лауриа немедленно бросился в погоню.
Руджеро ди Лауриа был назначен на должность командующего арагонским флотом в апреле 1283 года, и это решение оказалось верным. Этот флотоводец одержал несколько побед над своими противниками и сыграл немаловажную роль в войне Сицилийской вечерни и в сопутствовавших ей событиях, таких как крестовый поход против Арагона.
4 июня 1283 года анжуйские корабли численностью более 20 галер к великой радости гарнизона вошли в удобную и обширную мальтийскую гавань. Их преследователи (сопоставимой численности), ненамного отстав, подошли к острову утром 7 июня.
Два небольших анжуйских корабля играли роль брандвахты, осуществляя охрану входа в гавань. Однако вместо планомерного патрулирования, они были пришвартованы к берегу по краям входа. Быстроходному арагонскому разведчику благодаря такой беспечности удалось проникнуть в гавань и выяснить расположение и численность неприятеля.
Перед рассветом 8 июня адмирал Руджеро ди Лауриа отдал приказ изготовиться к бою. Он выстроил свои галеры в одну линию, соединив их канатами. Эта тактика, приписываемая генуэзцам, позволяла не только держать строй, но и оставлять достаточное пространство между кораблями для беспрепятственной работы веслами. Кроме того, имелась возможность без особого труда перебрасывать подкрепления с одной галеры на другую – для этой цели перебрасывались временные мостки.
Арагонская эскадра в полной боевой готовности вошла в гавань, после чего ди Лауриа приказал громко трубить, привлекая внимание противника. Это было вовсе не данью рыцарским традициям, а элементарным трезвым расчетом. Анжуйские корабли стояли у берега, пришвартованные за нос, кормой к арагонцам. Тем самым их было легко оборонять из-за высоких кормовых надстроек и возможности пополнять экипаж непосредственно с суши. Кроме того, в случае успеха их нелегко будет быстро взять на буксир и вывести из гавани.
Анжуйцы поняли сигналы врага совершенно так, как от них и ожидал Руджеро ди Лауриа. С энтузиазмом их галеры одна за другой отваливали от берега и также начали строиться в боевой порядок. Завязался ожесточенный бой, продолжавшийся все утро. На каждой из галер противоборствующих флотов находилось примерно около сотни воинов, включая арбалетчиков и копейщиков. Арагонские корабли были оборудованы дополнительными фальшбортами, что хоть и сказывалось на скорости, зато обеспечивало лучшую защиту экипажей. В состав команд входили каталонские арбалетчики, чье мастерство считалось признанным на Пиренейском полуострове, и альмогавары – отлично подготовленная пехота из выходцев пограничных с мавританскими территорий.
Зная повадки врага широко использовать метательное оружие – стрелы и дротики, – ди Лауриа отдал приказ своим людям экономить боеприпасы и отвечать только из арбалетов. Когда дождь анжуйских стрел стал иссякать, арагонцы приблизились на кинжальную дистанцию и начали осыпать вражеские корабли прибереженными метальными снарядами. Короткое расстояние и достаточное количество средств поражения позволило нанести анжуйцам опустошительные потери, после чего арагонцы пошли на абордаж.
Ожесточенный бой закончился полной победой Руджеро ди Лауриа, его моряков и солдат. С места схватки смогли уйти лишь семь анжуйских кораблей, два из которых находилось в столь печальном состоянии, что их пришлось бросить. Людские потери также были огромны: в этот день Карл Салернский лишился убитыми и пленными от 3 тыс. до 4,5 тыс. своих людей. Потери арагонского флота были относительно невелики: не более 300 человек.
Ди Лауриа триумфально вернулся к берегам Италии и демонстративно показал свои корабли вблизи гавани Неаполя. Вскоре им был взят под контроль остров Капри. Эти успехи принесли славу арагонскому оружию, воодушевили армию, но не смогли принести королеве Констанции, оставшейся вместо супруга на Сицилии, столь необходимых денег. Дело в том, что вернувшийся из Бордо Педро III остался в Арагоне, готовясь к отражению все более явственного французского вторжения, а на Сицилии всеми делами занималась его жена.
Битва в Неаполитанском заливе и пленение Карла Салернского
Констанция ломала свою венценосную голову в поисках самого необходимого сейчас ресурса — денег. Их было мало, их не хватало, их попросту не было. Карл Салернский, страдающий от сходных проблем, отступил на север, и арагонская армия укрепилась в Калабрии. Но для выплаты жалования солдатам не было средств. Арагонские солдаты начали улучшать собственное материальное положение за счет местного населения, которое уже начало задаваться недвусмысленным вопросом: чем же все-таки Педро III Арагонский лучше Карла I Анжуйского?
В отчаянии Констанция решила попросить денег у Константинополя и написала письмо мужу, чтобы посоветоваться по-семейному. Король пришел в ярость от такой затеи, поскольку ее осуществление могло, по его мнению, ухудшить и без того катастрофические отношения с Папой. Но Мартину IV было уже все равно, где отлученный король будет добывать средства: в Константинополе или в преисподней. Вопрос о крестовом походе был решен окончательно, и началась его подготовка.
Вторжение в Арагон было сопряжено с многочисленными трудностями организационного характера и поэтому было намечено на 1285 год. Карл Анжуйский принял решение собрать большую армию и флот в Провансе, а своему сыну дал четкие инструкции. Карл Салернский должен был собрать как можно больше войск в Неаполе и придерживаться строго оборонительной тактики. Несмотря на отменную личную храбрость и мужество своего сына, отец не испытывал иллюзий по поводу его полководческого таланта.
Распоряжения короля были послушно исполнены. В районе Неаполя было собрано всё, что было под рукой у Салернского, включая феодальное ополчение, контингенты из сарацин города Лучеры и отряды тосканских гвельфов. На неаполитанских верфях спешно строились новые боевые корабли.
Тем временем адмирал Руджеро ди Лауриа со своим флотом не только вышел на самоокупаемость, осуществляя дерзкие вылазки вдоль побережья, но и, благодаря захваченной при этом добыче, несколько утишил головную боль королевы Констанции. В мае 1284 года его флот прибыл в Неаполитанский залив и при помощи десанта захватил остров Низиду, опираясь на который ди Лауриа мог контролировать подходы к Неаполю. Началась блокада, которая больно ударила не только по нервной системе горожан, но и по их кошелькам.
Карл Салернский растерялся – отец категорически запретил ему атаковать намного более искусного врага. Его советники и полководцы, включая папского легата, также советовали ему не делать резких движений. Как многие сыновья, старавшиеся доказать своим родителям, что они не дубины стоеросовые, Карл поступил ровно наоборот.
5 июня 1284 года он и большое количество воинов погрузились на галеры и вышли из Неаполя в море. Карл Салернский ошибочно предполагал, что главные силы арагонского флота осуществляют набеговые операции, а остров Низида стережет небольшая эскадра, которую он без труда уничтожит. Адмирал Руджеро ди Лауриа был прекрасно осведомлен своими разведчиками обо всех намерениях и численности противника. Анжуйцев встретил весь арагонский флот, намного превосходящий их числом.
В завязавшейся жестокой битве, очень короткой из-за существенного неравенства сил, Карл Салернский дрался отважно и яростно, но в конце концов был захвачен в плен. Большинство анжуйских галер сдались после пленения их командира. Это была катастрофа для Сицилийского королевства.
Известие о пленении сына застало Карла Анжуйского в Гаэте. Он шел во главе прованского флота, для того чтобы вырвать у Арагона господство на море и спокойно приступить к организации Крестового похода. От сына, который не знал о приближении отца, требовалось только выполнить четкие инструкции. Он этого не сделал. Когда Карлу Анжуйскому сообщили о разгроме в Неаполитанском проливе, он в ярости воскликнул: «Кто теряет дурака – не теряет ничего!» И война продолжилась.
Сицилийская вечерня. Итальянский художник конца XIX века Erulo Eroli
Взгляд короля был устремлен на Восток – он мечтал об усилении балканского вектора своей политики и о победоносном походе на Константинополь. Однако отважный в ратном деле и искушенный в дипломатии монарх всё же не добрался до столицы некогда могучей Византии. Остров Сицилия, несмотря на беспощадное усмирение, продолжал оставаться горячей жаровней, слегка присыпанной песком.
Острый камень под колесом истории
Разумеется, была еще и никуда не девшаяся проблема, связанная с Папским Престолом. Поддержка и вдохновляющее слово Папы были весьма полезны при одних обстоятельствах, а вот при других наличие самого понтифика создавало ощутимые сложности. Карл Анжуйский, как мог, придерживал выборы нового главы Католической церкви, умело используя междоусобные распри кардиналов и высшего духовенства. К сожалению для короля Сицилии, это не могло продолжаться бесконечно – всё большие слои населения желали, наконец, упорядочивания духовной жизни.
Это стремление выразилось в крайней мере, на которую были способны жители Апеннинского полуострова. Во дворце в Витербо, где заседал конклав кардиналов, местные активисты разобрали крышу, вынуждая Их Высокопреосвященства к скорейшему принятию решения. В результате 1 сентября 1271 года новым Папой был избран Григорий X.
Такой выбор был не очень благоприятен для Карла. Григорий вел свою собственную политику, которая не отличалась былой лояльностью в отношении короля Сицилии. Папа не только одобрил избрание племянника Карла, молодого французского короля Филиппа III, императором Священной Римской империи, но и вдобавок установил вполне дружелюбные отношения с Византией. В 1274 году в Лионе была подписана уния, согласно которой происходило воссоединение двух церквей. Пусть это соглашение и носило временный характер, но теперь организация военного похода с целью захвата Константинополя была куда более трудной задачей.
Новый папа отчетливо дал понять Карлу, что не потерпит никаких враждебных действий против Византии. Григорий был хорошим стратегом и отчетливо понимал, что успех крестовых походов и судьба всех завоеванных в Святой земле территорий во многом зависит от тесного сотрудничества с восточными христианами. Так что Карлу пришлось сосредоточиться на других направлениях своей внешней и внутренней политики.
Он был хорошим игроком – расчетливым и умеющим рисковать. Даже из смерти своего брата, Людовика IX, которого он уважал и почитал при жизни, король Сицилии стремился получить некоторую выгоду. Он настоял, чтобы часть останков французского монарха была похоронена в Сицилийском королевстве – ведь уже вовсю велись разговоры о канонизации Людовика.
Во внешней политике его меч глубоко увяз на Балканах. Воспользовавшись удобным моментом, он завоевал Эпирский деспотат и объявил себя королем Албании. Однако дальнейшую экспансию на восток пришлось прекратить из-за твердой позиции Григория X, в планы которого вовсе не входила ссора с Михаилом VIII Палеологом. Карлу пришлось умерить свой завоевательный пыл и с некоторой долей сожаления сосредоточиться на итальянских делах.
На севере и в центре Апеннинского полуострова были по-прежнему сильны гибеллинские партии, вдобавок Карл Анжуйский находился в очень натянутых отношениях с новым правителем Священной Римской империи Рудольфом I Габсбургом. Последний имел свое собственное видение происходящего в Италии и считал сицилийского короля выскочкой. Щедрой рукой в этот огонь неприязни подливала масла ненавидящая Карла Маргарита Прованская, мать французского короля Филиппа III.
Сложные взаимоотношения между императором и королем Сицилии, грозившие перерасти в череду беспощадных и изнурительных войн, удалось решить очередному папе Николаю III только в 1280 году. При этом Карлу пришлось отказаться от своего наместничества в Тоскане. Впрочем, об ослаблении позиций короля Сицилии говорить было рано – он не только по-прежнему владел южной и центральной Италией, территориями в Эпире, но и получил титул короля Иерусалимского. Впрочем, эта корона досталась Карлу не с помощью виртуозного применения кованого железа, а благодаря правильному вложению отчеканенного золота. В 1277 г. он купил этот титул у Марии Антиохийской, внучки короля Амори II Иерусалимского.
Папа Римский Мартин IV
Новоиспеченный король управлял своим заморским владением из Италии, отправив вместо себя доверенного человека Рожера де Сен-Северино с большим отрядом воинов. Умело вмешавшись в выборы очередного папы, Карлу удалось протащить надежную во всех отношениях кандидатуру: Мартина IV, давнего друга французской королевской семьи. Наконец, после стольких лет интриг и неудач, король Сицилии заполучил в свое распоряжение лояльного Папу Римского.
И Мартин не подвел – уже в скором времени переговорный процесс с Византией был свернут, а самого императора Михаила VIII Палеолога вновь объявили схизматиком. Руки у Карла оказались развязаны, и он вновь начал готовиться к походу против Константинополя. Тем более положение окруженного со всех сторон врагами императора Михаила было как никогда сложным.
Карл Анжуйский находился на пике своего политического и военного могущества и, возможно, не очень верно оценивал свои силы. Он мечтал о Константинополе, но порой быстро разогнанная азартным возницей телега может опрокинуться даже из-за небольшого камня, так некстати попавшего под колесо. И для Карла таким камнем стала Сицилия.
Заговор
Карл не мог надеяться на безразличие со стороны своих врагов, число которых росло соразмерно политическим и военным успехам короля. Эти враги имели хорошую память и были далеки от христианского прощения. В 1262 году Манфред, будучи фактическим правителем Сицилии, выдал свою дочь Констанцию за инфанта Педро, сына Арагонского короля Хайме I. Когда Манфред погиб в битве под Беневенто, его внебрачные сыновья были посажены в замок, а юный Конрадин обезглавлен, инфанта Констанция оказалась наследницей Гогенштауфенов в Италии.
Констанция Сицилийская, дочь Манфреда, королева Арагона
Все эти годы, пока Карл Анжуйский укреплял свою власть, расширял владения, готовясь к миссии великого короля-крестоносца, в Арагон стекались политические беженцы с Сицилии и с Апеннинского полуострова. Там были люди, служившие не только Манфреду и Конрадину, но и хорошо помнящие еще императора Фридриха II Гогенштауфена. Всё это сонмище беглецов и диссидентов оббивало порог резиденции Педро и Констанции. Инфанта выражала им всяческое сочувствие, однако пока жив был Хайме I, лояльно относившийся к французскому королю и его родственникам, никак не могла повлиять на ситуацию.
В 1276 году Хайме Арагонский скончался, и на престол взошел его сын Педро. Констанция, наконец, стала королевой. Уладив внутренние усобицы и укрепив границы с мавританскими территориями в Андалусии, монаршая чета смогла заняться внешними делами. Правой рукой нового Арагонского короля был канцлер Джованни да Прочида. И именно ему было поручено просчитать политическую «многоходовку», целью которой был крах Анжуйской династии и возвращение Сицилии ее истинным, по мнению Педро и Констанции, владельцам.
Операция началась в 1279 году, когда Джованни да Прочида инкогнито, часто меняя внешность, попутчиков и средства передвижения, пустился в свое путешествие по Европе. Канцлер побывал у Византийского императора, в Генуе, на Сицилии и в Риме. Он вёл тайные переговоры, зондировал почву, отчаянно торговался и договаривался. Во многих местах идея о том, что «Карл должен уйти», находила горячий отклик и понимание. Король Педро уже фактически открыто начал готовиться к экспедиции на Сицилию, а сам остров был наводнен его агентами.
Обстановка там довольно значительно отличалась от континентальных владений Карла. Если жители Апулии, несмотря на жесткую налоговую систему, не выказывали подчеркнутого недовольства, то у островитян на этот счет было особое мнение. Во владениях Карла Анжуйского Сицилия являлась кризисным регионом – администрация, памятуя о недавнем восстании, действовала сурово и порою жестоко. Ее представители не уважали местных обычаев и традиций и не утруждали себя даже ознакомиться с сицилийским языком.
На острове проживало множество греков, которые все еще полагали себя в родстве с Византией и вовсе не желали участвовать в походе против нее. Усилия агентуры Арагона, поддержанные золотом императора Михаила, давали вполне оптимистические результаты. Тем временем Карл Анжуйский, не обращая внимания на предупреждения о надвигающейся угрозе, сосредоточил огромный флот в Мессине. Согласно плану, он предназначался для переброски армии под Константинополь и должен был отчалить в первую неделю апреля 1282 года. Император Михаил был близок к отчаянию, а король Педро III весьма озабочен – необходимо было что-то срочно предпринять.
Сицилийская вечерня
Страстная неделя на Сицилии весной 1282 года выдалась внешне спокойной. Эмиссары Карла Анжуйского продолжали собирать у населения провиант, фураж и скот, ведь формируемая для похода против Константинополя армия поглощала их в огромных количествах. Островитяне все туже затягивали пояса и не менее крепко сжимали кулаки. Город Палермо торжествовал Пасху, наступившую 29 марта, и никто не предполагал, чем закончится этот праздник.
Центром действия стала церковь Святого Духа, расположенная в миле от старой городской стены на берегу реки Оретто. В понедельник местный люд стекался сюда, чтобы послушать вечернюю службу. Было людно, прихожане пребывали в приподнятом настроении, разговаривали и пели. Неожиданно на площади перед церковью показался небольшой французский отряд из солдат и чиновников. Гостям тут были не рады, тем более что визитеры были не только пьяны, но и вели себя достаточно развязно.
Некий королевский сержант Друэ разошелся до того, что выхватил из толпы замужнюю женщину и начал ухаживать за ней. Терпение присутствовавшего тут же супруга мгновенно испарилось, как вода, пролитая на жаровню. Он выхватил нож и заколол сержанта. Это повлекло цепную реакцию: французы попытались отомстить за своего товарища, но были сразу же окружены толпой всё более свирепеющих горожан, в руках которых внезапно появилось оружие. Вскоре все французы были убиты.
Сицилийская вечерня. Франческо Айец, 1846 г.
В тот же момент колокола церкви Святого Духа и других храмов громким звоном призвали к вечерне. События начали развиваться лавинообразно. Весть о произошедшем инциденте, как ветер, разнеслась по городу. Откуда не возьмись, появились глашатаи, которые начали призывать жителей взяться за оружие и убивать французов. Улицы быстро заполнялись вооруженными и озлобленными людьми – вражда, долгое время томившаяся взаперти, вырвалась наружу. Толпа, скандировавшая «Смерть французам!», искала крови и вскоре нашла ее в избытке.
Началась беспощадная резня, в которой не было пощады ни женщинам, ни детям. Горожане врывались в дома и постоялые дворы, убивая любого встретившегося им француза, не щадя и членов семей. Из монастырей насильно вытаскивали всех монахов-французов и тут же лишали их жизни. К утру следующего дня более двух тысяч человек были убиты, а восставшие полностью контролировали Палермо.
Следует отметить, что мятеж не перерос в хаотичный погром, когда, пресытившись кровью, остывшая толпа неторопливо и удовлетворенно расходится по домам. Наоборот, восставшие горожане быстро самоорганизовались, выбрали авторитетных предводителей из числа дворянства и провозгласили себя коммуной. К Папе Римскому были немедленно отправлены делегаты с просьбой взять Сицилию под свое высокое покровительство.
Восстание распространилось по острову, и вскоре в руках французов осталась только Мессина, где располагался большой и сильный гарнизон и стоял флот Карла Анжуйского, который с некоторых пор именовал себя Карлом I. Однако видимое спокойствие в Мессине оставалось не более чем иллюзией. К городу двигались крупные отряды восставших, а среди жителей распространялись воззвания к мятежу.
Наконец, 28 апреля город поднялся с оружием в руках. Французский гарнизон избежал уничтожения, вовремя укрывшись в цитадели, однако восставшие захватили и сожгли весь огромный флот, сосредоточенный в гавани. Вместе с ним сгорели и планы Карла овладеть Константинополем и вписать в историю свое имя как великого короля-крестоносца. После непродолжительных переговоров гарнизону мессинской цитадели позволили покинуть город на кораблях. Сицилия больше не находилась под властью Анжуйской династии.
Остров раздора
Пославшие делегацию к папе Мартину жители Палермо надеялись напрасно. Глава церкви не соизволил их принять. Но сицилийцы не отчаивались и вскоре направили в резиденцию понтифика новых послов – не только из Палермо и Мессины, но и из других городов. В этот раз Мартин позволил делегации войти в свои покои, однако на все мольбы взять восставших под свое покровительство лишь ответил цитатой из Библии: «Радуйся, Царь Иудейский! – и били его». Иного ответа делегаты не получили и отбыли ни с чем.
7 мая 1282 года Святейший Престол издал буллу об отлучении всех восставших сицилийцев от церкви и заранее всех тех, кто их поддержит. В дополнение к этому Мартин отлучил императора Михаила Палеолога и всех гибеллинов северной Италии. Папа оказался верен себе и в начавшемся конфликте однозначно выбрал сторону короля Карла.
Карл весьма болезненно переживал все более печальные новости с Сицилии. Когда королю доложили о произошедшей в Палермо резне, он воспринял это событие как волнения локального характера, с которыми в силах справиться местная администрация. Но получив известие о падении Мессины и утрате стоявшего там флота, Карл воскликнул: «Господь всемогущий, если ты желаешь низвергнуть меня, то позволь хотя бы спускаться вниз мелкими шагами!»
Впрочем, пятидесятипятилетний король Сицилии был далек от отчаяния и начал готовить повстанцам безжалостный и скорый ответ. Его войска стягивались на юг Апеннинского полуострова, а в местных портах, в частности в Бриндизи, сосредоточился весь уцелевший после мессинской катастрофы флот.
Карл также желал заручиться поддержкой своего племянника короля Франции Филиппа III, который, в перерывах между сеансами материнских внушений, все-таки был способен к принятию самостоятельных решений. Племянник выразил понимание дядюшкиных проблем, справедливо, однако, указывая на то, что веревка от колокола сицилийской вечерни давно находится в руках арагонских звонарей.
Педро и Констанция продолжали делать вид, что они не имеют к происходящему никакого отношения. Когда же папа Мартин IV отправил запрос, с какой целью огромный флот сосредоточен в устье реки Эбро, то получил вполне благочестивый ответ: для борьбы против пиратов в Африке. Однако про себя и в кругу посвященных Педро Арагонский определял положение «африки» в месте, расположенном чуть севернее руин Карфагена.
Восстание на Сицилии, несмотря на тщательные приготовления, застало его врасплох – король планировал выступить только тогда, когда Карл отплывет со своим воинством окончательно решать проблему Константинополя. Лишь после утраты Мессины и уничтожения кораблей Карла арагонский флот вышел в море. Педро III не очень хотелось ссориться с папой, поэтому на первоначальных порах он действовал очень осторожно. Его флот неторопливо пересек Средиземное море и бросил якоря у алжирского берега. Правитель Константины был формальным союзником арагонского короля против тунисского эмира, и Педро остановился здесь, ожидая новостей с Сицилии.
А на Сицилии ждали гостей в лице взбешенных прежних хозяев. Карл не торопился – поход на Константинополь все равно был отложен на неопределенный срок, и Анжуйский обстоятельно подошел к делу организации карательной экспедиции. В Генуе, Венеции и Пизе были наняты новые корабли для перевозки войск. 25 июня 1282 армия Карла переправилась через пролив и стала лагерем возле Мессины.
Одновременно с этой операцией предпринимались шаги по более-менее мирному обузданию восстания. Мартин IV направил на остров одного из своих доверенных лиц – искусного переговорщика кардинала Герарда Пармского, который должен был вступить в контакт с руководителями сицилийских коммун и уговорить их капитулировать. В дополнение к усилиям Святого Престола Карл издал специальный эдикт, согласно которому управление острова претерпевало серьезные изменения в сторону смягчения. Административная власть чиновников существенно ограничивалась, а налоги были снижены.
Однако на островитян эти запоздалые уступки короля не произвели никакого впечатления. Французов тут продолжали ненавидеть и считали оккупантами, а самого Карла – безжалостным тираном, убившим истинного короля Манфреда и казнившим Конрадина.
Жители Мессины начали готовиться к обороне. Ее возглавил опытный в военном отношении сицилийский аристократ Аламо да Лентино. Он тут же начал приводить стены и укрепления города в надлежащий порядок, заготавливать провиант и оружие. В Мессину прибыли добровольцы из Генуи, Анконы и Венеции, которые были недовольны Карлом. В начале августа сюда же на кораблях добрался отряд арагонских дворян вместе со слугами и оруженосцами. Они «отпросились» у Педро III и на правах добровольцев решили принять участие в обороне.
Обустроив свой лагерь и поняв, что защитники Мессины отвергают какие-либо переговоры, Карл перешел к активным действиям. Первая атака на городские укрепления была предпринята 6 августа – будучи пробной, она была отбита без особых потерь. Следующие приступы, спустя несколько дней, производились уже с привлечением больших сил со стороны осаждавших, но оказались столь же безрезультатными.
После первой пробы сил пришел черед переговоров, когда в Мессину отправился папский нунций кардинал Герард Пармский. Когда защитники услышали от него про требование Папы Римского вернуть город «истинному владельцу», кардинала выпроводили во французский лагерь.
15 августа 1282 года войска Карла вновь пошли на приступ, и опять их ждала неудача. Вокруг города стягивалась петля морской блокады – флот Карла по мощи многократно превосходил имеющиеся в распоряжении мессинцев военно-морские силы. Однако голода пока что не ощущалось – в этом году был богатый урожай фруктов, собранный с участков внутри города, в гавани в изобилии водилась рыба. Придя к выводу, что измором осажденных не взять, Карл вновь прибегает к силовым методам воздействия.
2 сентября он безуспешно атакует северную сторону Мессины, а 14 сентября было объявлено днем генерального штурма. Бой в этот день отличался особым накалом и ожесточенностью, однако укрепления оказались прочны и тверды, как дух их защитников. После того, как камнем, выпущенным из катапульты, были убиты двое стоящих рядом с Карлом рыцарей, он приказал отступить.
Раздосадованный неудачей, король попытался применить иной метод: он написал главнокомандующему обороной Аламо да Лентино пространное письмо, в котором сулил ему много денег и земель, причем земель наследных. Взамен от того требовалось передать Мессину под власть короля и выдать шестерых зачинщиков мятежа по выбору Карла. Остальные жители получали высочайшее прощение. Аламо да Лентино был, очевидно, не из тех, кто верит обещаниям волка стать вегетарианцем в обмен на право посещения овчарни исключительно в научных целях, и отверг предложения короля.
Защитники Мессины, как и вся восставшая Сицилия, находились в исключительно трудном положении. Папа, несмотря на мольбы, безоговорочно принял сторону Карла – помощи от Святого Престола ждать не следовало. Сицилии, несмотря на добровольцев с материка, было не выстоять против могучей военной машины одного из самых влиятельных и сильных монархов того времени.
И тогда призыв о помощи был услышан еще одной заинтересованной стороной, которая до недавнего времени грела палубы своих кораблей под африканским солнцем. 30 августа 1282 войска Педро III Арагонского высадились в Трапани.
Война Сицилийской вечерни. Несостоявшийся турнир и морские сражения
Прямое вмешательство Его Величества Педро III Арагонского в сицилийские проблемы Карла I окончательно трансформировали внутренний конфликт Сицилийского королевства в войну между разными государствами. Никто тогда не мог предугадать, насколько долго она продлится и каковы будут потери, жертвы и приобретения всех ее участников. Казалось, что для достижения искомых результатов достаточно будет умеренных усилий. Но вышло так, что на это ушли годы, и не все зачинщики и участники драмы дожили до ее завершения.Высадка Педро III в Трапани
Педро III – король Сицилии
Островитяне, учинившие беспощадную зачистку Сицилии от всех, кто имел хоть какое-то отношение к Анжуйскому дому, понимали, на что шли. Их зыбкой власти над охваченной восстанием территорией могла положить конец более-менее крупная армия, переправившаяся через пролив. И она не заставила себя долго ждать – Карл высадился и осадил Мессину.
Педро III Арагонский
Разумеется, в лице Педро III вожди повстанцев и неприметные во все времена люди, умеющие убедительно нашептывать, видели и подразумевали достойную альтернативу Карлу. Пока арагонский монарх «гостил» на североафриканском побережье вместе со своей армией и флотом, к нему без устали одна за другой направлялись послы и делегации сицилийцев. Тема бесед и консультаций была одна: не будет ли любезен Педро III Арагонский стать в нагрузку еще и Сицилийским? Супруга короля и дочь покойного Манфреда королева Констанция была вовсе не против увеличения территориальных владений своего супруга.
Самому арагонцу уже порядком поднадоели алжирские пейзажи, да и войско томилось от безделья. Собрав военный совет, он отдал приказ своим командирам готовиться к выступлению. К концу августа 1282 года лагерь в североафриканском местечке Колло был свернут, и армия начала погрузку на корабли – к великой радости сицилийцев. Им было милостиво объявлено, что король великодушно согласился на скромную роль спасителя Сицилии и, по совместительству, на должность ее короля. Папе была послана специальная грамота, где смиренно говорилось что-то вроде «извините, но так уж вышло».
30 августа Педро III высадился в Трапани, а 2 сентября торжественно вступил в Палермо. В этом городе он в торжественной обстановке объявил себя королем Сицилии – от участия местных епископов в церемонии пришлось отказаться, поскольку один из них умер, а второй сбежал. Новый король посулил народу новые и старые вольности и объявил о наборе в армию. На радостях пополнившая личный состав, армия неторопливо выступила освобождать Мессину, а к Карлу были направлены послы с учтивым требованием очистить остров.
Несостоявшийся покоритель Константинополя принял делегацию 16 сентября, после провала общего штурма. Король был холоден и не очень вежлив. Он советовался со своими командирами. 17 сентября арагонские послы получили ответ в довольно расплывчатых выражениях. Педро III не является королем Сицилии, поскольку им был, есть и будет Карл I. Анжуйский великодушно уберет свою армию из-под Мессины и переправит на материк, но, будучи человеком воспитанным, непременно вернется. Причем, дабы сохранить фактор приятной неожиданности, сделает это внезапно и без предупреждения. Карл не хотел сражения с превосходящими силами врага у стен Мессины – тем более что арагонский флот по мощи превосходил все те морские силы, которые имелись в его распоряжении. Кроме того, следовало дождаться подкреплений из Франции.
К концу сентября французская армия переправилась в Калабрию, оставив противнику большое количество трофеев в виде различного имущества. 2 октября Педро III триумфально въехал в Мессину. Воодушевленный успехами и поддержкой населения, новый хозяин Сицилии решил попытать счастья и на Апеннинском полуострове. Арагонские отряды высадились на итальянский берег, пересекли перешеек с Тирренским морем и заливом Таранто. Армия Карла, находившаяся в Реджо, оказалась отрезанной от остального королевства.
Но попытки арагонцев продвинуться вглубь были купированы грамотно построенной обороной французов, которые держали в своих руках ключевые замки и крепости. Блокада Реджо оказалась дырявой, и к Карлу просачивались подкрепления. Вскоре арагонские войска были оттеснены к побережью. К зиме 1282–1283 гг. война зашла в тупик.
Несостоявшийся турнир в Бордо
К происходящим на юге Апеннинского полуострова событиям начали проявлять интерес и другие государства. К тому же что Педро III, что Карл были не прочь получить помощь от своих союзников. Первоначальный расчет арагонцев на сотрудничество с ненавидевшей Анжуйский дом Византией не оправдался. Михаил Палеолог в конце 1282 года скончался. Его сын Андроник был, скорее, богословом на императорском троне и не проявлял ни интереса, ни способностей к внешнеполитическим делам.
Торговая республика Генуя, также на словах ненавидевшая Карла, была типичным коммерческим государством, где экономическая выгода всегда ставилась выше политических приоритетов. Ее лояльность как союзника измерялась ценами на товары и стабильностью рынка.
У Карла с союзниками дело обстояло лучше. Среди них присутствовала Венеция, которая также искала в начавшейся войне свой экономический интерес. Немаловажную роль в католическом мире играла прямая поддержка Папы. Мартин IV не только оптом отлучил от церкви всех врагов Карла, включая Педро III, но и оказал внушительную финансовую помощь. И, разумеется, своего родственника был готов поддержать племянник Карла – король Франции Филипп III. Произошедшее на Сицилии он воспринял как личное оскорбление. Затянувшийся конфликт с королевой-матерью Маргаритой Прованской решено было урегулировать путем пересмотра ее притязаний на Прованс. Французское золото и солдаты потекли в Италию.
Однако положение Карла, несмотря на сильных и небедных союзников и родственников, было нелегким. Он отчаянно нуждался в деньгах – один из самых богатых регионов его государства, Сицилия, теперь ему не принадлежала. Доходов от эпирских владений на Балканах едва хватало на оплату расквартированных там войск, а эмир Туниса под шумок политического кризиса перестал платить дань. Карл боялся затяжной войны, поскольку папского и французского золота едва хватало на текущие расходы, а его армия поглощала ресурсы с катастрофической быстротой. Долги росли, и войну надо было заканчивать.
У Карла родилась любопытная идея. В арагонский лагерь к Педро был направлен доминиканский монах. Он сообщил арагонскому королю, что его сицилийский соперник предлагает решить исход войны рыцарским поединком. Победителю безоговорочно доставалась Сицилия. Педро III согласился – финансовая система его королевства работала в форсированном режиме, и хотя были подняты до предела все возможные налоги и сборы, денег на войну тоже не хватало.
В процессе обсуждения организационных деталей было решено, что поскольку силы противоборствующих монархов были явно не равны (Карлу шел уже пятьдесят пятый год, а Педро был на пятнадцать лет моложе), вместе с королями будут сражаться по сотне рыцарей. Выбор участников команд оставался за Их Величествами. В качестве места для турнира или, скорее, поединка, был выбран город Бордо. Он в то время являлся частью владений английского короля Эдуарда, стороны нейтральной. День встречи был определен 1 июня 1283 года.
Реакция международной общественности на столь необычный способ прекращения войны была неоднозначной. Папа Мартин IV был сильно озадачен и даже напуган. Он написал Карлу проникновенное послание, в котором напомнил королю о том, что он представитель Божьей воли на земле и если нужен Божий суд, то он, Папа, может посодействовать. А прибегать к помощи мечей – решение опрометчивое и спорное.
Король Эдуард недоуменно пожал плечами, считая поединок двух монархов в духе легендарной эпохи короля Артура не очень солидным поступком. Мартин IV даже запретил Эдуарду проведение королевского поединка в Бордо, но уже слишком многое было поставлено на кон. Ни Карл, ни Педро не могли позволить запятнать свою честь отказом от турнира. 18 января 1283 года специальным указом Карл I вверил всю полноту королевской власти в стране на время своего отсутствия своему сыну Карлу Салернскому и отправился на север.
В начале марта он прибыл в резиденцию Папы Римского в Виареджо и успокоил Мартина IV – дескать, все под контролем. Через Марсель король «временно оккупированной» Сицилии достиг Франции, и в апреле в Париже его встречал венценосный племянник Филипп III, оказавший гостю теплый прием.
Педро III, в отличие от своего оппонента, не спешил покидать театр боевых действий, желая упрочить свои позиции. Его флот совершил ряд успешных набегов, высаживая тактические десанты на побережье. Желая заручиться поддержкой местного населения, он отпустил две тысячи пленных итальянцев, служивших Карлу. В ответ Карл Салернский, оставшийся за главного, провел в жизнь ряд указов, которые должны были значительно улучшить жизнь населения королевства и упорядочить его взаимодействие с властями.
В феврале Педро III через Валенсию также отправился в Бордо. Король Эдуард, сохраняя видимость приличия и памятуя о запрете папы, не покинул остров. Однако, не желая попасть в неудобное положение, все-таки распорядился подготовить для поединка ристалище. Карл прибыл в Бордо вместе с племянником Филиппом III и огромной свитой, в которой заметно выделялся большой отряд французских рыцарей. Приезд Педро III был обставлен с гораздо меньшей помпой и прошел скромно и почти незаметно.
Поединок должен был состояться 1 июня. Правда, имелась небольшая, но важная деталь, на которую почему-то никто из противоборствующих сторон не обратил внимания. Или сделал вид, что не обратил. Был четко известен день поединка, но не было определено его время. Это, однако, была деталь, которая делает историю.
Рамон Тускетс-и-Маньон. Педро III прибыл в Бордо на поединок с Карлом I Анжуйским
Рано утром 1 июня Педро III в сопровождении рыцарей выехал на ристалище. Арагонский герольд объявил о прибытии своего короля, однако выяснилось, что соперник попросту отсутствует. Не было ни Карла, ни его рыцарей. Прождав некоторое время, раздосадованный, а может, обрадованный Педро вернулся в свои апартаменты, попутно объявив себя победителем, поскольку соперник не явился на поединок. Несколько часов спустя представление повторилось, однако теперь главным действующим лицом был Карл Анжуйский. Он также прибыл в назначенное место в отсутствие назначенного времени. Заметив, что он и его рыцари находятся в одиночестве, король Сицилии также объявил себя победителем ввиду неявки Педро.
Спустя несколько дней оба короля покинули сдержанно гостеприимный Бордо, осыпая друг друга всякими эпитетами вроде «жалкого труса, побоявшегося прийти на суд Божий». И у арагонской, и у анжуйской стороны были веские основания утверждать, что именно она является победителем в несостоявшемся поединке, и не менее веские причины для того, чтобы этот поединок не состоялся.
Еще по дороге во Францию в беседе с папой Мартином IV Карл достиг полного взаимопонимания в вопросе организации такого предприятия, как Крестовый поход против Арагона. Филипп III также охотно поучаствовал бы в этом богоугодном деле, поскольку, кроме морального удовлетворения истового католика, его сын Карл Валуа должен был получить арагонский трон. Открыто выражавших недовольство соратников Людовика IX Cвятого, ворчавших, что отец нынешнего короля категорически не одобрил бы подобного, объявили стариками, не понимающими тонкостей современной политики.
Пока Педро и Карл безуспешно препирались по поводу династических вопросов, война продолжалась. Она шла не только на суше, но и на море.
Мальтийское сражение
Карл I отчаянно нуждался в деньгах. После его отъезда денег стало еще меньше, и теперь уже его сыну Карлу Салернскому пришлось заботиться об их умножении. Сын великого короля крутился, как мог, с присущим южанам темпераментом. Он без устали брал займы у банкиров Флоренции и Лукки, вольных городов королевства, и даже у тунисского эмира. Эмир, пользуясь нелегким положением Сицилийского королевства, перестал платить дань, ссылаясь на арагонских пиратов и «плохие времена», однако в долг давал охотно.
На с трудом добытые средства Карл Салернский снарядил большой флот, целью которого было восстановление коммуникаций с формально дружественным Тунисом и торговли с востоком. Кроме того, на острове Мальта находился блокированный анжуйский гарнизон, который ожидал помощи.
Флот, большинство кораблей которого было укомплектовано французскими экипажами из провансальцев, сосредоточился в Неаполе. Увеличив свой состав за счет местных эскадр, это соединение двинулось на юг с целью снять, наконец, блокаду с Мальты. Командовал флотом провансальский адмирал Бартоломе Бонвэн. Он повел свои корабли кратчайшим путем через Мессинский пролив, однако это обстоятельство не ускользнуло от внимания арагонцев. Их флот под командованием Руджеро ди Лауриа немедленно бросился в погоню.
Руджеро ди Лауриа был назначен на должность командующего арагонским флотом в апреле 1283 года, и это решение оказалось верным. Этот флотоводец одержал несколько побед над своими противниками и сыграл немаловажную роль в войне Сицилийской вечерни и в сопутствовавших ей событиях, таких как крестовый поход против Арагона.
4 июня 1283 года анжуйские корабли численностью более 20 галер к великой радости гарнизона вошли в удобную и обширную мальтийскую гавань. Их преследователи (сопоставимой численности), ненамного отстав, подошли к острову утром 7 июня.
Два небольших анжуйских корабля играли роль брандвахты, осуществляя охрану входа в гавань. Однако вместо планомерного патрулирования, они были пришвартованы к берегу по краям входа. Быстроходному арагонскому разведчику благодаря такой беспечности удалось проникнуть в гавань и выяснить расположение и численность неприятеля.
Перед рассветом 8 июня адмирал Руджеро ди Лауриа отдал приказ изготовиться к бою. Он выстроил свои галеры в одну линию, соединив их канатами. Эта тактика, приписываемая генуэзцам, позволяла не только держать строй, но и оставлять достаточное пространство между кораблями для беспрепятственной работы веслами. Кроме того, имелась возможность без особого труда перебрасывать подкрепления с одной галеры на другую – для этой цели перебрасывались временные мостки.
Арагонская эскадра в полной боевой готовности вошла в гавань, после чего ди Лауриа приказал громко трубить, привлекая внимание противника. Это было вовсе не данью рыцарским традициям, а элементарным трезвым расчетом. Анжуйские корабли стояли у берега, пришвартованные за нос, кормой к арагонцам. Тем самым их было легко оборонять из-за высоких кормовых надстроек и возможности пополнять экипаж непосредственно с суши. Кроме того, в случае успеха их нелегко будет быстро взять на буксир и вывести из гавани.
Андрей Алексеевич Шишкин. Арбалетчик
Анжуйцы поняли сигналы врага совершенно так, как от них и ожидал Руджеро ди Лауриа. С энтузиазмом их галеры одна за другой отваливали от берега и также начали строиться в боевой порядок. Завязался ожесточенный бой, продолжавшийся все утро. На каждой из галер противоборствующих флотов находилось примерно около сотни воинов, включая арбалетчиков и копейщиков. Арагонские корабли были оборудованы дополнительными фальшбортами, что хоть и сказывалось на скорости, зато обеспечивало лучшую защиту экипажей. В состав команд входили каталонские арбалетчики, чье мастерство считалось признанным на Пиренейском полуострове, и альмогавары – отлично подготовленная пехота из выходцев пограничных с мавританскими территорий.
Зная повадки врага широко использовать метательное оружие – стрелы и дротики, – ди Лауриа отдал приказ своим людям экономить боеприпасы и отвечать только из арбалетов. Когда дождь анжуйских стрел стал иссякать, арагонцы приблизились на кинжальную дистанцию и начали осыпать вражеские корабли прибереженными метальными снарядами. Короткое расстояние и достаточное количество средств поражения позволило нанести анжуйцам опустошительные потери, после чего арагонцы пошли на абордаж.
Арагонский арбалет
Альмогавары (арабское al-Mugavari – разведчик)
Ожесточенный бой закончился полной победой Руджеро ди Лауриа, его моряков и солдат. С места схватки смогли уйти лишь семь анжуйских кораблей, два из которых находилось в столь печальном состоянии, что их пришлось бросить. Людские потери также были огромны: в этот день Карл Салернский лишился убитыми и пленными от 3 тыс. до 4,5 тыс. своих людей. Потери арагонского флота были относительно невелики: не более 300 человек.
Ди Лауриа триумфально вернулся к берегам Италии и демонстративно показал свои корабли вблизи гавани Неаполя. Вскоре им был взят под контроль остров Капри. Эти успехи принесли славу арагонскому оружию, воодушевили армию, но не смогли принести королеве Констанции, оставшейся вместо супруга на Сицилии, столь необходимых денег. Дело в том, что вернувшийся из Бордо Педро III остался в Арагоне, готовясь к отражению все более явственного французского вторжения, а на Сицилии всеми делами занималась его жена.
Битва в Неаполитанском заливе и пленение Карла Салернского
Констанция ломала свою венценосную голову в поисках самого необходимого сейчас ресурса — денег. Их было мало, их не хватало, их попросту не было. Карл Салернский, страдающий от сходных проблем, отступил на север, и арагонская армия укрепилась в Калабрии. Но для выплаты жалования солдатам не было средств. Арагонские солдаты начали улучшать собственное материальное положение за счет местного населения, которое уже начало задаваться недвусмысленным вопросом: чем же все-таки Педро III Арагонский лучше Карла I Анжуйского?
В отчаянии Констанция решила попросить денег у Константинополя и написала письмо мужу, чтобы посоветоваться по-семейному. Король пришел в ярость от такой затеи, поскольку ее осуществление могло, по его мнению, ухудшить и без того катастрофические отношения с Папой. Но Мартину IV было уже все равно, где отлученный король будет добывать средства: в Константинополе или в преисподней. Вопрос о крестовом походе был решен окончательно, и началась его подготовка.
Вторжение в Арагон было сопряжено с многочисленными трудностями организационного характера и поэтому было намечено на 1285 год. Карл Анжуйский принял решение собрать большую армию и флот в Провансе, а своему сыну дал четкие инструкции. Карл Салернский должен был собрать как можно больше войск в Неаполе и придерживаться строго оборонительной тактики. Несмотря на отменную личную храбрость и мужество своего сына, отец не испытывал иллюзий по поводу его полководческого таланта.
Распоряжения короля были послушно исполнены. В районе Неаполя было собрано всё, что было под рукой у Салернского, включая феодальное ополчение, контингенты из сарацин города Лучеры и отряды тосканских гвельфов. На неаполитанских верфях спешно строились новые боевые корабли.
Тем временем адмирал Руджеро ди Лауриа со своим флотом не только вышел на самоокупаемость, осуществляя дерзкие вылазки вдоль побережья, но и, благодаря захваченной при этом добыче, несколько утишил головную боль королевы Констанции. В мае 1284 года его флот прибыл в Неаполитанский залив и при помощи десанта захватил остров Низиду, опираясь на который ди Лауриа мог контролировать подходы к Неаполю. Началась блокада, которая больно ударила не только по нервной системе горожан, но и по их кошелькам.
Карл Салернский растерялся – отец категорически запретил ему атаковать намного более искусного врага. Его советники и полководцы, включая папского легата, также советовали ему не делать резких движений. Как многие сыновья, старавшиеся доказать своим родителям, что они не дубины стоеросовые, Карл поступил ровно наоборот.
5 июня 1284 года он и большое количество воинов погрузились на галеры и вышли из Неаполя в море. Карл Салернский ошибочно предполагал, что главные силы арагонского флота осуществляют набеговые операции, а остров Низида стережет небольшая эскадра, которую он без труда уничтожит. Адмирал Руджеро ди Лауриа был прекрасно осведомлен своими разведчиками обо всех намерениях и численности противника. Анжуйцев встретил весь арагонский флот, намного превосходящий их числом.
Рамон Тускетс-и-Маньон. Морская битва в Неаполитанском заливе 5 июня 1284 года
В завязавшейся жестокой битве, очень короткой из-за существенного неравенства сил, Карл Салернский дрался отважно и яростно, но в конце концов был захвачен в плен. Большинство анжуйских галер сдались после пленения их командира. Это была катастрофа для Сицилийского королевства.
Известие о пленении сына застало Карла Анжуйского в Гаэте. Он шел во главе прованского флота, для того чтобы вырвать у Арагона господство на море и спокойно приступить к организации Крестового похода. От сына, который не знал о приближении отца, требовалось только выполнить четкие инструкции. Он этого не сделал. Когда Карлу Анжуйскому сообщили о разгроме в Неаполитанском проливе, он в ярости воскликнул: «Кто теряет дурака – не теряет ничего!» И война продолжилась.
Война Сицилийской вечерни. Новые короли
Война Сицилийской вечерни, начавшись в пасхальный день 1282 года, длилась 20 лет. Ей предшествовала многолетняя борьба за сицилийскую корону. Главные участники этого европейского конфликта: Карл I Анжуйский, Педро III Арагонский и король Франции Филипп III – сошли со страниц истории в 1285 году, уступив место наследникам – новым королям, которые и поставили точку в этой войне.
Неаполь бурлил, как котел в бойкой харчевне перед ужином. Известие о поражении флота Карла Салернского и его пленении распространилось по городу со всей скоростью, на которую было способно бурное итальянское красноречие. Столицу Сицилийского королевства охватили беспорядки, быстро переросшие в бунты. Но захваченные столь увлекательным занятием горожане, похоже, не подозревали, что старый анжуйский лев бродит совсем неподалеку и скоро вернется в свое логово. Он был готов смириться с потерей сына, но лишиться короны было вне его представлений о смирении и благочестии.
Закат
Вернувшийся со своим прованским флотом, Карл быстро навел порядок в Неаполе. Сто пятьдесят наиболее отличившихся мятежников были без особого промедления повешены. Остальной «буйной черни» было милостиво даровано помилование. Потушив пламя, Карл решил успокоить папу Мартина IV, который в свете последних, далеких от радужного блеска событий, отчетливо проявлял признаки крайней озабоченности. Король написал понтифику обширное письмо, целью которого было не только подбодрить главу церкви, но и кое о чем попросить.
Разумеется, пленение сына – большое несчастье, однако у Карла имелось тринадцать внуков, так что было кому передать все хозяйство. Монарх не жалел красок, перечисляя свои силы и возможности. Он подробно рассказал Мартину IV о количестве собственных кораблей и численности войск, благоразумно умолчав об их качестве. Состояние дел преподносилось с выразительной бодростью: его армия могуча и свирепа, боевой дух экипажей галер выше, чем их мачты, и враг будет в скором времени побежден.
Для того чтобы это богоугодное дело завершилось как можно более победоносно, в конце письма Карл просил у Папы Римского пятьдесят тысяч золотом на покрытие военных расходов. Мартин IV покряхтел, но запустил руку в закрома. Часть средств была получена в виде займов у банкиров Тосканы и Флоренции после соответствующих папских напутствий.
24 июня 1284 года огромная армия Карла Анжуйского покинула Неаполь и неторопливо двинулась на юг. Его флот синхронно двигался вдоль побережья. Молва и угодливые хронисты раздували численность войск до десяти тысяч конницы и сорока тысяч пехоты, хотя вряд ли это правдивые цифры. И всё же очевидно, что силы короля были весьма многочисленными и многими воспринимались как почти неисчислимые полчища.
Несмотря на браваду в письме к папе, истинное состояние дел было не таким оптимистичным. Контингенты, набранные из собственно итальянцев, отличались невысокой мотивацией и низким боевым духом. Французские солдаты обладали более высокой выучкой, однако их поведение в Сицилийском королевстве было больше похоже на нахождение в землях скорее вражеских, нежели союзных. Оно выражалось в систематических грабежах и насилии. Еще одна часть армии состояла из наемников, чье желание держать в руках меч напрямую зависело от тяжести собственного кошелька.
Корабли Карла, численность которых оценивалась от пятидесяти до ста единиц, были хорошей постройки, среди их экипажей было много опытных моряков. Однако среди флотоводцев не было ни одного, кто мог бы сравниться с командующим арагонским флотом Руджеро ди Лауриа. Это неоднородное воинство было плохо пригодно для длительной войны с сильным и опытным противником.
В конце июля 1285 года Карл Анжуйский дошел до Калабрии и осадил город Реджо, удерживаемый арагонским гарнизоном. Фортуна, наверное, плохо переносила летнюю жару в этот год, поскольку не осчастливила своим вниманием знамена старого короля. Осада Реджо шла ни шатко ни валко, попытка высадки на Сицилию была сорвана, а анжуйский флот был сильно потрепан штормом.
Руджеро ди Лауриа не мог не воспользоваться открывшейся возможностью и начал почти безнаказанно опустошать побережье Калабрии, попутно круша морские коммуникации противника. Армия Карла Анжуйского продолжала безуспешно действовать. Моральный дух армии, сколоченной из самого разнообразного и значительной частью не очень подходящего люда, стремительно падал. Началось дезертирство – беглецов, особенно из числа итальянцев, становилось всё больше. Не помогали даже самые свирепые репрессивные действия. Арагонские отряды, высаживаемые с кораблей в тылу анжуйской армии, все более обескровливали систему тыла.
Уяснив, что дальнейшая осада Реджо может принести неприятности куда большие, нежели разбегающиеся подчиненные и скудеющий рацион, Карл приказал снять осаду. В августе он начал отступление на север – это была совершенно отчетливо видимая неудача. Король был вынужден смириться с болезненными потерями политического капитала и престижа, подорванного злоключениями в Калабрии.
Единственным ободряющим проблеском света были вести с Сицилии. Когда угроза непосредственного вторжения на остров несколько снизилась, местная знать, еще вчера почти единая в своем патриотическом порыве, нашла себе не менее увлекательное занятие: интриговать, подставлять друг друга и строить козни. В эпицентре политического шторма с сицилийским колоритом оказался герой обороны Мессины Аламо да Лентино.
Вместе со своей супругой, отчаянно пытавшейся соперничать с супругой короля Педро III Констанцией, и несколькими другими вельможами да Лентино стал приходить к выводу, что на Сицилии не только Карл, но и арагонцы тоже лишние. Кружку недовольных не дали трансформироваться в центр серьезного заговора – Аламо да Лентино вызвали на королевский ковер в Барселону, где герой обороны Мессины был арестован. Вскоре всплыли и другие не очень красивые подробности, особенно по финансовой части. Оставшуюся жизнь да Лентино провел в тюрьме. Его жена и несколько друзей были также арестованы.
Однако все эти шаги арагонцев всколыхнули общественное мнение на Сицилии – руководитель обороны Мессины был достаточно популярен. Карл был в курсе нарастающего разочарования королем Педро III и его командой и надеялся, удачно сочетая военные успехи с новой социально-экономической политикой в отношении населения, триумфально вернуться на остров. Военная операция с самыми решительными целями и средствами была назначена на весну 1285 года, когда французский король начал бы Крестовый поход против Арагона.
Армия Карла встала на зимовку в пока относительно богатой Апулии. Положение короля все более теряло недавнюю прочность. Его обширная держава расползалась, как старый холст. Заморские территории, включающие в себя балканские владения и Акру, не могли дать в нужном количестве золота и солдат, а являлись во многом сами дотационными регионами. Обеспечивать армию всем необходимым было по-прежнему нелегко, и почтительность банкиров становилась все менее искренней.
Карл выбрал для своей штаб-квартиры Бриндизи. Под его диктовку издается множество указов, согласно которым все начали бы жить по-новому, и обязательно лучше, чем раньше. Заботы и беспокойная, полная крутых поворотов жизнь подточили здоровье Карла. Его состояние начинает ухудшаться. В начале января 1285 года он, почувствовав, что отмеренное ему время подходит к концу, составил завещание.
Престол должен был унаследовать его сын, Карл Салернский. Если же наследника не удастся освободить из плена, власть перейдет к старшему из внуков – Карлу Мартеллу Анжуйскому. Граф Роберт д’Артуа, старый соратник короля, был назначен опекуном несовершеннолетнего внука до возвращения отца из плена либо до наступления совершеннолетия, если Карлу Салернскому не суждено будет увидеть родину. Слугам и приближенным король приказал раздать крупные суммы золота в обмен на клятву безоговорочной верности сыну и внуку.
Утром 7 января 1285 года короля Карла Анжуйского, сокрушителя Гогенштауфенов и несостоявшегося покорителя Константинополя, не стало. Эпоха могущества Сицилийского королевства в его анжуйской версии подходила к концу. Более двух десятков лет Карл Анжуйский держал в страхе центральное Средиземноморье, превратившись из провинциального феодала в лидера крупного государства. Своей волей, честолюбием, настойчивостью и беспощадной жестокостью этот человек проложил себе дорогу к трону Сицилийского королевства.
Он мечтал о Средиземноморской империи и, будучи человеком искренне набожным, считал свои деяния Промыслом Божьим. Однако дело его осталось незавершенным, когда в жизни Карла Анжуйского была поставлена точка. Своим наследникам он оставил разоренную войной страну, врагов, шагающих по ее земле, и кредиторов, толпящихся в приемной.
Война продолжается
Первое время после смерти Карла многим – и врагам, и соратникам – казалось, что время Сицилийского королевства подошло к концу. Калабрия была занята войсками Арагона, города на юге Италии один за другим переходили на сторону Педро III, а в самом Неаполе вновь вспыхнуло восстание. Заколебался в оценке ситуации даже весьма лояльный к анжуйскому дому папа Мартин IV. Поразмыслив, он отказался признать Карла Салернского наследником престола, а именовал того сомнительным титулом «сын короля Карла». Спустя некоторое время папа изменил свое решение, признав Роберта д’Артуа регентом. Одновременно был назначен еще один регент – доверенный кардинал Герард.
Однако права на наследство и у Карла Салернского, и у его малолетнего сына были пока что никак не подтверждены. Регентство было учреждено при папском престоле, а не для воспитания в правильном ключе юного Карла Мартелла, пока его отец томился в плену на Сицилии. Мартин IV явственно давал понять, что именно он будет решать, кто займет трон королевства. Папа, как сюзерен и покровитель, брал липкие от крови рычаги политики в свои руки.
Известие о смерти грозного дядюшки, которого французский король Филипп III не только уважал, но и побаивался, вызвало состояние, близкое к потрясению, не только у племянника, но и у всего его двора. Однако решение о Крестовом походе против Арагона не подлежало отмене. Огромная армия была собрана на юге страны и готова была выступить по первому сигналу.
Политическая композиция на Пиренейском полуострове была тоже по-своему затейливой, хотя вполне вписывалась в средневековое бытие. У готовящегося защищать родное королевство Педро III был родной брат Хайме II, король Балеарских островов и пограничного графства Руссильон. Он находился в вассальной зависимости от своего венценосного родственника. Как многие младшие сыновья, которым достался лишь ломоть наследства, Хайме II не был против получить больше. Кроме того, зачастую у правителей окраинных территорий возникают в голове беспокойные мысли. Произведя в уме подсчеты, Хайме дал понять королю Филиппу, что относится с полным пониманием к идее Крестового похода, тем более санкционированного Папой.
Французские войска получили право прохода через Балеарские острова и графство Руссильон, которое было ими немедленно занято. Местное население, далекое от большой политики, восприняло французов как врагов, и восстало. Лишь с большим трудом эти волнения удалось подавить.
Весной 1285 года армия Филиппа III форсировала Пиренеи. Щедрые на цифры хронисты исчисляли «несметные полчища» более чем ста тысячами человек, хотя, разумеется, реальное количество французских войск было менее солидным. Тем не менее те силы, которыми располагал Филипп III, были куда более многочисленными, чем противостоящая им арагонская армия. Никто не предполагал, как закончится это «богоугодное дело», никто не мог знать, что год 1285-й станет для многих участников этой драмы последним.
В июне 1285 года крестоносцы осадили город Жерону, гарнизон и население которого оказали захватчикам ожесточенное сопротивление. Педро III вполне здраво оценивал собственные возможности и старательно уклонялся от решительного сражения. Вместо этого арагонцы прибегли к партизанской тактике: их отряды беспрестанно нападали на французские коммуникации, обозы и фуражиров, являя собой источник постоянной головной боли для французского командования. Жерона не сдавалась – невольным союзником арагонцев стала вспыхнувшая в лагере осаждающих эпидемия дизентерии.
К концу лета, выдавшегося в этом году весьма жарким, почти половина армии, включая самого французского короля, была поражена болезнью. Наконец после более чем двухмесячной осады Жерона была взята. Не затягивая с формальностями, Филипп тут же короновал своего сына Карла Валуа королем Сицилии, но поскольку остров еще предстояло завоевать, данный факт являлся лишь наспех устроенным представлением с четким политически уклоном.
Однако радость измотанных тяжелой осадой и болезнями победителей была испорчена очень неприятным известием. Педро III, имевший в своем распоряжении гораздо меньшее количество ресурсов, чем его противник, использовал все свои возможности. Преданный братом, пустившим на свою землю врагов, не получивший в достаточной мере поддержки собственной аристократии, тесно связанной с французской, арагонский король имел в своем распоряжении отличных командиров.
Одним из лучших был адмирал Руджеро ди Лауриа. Он был без промедления отозван из сицилийских вод для операций против французов. И опытный флотоводец не подвел. За день до падения Жероны, 4 сентября 1285 года, Руджеро ди Лауриа разбил и рассеял французский флот, который придерживался в своих действиях пассивной тактики. Затем в тылу противника у самой границы был высажен десант, который перерезал главную коммуникацию Филиппа с его королевством.
Положение «крестоносцев», и без того весьма нелегкое, стало быстро ухудшаться. Даже не будучи великим стратегом, французский король понял, что затея с «крестовым походом» провалилась, и надо бы подумать о том, как унести ноги. Тем более что инициатор похода папа Мартин IV скончался 26 марта 1285 года, ненамного пережив Карла Анжуйского.
В середине сентября Филипп III приказал снять лагерь у Жероны и отступать во Францию. Дело это оказалось настолько нелегким, что пришлось прибегнуть к иным способам выхода из критической ситуации, то есть вступить с противником в переговоры. Филипп III рассчитывал договориться с Педро о перемирии и организованном выводе войск. Однако арагонский король, хорошо видя все многочисленные плюсы своего положения, был не склонен к широким жестам. Он гарантировал свободный выход из Арагона только Филиппу и членам королевской фамилии. На армию великодушие Педро не распространялось.
Поспешно свернув лагерь, французы начали отступление. Арагонцы немилосердно наступали им на пятки, особенно отличилась пехота – альмогавары, хорошо подготовленные и отлично знавшие местность. Больного короля, чье состояние ухудшалось, поспешили переправить через Пиренеи. Его история подходила к концу. 5 октября 1285 года Филипп III скончался в Перпиньяне, столице фактического союзника, предавшего своего сюзерена, короля Хайме II.
Плохо организованный отход французской армии вскоре и вовсе избавился от каких-либо признаков упорядоченности и закончился боем в Паниссарском проходе. Арагонцы настигли горе-крестоносцев в удобном для себя месте и нанесли им сокрушительное поражение. Крестовый поход против Педро III, объявленный с таким пафосом и столь долго планируемый, завершился полнейшим провалом. Организованный из-за соображений не веры, а политики, он был направлен на такую же католическую страну, как Франция или Сицилийское королевство.
Однако победителю не было суждено долго наслаждаться плодами своих успехов. 10 ноября 1285 года Педро III скончался. По злой прихоти судьбы за один год историческую сцену покинули почти все главные действующие лица эпопеи, началом которой послужила злосчастная Сицилийская вечерня. Один за другим окончательным достоянием хроник стали Карл Анжуйский, Папа Римский Мартин IV, короли Филипп III и Педро III. Их бренные тела нашли упокоение в массивных саркофагах, и души остыли от обуревавших их страстей. А драма продолжалась, и теперь на сцену выходили новые участники.
Новые герои старой истории
Очередным папой стал прожженный политик Гонорий IV. В отличие от предшественника, он был римлянином и считал, что Италия уже слишком сильно устала от войны. Рецепт мира понтифик видел в едином и неделимом Сицилийском королевстве. Настойчивость, перерастающая в упрямство в этом векторе политики, приведут в конце концов к ряду весьма печальных событий.
Арагонский трон занял сын Педро III-го Альфонсо. Сицилия была отдана младшему сыну Хайме (не путать с многовекторным братом Педро III-го – Хайме II, королем Мальорки). Альфонсо III-му шел в момент вступления на престол 21 год, и новоиспеченный король был умным и отважным юношей. Его младший брат, находившийся под влиянием матери, королевы Констанции, и ее ближайшего советника Джованни да Прочида, также обладал талантом государственного управления.
Королем Франции после провального крестового похода стал сын Филиппа III Филипп IV, прозванный Красивым. Отменные внешние данные молодого правителя тесно сочетались с талантами государственного деятеля. Его матерью была сестра Педро Арагонского, и он, в отличие от своего отца, не испытывал чрезмерного пиетета по отношению к Карлу Анжуйскому. Прежде чем расширять владения, по его мнению, надо было навести порядок в уже имеющихся.
По инициативе Филиппа IV и при посредничестве Гонория IV начались переговоры с Альфонсо III о перемирии. Созывать очередной крестовый поход против Арагона теперь не имело смысла, поскольку формально Альфонсо не претендовал на Сицилию. Хайме короновался в январе 1286 года в Палермо под именем Хайме I. После чего к папе были направлены послы с просьбой подтвердить его королевский титул.
Гонорий IV был умелым политиком, не чуждым здравого смысла. Он примирился со многими враждебными фракциями в Центральной и Северной Италии, пытался провести многочисленные реформы, в том числе и направленные на улучшение жизни в Сицилийском королевстве. В одном лишь он был совершенно непреклонен: остров Сицилия должен быть неотъемлемой частью государства. Поэтому, когда Гонорий IV узнал о просьбе Хайме I, то ответил ему анафемой. Кроме самого сицилийского короля, этой чести удостоилась королева-мать Констанция и, причем уже не в первый раз, всё население острова.
В последующие годы закрутилась политическая карусель, целью которой стало добиться желаемого при наименьших потерях. Все вспомнили о томящемся в каталонских застенках Карле Салернском, не потерявшем надежды обрести свободу. Вокруг этой фигуры велась сложная и лихо закрученная политическая игра, участниками которой были Папа Римский, сицилийский, арагонский и французский дворы.
Карл был готов разменять Сицилию на свободу, но отдавать остров запрещал папа. Пленник, не без сожаления, но с готовностью отказывался от права собирать дань с Тунисского эмирата, но французы, опасавшиеся усиления Арагона и боявшиеся, что «деньги пойдут не туда», также препятствовали подобному соглашению. В конце концов, плюнувший на обстоятельства Карл Салернский подписал соглашение с Хайме, согласно которому отказывался от Сицилии, Мальты и некоторых других территорий и от права сбора дани с эмира Туниса. В обмен он получал свободу и обязывался добиться от папы отмены анафемы против Арагона и Хайме I. Последний для закрепления договора должен был жениться на дочери Карла.
На пергаменте с королевскими печатями всё было хорошо, но Гонорий IV отреагировал на попытку урегулирования конфликта мирным путем очередным вторжением на Сицилию. Весной 1287 года большая анжуйская армия высадилась на острове и осадила город Аугусту. К концу июня запасы провианта у осаждающих стали подходить к концу, а город держался. Для ускорения осады в Неаполе был сформирован флот, во главе которого был поставлен граф Фландрский. Он должен был полностью блокировать Аугусту с моря.
Однако папские планы в очередной раз выбросил за борт адмирал Руджеро ди Лауриа. Прибыв в Неаполитанский залив, 23 июня 1287 года он хитростью выманил противника в море. По его приказу матросы осыпали анжуйцев колкими насмешками, оскорблениями и меткими выстрелами из лука. Терпение графа Фландрского и его подчиненных, среди которых было много знатных рыцарей, слишком восприимчивых к средиземноморскому красноречию, быстро истощилось. Анжуйский флот в составе более пятидесяти галер вышел в море, где его ожидал полный разгром.
Грамотно маневрируя, арагонцы сразу несколькими кораблями атаковали выбранный корабль противника и без труда захватывали его. Таким образом к исходу битвы, длившейся целый день, анжуйский флот был ликвидирован. Было захвачено более 40 кораблей, потери в живой силе достигали почти 5 тыс. человек убитыми и пленными. Это морское сражение вошло в историю как «битва графов» из-за обилия участвующей, погибшей и плененной знати, включая самого графа Фландрского.
Руджеро ди Лауриа был не склонен к кровожадности и отпустил своих высокопоставленных пленников за огромный выкуп, позволивший ему погасить задолженность по жалованию своим матросам. Оставшаяся без поддержки с моря, армия анжуйцев сняла осаду Аугусты и эвакуировалась на материк. Очередная попытка вернуть под контроль Сицилию провалилась.
Война Сицилийской вечерни продолжалась еще пять лет, переступив из века XIII в следующий, XIV век. Интриги, сорванные переговоры и договоры сменялись сражениями, а те очередными соглашениями. Колода участников этого растянувшегося во времени конфликта вновь несколько раз перетасовывалась, из нее выпадали одни карты и добавлялись другие.
После многих событий 31 августа 1302 года при активном участии тогдашнего папы Бонифация VIII, был, наконец, заключен Кальтабеллотский мирный договор, согласно которому Сицилия оставалась за братом Хайме – Федериго. Он должен был жениться на дочери Карла Салернского, чтобы после смерти Федериго власть над островом вновь перешла к Анжуйской династии.
Война, отличавшаяся как накалом боевых действий, так и политических страстей, наконец-то закончилась. История со вздохом облегчения поставила в ней точку, которая при более тщательном рассмотрении была больше похожа на запятую.
Закат
Вернувшийся со своим прованским флотом, Карл быстро навел порядок в Неаполе. Сто пятьдесят наиболее отличившихся мятежников были без особого промедления повешены. Остальной «буйной черни» было милостиво даровано помилование. Потушив пламя, Карл решил успокоить папу Мартина IV, который в свете последних, далеких от радужного блеска событий, отчетливо проявлял признаки крайней озабоченности. Король написал понтифику обширное письмо, целью которого было не только подбодрить главу церкви, но и кое о чем попросить.
Разумеется, пленение сына – большое несчастье, однако у Карла имелось тринадцать внуков, так что было кому передать все хозяйство. Монарх не жалел красок, перечисляя свои силы и возможности. Он подробно рассказал Мартину IV о количестве собственных кораблей и численности войск, благоразумно умолчав об их качестве. Состояние дел преподносилось с выразительной бодростью: его армия могуча и свирепа, боевой дух экипажей галер выше, чем их мачты, и враг будет в скором времени побежден.
Для того чтобы это богоугодное дело завершилось как можно более победоносно, в конце письма Карл просил у Папы Римского пятьдесят тысяч золотом на покрытие военных расходов. Мартин IV покряхтел, но запустил руку в закрома. Часть средств была получена в виде займов у банкиров Тосканы и Флоренции после соответствующих папских напутствий.
24 июня 1284 года огромная армия Карла Анжуйского покинула Неаполь и неторопливо двинулась на юг. Его флот синхронно двигался вдоль побережья. Молва и угодливые хронисты раздували численность войск до десяти тысяч конницы и сорока тысяч пехоты, хотя вряд ли это правдивые цифры. И всё же очевидно, что силы короля были весьма многочисленными и многими воспринимались как почти неисчислимые полчища.
Несмотря на браваду в письме к папе, истинное состояние дел было не таким оптимистичным. Контингенты, набранные из собственно итальянцев, отличались невысокой мотивацией и низким боевым духом. Французские солдаты обладали более высокой выучкой, однако их поведение в Сицилийском королевстве было больше похоже на нахождение в землях скорее вражеских, нежели союзных. Оно выражалось в систематических грабежах и насилии. Еще одна часть армии состояла из наемников, чье желание держать в руках меч напрямую зависело от тяжести собственного кошелька.
Корабли Карла, численность которых оценивалась от пятидесяти до ста единиц, были хорошей постройки, среди их экипажей было много опытных моряков. Однако среди флотоводцев не было ни одного, кто мог бы сравниться с командующим арагонским флотом Руджеро ди Лауриа. Это неоднородное воинство было плохо пригодно для длительной войны с сильным и опытным противником.
В конце июля 1285 года Карл Анжуйский дошел до Калабрии и осадил город Реджо, удерживаемый арагонским гарнизоном. Фортуна, наверное, плохо переносила летнюю жару в этот год, поскольку не осчастливила своим вниманием знамена старого короля. Осада Реджо шла ни шатко ни валко, попытка высадки на Сицилию была сорвана, а анжуйский флот был сильно потрепан штормом.
Руджеро ди Лауриа не мог не воспользоваться открывшейся возможностью и начал почти безнаказанно опустошать побережье Калабрии, попутно круша морские коммуникации противника. Армия Карла Анжуйского продолжала безуспешно действовать. Моральный дух армии, сколоченной из самого разнообразного и значительной частью не очень подходящего люда, стремительно падал. Началось дезертирство – беглецов, особенно из числа итальянцев, становилось всё больше. Не помогали даже самые свирепые репрессивные действия. Арагонские отряды, высаживаемые с кораблей в тылу анжуйской армии, все более обескровливали систему тыла.
Уяснив, что дальнейшая осада Реджо может принести неприятности куда большие, нежели разбегающиеся подчиненные и скудеющий рацион, Карл приказал снять осаду. В августе он начал отступление на север – это была совершенно отчетливо видимая неудача. Король был вынужден смириться с болезненными потерями политического капитала и престижа, подорванного злоключениями в Калабрии.
Единственным ободряющим проблеском света были вести с Сицилии. Когда угроза непосредственного вторжения на остров несколько снизилась, местная знать, еще вчера почти единая в своем патриотическом порыве, нашла себе не менее увлекательное занятие: интриговать, подставлять друг друга и строить козни. В эпицентре политического шторма с сицилийским колоритом оказался герой обороны Мессины Аламо да Лентино.
Вместе со своей супругой, отчаянно пытавшейся соперничать с супругой короля Педро III Констанцией, и несколькими другими вельможами да Лентино стал приходить к выводу, что на Сицилии не только Карл, но и арагонцы тоже лишние. Кружку недовольных не дали трансформироваться в центр серьезного заговора – Аламо да Лентино вызвали на королевский ковер в Барселону, где герой обороны Мессины был арестован. Вскоре всплыли и другие не очень красивые подробности, особенно по финансовой части. Оставшуюся жизнь да Лентино провел в тюрьме. Его жена и несколько друзей были также арестованы.
Однако все эти шаги арагонцев всколыхнули общественное мнение на Сицилии – руководитель обороны Мессины был достаточно популярен. Карл был в курсе нарастающего разочарования королем Педро III и его командой и надеялся, удачно сочетая военные успехи с новой социально-экономической политикой в отношении населения, триумфально вернуться на остров. Военная операция с самыми решительными целями и средствами была назначена на весну 1285 года, когда французский король начал бы Крестовый поход против Арагона.
Армия Карла встала на зимовку в пока относительно богатой Апулии. Положение короля все более теряло недавнюю прочность. Его обширная держава расползалась, как старый холст. Заморские территории, включающие в себя балканские владения и Акру, не могли дать в нужном количестве золота и солдат, а являлись во многом сами дотационными регионами. Обеспечивать армию всем необходимым было по-прежнему нелегко, и почтительность банкиров становилась все менее искренней.
Карл выбрал для своей штаб-квартиры Бриндизи. Под его диктовку издается множество указов, согласно которым все начали бы жить по-новому, и обязательно лучше, чем раньше. Заботы и беспокойная, полная крутых поворотов жизнь подточили здоровье Карла. Его состояние начинает ухудшаться. В начале января 1285 года он, почувствовав, что отмеренное ему время подходит к концу, составил завещание.
Престол должен был унаследовать его сын, Карл Салернский. Если же наследника не удастся освободить из плена, власть перейдет к старшему из внуков – Карлу Мартеллу Анжуйскому. Граф Роберт д’Артуа, старый соратник короля, был назначен опекуном несовершеннолетнего внука до возвращения отца из плена либо до наступления совершеннолетия, если Карлу Салернскому не суждено будет увидеть родину. Слугам и приближенным король приказал раздать крупные суммы золота в обмен на клятву безоговорочной верности сыну и внуку.
Смерть Карла Анжуйского. Миниатюра из Новой Хроники Джованни Виллани
Утром 7 января 1285 года короля Карла Анжуйского, сокрушителя Гогенштауфенов и несостоявшегося покорителя Константинополя, не стало. Эпоха могущества Сицилийского королевства в его анжуйской версии подходила к концу. Более двух десятков лет Карл Анжуйский держал в страхе центральное Средиземноморье, превратившись из провинциального феодала в лидера крупного государства. Своей волей, честолюбием, настойчивостью и беспощадной жестокостью этот человек проложил себе дорогу к трону Сицилийского королевства.
Он мечтал о Средиземноморской империи и, будучи человеком искренне набожным, считал свои деяния Промыслом Божьим. Однако дело его осталось незавершенным, когда в жизни Карла Анжуйского была поставлена точка. Своим наследникам он оставил разоренную войной страну, врагов, шагающих по ее земле, и кредиторов, толпящихся в приемной.
Война продолжается
Первое время после смерти Карла многим – и врагам, и соратникам – казалось, что время Сицилийского королевства подошло к концу. Калабрия была занята войсками Арагона, города на юге Италии один за другим переходили на сторону Педро III, а в самом Неаполе вновь вспыхнуло восстание. Заколебался в оценке ситуации даже весьма лояльный к анжуйскому дому папа Мартин IV. Поразмыслив, он отказался признать Карла Салернского наследником престола, а именовал того сомнительным титулом «сын короля Карла». Спустя некоторое время папа изменил свое решение, признав Роберта д’Артуа регентом. Одновременно был назначен еще один регент – доверенный кардинал Герард.
Однако права на наследство и у Карла Салернского, и у его малолетнего сына были пока что никак не подтверждены. Регентство было учреждено при папском престоле, а не для воспитания в правильном ключе юного Карла Мартелла, пока его отец томился в плену на Сицилии. Мартин IV явственно давал понять, что именно он будет решать, кто займет трон королевства. Папа, как сюзерен и покровитель, брал липкие от крови рычаги политики в свои руки.
Французский король Филипп III
Известие о смерти грозного дядюшки, которого французский король Филипп III не только уважал, но и побаивался, вызвало состояние, близкое к потрясению, не только у племянника, но и у всего его двора. Однако решение о Крестовом походе против Арагона не подлежало отмене. Огромная армия была собрана на юге страны и готова была выступить по первому сигналу.
Политическая композиция на Пиренейском полуострове была тоже по-своему затейливой, хотя вполне вписывалась в средневековое бытие. У готовящегося защищать родное королевство Педро III был родной брат Хайме II, король Балеарских островов и пограничного графства Руссильон. Он находился в вассальной зависимости от своего венценосного родственника. Как многие младшие сыновья, которым достался лишь ломоть наследства, Хайме II не был против получить больше. Кроме того, зачастую у правителей окраинных территорий возникают в голове беспокойные мысли. Произведя в уме подсчеты, Хайме дал понять королю Филиппу, что относится с полным пониманием к идее Крестового похода, тем более санкционированного Папой.
Французские войска получили право прохода через Балеарские острова и графство Руссильон, которое было ими немедленно занято. Местное население, далекое от большой политики, восприняло французов как врагов, и восстало. Лишь с большим трудом эти волнения удалось подавить.
Весной 1285 года армия Филиппа III форсировала Пиренеи. Щедрые на цифры хронисты исчисляли «несметные полчища» более чем ста тысячами человек, хотя, разумеется, реальное количество французских войск было менее солидным. Тем не менее те силы, которыми располагал Филипп III, были куда более многочисленными, чем противостоящая им арагонская армия. Никто не предполагал, как закончится это «богоугодное дело», никто не мог знать, что год 1285-й станет для многих участников этой драмы последним.
Фреска из Замка Кардона, изображающая осаду Жероны в 1285 году. Выставлена в Национальном музее искусства Каталонии
В июне 1285 года крестоносцы осадили город Жерону, гарнизон и население которого оказали захватчикам ожесточенное сопротивление. Педро III вполне здраво оценивал собственные возможности и старательно уклонялся от решительного сражения. Вместо этого арагонцы прибегли к партизанской тактике: их отряды беспрестанно нападали на французские коммуникации, обозы и фуражиров, являя собой источник постоянной головной боли для французского командования. Жерона не сдавалась – невольным союзником арагонцев стала вспыхнувшая в лагере осаждающих эпидемия дизентерии.
К концу лета, выдавшегося в этом году весьма жарким, почти половина армии, включая самого французского короля, была поражена болезнью. Наконец после более чем двухмесячной осады Жерона была взята. Не затягивая с формальностями, Филипп тут же короновал своего сына Карла Валуа королем Сицилии, но поскольку остров еще предстояло завоевать, данный факт являлся лишь наспех устроенным представлением с четким политически уклоном.
Однако радость измотанных тяжелой осадой и болезнями победителей была испорчена очень неприятным известием. Педро III, имевший в своем распоряжении гораздо меньшее количество ресурсов, чем его противник, использовал все свои возможности. Преданный братом, пустившим на свою землю врагов, не получивший в достаточной мере поддержки собственной аристократии, тесно связанной с французской, арагонский король имел в своем распоряжении отличных командиров.
Одним из лучших был адмирал Руджеро ди Лауриа. Он был без промедления отозван из сицилийских вод для операций против французов. И опытный флотоводец не подвел. За день до падения Жероны, 4 сентября 1285 года, Руджеро ди Лауриа разбил и рассеял французский флот, который придерживался в своих действиях пассивной тактики. Затем в тылу противника у самой границы был высажен десант, который перерезал главную коммуникацию Филиппа с его королевством.
Положение «крестоносцев», и без того весьма нелегкое, стало быстро ухудшаться. Даже не будучи великим стратегом, французский король понял, что затея с «крестовым походом» провалилась, и надо бы подумать о том, как унести ноги. Тем более что инициатор похода папа Мартин IV скончался 26 марта 1285 года, ненамного пережив Карла Анжуйского.
В середине сентября Филипп III приказал снять лагерь у Жероны и отступать во Францию. Дело это оказалось настолько нелегким, что пришлось прибегнуть к иным способам выхода из критической ситуации, то есть вступить с противником в переговоры. Филипп III рассчитывал договориться с Педро о перемирии и организованном выводе войск. Однако арагонский король, хорошо видя все многочисленные плюсы своего положения, был не склонен к широким жестам. Он гарантировал свободный выход из Арагона только Филиппу и членам королевской фамилии. На армию великодушие Педро не распространялось.
Поспешно свернув лагерь, французы начали отступление. Арагонцы немилосердно наступали им на пятки, особенно отличилась пехота – альмогавары, хорошо подготовленные и отлично знавшие местность. Больного короля, чье состояние ухудшалось, поспешили переправить через Пиренеи. Его история подходила к концу. 5 октября 1285 года Филипп III скончался в Перпиньяне, столице фактического союзника, предавшего своего сюзерена, короля Хайме II.
Королевский дворец Хайме II в Перпиньяне
Плохо организованный отход французской армии вскоре и вовсе избавился от каких-либо признаков упорядоченности и закончился боем в Паниссарском проходе. Арагонцы настигли горе-крестоносцев в удобном для себя месте и нанесли им сокрушительное поражение. Крестовый поход против Педро III, объявленный с таким пафосом и столь долго планируемый, завершился полнейшим провалом. Организованный из-за соображений не веры, а политики, он был направлен на такую же католическую страну, как Франция или Сицилийское королевство.
Педро III в Паниссарском проходе. Художник Мариано Барбасан
Однако победителю не было суждено долго наслаждаться плодами своих успехов. 10 ноября 1285 года Педро III скончался. По злой прихоти судьбы за один год историческую сцену покинули почти все главные действующие лица эпопеи, началом которой послужила злосчастная Сицилийская вечерня. Один за другим окончательным достоянием хроник стали Карл Анжуйский, Папа Римский Мартин IV, короли Филипп III и Педро III. Их бренные тела нашли упокоение в массивных саркофагах, и души остыли от обуревавших их страстей. А драма продолжалась, и теперь на сцену выходили новые участники.
Новые герои старой истории
Очередным папой стал прожженный политик Гонорий IV. В отличие от предшественника, он был римлянином и считал, что Италия уже слишком сильно устала от войны. Рецепт мира понтифик видел в едином и неделимом Сицилийском королевстве. Настойчивость, перерастающая в упрямство в этом векторе политики, приведут в конце концов к ряду весьма печальных событий.
Арагонский трон занял сын Педро III-го Альфонсо. Сицилия была отдана младшему сыну Хайме (не путать с многовекторным братом Педро III-го – Хайме II, королем Мальорки). Альфонсо III-му шел в момент вступления на престол 21 год, и новоиспеченный король был умным и отважным юношей. Его младший брат, находившийся под влиянием матери, королевы Констанции, и ее ближайшего советника Джованни да Прочида, также обладал талантом государственного управления.
Королем Франции после провального крестового похода стал сын Филиппа III Филипп IV, прозванный Красивым. Отменные внешние данные молодого правителя тесно сочетались с талантами государственного деятеля. Его матерью была сестра Педро Арагонского, и он, в отличие от своего отца, не испытывал чрезмерного пиетета по отношению к Карлу Анжуйскому. Прежде чем расширять владения, по его мнению, надо было навести порядок в уже имеющихся.
По инициативе Филиппа IV и при посредничестве Гонория IV начались переговоры с Альфонсо III о перемирии. Созывать очередной крестовый поход против Арагона теперь не имело смысла, поскольку формально Альфонсо не претендовал на Сицилию. Хайме короновался в январе 1286 года в Палермо под именем Хайме I. После чего к папе были направлены послы с просьбой подтвердить его королевский титул.
Гонорий IV был умелым политиком, не чуждым здравого смысла. Он примирился со многими враждебными фракциями в Центральной и Северной Италии, пытался провести многочисленные реформы, в том числе и направленные на улучшение жизни в Сицилийском королевстве. В одном лишь он был совершенно непреклонен: остров Сицилия должен быть неотъемлемой частью государства. Поэтому, когда Гонорий IV узнал о просьбе Хайме I, то ответил ему анафемой. Кроме самого сицилийского короля, этой чести удостоилась королева-мать Констанция и, причем уже не в первый раз, всё население острова.
В последующие годы закрутилась политическая карусель, целью которой стало добиться желаемого при наименьших потерях. Все вспомнили о томящемся в каталонских застенках Карле Салернском, не потерявшем надежды обрести свободу. Вокруг этой фигуры велась сложная и лихо закрученная политическая игра, участниками которой были Папа Римский, сицилийский, арагонский и французский дворы.
Карл был готов разменять Сицилию на свободу, но отдавать остров запрещал папа. Пленник, не без сожаления, но с готовностью отказывался от права собирать дань с Тунисского эмирата, но французы, опасавшиеся усиления Арагона и боявшиеся, что «деньги пойдут не туда», также препятствовали подобному соглашению. В конце концов, плюнувший на обстоятельства Карл Салернский подписал соглашение с Хайме, согласно которому отказывался от Сицилии, Мальты и некоторых других территорий и от права сбора дани с эмира Туниса. В обмен он получал свободу и обязывался добиться от папы отмены анафемы против Арагона и Хайме I. Последний для закрепления договора должен был жениться на дочери Карла.
На пергаменте с королевскими печатями всё было хорошо, но Гонорий IV отреагировал на попытку урегулирования конфликта мирным путем очередным вторжением на Сицилию. Весной 1287 года большая анжуйская армия высадилась на острове и осадила город Аугусту. К концу июня запасы провианта у осаждающих стали подходить к концу, а город держался. Для ускорения осады в Неаполе был сформирован флот, во главе которого был поставлен граф Фландрский. Он должен был полностью блокировать Аугусту с моря.
Однако папские планы в очередной раз выбросил за борт адмирал Руджеро ди Лауриа. Прибыв в Неаполитанский залив, 23 июня 1287 года он хитростью выманил противника в море. По его приказу матросы осыпали анжуйцев колкими насмешками, оскорблениями и меткими выстрелами из лука. Терпение графа Фландрского и его подчиненных, среди которых было много знатных рыцарей, слишком восприимчивых к средиземноморскому красноречию, быстро истощилось. Анжуйский флот в составе более пятидесяти галер вышел в море, где его ожидал полный разгром.
Грамотно маневрируя, арагонцы сразу несколькими кораблями атаковали выбранный корабль противника и без труда захватывали его. Таким образом к исходу битвы, длившейся целый день, анжуйский флот был ликвидирован. Было захвачено более 40 кораблей, потери в живой силе достигали почти 5 тыс. человек убитыми и пленными. Это морское сражение вошло в историю как «битва графов» из-за обилия участвующей, погибшей и плененной знати, включая самого графа Фландрского.
Руджеро ди Лауриа был не склонен к кровожадности и отпустил своих высокопоставленных пленников за огромный выкуп, позволивший ему погасить задолженность по жалованию своим матросам. Оставшаяся без поддержки с моря, армия анжуйцев сняла осаду Аугусты и эвакуировалась на материк. Очередная попытка вернуть под контроль Сицилию провалилась.
Федериго II, король Сицилии
Война Сицилийской вечерни продолжалась еще пять лет, переступив из века XIII в следующий, XIV век. Интриги, сорванные переговоры и договоры сменялись сражениями, а те очередными соглашениями. Колода участников этого растянувшегося во времени конфликта вновь несколько раз перетасовывалась, из нее выпадали одни карты и добавлялись другие.
После многих событий 31 августа 1302 года при активном участии тогдашнего папы Бонифация VIII, был, наконец, заключен Кальтабеллотский мирный договор, согласно которому Сицилия оставалась за братом Хайме – Федериго. Он должен был жениться на дочери Карла Салернского, чтобы после смерти Федериго власть над островом вновь перешла к Анжуйской династии.
Война, отличавшаяся как накалом боевых действий, так и политических страстей, наконец-то закончилась. История со вздохом облегчения поставила в ней точку, которая при более тщательном рассмотрении была больше похожа на запятую.
Свежие комментарии