Единственная женщина-генерал в военной разведке СССР.

Загадки биографии

Как и принято в разведке, жизнь Мирры Гетц (или Гец?) окутана загадками и тайнами. В историю военной разведки Советского Союза она вошла как Мария Филипповна Сахновская-Флёрова. Много суровых испытаний и тяжелых потрясений ей пришлось пережить. Когда кавалер ордена Красного Знамени в очередной раз, уже в 1937 году, попала под каток массовых репрессий, шансов остаться в живых у нее фактически не было. Весь ее прошлый военный путь под руководством прежних ее начальников, подвергнутых гонениям, политическим репрессиям или объявленных «врагами народа», привел ее под дуло расстрельной команды НКВД. Не помогли ни боевой орден, ни генеральское звание, ни прежние заслуги в военной разведке. Наверное, в те горестные дни в тюремной камере она не раз вспоминала прошедшие годы.


Детство за чертой оседлости

В конце XIX века в мире насчитывалось около 7,5 млн. евреев, из которых на территории Российской империи проживало более 5,2 млн. человек. В основном это были мелкие ремесленники и портные. Каждый четвертый из них в той или иной мере владел русским языком.

Как известно, черта оседлости в Российской империи появилась во 2-й половине XVIII века вследствие раздела Речи Посполитой между великими державами того времени. После 3-го передела Польши черта оседлости включала 15 губерний Российской империи, в том числе и Виленскую губернию. В пределах черты оседлости существовали различные ограничения для свободного перемещения и рода занятий для российских подданных иудейской веры. В разные годы их перечень изменялся и сопровождался либо усилением, либо смягчением тех или иных ограничений.

Мирра родилась за чертой оседлости в 1897 году в еврейской семье в г. Вильно Виленской губернии Российской империи. К сожалению, документальных подтверждений этой даты до сих пор не выявлено. Вполне возможно, что со временем будут обнаружены метрические книги одной из 5 прежних синагог в Вильне, где должны были сохраниться сведения о точной дате ее рождения. Записи актов гражданского состояния в синагогах велись по примерно таким же схемам, как и у христиан, но с учетом религиозных особенностей (рождение, обряд обрезания, бракосочетание, смерть). Записи в метриках делал местный раввин. Еврейские метрические книги велись на двух языках: на левой странице разворота текст по-русски, на правой - тот же текст продублирован на иврите или идише. Метрические записи позволили бы выяснить не только точную дату рождения самой Мирры, но и уточнить сведения о ее родителях. В этом вопросе до сих пор сохранилось немало загадок или, возможно, просто бюрократической путаницы.

Ситуацию могли бы прояснить ее метрика или паспорт отца. По действовавшему в то время российскому законодательству в паспорт родителей обязательно вписывали детей. С января 1895 года в империи производилась выдача новых образцов паспорта. В него, помимо данных о владельце, вносились сведения о жене, сыновьях (до 18 лет) и дочерях (до 21 года). Юноши до 17 лет и девицы до 21 года могли получать вместо паспорта вид на жительство. Выдача такого документа производилась лишь по письменной просьбе родителей. В октябре 1906 года документ, удостоверяющий личность, стал называться паспортной книжкой.

С началом Первой мировой войны западные губернии, входившие в черту оседлости, оказались в зоне военных действий. Власти вынуждены были на время упразднить ограничения в черте оседлости и начать эвакуацию евреев из прифронтовой полосы.

В период после октябрьских событий 1917 года во всех анкетах и автобиографиях Мирра, позже именовавшая себя на русский манер Марией Филипповной, писала об отце, что он был учителем в гимназии. О матери и других родственниках она практически никогда и ничего не упоминала.

Не делилась она и детскими впечатлениями о своем родном городе. Не вспоминала о великолепных видах на город с высоты песчаных холмов - Крестовая, Замковая, Бекешова или о других достопримечательностях родного края. В литературе и источниках, вскользь упоминающих о ее детских годах жизни в Вильне, нет никаких сведений касательно ее религиозности и отношения к иудаизму. Нигде не упоминается о семейных посещениях каких-либо религиозных мероприятий в какой-либо из 5 еврейских синагог и 72 молитвенных домах в Вильне той поры. Да и про городской театр или про какие-то иные детские впечатления о праздниках, детских увлечениях и других событиях барышня никогда не упоминала.

А ведь в энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона об этом городе сказано немало. Город Вильна имел богатую и многовековую историю. Он был не только важным транспортным узлом на торговой дороге в Европу. В конце XIX века здесь работало 6 фабрик, развивалось производство чугунных изделий, обуви, табака и других товаров. Однако основной торговый оборот приходился на лес и хлеб.
Более 20% городского населения составляли представители иудейской веры.

В Вильне в 1890-х годах работало 127 учебных заведений, включая юнкерское училище, женскую гимназию и мариинское высшее училище с 1024 ученицами. При этом исключительно для евреев существовало 91 учебное заведение. В городе существовали целые кварталы и районы, преимущественно заселенные евреями.

Через Вильну и Виленскую губернию пролегали все пути захватчиков с Запада, которые посягали на земли русские. Вот и в Первую мировую войну с 1915 по 1918 годы город находился в немецкой оккупации.

Тайны родового гнезда

Вполне возможно, что в советский период жизни она уже сознательно скрывала все, что было связано с ее детскими годами и семьей. Такая скудость информации о детстве и девичестве Мирры создала условия для различных предположений о ее происхождении, младых годах и родственных связях. В большей части публикаций ее девичья фамилия указывается как Гетц. Однако каких-либо достоверных сведений о ее родственниках по этой родословной линии не выявлено. Отсюда можно было предположить, что она родилась в простой, малоизвестной еврейской семье, поэтому везде она указывала, что ее отец был простым учителем в гимназии. Она не уточняла, в какой именно из вильненских гимназий (русской или еврейской – там были и те, и другие) он преподавал и какие предметы. Но читателям уже понятно, что он был человек достаточно образованный. Но, повторимся, достоверных, документально подтвержденных сведений до сих пор не выявлено.

Такой информационный вакуум не мог существовать бесконечно и со временем появилась новая версия о происхождении Мирры и ее семействе. В этом деле особенно преуспели различные еврейские издания. Создавая ее новую биографию, они поступили предельно просто – из прежде упоминавшейся девичьей фамилии Гетц убрали только одну букву «т» и Мирра сразу обрела новую фамилию Гец. При этом она одновременно стала членом довольно известного в те годы многочисленного еврейского семейства, также проживавшего в г. Вильна.

Эту версию можно понять и принять лишь в том случае, если будет доказана ошибка, допущенная прежде в написании настоящей (девичьей) фамилии будущей военной разведчицы. Либо будут представлены достоверные документальные подтверждения. В противном случае такая трактовка фамилии может выглядеть исторической подтасовкой и искажением фактов. Простой пример по аналогии с распространенной русской фамилией Петров. Если из нее убрать ту же букву «т», то получится Перов. А это уже совсем другая фамилия.

Запутанные ветви родословного древа

Однако в последнее время информация о другой девичьей фамилии Мирры попала и в одну из версий Википедии. В новом изложении ее биография выглядит следующим образом.

Марьям Файвелевна (Мирра Филипповна) Гец родилась в губернском городе Вильна 12 июня (по старому стилю) 1897 года, в семье коллежского советника Геца Файвеля Меера Бенцеловича (1850, Россиены - 31 декабря 1931, Рига) и Хаи Самуиловны Гец.
По Табели о рангах, отец ее в этом случае имел гражданский чин VI класса, равный армейскому полковнику. Могла ли она не указывать эту информацию в своих анкетах после октябрьской революции, а ограничиться лишь упоминанием, что отец был учителем в гимназии? Вполне могла, поскольку «бывшие» у новой власти были не в почете.

Возможно, что по этим же соображениям она сменила фамилию на Флёрову. Вероятно, для этого она выходила замуж, поскольку это самый простой способ для женщины сменить фамилию. Но это лишь наши предположения, поскольку документального подтверждения на данный момент такая версия не находит. Есть, тем не менее, подтвержденный документально факт, что в период с 1917 по 1923 год она носила фамилию Флёрова. Но нет собственноручных подтверждений о причинах и времени изменения фамилии и самой Марии Филипповны. Не упоминала она о братьях и сестрах, которые, согласно новой версии ее биографии, в 1917 году проживали вместе с родителями в Москве. Позже она, конечно, могла о родных не упоминать вообще, поскольку они эмигрировали за границу и проживали сначала в г. Ковно, а затем перебрались в Ригу. Эти территории уже не входили в состав РСФСР. Судьба ее матери, старших сестер и младших братьев осталась неизвестной.

Больше сведений сохранилось об отце. Он был выпускником историко-филологического отделения Дерптского императорского университета и факультета восточных языков в Санкт-Петербурге (1887). На момент рождения Мирры, ставшей третьей дочерью в семье, он являлся окружным инспектором еврейских школ Виленской губернии. Это весьма высокий пост для еврея на государственной службе в Российской империи.

У Мирры по этой линии жизни были старшие сёстры Лея (1893) и Рахиль (1894), а также младшие братья Бенцион (Беня, 1900) и Рафаил (1902). В Вильне семья проживала на Тамбовской улице, дом 8а. С началом Первой мировой войны семья эвакуировалась сначала в Могилев, а затем переехала еще дальше от фронта в Витебск. С 1917 года вся многочисленная семья жила в Москве, где отец основал еврейскую гимназию. Здесь родители по неизвестной причине развелись. Отец вторично женился на враче Амалии Борисовне Фрейдберг (1866—1932). Так у Мирры появилась мачеха, о которой она тоже нигде не упоминала.

Удивительные вещи происходят с попытками уточнить биографические сведения о жизни и семье Мирры, известной в советское время как М.Ф. Сахновская-Флёрова. Теперь и в новой версии сведений о родителях и семье появляются разночтения. Здесь возникают очередные «белые пятна» уже в новой биографии Мирры. Непонятно каким образом она оказалась в 1917 году в революционном Петрограде, когда семья проживала в Москве. Что делал ее отец с 1917 по 1920 год и в связи с чем он решил вместе с семьей эмигрировать из Советской России? Известно, что в эмиграции он оказался в 1920 году и до 1923 года являлся директором еврейской учительской семинарии в Ковно. Затем до конца жизни оставался директором еврейской гимназии «Тушия» в Риге. Умер он 31 декабря 1931 года.

На этом биографические недоразумения не заканчиваются. Так, в Еврейской энциклопедии Брокгауза и Ефрона приводится иной год рождения отца (1853), указывается, что он «слушал лекции» в Юрьевском и Петербургском университетах. При этом известно, что Дерптский императорский университет был переименован в Юрьевский лишь в декабре 1893 года. Поэтому вряд ли отец Мирры учился в нем в возрасте около 40 лет. К тому же в 1887 году он уже окончил Санкт-Петербургский императорский университет по факультету восточных языков. Получается, что учебу в Дерптском императорском университете он завершил значительно раньше.

В 1891 году он был назначен «ученым евреем при Виленском учебном округе», а с 1894 года его причислили к Министерству народного просвещения империи. С 1909 года он преподавал еврейскую историю в Виленском еврейском учительском институте.

Гец-отец получил религиозное воспитание. Позже он активно занимался общественной деятельностью. С конца 1870-х годов начал публиковаться в различных периодических изданиях, выходивших на иврите, русском и немецком языках. Все его статьи и книги были в той или иной мере посвящены еврейскому вопросу. Новая версия сведений о семье Мирры вместе со ссылками и указателями позже была перенесена в очередную редакцию свободной энциклопедии в категорию «Женщины-разведчики». Посмертно военная разведчица обрела новую родословную.

Извилистый путь в ряды большевиков.
Судьба М.Ф. Флёровой сложилась непросто даже для тех бурных лет конца XIX - начала XX веков. До сих пор остается неясным, как девушка из еврейской семьи к 20 годам оказалась в Петрограде в круговороте революционных событий 1917 года.

Сама она в автобиографии и в разных анкетах тех лет писала о том, что после окончании обучения в гимназии работала учительницей, а затем – корректором. При этом ни периоды времени, ни места работы она не указывала. Однако упоминание о работе корректором позволяет предположить, что трудилась она либо в издательстве, либо в типографии. Этот факт ее биографии хоть как-то объясняет, каким образом молодая девушка в октябре 1917 года могла оказаться в редакции большевистской газеты «Правда». Кстати, под таким названием газета вновь стала выходить с 27 октября – сразу же после взятия власти большевиками. До этого, после разгрома по распоряжению Временного правительства в июле типографии газеты юнкерами, она не раз меняла свое название и выходила как – «Листок «Правды», «Рабочий и солдат», «Пролетарий», «Рабочий» и «Рабочий путь». Скорее всего, работала Мирра в редакции центрального органа ЦК РСДРП (б), по причине своей беспартийности и в силу возраста, на какой-то незначительной технической должности, поэтому ее фамилия не сохранилась среди сотрудников «Правды» того времени.
Возможно, что революционные события в северной столице и борьба большевиков против Временного правительства так повлияли на ее политические взгляды, что она оказалась среди них. Да и постоянная работа с текстами центральной большевистской газеты наверняка сказывалась на трансформации политических взглядов и формировании идеологических предпочтений Мирры Флёровой. Спустя пару месяцев работы в редакции «Правды» она вступила в ряды РСДРП(б).
На фронтах гражданской войны
Вступление в январе 1918 года в партию большевиков и добровольная запись в ряды только что зарождавшейся Красной Армии может свидетельствовать о смелости и решительности барышни из обеспеченной еврейской семьи. С этого времени началась ее военная дорога, полная опасностей и неожиданных поворотов судьбы. В период с 1918 по 1921 годы ей не раз приходилось брать винтовку в руки и идти в бой. Так, уже в марте 1918 года по призыву партии она пошла с отрядом красногвардейцев защищать Петроград. Позже участвовала в боях с германцами под Псковом. На фронте пробыла примерно месяц, воюя рядовым бойцом или, при необходимости, оказывая помощь раненным в качестве санитарки.
Упоминала Мирра и о своей работе в агитпоезде А.С. Бубнова в начале гражданской войны. Однако среди существовавших в период с 1918 по 1920 годы 5 советских агитпоездов в числе руководителей Андрей Сергеевич не значился. Вероятно, Флёрова имела ввиду какие-то отдельные поездки во главе с Бубновым с агитационно-пропагандистскими целями в период боев и восстановления хозяйственного порядка на Украине. Такое было вполне возможно, поскольку он имел статус комиссара железных дорог на юге России, являлся членом коллегии наркомата путей сообщения РСФСР и, одновременно, занимал партийные и хозяйственные должности в руководстве Советской Украины. Затем Мирру направили на не менее важную работу в воюющей стране – в Наркоминдел. А спустя некоторое время ее утвердили секретарем председателя Совнаркома в Совете обороны Украины.
Так она оказалась в команде известного революционера и политика Х.Г. Раковского, возглавлявшего в тот период на советской территории Украины и Совнарком, и наркомат иностранных дел одновременно. Являясь при этом членом ЦК партии большевиков и близким товарищем всесильного Льва Троцкого, он был наделен чрезвычайными полномочиями и пользовался доверием в Москве. Работая рядом с Христианом Раковским, 22-х летняя Мирра была участником многих важных событий, произошедших за почти 9-ти месячный период ее мирной работы на охваченной войной украинской земле.
Однако в январе 1919 года она вновь оказалась в рядах Красной Армии. Воевала комиссаром пулеметной роты на екатеринославском направлении в составе группы войск под командованием П.Е. Дыбенко. Позже получила назначение военкомом батальона и помощником комиссара 7-го Сумского полка 2-й Украинской Советской дивизии. В апреле 1919 украинские советские войска под командованием Павла Дыбенко заняли Перекопский перешеек, затем практически весь Крым (за исключением Керчи).
Пробыв на фронте неполные 4 месяца, она вновь была откомандирована на гражданскую работу на Украине, как знавшая местную ситуацию и имевшая опыт такой работы. Так Мирра вновь оказалась в подчинении Раковского, получившего в ту пору дополнительные функции наркома внутренних дел на территории Советской Украины. На своем участке гражданской работы Мирра Флёрова трудилась до сентября 1919 года, став свидетелем ожесточенных боев с белогвардейцами, махновцами, григорьевцами и другими враждебными воинскими формированиями. А осенью того же года ее ждал новый поворот судьбы и возвращение в армейские ряды. Сначала Мирра воюет в составе 44-й стрелковой дивизии рядовым красноармейцем, невзирая на ее партийность, боевой опыт и командные навыки. Затем, проявив на передовой смелость и свои военные умения, она получает назначение на политические должности в ротном, а позже и в полковом звене. Спустя короткое время с должности военкома полка ее переводят на должность заместителя военного комиссара в 132-ю Пластунскую бригаду, которой командовал Л.Я. Вайнер. Как известно, пластуны в русской армии выполняли функции войсковых разведчиков. Они специально готовились для проведения разведывательных операций на линии и за линией фронта. Так Мирра Флёрова впервые оказалась в составе воинского разведывательного формирования.
Бригада под руководством Леонида Вайнера успешно воевала в составе 44-й стрелковой дивизии. Комбриг, еврей по национальности, был членом партии с 1917 года и имел разносторонний боевой опыт. Рядом с ним Мирра чувствовала себя более уверенно в любой боевой обстановке. В одной из журнальных статей 1920-х годов был приведен ее рассказ об одном из боевых эпизодов под Черниговом на Украине. Все это произошло как раз во время ее службы в бригаде Вайнера. «Деникин захватил Чернигов. Бригада красных прижата к Днепру. – читаем на пожелтевших страницах журнала. - Нет выхода. Бригаду ждал смертельный исход. …Каждый час напоминал о неминуемой смерти, и вдруг Мирра и командир т. Вайнер увидели на Днепре небольшой торговый пароход. Если бы не критический момент, подобный рейс все встретили бы гомерическим хохотом. В Днепр летят снаряды, кругом кипит отчаянный бой, а тут, медленно, разрезая спокойную гладь реки, идет, как ни в чем не бывало, пароход с мануфактурой. Нельзя медлить. Мирра отдает приказ, и красноармейцы захватывают пароход. Всю ночь на другой берег Мирра переправляла бригаду.Когда забрезжило утро и выстрелы раздались совсем близко, пароход пришел в последний раз за Миррой. Уже с середины реки она увидела недоумевающих белогвардейцев».
Когда Флёрову решили перевести в штаб, она категорически отказалась и ушла рядовым бойцом в 396-й полк. Она рвалась в бой, считая себя нужной именно на боевой, а не на штабной службе. Поэтому вскоре она оказалась в рядах Первой конной армии под командованием С.М. Буденного. Здесь она служила на комиссарских постах в полевой санчасти, в санитарном управлении армии, а затем в армейском автоуправлении. Благодаря своим деловым качествам, фронтовой закалке и умению ориентироваться в сложной обстановке она была назначена на должность управляющего делами в Реввоенсовете Первой конной армии. Теперь она бок о бок трудилась рядом с Буденным, Ворошиловым и другими известными военачальниками времен Гражданской войны.

Прохождение службы в период гражданской войны наглядно демонстрирует ее служение общему делу борьбы за власть Советов. Она не стремилась сделать военную карьеру, не «цеплялась» за командные должности, а была там, где было труднее. Поэтому переходы из командиров в рядовые, из политработников в санитарки для нее было привычным делом. Главное – оставаться на передней линии борьбы с противниками Советской власти. Как вспоминала позже ее знакомая В.В. Вишнякова, в годы Гражданской войны, все кто знал Мирру по фронту, отмечали, что она «была замечательно хороша собой, но с величайшим презрением относилась ко всему, что красило ее как женщину». Такое поведение среди женщин-военнослужащих в то время не было редкостью.
В ноябре 1920 года Флёрова назначается управляющей делами Реввоенсовета Северо-Кавказского военного округа. Округ был образован декретом СНК РСФСР от 4 мая 1918 года на территории Донской, Кубанской и Терской областей, Ставропольской и Черноморской губерний и Дагестана. С этой должности она была командирована в Москву в качестве гостя Х съезда РКП(б). В ряде изданий указано, что она была делегатом партийного съезда. Однако в списках делегатов ее фамилия не значится.
Боевой орден за участие в ликвидации мятежа в Кронштадте
8 марта 1921 года в Москве начал свою работу X съезд РКП(б). Среди гостей съезда присутствовала и молодая коммунистка из фронтовых рядов Красной Армии Мирра Флёрова. Она с большим вниманием слушала политический отчет ЦК, с которым выступил Ленин. Вождь большевиков отметил, что впервые за три с половиной года на территории РСФСР нет иностранных войск и речь уже идёт о переходе от войны к миру. В своём докладе Ленин обратил внимание делегатов съезда на трудности, связанные с начавшейся демобилизацией Красной Армии. И без того тяжелая ситуация усугублялась развалом транспорта, продовольственным и топливным кризисом.
Прозвучала на съезде фраза Ленина о том, что «положение у нас в настоящий момент опаснее, чем во время Деникина, Колчака, Юденича». Скорее всего, он имел ввиду начавшиеся накануне съезда протестные выступления в гарнизоне Кронштадта. Их назовут мятежом и 7 марта, в канун открытия съезда, предпримут попытку подавить протест силой. Назначенный командовать карательной операцией М.Тухачевский свой первоначальный расчет строил на том, что стоит припугнуть стрельбой мятежников и они разбегутся. И дело завершится без кровопролития. Однако все произошло весьма трагично.
Предпринятое Тухачевским ранним утром 7 марта наступление на Кронштадт провалилось. С обеих сторон появились убитые и раненные. Продолжая концентрацию войск на кронштадтском направлении, Троцкий 10 марта сообщал в ЦК РКП(б) об опасности приближавшейся оттепели, с наступлением которой «остров станет недоступным для нас».
В связи с кронштадтскими событиями на съезде отсутствовала делегация Петроградских большевиков во главе с Г.Е. Зиновьевым. По той же причине отсутствовал наркомвоенмор Л.Д. Троцкий. Он прибыл в Москву лишь к 14 марта и принял участие в 4-х закрытых заседаниях съезда без протоколов.
Еще ранее началась мобилизация делегатов и гостей съезда на подавление выступления кронштадтского гарнизона и части моряков Балтийского флота. К исходу 14 марта, как объявил Л.Б. Каменев, в Петроград было уже отправлено 140 человек. Всего по разным источникам, было направлено от 279 до 320 делегатов. Разница в цифрах объясняется, по мнению В. Христофорова, тем, что среди лиц, отправленных в Кронштадт, были не только делегаты съезда, но и его гости.
В ночь с 16 на 17 марта было предпринято повторное наступление силами сформированных Северной и Южной групп войск и к полудню 18 марта Кронштадт был занят штурмующими войсками. В Южной группе наступавших по льду залива среди командиров и красноармейцев рядом с Ворошиловым с винтовкой в руках шла Мирра Флёрова. Она была назначена уполномоченной при санчасти Южной группы войск. Потом был приказ Реввоенсовета Республики от 23 марта 1921 года, где говорилось: «…награждаются орденом Красного Знамени нижепоименованные товарищи за то, что, участвуя в штурме фортов и Кронштадтской крепости, личной храбростью и примером вдохновляли красных бойцов, чем способствовали окончательному очищению Кронштадта от контрреволюционных банд». Под номером шесть в этом списке шла Мирра Флёрова. Она гордилась своей наградой и тем, что была среди 28 женщин, отмеченных этим высшим знаком. Но в наше время ей вряд ли зачли бы прошлые отличия за подвиг. Указом президента РФ от 10 января 1994 года № 65 «О событиях в г. Кронштадте весной 1921 года» все обвинения в вооруженном мятеже с репрессированных были сняты.
Но каждый герой проживает свою жизнь в рамках своего времени. Так произошло и с Миррой. Она была направлена на учебу в Военную Академию РККА, которая была недавно сформирована на базе прежней Академии Генерального штаба. Вряд ли она отчетливо понимала, куда приведут ее дороги военной службы, каких служебных высот она достигнет и как трагически в 40-летнем возрасте оборвется ее жизнь.

Перед нами редкая фотография, на которой Мирра Флёрова изображена в учебной аудитории среди сокурсников по Восточному отделению Военной академии. Много лет назад эта иллюстрация была помещена в одном из юбилейных изданий об академии. Как видно на фото, на форменном платье Флёровой имеется орден Красного Знамени и знаки отличия на петлицах, которые, к сожалению, плохо различимы из-за низкого качества снимка.

В стенах Военной академии

Бывшая Академия Генштаба РККА после назначения ее начальником М.Н. Тухачевского была переименована согласно приказа РВС Республики от 5 августа 1921 года в Военную Академию РККА (далее — ВА РККА). Восточное отделение было создано в ней решением Л.Д. Троцкого еще в составе прежней академии ГШ РККА в соответствии с приказом РВС Республики от 29 января 1920 года №137. При этом была поставлена задача приступить к занятиям с первым набором слушателей уже с 1 февраля, иными словами, спустя 3 дня после приказа. Для обучения было приказано набрать 40 слушателей. Фактически занятия начались лишь с 11 февраля.

Дело было новое и непростое, поэтому за 3 года сменилось 6 начальников Восточного отделения (позже – отдела). Ситуация стабилизировалась лишь с назначением 1 августа 1921 года на эту должность бывшего офицера императорского Морского ГШ Б.И. Доливо-Добровольского. Он почти 2 года руководил подготовкой военных специалистов и работников наркомата иностранных дел (далее – НКИД) для работы на Востоке и в других регионах. Отбор кандидатов-военнослужащих на обучение, учебный процесс и распределение выпускников курировало Разведуправление Штаба РККА.

В год поступления в академию Мирры Флёровой набор слушателей осуществлялся «из числа желающих 20 человек, выдержавших вступительный экзамен» и еще 20 человек, также после особого испытания, командировались на учебу из НКИД. Кстати, в 1921 году, когда сдавала экзамены Мирра, был упрощен порядок поступления на Восточное отделение академии проявивших себя на деле командиров РККА. Однако из полутора тысяч красных командиров, первоначально отобранных в войсках для учебы в академии, вступительные экзамены сдали лишь 248 человек. А дошло до выпуска из ВА РККА и того меньше – всего 115 человек.

Среди слушателей, постигавших рядом с Миррой академические науки, были люди из разных слоев общества, с различным уровнем образования и боевого опыта. Так, по социальному составу среди будущих военных разведчиков и дипломатов было 28% рабочих и крестьян, а 72% были причислены к интеллигенции. Каждый десятый слушатель был беспартийным, а 90% из них состояли в партии, но имели разный партийный стаж (от кандидатского до дореволюционного). Большинство (60%) имели среднее образование, при этом каждый 10-й имел лишь низшее или домашнее образование. Остальные 30% слушателей до поступления в академию успели получить дипломы о высшем и специальном образовании. Каждый 5-й не имел вообще боевого опыта, тогда как оставшиеся 80% в разное время и на различных армейских должностях участвовали в боях на фронтах Гражданской войны.

В первое время занятия на Восточном отделении проходили в вечернее время – с 18.00 до 21.15 (по 4 учебных часа в день). Такой режим учебы позволял слушателям посещать занятия на основном факультете академии. Это поощрялось руководством. При этом для будущих дипломатов изучение военных предметов не являлось обязательным. Восточное отделение (позже – отдел) являлось обособленным подразделением академии, хотя и располагалось в том же здании. Эта структура имела свою канцелярию и свой штат из 25 человек.

С 1922 года занятия стали проводиться в дневное время и по новым учебным программам. Основной упор делался на изучение восточных языков: китайского, турецкого, персидского и других, хотя в учебной программе были и европейские языки. Помимо этого, изучались военная география и экономическое положение государств Ближнего и Среднего Востока, политика великих держав на Востоке, торговое право, военные дисциплины и специальные предметы. Срок обучения первоначально составлял 3 года. Между 2-м и 3-м курсами у слушателей должна была быть полугодовая стажировка в изучаемой стране. Такие командировки, как правило, осуществлялись в интересах НКИД и Разведуправления Штаба РККА. Затем было решено сократить срок теоретической подготовки до 2-х лет с последующей годичной командировкой слушателей на Восток в одну из изучаемых стран. Судя по всему, Мирра Флёрова специализировалась по китайской тематике. А китайский язык слушателям преподавали его носители – Лянь Кунь и Цюи Цю Бо. Вскоре знание языка ей пригодилось на практике.

За время обучения Флёровой на Восточном отделении ВА РККА на изучение военных дисциплин отводилось совсем немного времени. Так, на 1-м курсе военное дело вообще не было включено в учебную программу. На 2-м курсе на военные дисциплины отводилось 65 учебных часов, а на 3-м курсе – еще 34 учебных часа. Иными словами, лишь около 100 учебных часов за весь период обучения.

П. Густерин отмечает, что в 1924 году из ВА РККА было выпущено 4 женщины. Как известно, одной из них была Мирра. Кстати, в одно время с Флёровой в академии обучался известный чекист Яков Блюмкин. А на Восточном отделении учился брат Ларисы Рейснер – будущий дипломат, разведчик и ученый-историк Игорь Рейснер. В стенах академии Мирра встретилась со слушателем основного факультета Рафаилом Натановичем Сахновским, оказавшимся однополчанином по службе в 44-й стрелковой дивизии. В июле 1923 года они поженились. Так Мирра стала Сахновской-Флёровой. Вряд ли будущая разведчица могла предположить, к каким печальным последствиям приведет ее замужество в будущем. Но в те дни влюбленной молодости их совместная жизнь виделась счастливой и безоблачной.

Через год в ее послужном списке появилась очередная запись: «Окончила курс Военной академии РККА с правами лиц, имеющих высшее военное образование, с оценкой «хорошо». А накануне выпуска приказом РВС СССР от 12 июня 1924 года она была назначена в резерв РККА для выполнения особых заданий РВС СССР. Таким заданием стала ее командировка вместе с мужем в качестве военных советников в революционный Китай.

Военный советник в Китае

В феврале 1923 года глава Китайской Республики Сунь Ятсен обратился к руководству СССР с просьбой направить на юг Китая в Кантон (Гуанчжоу) советских военных специалистов и политработников для оказания помощи китайскому революционному правительству. В марте того же года из Советского Союза в Китай была откомандирована небольшая группа военных специалистов для изучения вопроса об оказании военной помощи правительству Сунь Ятсена.


В 1924 году в Китае на I-м съезде гоминьдана было принято решение о создании революционной армии. Правительство Сунь Ятсена вновь обратилось к СССР за помощью в создании революционных вооруженных сил. Советским руководством было решено направить в Китай военных специалистов. В разное время в период с 1924 по 1927 годы в Китае работало до 135 советских военных советников. Командование РККА совместно с Разведуправлением занималось подбором советников с учетом их войсковой специализации. Среди них также были политработники, преподаватели, известные военачальники.

В качестве опорной точки для создания современной китайской армии было решено использовать базовый учебный центр по подготовке командно-политического состава. Уже летом 1924 года на юге Китая на острове Вампу (Хуанпу на местном наречии) открылась школа по подготовке офицеров для новой армии. СССР фактически финансировал весь учебный процесс и обеспечивал слушателей школы всем необходимым вплоть до разрыва отношений с гоминьданом в 1927 году. Школа Вампу (иногда ее называют академией) стала основным центром по подготовке офицерских кадров и за годы своей работы выпустила около 4,5 тыс. офицеров. Выпускники школы Вапму составили костяк Национально-революционной армии Китая.

Военные советники Южнокитайской группы стали прибывать в Кантон (Гуанчжоу) к лету 1924 года. Каждый советник еще в Москве вместо настоящей фамилии получил псевдоним. Так, Р. Сахновский стал П. Ниловым, М. Сахновская получила псевдоним М. Чубаревой. В июне прибыл главный военный советник комбриг П.А. Павлов (Говоров). После его случайной гибели (он утонул в р. Дунцзян 18 июля) отчеты в Центр, отправлявшиеся через полпредство, подписывал начальник штаба группы Р. Сахновский (П. Нилов). В августе главным военным советником был назначен В.К. Блюхер (Галин, Уральский).

Формально все военные советники числились в штате спецотдела. М.Ф. Сахновская (Чубарева) в отчетах указывалась как «начальник разведуправления» и руководитель агентурной работы. Она же разрабатывала план вооружения китайских рабочих. Согласно приложению к расходному расписанию для спецотдела от 12 декабря 1924 года, штат советников уже тогда предусматривал 48 должностных ставок, из которых 9 ставок предназначались для технического персонала (переводчики, машинистка и т.д.). Как вспоминала позже жена военного советника В. Акимова – В.В. Вишнякова-Акимова, большинство советских военных специалистов ходило в штатском. Однако те, кто постоянно находился в подразделениях китайской армии, «носили щеголеватую форму Национально-революционной армии из тонкого габардина защитного цвета, с плетеными коричневыми пуговицами, фуражку или пробковый шлем».

Советская колония Южной группы в Дуншане жила дружно и сплоченно. Почти все советники выписали свои семьи. Все были при деле. Жены, даже с маленькими детьми на руках, обязательно где-нибудь работали: в аппарате группы, в столовой, клубе, библиотеке или в детском саду. Некоторые давали уроки русского языка китайской молодежи, которая была отобрана для учебы в СССР.

Детей было много и все больше маленьких. Некоторые из них родились в Китае, например, у Мирры Сахновской. Мирра Сахновская в то время была начальником штаба группы и преподавателем академии Вампу. «Мужская профессия, — отмечала в своей книге В. Вишнякова-Акимова, — привычка носить мужскую одежду наложили на нее неизгладимый отпечаток. Она говорила низким голосом, много курила, ходила большими шагами, женское платье сидело на ней кое-как, и было видно, что она досадует на то, что вынуждена его носить. Стриглась она под скобку, у нее были пышные вьющиеся волосы золотистого оттенка. При редкой ее улыбке было видно, что многих зубов у нее недостает. На мой вопрос она как-то рассказала, что в гражданскую войну у нее часто болели зубы, а лечить было некогда, так она их попросту выдергивала».
Советники иногда добродушно подтрунивали над Сахновской, когда она «во всей характерной особенности своего положения», читала лекции в Вампу. Китайские слушатели офицерской школы к необычной ситуации относились с пониманием.

Сахновская, по воспоминаниям знавших ее людей, была нежной матерью двух детей. Но у нее не всегда была возможность выказывать им всю свою любовь. Например, та же Вишнякова-Акимова вспоминала такую картинку. Под окнами штаба нерешительно бродит нянька с грудным Павликом на руках. Время от времени она подходит к окну и умоляюще говорит, что ребенок хочет кушать. Из окна высовывается Мирра и велит ей уйти, поскольку она занята. Кстати, Вишнякова-Акимова и некоторые другие в своих публикациях указывали имя Сахновской как Мира, хотя правильно оно пишется с двумя буквами «р» — Мирра.

Вишневская-Акимова упоминает и другой эпизод, когда по приказу Чан Кайши китайские военные окружили территорию, где располагались советские военные советники. Первой на враждебные действия отреагировала начальник штаба группы Мирра Сахновская. «Переводчик, — требует она, — сейчас же скажи, чтобы они сию минуту вернули отобранные у часовых маузеры».

Садик перед штабом и разведотделом был занят отрядом китайских солдат во главе с гоминдановским офицером. Возле штаба и разведотдела был выставлен усиленный караул — два десятка солдат с винтовками.

В штабе группы тотчас сформировалась делегация для переговоров с Чан Кайши. В нее вошли Мирра Сахновская и еще кто-то. Делегаты вернулись только после обеда. Стало известно, что Чан Кайши требует немедленного возвращения главного военного советника Блюхера, который пользовался большим авторитетом среди китайских руководителей и военных.

В целом советско-китайские отношения стали ухудшаться после смерти марте 1925 года Сунь Ятсена. Летом 1926 года часть военных советников была отозвана на родину. Путь до Москвы в то время занимал более месяца долгой дороги домой. Впереди их ждали новые испытания, перемены в службе и жизни в связи с развернутой в СССР борьбой с троцкистской оппозицией.

По возвращении летом 1926 года в Москву Рафаил и Мирра Сахновские были зачислены в штат IV управления штаба РККА на должности помощников начальника отдела. Так после реорганизации стало называться управление военной разведки.

Впереди была неизвестность

А в это время в стране активно боролись с троцкистско-зиновьевской оппозицией. Долгое отсутствие в стране, видимо, не позволило вернувшимся из-за рубежа военным советникам Сахновским сразу разобраться в сложной внутриполитической ситуации. Складывалось впечатление, что они вернулись не домой, а попали в другую страну, причем в разгар экономических преобразований времен нэпа и внутрипартийных баталий. Троцкий, утративший все прежние высокие посты и политическое влияние, активно включился в оппозиционную борьбу. Сформировавшийся троцкистско-зиновьевский блок, помимо фракционной борьбы внутри партийных рядов, предпринимал попытки организовать массовые уличные протесты. Сталин оценил это как общественно-опасные действия и угрозу власти. На борьбу с троцкизмом был нацелен партийный актив и репрессивные органы. Проводилась чистка армейских рядов от сторонников Троцкого среди командного состава.

Складывается впечатление, что в этой непростой обстановке руководству военной разведки было как-то не до возвратившихся из Китая военных советников. Об этом в какой-то мере свидетельствует должностная чехарда, политическое недоверие и последующий арест Мирры Сахновской.

В сентябре 1926 года она была назначена начальником сектора 2-го (агентурного) отдела, а затем через 3 месяца вновь переведена на должность помощника начальника 4-го отдела (внешних сношений). Затем опять выведена в распоряжение IV управления Штаба РККА (военная разведка), где находилась почти полтора года.

В декабре 1927 года личный состав IV управления Штаба РККА, как и других центральных управлений, проверяла специальная комиссия во главе с Я.К. Берзиным. В состав комиссии входили особо доверенные лица, включая руководителей военной разведки и представителей ОГПУ. Вся работа проводилась под грифом «совершенно секретно». Комиссия постановила Сахновскую заменить, особо указав на то, что она была исключена из ВКП(б) как «ярая троцкистка, не отмежевавшаяся и после XV съезда партии». В феврале 1928 года она была переведена из Разведуправления в научно-уставной отдел Штаба РККА на должность сотрудника для особо важных поручений 1-го разряда.

Муж – идейный троцкист или обида по службе?

Сахновский Р.Н., как свидетельствуют опубликованные факты, после возвращения из служебной командировки в Китай во второй половине 1920-х годов, действительно принимал участие в троцкистской оппозиции и был лично знаком с Троцким. Судя по тому, что Троцкий в своих публикациях неоднократно упоминал его просто по имени, можно предположить, что эти отношения были достаточно близкими и доверительными.

Прочем, вся предыдущая биография Рафаила Натановича не давала повода сомневаться в его преданности советской власти. Сахновский родился 24 ноября 1898 года в г. Переяславле Полтавской губернии (Украина). В 1917 году окончил коммерческое училище и был мобилизован в армию. Участник Первой мировой войны. Воевал в пехотных частях. Участвовал в работе солдатских комитетов в саратовском гарнизоне.

В феврале 1918 года добровольно вступил в Красную Армию. Воевал на рядовых и младших командных должностях на фронтах Гражданской войны. В ноябре 1918 года был командирован на учебу на артиллерийское отделение Первых Московских пулеметных курсов, где обучался военному делу почти 4 месяца. Вступил в партию в начале 1919 года. Участвовал в боях на Украине в артиллерийских подразделениях. В период с февраля 1920 по октябрь 1921 года был командиром артиллерийской батареи в 44-й стрелковой дивизии. В октябре 1921 года был направлен на учебу в ВА РККА, основной факультет которой окончил в 1924 году. После 2-го курса женился на слушательнице Восточного отделения академии Мирре Флёровой. По окончании академии вместе с женой был командирован в качестве военного советника в Китай. В разное время был начальником штаба Южнокитайской группы в Кантоне (Гуанчжоу), воевал в соединениях и частях китайской армии в Гуандуне, работал в аппарате главного политического советника М. Бородина, преподавал в школе Вампу.

По возвращении в Москву с августа по октябрь 1926 года исполнял обязанности помощника начальника отдела IV управления Штаба РККА. Затем был назначен на должность начштаба 43-й стрелковой дивизии, на которой находился более года. После этого по январь 1928 года вновь находился в распоряжении Разведуправления. А 31 января 1928 года был уволен с военной службы с двусмысленной формулировкой — «за невозможностью дальнейшего использования по назначению».

До сих пор нет ясности в том, примкнул ли он к троцкистам по идейным соображениям или к этому шагу его подтолкнула несправедливость командования к его военной судьбе. А ведь речь шла о начальнике штаба дивизии, имевшем высшее военное образование и звание комбрига. Эти обстоятельства вполне могли подтолкнуть его к поиску правды и справедливости среди троцкистов, многие из которых занимали высокие посты в партии, армии и на гражданской службе.

И, судя по всему, он участвовал в троцкистской оппозиции осознанно и достаточно активно. Его арест в Москве сотрудниками ГПУ стал событием, о котором Троцкий лично написал в своем циркулярном письме единомышленникам в связи с празднованием 11-й годовщины Октября в 1928 году. Кстати, тем самым, прямо подтвердив факт участия Сахновского в организации оппозиционеров. Троцкий писал: «Еще до праздников был схвачен на улице Рафаил [Сахновский], в портфеле которого взяли черновой набросок инструкции по проведению 7/XI». Кстати, проведение сторонниками Троцкого так называемой «параллельной демонстрации» в 11-ю годовщину Октября стало последним крупным массовым мероприятием левой оппозиции. После этого Троцкий был исключен из партии и выслан сначала в Алма-Ату, а затем в Турцию.


В апреле того же года Сахновский обвинялся как активный троцкист, участвовавший в оппозиционной работе. По неподтвержденным данным, в конце 1928 года он был в административном порядке выслан из Москвы. По другой версии, он уехал в Сибирь сам, чтобы не подвергать угрозе репрессий жену и детей. Проживал в г. Томске по ул. Преображенской, 22. Числился как ссыльный. Был арестован в 1930 году и осужден на 3 года лагерей. Реабилитирован по этому уголовному делу 27 сентября 1989 года.

До своего нового ареста в 1933 году работал начальником инспекции при начальнике строительства Байкало-Амурской железнодорожной магистрали в городе Свободном Амурской области. В то время это был небольшой городок с населением менее 15 тыс. человек. В начале 1930-х годов здесь размещалось одно из самых крупных подразделений ГУЛАГа — Бамлаг.

Но маховик репрессий продолжал вращаться. В 1932 году его исключают из партии. Кстати, ситуация до конца неясная. Обычно все осужденные сразу же исключались из партийных рядов. А в этом случае получается, что член партии оказался ссыльным. Но этот факт подтверждается разными источниками.

Весной 1933 года Сахновский был опять арестован по вымышленному делу о так называемой «контрреволюционной троцкистской группе Смирнова И. Н. и других» и осужден к 3-м годам лишения свободы в виде ссылки. Согласно справке Центрального архива КГБ СССР по этому делу, с 16 января по 29 октября 1933 года внесудебными органами ОГПУ было рассмотрено уголовное дело на группу лиц, обвинявшихся в троцкизме. По данному делу были осуждены 89 человек. Среди них в списке под номером 65 значился Сахновский Р.Н. — 1898 года рождения, еврей, бывший член ВКП(б) с 1919 по 1932 год, начальник инспекции при начальнике строительства Байкало-Амурской магистрали в г. Свободном Амурской области. Следствие по делу проводил Секретно-политический отдел ОГПУ.

Причисленный к троцкистской группе Сахновский Р.Н. на допросах вел себя дерзко. На вопрос следователя, считает ли он «троцкизм в прошлом и настоящем контрреволюционным», отвечать отказался и на все другие вопросы не счел нужным давать ответы. Постановлением Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 4 апреля 1933 года на основании ст. 58-10 УК РСФСР (антисоветская агитация) Сахновский Рафаил Натанович был заключен на 3 года в места лишения свободы.

В 1936 году был вновь арестован уже в Тобольске — центре Тобольского округа Уральской области. В те годы там проживало около 19 тыс. человек. Позже, уже в лагере, «тройка» УНКВД по Дальстрою приговорила 19 сентября 1937 года Рафаила Натановича к высшей мере наказания по обвинению в контрреволюционной деятельности. Расстреляли его 29 октября того же года. Относительно даты его реабилитации есть расхождения в источниках и литературе. В одних случаях указывается дата 23 ноября 1956 года, в других 6-7 апреля 1989 года. Есть еще и дата 27 сентября 1989 года. На наш взгляд, такая ситуация объясняется следующим. Сахновский был трижды осужден по разным уголовным делам. Реабилитации политосужденных проводились по конкретным делам и фактам. Поэтому в 1956 году он был реабилитирован по расстрельному уголовному делу 1936-1937 годов, в апреле 1989 года его оправдали по уголовному делу 1933 года, а в сентябре того же года – по уголовному делу 1930 года. Как бы то ни было, но он посмертно реабилитирован в партийном и судебном отношении. Однако в конце 1920- начале 1930-х годов факты его судебного преследования как активного троцкиста самым серьезным образом сказывались на судьбах его жены и детей.

Была ли Сахновская «ярой» сторонницей Троцкого на самом деле?

Дать какой-либо однозначный ответ достаточно сложно по ряду причин. Долгие годы ее служба в армии в той или иной мере была связана с выполнением приказов и указаний Троцкого, который до января 1925 года был наркомвоенмором и председателя Реввоенсовета РСФСР, а затем и СССР. Иными словами, он в течении 7 лет являлся высшим военным руководителем страны, чьи приказы, указания и требования были обязательными для каждого бойца и командира Красной Армии и выполнялись без каких-либо сомнений. В такой широкой трактовке все военнослужащие тех лет могли считаться последователями и исполнителями воли Троцкого.

Другое дело – это принадлежность к внутрипартийной оппозиции во главе с Троцким, которая начала формироваться с 1923 года в процессе развернувшейся борьбы за власть, во многом спровоцированной тяжелой болезнью Ленина. Эта ситуация в те годы усугублялась невозможностью вождя большевиков активно и непосредственно участвовать в управлении государственными делами и обороной страны.

К моменту возвращения в Москву Мирры и Рафаила Сахновских фракционная борьба в партии была в самом разгаре. Могла ли она примкнуть к троцкистам и активно участвовать в жизни оппозиции? Примкнуть идейно и разделять какие-то троцкистские взгляды она, конечно, могла в силу указанных выше причин. А вот на деле участвовать вряд ли. В то время у нее на руках был годовалый сын, двухлетняя дочь и приемная дочь-подросток, забота о которых, думается, занимала все свободное от службы время. Да и в троцкистских кругах ее практически не знали. Лишь однажды в листовке-обращении «Ко всем рабочим, ко всем членам ВКП(б)» ее упомянули в числе рабочих и красноармейцев, арестованных в канун Нового 1929 года. Никаких иных сведений об участии М.Ф. Сахновской официально представлено не было. Однако надо иметь в виду, что после ареста она сама признала себя троцкистской, в чем публично раскаялась. Признавать свои политические ошибки и каяться было одним из путей спасения от более жестких мер со стороны карательных органов.

Однако раскаяние не помогло. Комбрига Сахновскую исключили из партии с формулировкой, что она «ярая троцкистка, не отмежевавшаяся и после XV съезда партии». С февраля 1928 года ее перевели из разведки на должность для особо важных поручений в научно-уставное управление Генштаба. Но колесо репрессивного аппарата продолжало вращаться. 29 декабря 1928 года ее арестовали, а уже 5 января 1929 года осудили. По определению Особого совещания при коллегии ОГПУ Сахновская была выслана в Сибирь сроком на 3 года за троцкистскую деятельность. Ее сразу же уволили из армии со стандартной для таких случаев формулировкой: «уволена в долгосрочный отпуск за невозможностью соответствующего использования с зачислением на учет по Красноярскому УВК». Ей пришлось на себе познать тяготы красноярской ссылки, хотя и пробыла она там лишь около года вместо присужденных 3-х лет. Кстати, чуть позже этот же внесудебный орган и отменил свое предыдущее решение. В конце декабря 1929 года с нее сняли судимость и разрешили свободное проживание на всей территории Советского Союза. Это было исключением из общих правил для осужденных, вышедших на свободу досрочно. Обычно после ссылки им запрещалось проживание в столице и других крупных городах страны. Она же вернулась в Москву и пошла работать на завод.