Daniel Steisslinger. ПОЧЕМУ ПАШКА МОРОЗОВ — РЕДИСКА, А МАТТЕО ФАЛЬКОНЕ — РОМАНТИЧЕСКИЙ ГЕРОЙ?

Именно Пашка, а не Павлик. Это деревенский пацан, который уже, наверное, махру покуривал и девок щупал, даром, что пионер. Павлик — это скорее отпрыск статского советника из акцизного ведомства, гуляющий по Летнему саду с бонной в 1913 году, будучи одетым в матросский костюмчик, хотя и он мог бы носить достаточно распространённую русскую фамилию Морозов (среди Морозовых были и крестьяне, и мещане, и купцы, и даже допетровские бояре, видимо, популярность фамилии связана с климатом страны их проживания).

Но всё дело в том, что Пашка своего батьку в Гестапо, которое ОГПУ, не закладывал. Люди Мюллера (зачёркнуто) Менжинского сами его вычислили, возможно, кто и стукнул, но не малолетний сын. Пашка только дал на суде правдивые показания о том, как под диктовку папаши писал липовые справки для взяткодателей. И убили его не за это: просто семья отца ненавидела его мать и её потомство от Трофима Морозова. Поэтому приделали и его младшего брата, который никаких показаний на суде не давал.

Морозов, который Павлик — это литературный персонаж агитки, написанной «по мотивам» биографии реального Пашки в нужном для заказчика ключе. Вот литературный персонаж на самом деле был стукачом в силу приписываемого ему щенячьего патриотического энтузизизьма. И приличные люди плюются по его адресу потому, что он поставил казённую лояльность выше лояльности семейной. Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что Трофим Морозов вёл себя с женой и детьми так, что заслуживал того, чтобы Пашка, дожив лет до 17-18, огрел его топором по бестолковке: лучше быть сиротой, чем иметь такого батьку.

Но вот другой пример предпочтения общественной лояльности семейным ценностям: Маттео Фальконе, персонаж одноимённой новеллы Проспера Мериме, убивает своего 10-летнего октябрёнка за то, что тот сдал ментам корсиканского бандита, которым Фальконе сочувствовал по идейным соображениям. Павлик (не реальный Пашка) идейно сочувствует коммунистам и подводит батьку-подкулачника и взяточника под монастырь — он гад, Фальконе сочувствует бандитам и вовсе убивает того члена своей семьи, который причинил им ущерб, но он — романтический герой, ныне забытый, но пользовавшийся сочувствием читающей публики при жизни Мериме. И уж ни у кого не повернётся язык осуждать Авраама, готового принести в жертву Богу долгожданного, из-за многолетнего бесплодия Сарры, сына Исаака, ни в чём перед Богом не провинившегося. Да и Тарасу Бульбе охотно прощают убийство Андрия, хотя и в этом случае он поставил козацкие ценности выше семейной солидарности.

В чём причина подобного двойного стандарта? ИМХО, в том, что в течение многих веков, а в большинстве мест на Земле — по сей день, мелких принято рассматривать как собственность родителей, как этакий livestock, вроде кур, свиней или телят. Если колхозник Василий заколол кабанчика и съел его с чадами и домочадцами, то это — привычное дело, не заслуживающее особого упоминания в его биографии. Если тот же Василий набухался в дрова, уснул возле свинарника и был сожран свиньями — то это ЧП, по меньшей мере, уездного масштаба.

В общем, агитпроповский Павлик виновен, главным образом, в том, что он — деть, пошедший против взрослого во имя каких-то своих идеалов (по нынешним представлениям, ложных). Когда по аналогичным мотивам старший убивает младшего, то это считается чуть ли не подвигом. Наверное, именно поэтому у ювенальной юстиции так много противников: ведь она ограничивает возможности произвола старших членов семьи (хотя, нельзя не признать, что младшие могут и злоупотреблять этой защитой, но такова природа человека).  https://www.facebook.com/steissd/posts/5182572901781353