Сегодня пропаганда говорит, что русские органически неспособны к демократии и европейским ценностям. Между тем, на протяжении почти четырех веков Новгородская республика доказывала обратное. В Новгороде была сложная, но демократическая система «сдержек и противовесов», в которой учитывался даже голос простолюдинов.

Фактической датой основания Новгородской республики можно считать 1136 год, когда новгородцы арестовали князя Всеволода Мстиславовича с семейством и затем изгнали его из города. Тогда же вече решило приглашать князей только как наёмных военачальников, оставив за ними высшую судебную власть (вместе с посадником) и сбор дани с покоренных земель.

Верховным органом власти Господина Великого Новгорода, то есть всей земли, простиравшейся от Балтики до Урала и от Белого моря до озера Селигер, было объявлено народное собрание, или вече. Оно собиралось на Торговой стороне Волхова, на площади, называемой новгородцами «Ярославово дворище». Летописи не оставили нам подробного описания порядка создания, структуры и правил деятельности высшего законодательного органа Новгородской республики, но, судя по размерам Ярославова дворища, вече состояло из 300-400 человек (Поскольку Новгород выставлял в XIII веке 3-5 тысяч воинов, его население равнялось 20-30 тысячам человек). При этом главную роль в политическом процессе играли новгородские бояре - наследственные аристократы, владевшие большой земельной собственностью - вотчинами, включавшие деревни с крестьянами и лесные промыслы и имевшие в городе усадьбы - защищённые забором участки с теремом и надворными постройками, то есть то, что в европейских городах называлось «замками».

Новгородские бояре, как и их европейские собратья, объединялись в родовые кланы, ведущую роль среди которых играли Онциферовичи, Мишиничи, Мирошкиничи и некоторые другие. Всего в Новгородской республике насчитывалось 40-50 боярских родов (кланов). Именно бояре чаще всего оказывались во главе соперничавших за власть группировок.

Важную роль в политическом процессе, учитывая торговый характер Новгорода, играли купцы. Новгородские купцы наряду с европейскими, в первую очередь ганзейскими торговцами, служили главным, организующим звеном в товарном потоке из лесной северо-восточной Руси в Европу, поставлявшем европейцам пушнину (в основном белку), воск, моржовую кость, и во встречном потоке из быстро развивающейся Европы на Русь, поставлявшем боярам предметы роскоши, оружие, металлы, вино, снабжавшее купечество и простых горожан сукном, изделиями европейских ремесленников.


Кроме того, Новгород, расположенный в северной и болотистой зоне, всегда нуждался в поставках зерна. Особенно эта нужда обострялась, учитывая высокую долю городского населения, в неурожайные годы. В таких случаях проблемой подвоза и обеспечения горожан хлебом (как правило, из южной Руси) занимались купцы, а регулированием его стоимости, недопущением «взлёта цен», - бояре и князь.

Другой значимой социальной и влиятельной политической группой новгородского общества были ремесленники. С другой стороны, в экономическом плане ремесленники зависели от купцов, диктовавших им цены и условия продажи продуктов труда. Часто ремесленники принимали приглашения бояр - для обеспечения безопасности и регулярного снабжения сырьём перенести свои мастерские в боярские усадьбы.

Важной социальной группой, снабжавшей новгородский экспорт пушниной, были ушкуйники. Ушкуйные дружины, как правило, формировались из избыточного населения, чаще из молодёжи, не нашедшей своего места в устоявшейся социальной и политической структуре республики. Каждый новгородский купец и ремесленник заранее определял сына-наследника своего дела. Остальные сыновья создавали вооружённые отряды, приобретали специальные, довольно вместительные суда - ушкуи, и направлялись по рекам и волокам на Север, в Пермскую землю, Северный Урал, а то и в Зауралье для сбора пушной дани с покорённых племён.

Исполнительную власть представляло правительство, которое возглавлял избираемый на один год посадник. Он занимался внутренними и международными делами и вместе с князем командовал войском и вершил суд. Второе по значению место в правительстве занимал также избираемый на вече тысяцкий. Он был ответственен за сбор налогов, разбирал тяжбы русских и иностранных купцов, участвовал в посольствах.



Важную роль в системе политических институтов Новгорода играл архиепископ. Он не присылался митрополитом, как это делалось в отношении других русских земель, а избирался самими новгородцами. Сначала вече отбирало трёх кандидатов, а затем жребием, который вытаскивал слепец или ребенок, избирался новый архиепископ. Он обладал большим духовно-нравственным авторитетом, распоряжался огромными богатствами, накопленными поступлениями церковной десятины, и мог оказать помощь республике и гражданам в трудное время. Архиепископ вёл контроль эталонов мер и весов, вместе с посадником и тысяцким готовил и подписывал международные договоры.

Важную роль в демократизации политического процесса Новгородской республики играли политические группировки, прообразы современных партий.

Каждый институт политической системы Новгорода опирался на свою собственную политическую силу, представлявшую собой в этом смысле политическую «партию», оказывавшую поддержку тому или иному должностному лицу, отправлявшему политические функции. Князь в своей деятельности более всего опирался на свою дружину, и когда собиралось ополчение, - на силу и авторитет всего войска, но для этого ему нужно было найти общий язык с тысяцким. В мирное время для князя очень важно было найти взаимопонимание с вечем. Одна лишь дружина была слишком слабой опорой в новгородской политике (учитывая, что до половины горожан – основа ополчения – имели оружие и были хотя бы на начальном уровне обучены военному делу).

Если князь не находил опоры у народного собрания, новгородцы изгоняли его. Первым изгнанным князем, не «вписавшимся» в новгородский политический процесс, не сумевшим создать свою стабильную группировку поддерживающих его новгородцев, был Глеб Святославович.

С «партией» князя соперничала «партия» посадника, который тоже искал поддержки у избиравшего его народного собрания, а также у ополчения, ведь его глава - тысяцкий - был подчинённым посадника. В этом смысле, то есть в поиске «силовой» опоры и народной поддержки, группировка князя с одной стороны и группировка посадника и тысяцкого с другой, выступали как политические соперники. Между группировками посадника и тысяцкого не было полного взаимопонимания. Посадник, как правило, избирался из представителей местной аристократии или местной купеческой знати. За избрание или переизбрание того или иного кандидата на должность посадника соперничали местные боярские и купеческие клики.



Тысяцкий чаще всего избирался из простолюдинов, из «людей». Если группировка посадника представляла в правительстве республики боярско-купеческую знать, то группировка тысяцкого – «чёрных людей», средние и нижние слои новгородского общества.

Группировка архиепископа опиралась на мощную церковную организацию, объединяющую все общины прихожан Новгорода и новгородской земли. Кроме того, поддержку группировке архиепископа всегда готов был оказать глава монашествующего, чёрного духовенства - новгородский архимандрит, который имел резиденцию близ города, в Юрьевом монастыре, и распространял свое влияние на все 17 монастырей новгородчины.

Систематическая работа веча, избрание основных государственных институтов, достаточно широкая система участия граждан создали иные, более легитимные и легальные возможности, чем в других землях Руси, для функционирования политических группировок. Несмотря на соперничество главных должностных лиц и «партий», их поддерживающих, центр политической жизни, как это и бывает в республиках, находился в народном собрании. Новгородское вече было организовано по территориальному признаку, поэтому вечевые группировки также получили территориальный характер.

Во-первых, этому способствовало разделение Новгорода на две стороны: Софийскую и Торговую, что естественным образом образовало в городской черте две «партии». «Партия» Софийской стороны выражала интересы аристократии, административной власти (чиновничества) и служилых людей. «Партия» Торговой стороны выступала от имени ремесленников, розничных торговцев, зажиточных купцов.

Кстати, сам термин «партия» не был известен в средневековой Руси, и то, что по латинской традиции в Европе понималось как часть (part) и имело смысл борющихся группировок (в собрании, суде или в уличной драке), в Новгородской республике называлось «сторона». Интересы Софийской и Торговой сторон часто сталкивались на вечевом собрании. Порой, если их не удавалось согласовать, группировки разделялись: жители Софийской стороны и их сторонники из пригородов собирались на площади перед Софийским собором, а жители Торговой стороны со своими сторонниками - на Ярославом дворище. Если не удавалось прийти к согласию, обе группировки сходились на границе между контролируемыми территориями, на своеобразной нейтральной полосе - на мосту через Волхов, для решения конфликта силовым путём. Здесь обычно вступала в действие третья сила: «партия» архимандрита, увещевавшая противостоящие группировки и предотвращавшая или не предотвращавшая кровопролитие.



Во-вторых, Новгородская земля делилась на пять пятин (административно-территориальных единиц), каждая из которых начиналась на одной из главных пяти улиц города – «концов». Политические группировки, состоявшие из жителей всех пяти концов, представлявших собой как бы уменьшенную копию всей территории государства, и представляли на вече интересы жителей всех пяти территориальных единиц республики.

Эти «пятинные партии» были постоянным фактором вечевой дифференциации. «Пятинные партии» состояли из «кончанских партий», представлявших интересы населения концов - новгородских улиц-тупиков, бравших начало от площадей и упиравшихся в городскую стену. Порой «партийная борьба» принимала даже вооружённый характер. Так, в 1207 году, после введения новых налогов правительством посадника Дмитра Мирошкинича, представлявшего бояр и купцов Неревского конца, население города восстало, разграбило усадьбы бояр «неревской кончанской партии» и избрало правительство из представителей Людина конца.

Примерно в таком состоянии политическая система Новгорода продержалась почти четыре века, а потом была уничтожена московитами.

(Цитаты: Борис Исаев, "Труды Исторического факультета Санкт-Петербургоского университета", №15, 2013)

http://ttolk.ru/?p=21185

Русские предлагают свой товар (меха белки) приказчику подворья св. Петра в Новгороде. Резная панель из церкви св. Николая в Штральзунде. Около 1400 года.
Согласно легенде, первый кабак на территории современной России появился при Иване Грозном в Москве. В реальности же, самое древнее питейное заведение существовало еще в XIV-XV веках в Новгороде. Пивной кабак находился на территории немецкой крепости - двора святого Петра, где новгородцы продавали ганзейцам шкурки белок.

О древнем Новгороде существует масса литературы, исследований, в городе постоянно что-то копают археологи. Между тем, расхожий русский миф "продать Родину за баварское пиво" на самом деле намного старше, чем это представляют наши патриоты. И корни его уходят как раз в новгородскую древность.

В самом центре Новгороде, на Торговой стороне, рядом с княжеским двором - так называемым двором Ярослава, в XIII-XV веках (возможно и ранее) существовали сразу две хорошо укрепленных немецких крепости. История их появления туманна, в русских летописях (описывающих события XII-XV веков) о них нет практически никаких упоминаний. Что выглядит довольно странным для новгородского летописания, которое часто достаточно подробно описывало события в городе. Зато об одной из этих крепостей (подворье святого Петра) сохранилось масса свидетельств из ганзейских источников, что неудивительно, поскольку она была центром достаточно многочисленной немецкой колонии в Новгороде.

Первая крепость была создана - согласно выводам советских ученых Е.А. Мельниковой и Е.А. Рыбиной, где-то в конце XI - начале XII веков. Доказательной базой является "Повесть о посаднике Добрыне", которая была найдена Н.М. Карамзиным в первой трети XIX века, и которую сам Карамзин считал просто литературным трудом, сказкой, а также пара рунических надписей, найденных в Швеции.

Общепринятым названием для этой крепости является Готский двор. Советские и российские историки считают, что на Готском дворе находилась некая "варяжская церковь" (то есть, католическая), якобы она называлась церковью святого Олафа. В русских летописях содержатся 4 скупых упоминания об этой церкви:

- 1152 год. I Новгородская летопись сообщает о пожаре "въ сред Търгу", при котором "церквии съгоре 8, а девятая Варязьская".
- 1181 год. Снова сообщение о пожаре. "зажьжена бысть церкы от грома Варязьска на Търговищи".
- 1217 год. "въ Варязькой божници изогрелъ товаръ въсъ варязьскый бещисла". Это, кстати, единственное хоть сколько-нибудь информативное сообщение. В Средние века здания церквей очень часто использовались как склады. Собственно, в Новгороде они в основном только так и использовались.
- 1311 год. В Новгороде сгорели 7 каменных церквей, в том числе все та же, многострадальная, "варяжская".



Советские археологи один раз предприняли попытку раскопать остатки Готского двора, площадь которого была определена примерно в 2500 квадратных метров. Раскопки велись три сезона подряд - в 1968-1970 годах. На раскопе были открыты фундаменты мощной каменной дозорной башни, остатки тына (из бревен диаметром 40-50 сантиметров) и бревенчатых стен (очень мощных, состоявших из бревен диаметром до 50 сантиметров, что было нехарактерно для типично русских построек, состоящих из бревен вдвое меньших по диаметру), колодец и ряд других построек. До материка археологи так и не докопали (точнее, его просто не определили из-за плывуна), а поскольку, по мнению Е.А. Рыбиной, стратиграфия слоев была затруднена, то оценочная датировка раскопанного – XIV - XV века (Е.А. Рыбина. Готский раскоп. /Археологическое изучение Новгорода. М., 1978).

Хуже было то, что знаменитая новгородская дендрохронология не выдержала проверки «немецкими» бревнами:

«Датировка всех ярусов Готского раскопа чрезвычайно затруднена. Дендрохронологический метод не дал никаких результатов. Остатки обнаруженных в ярусах А, Б, В, Г, 1—3 различных сооружений, у которых были взяты спилы для дендрохронологического анализа, пока не получили дат. Бревна же, из которых сложены срубы 4 и 5, хотя и хорошо сохранились, однако имеют аномальную вариацию годичных колец, и поэтому дендрохронологические графики этих бревен не находят места на общей дендрохронологической шкале Восточной Европы». (Е.А. Рыбина. Готский раскоп. /Археологическое изучение Новгорода. М., 1978).

В другой работе Е.А. Рыбина жалуется уже на нехватку древесного материала. Это странно: ведь на раскопе были выявлены остатки нескольких срубов, мощного тына и т.п. древесный материал. Помимо этого Е.А. Рыбина заявляет о «индивидуальной аномалии» годичных колец деревьев, найденных на Готском раскопе.

«Дендрохронологическая датировка Готского раскопа в настоящее время невозможна, так как образцы бревен для анализа удалось взять в небольшом количестве. Кривая их годичного прироста аномальна и имеет индивидуальную вариацию годичных колец, что объясняется особыми условиями произрастания деревьев, использованных при строительстве Готского двора» (Е.А. Рыбина. Археологические очерки новгородской торговли X-XIV веков. М., 1978.). В более поздней своей работе Е.А. Рыбина вообще уже не упоминает о неудачной попытке дендрохронологического анализа (Е.А. Рыбина. Иноземные дворы в Новгороде в XII-XVII вв. М., 1986).

Фото раскопок на Готском дворе. (Е.А. Рыбина. Готский раскоп. /Археологическое изучение Новгорода. М., 1978).

В итоге, более никаких даже попыток раскопать иноземные торговые дворы, существовавшие в Новгороде, жившим за счет торговли с Ганзой, советские археологи и историки даже не предпринимали. Остатки "Готского" двора были уничтожены гостиницей "Россия".

В немецких документах никакой информации о Готском дворе нет. По всей видимости, он был частью хорошо известного подворья святого Петра - curia sancti Petri. До нас дошло лишь одно изображение подворья (см. первую иллюстрацию к посту) - видно, что немцы воспринимали его как крепость. Двор включал в себя церковь, служившую также складом, больницу, жилые и хозяйственные постройки (включая пивоварню и кабак). Двор был огорожен тыном, состоявшим из мощных бревен диаметром до 50 сантиметров. Входом в подворье святого Петра служили единственные ворота, которые запирались на ночь. Ночная стража состояла из двух вооруженных купцов, охранявших церковь (формально, туда был запрещен доступ русским даже днем), а внутри двора на ночь спускали сторожевых собак. Останавливаться на подворье могли лишь купцы из ганзейских городов. Считается, что эта немецкая крепость была основана в Новгороде в конце XII-начале XIII веков.

Первый устав двора св. Петра (скра) датируется 1225 годом (запрет на торговлю в церкви, охрана двора силами купцов и т.п.). В 1265 году был ратифицирован первый договор между немецкими купцами и князем Ярославом (договор введен в научный оборот немецким историком Гетцем лишь в 1916 году ((Goetz K.L. Deutsch-Russische Handelsvertraege des Mittelalters, 1916). В русской историографии вплоть до 1808 года о существовании этого подворья в XIII-начале XV веков ничего известно не было.

В 1801-1808 годах в Гамбурге историком Сарториусом были опубликованы небольшим тиражом два тома, содержащих в основном некоторые тексты "скры" (уставов подворья святого Петра), в 1830 году в Гамбурге вышло их второе издание (естественно, на немецком языке). Российский автор Болховитинов в 1808 году издал небольшой труд "Исторические разговоры о древностях Великого Новгорода" (СПБ), где впервые в российской историографии упоминается Немецкий двор. В 1838 С. Строев публикует на основе того же Сарториуса пару статей о новгородско-ганзейской торговле, где также есть упоминания об этом дворе, плюс в 1847 году выходит статья С. Славянского.

Подробный же фактически материал о жизни Немецкого двора (двора святого Петра) в Новгороде появляется после публикаций документов из средневековых архивов Реваля, Дерпта, отчасти Любека и Риги. Они стали печататься исследователем Ф.Г. фон Бунге с 1853 года (Liv- Est- Curlaendisches Urkundenbuch). Эти документы охватывали период с середины XIV века по начало XVI века. Их публикация (печатались издания на немецком языке в Ревеле и Риге) растянулась почти на 70 лет. В 1870 году в Мюнхене Баварской академией наук было начато многотомное издание актов ганзейских съездов с 1256 года по 1430 год. Большая часть томов вышла до Первой мировой войны, а последний - в 1970 году. Также в 70-80-х годах XIX века созданное тогда же в Германии Ганзейское общество стало издавать грамоты ганзейских городов. Первое издание вышло в 1876 году, последнее - в 1916 году.

Охота и бортничество в новгородских лесах. Резные панели собора св. Николая в Штральзунде, 1400 год.

По сути, двор святого Петра был факторией Ганзы - немецкого торгового союза городов на Балтике, окончательно оформившегося лишь в середине XIV века.

Административное руководство факторией Ганзы (двором) осуществляли выборные старосты (oldermanne/olderlude), а с конца XIV века все большую роль стал играть приказчик подворья, на котором лежала текущая административная работа и который жил постоянно на подворье. Ганзейские купцы останавливались не только на подворье, но и в домах новгородцев. В частности, это было связано с тем, что Петров двор не всегда вмещал в себя приезжих.

Купцы условно делились на несколько категорий. Meistermann - купец, заключавший сделки от своего имени, Geselle - купцы-комиссионеры, действующие от имени поручителя, Lerekinder - молодые купцы, ученики, а также Knapen - купеческие слуги. Примечательно, что в Новгороде постоянно была высокой доля именно молодых купцов, которые учились торговле и русскому языку (при этом они для изучения русского языка жили в новгородских семьях). Сами русские, как свидетельствуют немецкие документы, к изучению иностранных языков склонности или интереса не проявляли.

Численность только этой категории иностранцев временами достигала свыше 200 человек. Так, приказчик подворья жаловался Дорпатскому совету города о том, что "мы не можем более содержать наших молодых людей, всего их 125, и часть из них уже истратила свои деньги". В другом документе говорится уже о более чем 200 молодых купцах, которые также изрядно "поиздержались" (Е.Р. Сквайрс, С.Н. Фердинанд. Ганза и Новгород: языковые аспекты исторических контактов. М., 2002. С. 25).

Количество же крупных купцов, посещавших Петров двор постепенно снижалось - к XV веку серьезные купцы работали преимущественно в собственных конторах, а торговые операции от их имени совершали комиссионеры и купеческие слуги. Уровень грамотности немецкого купечества, если судить по дошедшим документам, был в XIII-первой половине XIV века достаточно низким (многие купцы не умели читать), но уже к XV веку ситуация исправляется. Хотя на Петровом дворе в штате был писарь, а из числа старост выбирался секретарь. Определенную помощь в составлении корреспонденции оказывал также викарий церкви св. Петра (его, как правило, назначали из Любека).

Общая численность колонии иностранных купцов в Новгороде подсчитать сложно, но с учетом того, то помимо ганзейцев в город приезжали купцы из Нарвы, Выборга, а также эмиссары из Ордена и представители архиепископов рижских и дорпатских, количество иноземцев было не таким уж и маленьким. В пиковые годы речь могла идти о 400 - 600 иностранцев. В среднем же, в Новгороде ежегодно проживало до 200-250 иностранцев.

Немецкие документы содержат немало интересного о реальных взаимоотношениях русских и немцев в XIV-XV веках. Прочитав их, можно понять, откуда растут корни у знаменитых русского взяточничества, пьянства, лени и агрессивности.

Так, в одном донесении фактории говорится, что новгородец Захар с учениками избил двух других своих учеников. Один из них скончался. Плата за убитого составила 17 гривен, плюс Захар заплатил врачу еще 10 гривен (Е.Р. Сквайрс, С.Н. Фердинанд. Ганза и Новгород: языковые аспекты исторических контактов. М., 2002. С. 60). Помимо учебы и проживания непосредственно в домах самих новгородцев, русские и немцы контактировали в ходе азартных игр. В Новгороде была популярна игра в кости, и в устав фактории (скра) пришлось специально вносить положение о запрете ганзейцам играть в кости с новгородцами под угрозой штрафа в 50 марок.

Популярность подворью святого Петра приносил также кабак - Kroch. Документы фактории однозначно свидетельствуют о том, что питейное заведение часто просто не справлялось с наплывом жаждущих отведать немецкого пива русских. В письме приказчика говорится, что приток русских привел старейшим даже к мысли о закрытии кабака. Впрочем, поскольку дело было доходным, питейное заведение продолжало работать. В пользу популярности немецкого пива говорит и тот факт, что новгородцы часто требовали взятки с ганзейцев именно пивом (есть жалобы, что этим злоупотребляли русские весовщики). (Е.Р. Сквайрс, С.Н. Фердинанд. Ганза и Новгород: языковые аспекты исторических контактов. М., 2002. С. 63).

Еще одной сферой контактов между иностранцами и аборигенами была укладка мостовых: ганзейцы за свой счет мостили двор фактории и прилегающие улицы. Кроме того, вокруг фактории постоянно кипели скандалы и судебные разбирательства. Вот, как одно из них описывает приказчик подворья:

"Утром в подворье пришли русские с вооруженным отрядом, стали рубить ворота и ограду, а также клети наверху, и брать все, что они там находили". Особенно интересна сфера контактов ганзейцев и администрации Новгорода: по своему характеру она напоминает нынешние реалии. "Также знайте, что посадник и воевода с каждым днем чинит нам все больше препон, хотят получить от нас посулы и подарки, и запрещают строиться... Как только сядут новые посадник или воевода, так сразу хотят подарков, говоря, что так полагается" (Е.Р. Сквайрс, С.Н. Фердинанд. Ганза и Новгород: языковые аспекты исторических контактов. М., 2002. С. 136).

Охота и бортничество в новгородских лесах. Резные панели собора св. Николая в Штральзунде, 1400 год.

В российской и советский историографии принято считать Новгород развитым городом, являющимся полноправным участником международной торговли на Балтике. В реальности же город представлял собой отдаленную факторию Ганзы, расположенную очень далеко от нормальных судоходных торговых путей. При этом сам город был крайне слабо развит как ремесленный центр, а внешняя торговля Новгорода серьезно ограничивалась ганзейцами. Чтобы было совсем понятно, то экономика древнего Новгорода мало чем отличалась от экономик более поздних Московии, царской и современной России: вывоз сырья и импорт готовых изделий с Запада.

В отличие от других торговых городов балтийского региона, находившихся либо на побережье моря, либо в течении судоходной реки, Новгород имел крайне неудобное расположение. Более того, за все века своего независимого существования Новгород так и не смог создать хотя бы крепость или порт в низовьях Невы. Как свидетельствуют немецкие документы, иностранные купцы, плывущие в Новгород, делают остановку на острове Котлин в Финском заливе и перегружают свой товар с морских коггов в речные ладьи. Затем они, ведомые лоцманами, поднимаются вверх по Неве, проходят по Ладожскому озеру (где они нередко тонули из-за частых штормов) и поднимаются вверх по Волхову. На этом пути купцы дважды делают остановки. Перед волховскими порогами ладьи частично разгружают, а груз переносят по суше. Там же первая остановка - Гостинодворье. Потом в 20 километрах от Ильменя еще одна остановка - Холопий городок. Викарий новгородской фактории Ганзы Бернгард Бракель в начале XV века описал путь до Новгорода как "ужасно долгое путешествие" (de vruchtliken langen reyze). Заезд купцов, как правило, в Новгород происходил два раза в год (т.н. "летние" и "зимние гости"). Кроме того, иногда купцы приезжали по суше из Прибалтики.

По времени дорога из Финского залива до Новгорода могла занимать в среднем от 7-10 до 15-20 дней при неблагоприятных условиях (например, шторм на Ладоге). Известно, что посольство Адама Олеария, отплывшее в 1634 году от Орешка до Новгорода при хорошей погоде затратило на этот маршрут около 7 суток, делая только вынужденные стоянки в основном из-за отсутствия попутного ветра и для пополнения провианта. Из них двое суток плавание проходило по Ладоге (около 50 километров в сутки) и 5 суток по Волхову (около 45 километров в сутки).

Тем не менее, иностранные купцы все же ездили в Новгород. Причиной их интереса были некоторые сорта меха белок (так называемый "шоневерк"), а также воск, хотя здесь конкуренцию Новгороду создавала Рига и Скандинавия. Из-за отсутствия собственного морского порта и торгового флота Новгород недополучал серьезную маржу, которая возникала после того, как ганзейцы вывозили товары из него сначала в Ливонию, а затем далее на Запад - в Любек, Росток и вплоть до Брюгге во Фландрии. По подсчетам советского историка И.Э. Клейненберга, маржа ганзейцев на торговле новгородскими товарами в среднем составляла порядка 30-50 процентов (при вывозе в ливонские города - Ригу, Дерпт).

Ганза стремилась всеми силами ограничить контакты Новгорода с другими возможными покупателями с Запада, поэтому запрещалось перевозить новгородские товары на кораблях Союза. Дело иногда доходило до того, что пираты и ганзейцы грабили суда новгородцев. Помимо Ганзы другим важным торговым партнером Новгорода был Орден, а также архиепископы Дорпатский и Рижский.

Объемы вывоза шкурок белок из Новгорода могли составлять сотни тысяч штук ежегодно. Исследовательница новгородской торговли А.Л. Хорошкевич упоминает о том, что в 1458 году у двоих ревальских купцов в Амстердаме было отнято от 150 до 210 тысяч шкурок, которые они вывезли из Реваля. Известно, что через Архангельск в середине XVII века вывозилось ежегодно порядка 355-360 тысяч беличьих шкурок – помимо большого числа соболей, куницы, бобра и т.п. Если предположить, что ежегодный вывоз белки из Новгорода (который, собственно, на ней и специализировался) в XIV-XV веках приблизительно равнялся этой цифре, то суммарно выручка города составляла от продажи приблизительно 7-11 тысяч марок серебра (если не учитывать падение цен на пушнину в XV веке). Это если усреднено взять стоимость тысячи шкурок (безотносительно сорта) в 25-27 марок (белка сорта шёнверк стоила немного дороже). Грубые подсчеты дадут нам от 1,4 до 4,4 тонн серебра ежегодно (учитывая денежную и весовую марку).

Цифра экспорта может быть вполне реальной. По данным А.Л. Хорошкевич и М.П. Лесникова, Тевтонский орден только за 1399-1403 годы вывез из Новгорода более 300 тысяч штук шкурок белки - по 50-60 тысяч в среднем ежегодно. На эти и другие (воск) покупки орденцы потратили до 200-210 килограммов серебра. Правда, такая торговля была, скорее, исключением. Как правило, немецкие купцы вели меновую торговлю с новгородцами, обменивая свои товары (сукно, соль, железо, вино и т.п.) на меха и воск. Так, в торговой книге крупного ганзейского купца начала XV века Фекингузена нет ни одного указания о расчетах с новгородцами серебром. Поэтому реальный доход новгородцев в серебряном эквиваленте был на порядки ниже, конечно.

Стоит, однако, отметить архаичность и маргинальность новгородской торговли мехами. Как пишет А.Л. Хорошкевич, «Новгород вывозил в течение XIV-XV веков, главным образом, необработанные шкурки», и такая практика была стандартной и для XVI века. А вот самые ранние прямые упоминания о скорняках и скорняжном ремесле на Руси относятся только к самому концу XIV века (в Кирилло-Белоозерском монастыре), хотя, как это признает А.Л. Хорошкевич, «занятие скорняжным ремеслом обеспечивало сравнительно легкий переход от ремесла к торговле». Это объясняется тем, что продавая невыделанную шкурку, новгородец терял существенную долю маржи, которая возникла бы при продаже товара с «добавленной стоимостью». Немецкие купцы это понимали, и в 1376 году новгородцев заставили подписать соглашение о том, чтобы не производилась торговля мехами белки летом, а также их шкурки никоим образом не обрабатывались. По мнению А.Л. Хорошкевич, это соглашение было «формальным», но, тем не менее, по факту подавляющая часть мехов из Новгорода вывозилась в «сыром» виде.

"Сырьевой" экспорт сыграл с Новгородом в итоге злую шутку. В городе плохо развивались собственные ремесла, более того - новгородцам было лень даже разрабатывать богатые соляные копи, находившиеся у них буквально под носом - в Старой Руссе. Солеварение здесь началось только во второй половине XV века, а до этого Новгород закупал десятками тонн ежегодно соль из... Любека (Люнебурга).

Известно, что новгородские купцы приобретали достаточно крупные партии соли, которая поступала из Германии в Ливонию. Так, в 1384 году купец Матвей Друкалов закупил в Ревеле почти 10 ласт соли (около 19 тонн). В начале XV века купцы Перепетица и Федор Безбородый приобрели там же почти 35 тонн соли.

По таким же причинам в Новгороде не развивалось и собственное производство сукна. Писцовые книги 1583 года зафиксировали в городе всего 6 суконщиков. А в XIII-XV веках в городе вообще сукно не производилось. Оно целиком было импортным. Согласно немецким документам, ежегодно в Новгород завозились десятки тысяч метров сукна из Фландрии.

Сама торговля со стороны новгородцев носила также архаичный характер. В ганзейских документах не встречается упоминаний о каких-либо торговых гильдиях, корпорациях и т.п. объединениях новгородских купцов. До нас также не дошло ни одной торговой книги, ни одной учетной книги новгородцев, которые свидетельствовали бы о заметном уровне торговли с их стороны. Не сохранилось никаких данных о торговле и в монастырских документах. В берестяных грамотах XI-XV веков, которые были найдены в Новгороде, также не содержится ни одного упоминания о торговле с немцами, чья многочисленная колония жила в этом городе. Это притом, что по мнению ряда советских и российских ученых, торговля в Новгороде в XIV-XV веках носила массовый характер.

Обработка мехов в Новгороде находилась на низком уровне, ганзейцы постоянно жаловались на скверную выделку шкурок. Собственное кожевенное производство в Новгороде началось лишь во второй трети XV века. Помимо сукна, соли и кожи, в Новгород также завозились в большом количестве вино, пиво, рыба, железо (собственное производство было мизерным), керамика, а из Ливонии - лошади (так называемые клепперы, рабочие лошади), медь и серебро.

Если посмотреть историю Новгорода с этой точки зрения, то мы увидим лишь примитивный, неразвитый поселок, который занимался перепродажей добытых в лесах белок в виде необработанных шкурок и воска. Нынешняя Россия в целом мало отличается от этой новгородской модели, которая базируется лишь на экспорте примитивных "сырьевых" товаров с минимальной добавленной ценой и импорте уже "готовых" изделий с Запада.

http://ttolk.ru/?p=2535

В XI-XVI веках в Новгороде почти всегда был дефицит хлеба. Часто эмбарго на поставку зерна по политическим мотивам республике объявляли русские княжества и Литва, а собственный урожай редко когда был сам-2. Новгороду пришлось до трети выпекаемого хлеба составлять из коры, лебеды или мха.

Великий Новгород в Средневековье почти всегда испытывал дефицит хлеба.

О существовании во владениях Великого Новгорода проблемы с обеспечением его населения хлебом рассказывают и русские летописи, и берестяные грамоты. По мнению историка Костомарова, до нашествия Батыя на Южную Русь в XI, XII и отчасти XIII веках новгородцы получали хлеб с юга - с Днепра. Он шёл волоком до реки Ловати, а потом по Ильменю-озеру. Продовольственная проблема, связанная с недостатком хлеба, позволяла оказывать русским князьям на Новгород политическое давление. Сохранились свидетельства о настоящих торговых блокадах Новгорода. Первое из них относится к 1137 году. Тогда хлеб в Новгороде был очень дорог, поскольку русские князья запрещали своим купцам торговать с ним зерном. В берестяной грамоте, датированной началом XII века, новгородец зовёт своих родителей в Смоленск, где дешёв хлеб. В Новгород этот дешёвый хлеб не везут, поскольку отношения с республикой в это время не складываются.

Проблема с обеспечением хлебом в Новгородской земле усугубилась после монголо-татарского нашествия, когда изменились границы русских княжеств. В частности, произошедшее после нашествия расширение границ Тверского княжества привело к включению в его состав территории, прилегающей к Волге, что позволило тверскому князю Михаилу Ярославичу не только увеличить свои владения, но и взять под контроль торговые пути в Новгород, а потом устраивать хлебные блокады республике. В берестяной грамоте, относящейся к первой половине XIV веку, некто Григорий зовёт мать в Торжок и просит узнать по пути, пропускают ли рожь для новгородцев беспрепятственно. Через Торжок шла главная хлебная дорога в Новгород, и её перекрытие в неурожайные годы приводило к большой дороговизне хлеба и голоду.

По мнению историка А.Л.Хорошкевич, до XV века есть лишь косвенные данные о ввозе хлеба в Новгородскую землю в голодные годы из-за границы. В XIII-XV веках зерно с северо-востока Руси поставлялось через Новгородскую землю в страны Западной Европы либо приобреталось для собственных нужд. Историк полагает, что в западной историографии преувеличена роль хлебного экспорта в Новгород. С точки зрения экономического историка В.Б.Перхавко, в голодные годы происходили лишь отдельные спорадические случаи экспорта зерна из западноевропейских стран в Новгород. В урожайные годы хлеб в северные земли обычно поступал с юга Руси.



Продовольственную проблему Новгорода пытались использовать в своих целях и западные страны. Во время затяжного голода, поразившего всю Русь, ливонский орденмейстер в марте 1437 года запретил экспорт хлеба из Прибалтики и объявил все заключённые с русскими сделки аннулированными. В 1443 году такой запрет подтвердил ливонский гофмейстер. Сведения о новых поставках хлеба в Новгород из западных стран относятся уже к концу XV века. Однако запреты на хлебную торговлю с Новгородом периодически снова возникали. Так, в 1524-м и 1527 годах Ливония, чтобы вынудить Василия III принять выгодные для неё условия договора, заставляла своих купцов не возить рожь на Русь.

Вопрос о том, могла ли Новгородская земля в конце XV — начале XVI века прокормить себя собственным хлебом, в фундаментальном труде «Аграрная история Северо-Запада России» впервые поставили ленинградские историки. Сделав подсчёты на основе урожайности сам-4, они пришли к заключению, что своего хлеба Новгороду хватало. Выявленный недостаток зерна в 5% для всего хлебного бюджета этой территории, по мнению исследователей, перекрывался крестьянскими хозяйствами на неучтённой подсеке. Поэтому хлеб в Новгородскую землю ввозился только в неурожайные годы. Однако взятый за базу уровень урожайности сам-4 подвергся критике со стороны подавляющего числа историков и экономистов, в том числе Н. А. Горской и Л. В. Милова, как завышенный для указанного времени. Дело в том, что авторы «Аграрной истории Северо-Запада России», не имея других сведений, обратились к данным конца XVI — начала XVII веков, характерным для Центра Русского государства (для территорий нынешней Московской, Тверской, Ярославской областей). При более низких показателях урожайности хлебный бюджет Новгородской земли оказался отрицательным для всех её территорий. При урожайности сам-3 для покрытия зернового бюджета Новгородской земле не хватало 30-35% собственного урожая, а при сам-2, которая признается более близкой к действительности, ситуация складывалась просто катастрофическая.

Каким же образом Новгородской земле при таком постоянном дефиците хлебного бюджета удавалось сохранять свою политическую и экономическую независимость и обходиться без значительных закупок зерна в западных странах? Авторы «Аграрной истории Северо-Запада России» попытались смоделировать бюджет крестьянского хозяйства. Исследователи изначально исходили из низкой нормы потребления хлеба. При расчете бюджета крестьян Водской пятины они взяли за основу 15 пудов (240 кг) хлеба на душу населения в год и выявили определённые «остатки» зерна, которые были признаны условным показателем степени благосостояния крестьянского двора. Экономическое положение поместных крестьян в этой пятине было признано удовлетворительным, поскольку они располагали достаточными возможностями для ведения своего хозяйства. Но в то же время зерна в крестьянском хозяйстве было не так много, и любой неурожай оказывался для него тяжким испытанием. Два неурожайных года подряд ставили крестьян на грань голодной смерти.



Ещё более сложная ситуация складывалась в крестьянских хозяйствах Деревской пятины. При посеве 2,5 коробьи и выше (1 коробья – 7 пудов) полученного зерна хватало только на то, чтобы прокормить собственную семью и имеющийся скот. В этом случае на семью (не на человека) приходилось всего 17-20 пудов зерна в год.

Такие крестьянские хозяйства, по подсчетам исследователей, составляли 40%. При посеве от 5 коробей и выше зерна хватало и на собственное питание, и на фуражный корм скоту, и на покрытие всех платежей. Но таких хозяйств в этой пятине ленинградские ученые насчитали всего 3%. Если же за основу взять норму потребления, которую авторы «Аграрной истории Северо-Запада России» использовали при расчёте крестьянских бюджетов в остальных новгородских пятинах (20 пудов на едока), зерновой баланс оказывается отрицательным почти у всех крестьян Деревской пятины, кроме небольшой группы, сеявшей более 5 коробей ржи в поле.

По мнению исследователей, небольшие размеры пашни у крестьян данной пятины и явная нехватка зерна для потребления заставляют предположить более широкое, нежели в других пятинах, распространение в этих местах подсеки. Однако при более низкой урожайности и при таких же нормах расхода зерновой баланс крестьянских хозяйств получается отрицательным во всех новгородских пятинах. Такой недостаток хлеба в крестьянском бюджете подсекой уже не объяснишь. В противном случае мы должны уже говорить о повсеместном применении подсечной системы земледелия в то время, когда здесь уже господствовала паровая. Подсека как элемент северной агрикультуры могла лишь дополнять парозерновую систему, помогая расширять площади пахотных земель.

Есть и значительные расхождения в оценке нормы потребления хлеба в крестьянской семье в различные века. Традиционно для XVIII века норма потребления хлеба исчислялась выше — от 18 до 24 пудов на человека, но в эту норму входил и расход зерна, предназначенного для подкормки скота (в первую очередь – овёс для лошадей). При самом лучшем раскладе норма потребления на одного едока в крестьянской семье снижалась до 16 пудов. В 1730-х годах норма потребления в вотчинах Кирилло-Белозерского монастыря составляла 12 пудов зерновых на человека. Такой же точки зрения придерживался экономический историк Л. В. Милов, который полагал, что на питание взрослого едока русский крестьянин обычно оставлял 12 пудов зерна в год.



Всё вышесказанное свидетельствует только об одном: при небольших урожаях в Новгородской земле норма потребления хлеба в крестьянских семьях даже в XV—XVI веках была ниже, чем в последующие столетия. Каким же образом новгородскому крестьянину удавалось компенсировать недостаток хлеба в питании? Судя по запасам сена, зафиксированным в новгородских писцовых книгах, продукция животноводства не была основой поддержания бюджета новгородского крестьянина (в общем балансе потребления по калорийности мясные и молочные продукты составляли не более 10% в целом за год).

Для улучшения рациона русский крестьянин традиционно включал в него продукты огородничества, дары леса и реки. Однако они не могли полностью перекрыть дефицит зернового бюджета.

Историк А Г.Гудков на базе данных исторических источников и этнографических материалов реконструировал рацион питания крестьянской семьи, жившей в суровых северных и северо-западных природных условиях. Выяснилось, что доля хлеба в ее рационе была незначительной, а в финно-угорских селениях в питании зерновые могли и вовсе отсутствовать (составляя всего до 2-3 пудов в год на едока). Безусловно, жители Русского Севера имели в своем рационе продукты охоты и рыболовства, собирали грибы и ягоды, но компенсация недостатка хлеба на этой территории столетиями шла за счет дикорастущих хлебозаменителей, в частности водно-болотных растений, сосновой коры и исландского мха.

По аналогии мы можем говорить о подобных источниках компенсации недостатка хлеба в тех новгородских крестьянских хозяйствах, которые располагались в Новгородской земле (особенно на её севере и центре). На данной территории кроме славянского проживало финно-угорское население, имевшее свои хозяйственнокультурные традиции. Долгое совместное проживание привело к взаимовлиянию и введению в рацион тех продуктов, которые могли поддержать бюджет крестьянской семьи при недостатке зерновых.

Веками в России в неурожайные годы крестьяне употребляли в пищу растения, которые сейчас часто считаются непригодными для питания. При нехватке хлеба в муку подсыпались различные добавки, позволяющие компенсировать её недостаток. Самой безобидной из них была трава лебеда, которая в XVIII веке ещё называлась вторым хлебом. В северных губерниях практически постоянно в муку примешивали истолчённую сосновую кору, в Архангельской губернии в хлебные лепёшки добавляли корень так называемой травы вехки, который смешивали с хлебной мукой. И даже в более благоприятных для земледелия центральных губерниях России в ржаную муку клали пырейник, корни репейника, конопляные или льняные жмыхи.



Благодаря обилию находившихся рядом озёр и рек крестьяне Новгородской земли в большей степени, чем на других территориях, питались рыбой и водными растениями. Как показывают этнографические данные, в неурожайные и голодные годы рацион крестьян дополняли дикорастущие растения, крапива, лесные травы, молодые проростки папоротника-орляка, хвоща полевого, семена пастушьей сумки, завязи кувшинок. В неурожайные годы при выпечке хлеба в муку подмешивали сосновую заболонь, мох, ячменную солому, толчёную рыбу, клевер.

В целом в составе такого эрзац-хлеба добавки могли достигать 30-40% от его веса. Лес и река давали до 40% потребляемых калорий.

Только при таком объяснении становится ясно, каким образом при низких урожаях, не ввозя зерно из других русских княжеств и стран Западной Европы (или при очень малом импорте), при явном дефиците своего хлебного баланса Новгородской земле удавалось сохранить свою экономическую и политическую независимость.

(Цитаты: Лилия Степанова, «Вестник Балтийского федерального университета им. И. Канта», №12, 2011)

+++

http://ttolk.ru/?p=21290

Разгром Новгорода в 1478 году и возникновение "русской угрозы" для Запада