Шифровальная служба Советского Союза. «Адские машины». Часть 4
В большинстве специализированных информационных источников как в России, так за границей упоминаются иностранные электромеханические шифраторы. В СССР также есть немалые достижения в этой сфере, но в силу определенных причин мы мало знаем об этом.
А рассказать есть о чем, тем более что шифраторами дело не ограничивалось. Так, Особое техническое бюро (Остехбюро), созданное в 1921 году, уже через три года после основания приступило к разработке первых текстовых электромеханических шифраторов. Изначально задуманное как филиала московского НИИ-20, Остехбюро со временем стало крупным центром компетенций по темам минного, торпедного дела, подводного плавания, связи, телемеханики, а также парашютной техники. В частности, были представлены новинки управления радиовзрывателями с помощью кодированных сигналов. Этот прорыв был совершен в 1925 году, а уже спустя год были получены первые наработки по дистанционному управлению плавающими снарядами. Как видно, тема, аналогичная современной «Статус-6», была заложена ещё в предвоенное время.
Руководитель бюро Владимир Иванович Бекаури в 1927 году непосредственно курировал разработку прибора «БЕМИ» (Бекаури и Миткевич), который был предназначен для управления взрывами фугасов на расстоянии около 700 км с помощью мощных радиовещателей. В 1931 году появились первые макеты дисковых шифраторов, а в 1936 году прошла испытания секретная аппаратура шифрованной связи «Ширма». Для интересов ВВС в Остехбюро разработали высококлассную помехоустойчивую аппаратуру радиосвязи «Изумруд», которой оснащались дальние бомбардировщики и разведчики. Применялись «Изумруды» и для связи штабов ВВС друг с другом. Однако наибольшую известность приобрели проекты радиоуправляемых мин, танков, торпед, самолетов, а также дальнейшего совершенствования темы «БЕМИ». Такая техника стала во время войны полной неожиданностью для немецких войск — они долгое время не могли понять причины необъяснимых взрывов глубоко в тылу собственных войск. Понимание пришло с новыми разведданными, которые описывали новые инженерные боеприпасы русских. В секретном приказе Гитлера, который попал в руки отечественных спецслужб в декабре 1941 году, говорилось:
Одним из резонансных применений новой разработки стал взрыв 14 ноября 1941 года в подвале дома №17 Дзержинского в Харькове 350-килограммового фугаса. Сигнал на радиоуправляемую мину Ф-10 был послан с Воронежской радиовещательной станции в 4.20 утра, когда комендант города генерал-майор Георг фон Браун мирно спал в своей резиденции в нескольких метрах от мощного фугаса. К слову, фон Браун был близким родственников знаменитого немецкого конструктора, ставшего очень востребованным после войны в США. Несколько тонн подобных «подарков» немцы извлекли из подвалов оккупированного Киева. Были заминированы большинство зданий правительства, театры, штабы НКВД, Крещатик и Успенский собор. Один из киевских рабочих указал оккупантам на музей Ленина, из подвала которого немецкие саперы извлекли не менее 1,5 тонны тринитротолуола, которые должны были поднять квартал на воздух по кодированной радиограмме. Однако это помогло лишь частично, и 24 сентября 1941 года на воздух все-таки взлетел Крещатик и его окрестности. Мины детонировали с заранее определенной последовательностью, разрушив полевую комендатуру, жандармерию, склады и кинотеатр. Через месяц, 22 октября, радиофугас взорвался в Одессе, которая была занята румынскими войсками, уничтожив под завалами здания НКВД до 50 генералов и офицеров штаба 10-й пехотной дивизии 4-й румынской армии. Главной целью был командир дивизии генерал Ион Глогоджану, который стал одной из множества жертв этой диверсии.
Блок управления объектной мины Ф-10 без корпуса
Типовой советский радиофугас представлял собой ящик 40х38х28 см, в котором располагалось взрывное радиоустройство Ф-10 (немцы именовали её Apparat F10), а мощность заряда могла варьироваться в больших пределах. К каждой такой закладке прилагалась радиоантенна длиной 30 метров, которая обычно закапывалась. Это стало ахиллесовой пятой отечественной разработки – немцы просто окапывали подозрительный участок со всех сторон канавой на 50-70 см и нередко натыкались на приемную антенну. Питался восьмиламповый радиоприемник от штатной аккумуляторной батареи, емкости которой обычно хватало на работу в режиме приема от 4 до 40 суток. Кроме этого, в комплектность заряда обязательно входил дешифратор радиосигнала «Аппарат А». Блок управления подрывом мог располагаться как в непосредственной близости от заряда, так и на удалении до 50 метров, соединенный со взрывчаткой электровзрывной линией. Подрывать такую закладку могла передающая аппаратура не ниже дивизионного звена. Одной из таких стала радиостанция оперативного звена РАТ, обладающая выходной мощностью в один киловатт и дальностью действия до 600 км. Также в этой компании выделяется радиостанция РАО-КВ мощностью 400-500 Вт с дальнобойностью порядка 300 км, и самая «слабая» РСБ-Ф на 40-50 Вт с радиусом действия до 30 км. Указанные радиостанции работали в диапазоне 25-120 метров (короткие и средние волны). Аккумуляторов батареи хватало не более чем на четверо суток постоянной работы – сказывались большие потери на накал радиоламп. По этой причине в конструкцию мины внесли часовой механизм, которые периодически выключал питание. В режиме работы, когда 150 секунд мина в боевом положении, а 150 секунд «отдыхает», время режима ожидания составляет 20 дней. В положении 5 (5 минут работы и 5 минут отдыха) срок работы возрастает до максимально возможных 40 суток. Естественно, с учетом характера работы часового механизма кодированный радиосигнал на взрыв должен подаваться продолжительностью не менее 1 минуты (постоянная работа), 6 минут (в режиме 150 секунд) и 10 минут (в ритме 5 минут включено – 5 минут выключено). Мину Ф-10 можно было установить на самоподрыв от взрывателя замедленного действия – на 10, 16, 35, 60 или даже 120 суток. Для надежности срабатывания заряда инструкция рекомендовала устанавливать на объекте сразу 2-3 мины. О принципе инициации взрыва финский сапер Юкка Лайнен писал: «Взрыватель действует на принципе трех последовательно включенных камертонов, которых заставляют вибрировать с помощью тройного сигнала звуковой частоты (использовались паузовые мелодии Харьковской и Минской гражданских широковещательных радиостанций)». Впервые Красная Армия апробировала инженерный боеприпас новой конструкции 12 июня 1942 года на Северном фронте, когда подорвали оставленный поселок Струги Красные Псковской области. Взорвались сразу три мины по 250 килограммов тротила в каждой – сигнал о детонации был отправлен с расстояния в 150 км. Для фиксации последствий акции через два дня над поселком пролетели разведчики, который обнаружили три огромные воронки и груды разрушенных зданий.
Немцы выносят радиофугасы Ф-10 из киевского Музея им. В. И. Ленина, 1941 год
В конце 1941 года немцы на своей шкуре поняли, с чем имеют дело, и организовали кампанию по поиску и обезвреживанию мин типа Ф-10. Для начала важные здания на оккупированной территории прослушивали специальной акустической аппаратурой Elektro-Akustik, позволявшей улавливать тиканье часового механизма на расстояния до 6 метров. Также к немцам попала инструкция к радиомине, что позволило организовать глушение силами саперной роты, состоящей из 62 человек, имеющих на вооружении несколько 1,5-киловаттных передатчиков и приемников. Примечательно, что типичной уловкой советских саперов специального назначения, которые работали с Ф-10, была установка обычной мины нажимного действия поверх закладки радиофугаса. Очевидно, это эффективно усыпляло бдительность немцев – в Харькове из 315 мин Ф-10, установленных отступающими советскими частями, немцы смогли обезвредить только 37.
Приемник и батарея радиофугаса. На нижней фотографии видны цифры 6909-XXXIV. По поводу первого "арабского" числа предположений нет, а вот "римская оцифровка", по мнению немцев, означает условный номер длины, на которую настроена мина. Так, XXXIV может говорить о частоте 412,8-428,6 килогерц. Если на коробке номер был больше, чем XVIII, то это означало, что "адская машина" настроена для особого дальнего управления и отличалась высокой чувствительностью
В воспоминаниях маршала инженерных войск В. К. Харченко можно найти такие слова:
До 1943 года Красная Армия «кошмарила» тылы оккупантов радиоминами, а их создатель В. И. Бекаури не дожил до триумфа собственного детища – в 1938 году был расстрелян по обвинению в шпионаже в пользу Германии. Все обвинения были сняты только в 1956 году.
В конце повествования стоит привести слова генерала Гельмута Вейдлинга об отечественных радиофугасах, которые были записаны в Берлине в мае 1945 года: «У нас соответствующей техники не было, а что касается радиофугасов, то ваши инженеры далеко опередили наших…»
Руководитель бюро Владимир Иванович Бекаури в 1927 году непосредственно курировал разработку прибора «БЕМИ» (Бекаури и Миткевич), который был предназначен для управления взрывами фугасов на расстоянии около 700 км с помощью мощных радиовещателей. В 1931 году появились первые макеты дисковых шифраторов, а в 1936 году прошла испытания секретная аппаратура шифрованной связи «Ширма». Для интересов ВВС в Остехбюро разработали высококлассную помехоустойчивую аппаратуру радиосвязи «Изумруд», которой оснащались дальние бомбардировщики и разведчики. Применялись «Изумруды» и для связи штабов ВВС друг с другом. Однако наибольшую известность приобрели проекты радиоуправляемых мин, танков, торпед, самолетов, а также дальнейшего совершенствования темы «БЕМИ». Такая техника стала во время войны полной неожиданностью для немецких войск — они долгое время не могли понять причины необъяснимых взрывов глубоко в тылу собственных войск. Понимание пришло с новыми разведданными, которые описывали новые инженерные боеприпасы русских. В секретном приказе Гитлера, который попал в руки отечественных спецслужб в декабре 1941 году, говорилось:
«Русские войска, отступая, применяют против немецкой армии «адские машины», принцип действия которых еще не определен, наша разведка установила в боевых частях Красной Армии саперов-радистов специальной подготовки. Всем начальникам лагерей военнопленных пересмотреть состав пленных русских с целью выявления специалистов данной номенклатуры. При выявлении военнопленных саперов-радистов специальной подготовки последних немедленно доставить самолетом в Берлин. О чем доложить по команде лично мне».
Одним из резонансных применений новой разработки стал взрыв 14 ноября 1941 года в подвале дома №17 Дзержинского в Харькове 350-килограммового фугаса. Сигнал на радиоуправляемую мину Ф-10 был послан с Воронежской радиовещательной станции в 4.20 утра, когда комендант города генерал-майор Георг фон Браун мирно спал в своей резиденции в нескольких метрах от мощного фугаса. К слову, фон Браун был близким родственников знаменитого немецкого конструктора, ставшего очень востребованным после войны в США. Несколько тонн подобных «подарков» немцы извлекли из подвалов оккупированного Киева. Были заминированы большинство зданий правительства, театры, штабы НКВД, Крещатик и Успенский собор. Один из киевских рабочих указал оккупантам на музей Ленина, из подвала которого немецкие саперы извлекли не менее 1,5 тонны тринитротолуола, которые должны были поднять квартал на воздух по кодированной радиограмме. Однако это помогло лишь частично, и 24 сентября 1941 года на воздух все-таки взлетел Крещатик и его окрестности. Мины детонировали с заранее определенной последовательностью, разрушив полевую комендатуру, жандармерию, склады и кинотеатр. Через месяц, 22 октября, радиофугас взорвался в Одессе, которая была занята румынскими войсками, уничтожив под завалами здания НКВД до 50 генералов и офицеров штаба 10-й пехотной дивизии 4-й румынской армии. Главной целью был командир дивизии генерал Ион Глогоджану, который стал одной из множества жертв этой диверсии.
Блок управления объектной мины Ф-10 без корпуса
Типовой советский радиофугас представлял собой ящик 40х38х28 см, в котором располагалось взрывное радиоустройство Ф-10 (немцы именовали её Apparat F10), а мощность заряда могла варьироваться в больших пределах. К каждой такой закладке прилагалась радиоантенна длиной 30 метров, которая обычно закапывалась. Это стало ахиллесовой пятой отечественной разработки – немцы просто окапывали подозрительный участок со всех сторон канавой на 50-70 см и нередко натыкались на приемную антенну. Питался восьмиламповый радиоприемник от штатной аккумуляторной батареи, емкости которой обычно хватало на работу в режиме приема от 4 до 40 суток. Кроме этого, в комплектность заряда обязательно входил дешифратор радиосигнала «Аппарат А». Блок управления подрывом мог располагаться как в непосредственной близости от заряда, так и на удалении до 50 метров, соединенный со взрывчаткой электровзрывной линией. Подрывать такую закладку могла передающая аппаратура не ниже дивизионного звена. Одной из таких стала радиостанция оперативного звена РАТ, обладающая выходной мощностью в один киловатт и дальностью действия до 600 км. Также в этой компании выделяется радиостанция РАО-КВ мощностью 400-500 Вт с дальнобойностью порядка 300 км, и самая «слабая» РСБ-Ф на 40-50 Вт с радиусом действия до 30 км. Указанные радиостанции работали в диапазоне 25-120 метров (короткие и средние волны). Аккумуляторов батареи хватало не более чем на четверо суток постоянной работы – сказывались большие потери на накал радиоламп. По этой причине в конструкцию мины внесли часовой механизм, которые периодически выключал питание. В режиме работы, когда 150 секунд мина в боевом положении, а 150 секунд «отдыхает», время режима ожидания составляет 20 дней. В положении 5 (5 минут работы и 5 минут отдыха) срок работы возрастает до максимально возможных 40 суток. Естественно, с учетом характера работы часового механизма кодированный радиосигнал на взрыв должен подаваться продолжительностью не менее 1 минуты (постоянная работа), 6 минут (в режиме 150 секунд) и 10 минут (в ритме 5 минут включено – 5 минут выключено). Мину Ф-10 можно было установить на самоподрыв от взрывателя замедленного действия – на 10, 16, 35, 60 или даже 120 суток. Для надежности срабатывания заряда инструкция рекомендовала устанавливать на объекте сразу 2-3 мины. О принципе инициации взрыва финский сапер Юкка Лайнен писал: «Взрыватель действует на принципе трех последовательно включенных камертонов, которых заставляют вибрировать с помощью тройного сигнала звуковой частоты (использовались паузовые мелодии Харьковской и Минской гражданских широковещательных радиостанций)». Впервые Красная Армия апробировала инженерный боеприпас новой конструкции 12 июня 1942 года на Северном фронте, когда подорвали оставленный поселок Струги Красные Псковской области. Взорвались сразу три мины по 250 килограммов тротила в каждой – сигнал о детонации был отправлен с расстояния в 150 км. Для фиксации последствий акции через два дня над поселком пролетели разведчики, который обнаружили три огромные воронки и груды разрушенных зданий.
Немцы выносят радиофугасы Ф-10 из киевского Музея им. В. И. Ленина, 1941 год
В конце 1941 года немцы на своей шкуре поняли, с чем имеют дело, и организовали кампанию по поиску и обезвреживанию мин типа Ф-10. Для начала важные здания на оккупированной территории прослушивали специальной акустической аппаратурой Elektro-Akustik, позволявшей улавливать тиканье часового механизма на расстояния до 6 метров. Также к немцам попала инструкция к радиомине, что позволило организовать глушение силами саперной роты, состоящей из 62 человек, имеющих на вооружении несколько 1,5-киловаттных передатчиков и приемников. Примечательно, что типичной уловкой советских саперов специального назначения, которые работали с Ф-10, была установка обычной мины нажимного действия поверх закладки радиофугаса. Очевидно, это эффективно усыпляло бдительность немцев – в Харькове из 315 мин Ф-10, установленных отступающими советскими частями, немцы смогли обезвредить только 37.
Приемник и батарея радиофугаса. На нижней фотографии видны цифры 6909-XXXIV. По поводу первого "арабского" числа предположений нет, а вот "римская оцифровка", по мнению немцев, означает условный номер длины, на которую настроена мина. Так, XXXIV может говорить о частоте 412,8-428,6 килогерц. Если на коробке номер был больше, чем XVIII, то это означало, что "адская машина" настроена для особого дальнего управления и отличалась высокой чувствительностью
В воспоминаниях маршала инженерных войск В. К. Харченко можно найти такие слова:
«Управляемые по радио советские мины причиняли гитлеровцам немалые потери. Но дело было не только в этом. Приборы Ф-10 вместе с обычными минами замедленного действия создавали в стане врага нервозность, затрудняли использование и восстановление важных объектов. Они заставляли противника терять время, столь драгоценное для наших войск суровым летом и осенью 1941 года».
До 1943 года Красная Армия «кошмарила» тылы оккупантов радиоминами, а их создатель В. И. Бекаури не дожил до триумфа собственного детища – в 1938 году был расстрелян по обвинению в шпионаже в пользу Германии. Все обвинения были сняты только в 1956 году.
В конце повествования стоит привести слова генерала Гельмута Вейдлинга об отечественных радиофугасах, которые были записаны в Берлине в мае 1945 года: «У нас соответствующей техники не было, а что касается радиофугасов, то ваши инженеры далеко опередили наших…»
Русские «Энигмы». Часть 5
Парадоксально, но в СССР речевые шифраторы появились раньше техники для засекречивания текстовых телеграфных сообщений. Пионерами в этой сфере были еще инженеры из Остехбюро, которые первыми создали макет дискового шифратора. Первые экземпляры действующих шифровальных машин, во многом отличающиеся от иностранных образцов, были предложены отечественным инженером Иваном Павловичем Волоском в 1932 году.
Иван Павлович Волосок. Начальник 2 отделения 8 отдела штаба РККА, главный конструктор первой отечественной серийной шифровальной аппаратуры В-4 в 1935–1938 гг., лауреат Сталинской премии
Одним из них была громоздкая и не очень надежная техника, получившая звучное имя ШМВ-1 (шифровальная машина Волоска 1). В основе её работы был положен принцип наложения гаммы (случайной последовательности знаков) на комбинацию знаков открытого текста, что в итоге создавало неразборчивую криптограмму, взломать которую по тем временам было практически невозможно. На перфоленте были отмечены знаки случайной гаммы, которая изготавливалась на особом устройстве под шифром «Х». Все работы по этой теме шли в 8-м отделе Главного штаба РККА, который был организован в 1931 году. Для замены ШМВ-1, на которой большей частью обкатывались новые решения, в 1934 году пришла шифрмашина В-4. После четырех лет доработок и опытной эксплуатации на заводе №209 им. А. А. Кулакова (столяр завода, погибший героем в стычках с белогвардейцами на Дону) были собраны первые серийные экземпляры. В этой связи И. П. Волосок писал: «Сложность предстоящей задачи заключалась в том, что, поскольку ранее в стране никакой шифровальной техники не было вообще, ориентироваться приходилось только на себя». Производство запустили, но уже в 1939 году инженер Николай Михайлович Шарыгин провел серьезную модернизацию детища Волоска. Новый аппарат получил имя М-100 «Спектр» и с 1940 года выпускался параллельно с прообразом. М-100 в полной комплектности весил впечатляющие 141 кг и состоял из трех ключевых узлов: клавиатуры с контактной группой, механизма протяжки ленты с трансмиттером и специального приспособления для клавиатуры. Уровень энергопотребления всей этой механики очень наглядно отображается массой аккумуляторных батарей – 32 кг. Несмотря на такие гигантские массово-габаритные параметры, «Спектр» вполне сносно использовался в реальных боевых действиях: в Испании 1939 года, на озере Хасан в 1938 году, на Халкин-Голе в 1939 году и в ходе советско-финской войны. Об уровне осведомленности современников касательно отечественной школы шифрования говорит тот факт, что боевое применение М-100 и В-4 до сих пор до конца не рассекречено. В связи с этим есть предположение, что первое использование на поле боя советская шифровальная техника пережила только в 1939 году. Конечно, такие «монстры» поле боя видели очень условно – зашифрованная связь осуществлялась между Генштабом и штабами армий. Опыт применения в войсках был осмыслен (Волосок лично курировал эксплуатацию) и было принято решение о повышении мобильности подразделений шифровальщиков на фронте. В 1939 году в США были закуплены сразу 100 автобусов «Студебеккер», ставшие впоследствии мобильными спецаппаратами шифровальной службы. Получение и прием телеграмм в таких «летучках» стало возможно даже во время марша подразделений.
Рытов Валентин Николаевич. Главный конструктор девяти шифровально-кодировочных машин и аппаратуры с дисковыми шифраторами в период с 1938 по 1967 годы. Лауреат Сталинской премии
Завод №209 также стал родоначальником нового направления отечественной шифровальной техники – производства дисковых шифраторов. Инженер Валентин Николаевич Рытов работал в этой связи над проблемой замены ручных шифров в оперативном звене армия-корпус-дивизия. Удалось создать компактный аппарат массой 19 кг, работающий на многоалфавитном шифровании. Имя новинке дали К-37 «Кристалл» и запустили в серию в 1939 году с планом выпуска по 100 штук в год. Выпускали машинку в Ленинграде, потом эвакуировали в Свердловск (завод №707), а 1947 году сняли с производства.
К-37 «Кристалл»
Общее количество текстовых шифровальных машин перед войной в СССР составляло порядка 246 экземпляров, из них 150 были типа К-37, остальное М-100. С этой техникой работало 1857 человек личного состава шифровальной службы. С среднем скорость передачи и обработки закодированной информации на фронтах войны повысились в 5-6 раз, причем документально подтвержденных фактов взлома этой техники немцами не существует.
На этом история текстовых шифраторов не заканчивается, так как в 1939 году в недрах упоминаемого завода №209 были разработаны опытные образцы техники для кодирования телеграфных сообщений. Это был С-308 (самый массовый впоследствии) для аппарата Бодо и С-309 для советского телеграфа СТ-35, производство которых во время войны было переведено в Свердловск на упоминаемый завод №707. Также были разработаны С-307 в качестве полевой шифрующей приставки к телеграфному аппарату с питанием от аккумулятора и С-306 для присоединения к классическому аппарату Морзе (питание от сети). Вся эта история была следствием технического задания, которое пришло на завод в декабре 1938 из НИИ связи и особой техники РККА им. К. Е. Ворошилова. Также перед самым началом Великой Отечественной, в 1940 году, группа инженера-конструктора П. А. Судакова разработала военный буквопечатающий стартстопный телеграфный аппарат со съемным шифрующим блоком НТ-20.
Телеграфный буквопечатающий аппарат Бодо (2БД-41) двукратного телеграфирования. Стол распределителей. СССР, 1940-е годы
Телеграфный буквопечатающий аппарат Бодо (2БД-41) двукратного телеграфирования. Стол служебных приборов. СССР, 1940-е годы
Телеграфный буквопечатающий аппарат Бодо (2БД-41) двукратного телеграфирования. Стол передатчика. СССР, 1934 год
Телеграфный буквопечатающий аппарат Бодо (2БД-41) двукратного телеграфирования. Стол приемника. СССР, 1940-е года
Его использовали в соответствии с приказом НКО №0095, который напрямую запрещал передачу открытого текста по аппарату Бодо. Особой сложностью выделялось устройство под шифром «Сова», разработанное в Институте №56 Народного комиссариата электропромышленности в 1944 году. Схема базировалась на применении особого кодирования, которое предназначалось для закрытия ВЧ-каналов, образованных техникой НВЧТ-42 «Сокол» в спектре до 10 кГц. НВЧТ-42 – это полевая каналообразующая аппаратура, позволяющая организовывать связь по высокой частоте по медным и железным цепям, а также по кабелю. К этому же классу относится и техника «Нева», осуществляющая засекречивание на линии Москва – Ленинград с лета 1944 года. Прелестью «Невы» было то, что её можно было применять на всей сети правительственной связи, так как она сопрягалась со всеми типами каналообразующей техники ВЧ-связи.
В каких условиях эксплуатации работала текстовая шифровальная техника в годы войны? Для примера: только 8-е Управление РККА за четыре года обработало более 1600 тысяч шифротелеграмм и кодограмм! Суточная нагрузка на штаб фронта считалась нормальной в пределах 400 шифрограмм, а штаб армии — до 60. Управление шифровальной службы Генерального штаба РККА разослало по фронтам более 3200 тысяч комплектов шифров за весь период Великой Отечественной.
Специалисты 8-го Управления Генштаба, помимо создания новых образцов техники, занимались обучением шифровальщиков на фронтах. Так, только конструктор М. С. Козлов был командирован в войска за время войны 32 раза. Прославился конструктор еще до войны, когда в 1937 году принял участие в разработке шифровальной машины М-101 «Изумруд», которая выгодно отличалась от предшественников своей компактностью и легкостью. Позже именно группа Козлова вывезла в мае 1945 года из Карлхорста и Потсдама в рамках репараций три вагона спецоборудования, которое в дальнейшем использовалось в мастерских по ремонту отечественной шифровально-кодировочной техники. Примечательно, что после войны на флоте были созданы подразделения водолазов, занимающиеся исключительно обследованием потопленных немецких кораблей на предмет поиска всего, что связано с шифрованием связи. Осмысление шифровального опыта фашистской Германии стало определенной вехой отечественной инженерной школы криптографов.
По материалам:
Бабаш А. В., Гольев Ю. И., Ларин Д. А., Шанкин Г. П. Криптографические идеи XIX века // Защита информации.
Быховский М. А. Круги памяти. Очерки истории развития радиосвязи и вещания в ХХ столетии».
Гареев М. А. Непреходящие уроки сорок первого // Независимое военное обозрение.
Гольев Ю. И., Ларин Д. А., Тришин А. Е., Шанкин Г. П. Криптография: страницы истории тайных операций.
Ларин Д. А. Советская шифровальная служба в годы Великой Отечественной войны.
Иван Павлович Волосок. Начальник 2 отделения 8 отдела штаба РККА, главный конструктор первой отечественной серийной шифровальной аппаратуры В-4 в 1935–1938 гг., лауреат Сталинской премии
Одним из них была громоздкая и не очень надежная техника, получившая звучное имя ШМВ-1 (шифровальная машина Волоска 1). В основе её работы был положен принцип наложения гаммы (случайной последовательности знаков) на комбинацию знаков открытого текста, что в итоге создавало неразборчивую криптограмму, взломать которую по тем временам было практически невозможно. На перфоленте были отмечены знаки случайной гаммы, которая изготавливалась на особом устройстве под шифром «Х». Все работы по этой теме шли в 8-м отделе Главного штаба РККА, который был организован в 1931 году. Для замены ШМВ-1, на которой большей частью обкатывались новые решения, в 1934 году пришла шифрмашина В-4. После четырех лет доработок и опытной эксплуатации на заводе №209 им. А. А. Кулакова (столяр завода, погибший героем в стычках с белогвардейцами на Дону) были собраны первые серийные экземпляры. В этой связи И. П. Волосок писал: «Сложность предстоящей задачи заключалась в том, что, поскольку ранее в стране никакой шифровальной техники не было вообще, ориентироваться приходилось только на себя». Производство запустили, но уже в 1939 году инженер Николай Михайлович Шарыгин провел серьезную модернизацию детища Волоска. Новый аппарат получил имя М-100 «Спектр» и с 1940 года выпускался параллельно с прообразом. М-100 в полной комплектности весил впечатляющие 141 кг и состоял из трех ключевых узлов: клавиатуры с контактной группой, механизма протяжки ленты с трансмиттером и специального приспособления для клавиатуры. Уровень энергопотребления всей этой механики очень наглядно отображается массой аккумуляторных батарей – 32 кг. Несмотря на такие гигантские массово-габаритные параметры, «Спектр» вполне сносно использовался в реальных боевых действиях: в Испании 1939 года, на озере Хасан в 1938 году, на Халкин-Голе в 1939 году и в ходе советско-финской войны. Об уровне осведомленности современников касательно отечественной школы шифрования говорит тот факт, что боевое применение М-100 и В-4 до сих пор до конца не рассекречено. В связи с этим есть предположение, что первое использование на поле боя советская шифровальная техника пережила только в 1939 году. Конечно, такие «монстры» поле боя видели очень условно – зашифрованная связь осуществлялась между Генштабом и штабами армий. Опыт применения в войсках был осмыслен (Волосок лично курировал эксплуатацию) и было принято решение о повышении мобильности подразделений шифровальщиков на фронте. В 1939 году в США были закуплены сразу 100 автобусов «Студебеккер», ставшие впоследствии мобильными спецаппаратами шифровальной службы. Получение и прием телеграмм в таких «летучках» стало возможно даже во время марша подразделений.
Рытов Валентин Николаевич. Главный конструктор девяти шифровально-кодировочных машин и аппаратуры с дисковыми шифраторами в период с 1938 по 1967 годы. Лауреат Сталинской премии
Завод №209 также стал родоначальником нового направления отечественной шифровальной техники – производства дисковых шифраторов. Инженер Валентин Николаевич Рытов работал в этой связи над проблемой замены ручных шифров в оперативном звене армия-корпус-дивизия. Удалось создать компактный аппарат массой 19 кг, работающий на многоалфавитном шифровании. Имя новинке дали К-37 «Кристалл» и запустили в серию в 1939 году с планом выпуска по 100 штук в год. Выпускали машинку в Ленинграде, потом эвакуировали в Свердловск (завод №707), а 1947 году сняли с производства.
К-37 «Кристалл»
Общее количество текстовых шифровальных машин перед войной в СССР составляло порядка 246 экземпляров, из них 150 были типа К-37, остальное М-100. С этой техникой работало 1857 человек личного состава шифровальной службы. С среднем скорость передачи и обработки закодированной информации на фронтах войны повысились в 5-6 раз, причем документально подтвержденных фактов взлома этой техники немцами не существует.
На этом история текстовых шифраторов не заканчивается, так как в 1939 году в недрах упоминаемого завода №209 были разработаны опытные образцы техники для кодирования телеграфных сообщений. Это был С-308 (самый массовый впоследствии) для аппарата Бодо и С-309 для советского телеграфа СТ-35, производство которых во время войны было переведено в Свердловск на упоминаемый завод №707. Также были разработаны С-307 в качестве полевой шифрующей приставки к телеграфному аппарату с питанием от аккумулятора и С-306 для присоединения к классическому аппарату Морзе (питание от сети). Вся эта история была следствием технического задания, которое пришло на завод в декабре 1938 из НИИ связи и особой техники РККА им. К. Е. Ворошилова. Также перед самым началом Великой Отечественной, в 1940 году, группа инженера-конструктора П. А. Судакова разработала военный буквопечатающий стартстопный телеграфный аппарат со съемным шифрующим блоком НТ-20.
Телеграфный буквопечатающий аппарат Бодо (2БД-41) двукратного телеграфирования. Стол распределителей. СССР, 1940-е годы
Телеграфный буквопечатающий аппарат Бодо (2БД-41) двукратного телеграфирования. Стол служебных приборов. СССР, 1940-е годы
Телеграфный буквопечатающий аппарат Бодо (2БД-41) двукратного телеграфирования. Стол передатчика. СССР, 1934 год
Телеграфный буквопечатающий аппарат Бодо (2БД-41) двукратного телеграфирования. Стол приемника. СССР, 1940-е года
Его использовали в соответствии с приказом НКО №0095, который напрямую запрещал передачу открытого текста по аппарату Бодо. Особой сложностью выделялось устройство под шифром «Сова», разработанное в Институте №56 Народного комиссариата электропромышленности в 1944 году. Схема базировалась на применении особого кодирования, которое предназначалось для закрытия ВЧ-каналов, образованных техникой НВЧТ-42 «Сокол» в спектре до 10 кГц. НВЧТ-42 – это полевая каналообразующая аппаратура, позволяющая организовывать связь по высокой частоте по медным и железным цепям, а также по кабелю. К этому же классу относится и техника «Нева», осуществляющая засекречивание на линии Москва – Ленинград с лета 1944 года. Прелестью «Невы» было то, что её можно было применять на всей сети правительственной связи, так как она сопрягалась со всеми типами каналообразующей техники ВЧ-связи.
В каких условиях эксплуатации работала текстовая шифровальная техника в годы войны? Для примера: только 8-е Управление РККА за четыре года обработало более 1600 тысяч шифротелеграмм и кодограмм! Суточная нагрузка на штаб фронта считалась нормальной в пределах 400 шифрограмм, а штаб армии — до 60. Управление шифровальной службы Генерального штаба РККА разослало по фронтам более 3200 тысяч комплектов шифров за весь период Великой Отечественной.
Специалисты 8-го Управления Генштаба, помимо создания новых образцов техники, занимались обучением шифровальщиков на фронтах. Так, только конструктор М. С. Козлов был командирован в войска за время войны 32 раза. Прославился конструктор еще до войны, когда в 1937 году принял участие в разработке шифровальной машины М-101 «Изумруд», которая выгодно отличалась от предшественников своей компактностью и легкостью. Позже именно группа Козлова вывезла в мае 1945 года из Карлхорста и Потсдама в рамках репараций три вагона спецоборудования, которое в дальнейшем использовалось в мастерских по ремонту отечественной шифровально-кодировочной техники. Примечательно, что после войны на флоте были созданы подразделения водолазов, занимающиеся исключительно обследованием потопленных немецких кораблей на предмет поиска всего, что связано с шифрованием связи. Осмысление шифровального опыта фашистской Германии стало определенной вехой отечественной инженерной школы криптографов.
По материалам:
Бабаш А. В., Гольев Ю. И., Ларин Д. А., Шанкин Г. П. Криптографические идеи XIX века // Защита информации.
Быховский М. А. Круги памяти. Очерки истории развития радиосвязи и вещания в ХХ столетии».
Гареев М. А. Непреходящие уроки сорок первого // Независимое военное обозрение.
Гольев Ю. И., Ларин Д. А., Тришин А. Е., Шанкин Г. П. Криптография: страницы истории тайных операций.
Ларин Д. А. Советская шифровальная служба в годы Великой Отечественной войны.
«Радиосвязь у нас не любят…» Часть 6
В начальный период Великой Отечественной войны связь вообще, а в особенности шифрованная осуществлялась с большими проблемами. Маршал Василевский так описывал ситуацию: «С самого начала войны Генеральный штаб испытывал затруднения из-за постоянной потери каналов связи с фронтами и армиями». Также военный начальник рассказывает о сходных проблемах предвоенного периода: «…недостатки во взаимодействии родов войск в бою, управлении войсками (озеро Хасан, 1938 год); в конце декабря 1939 года Главный военный совет был вынужден приостановить движение наших войск по причине того, чтобы более надежно организовать управление (война с Финляндией)». Маршал Баграмян делится сходными впечатлениями: «Частые порывы телефонных и телеграфных линий, неустойчивая работа радиостанций вынуждала полагаться, прежде всего, на офицеров связи, которые посылали в войска на машинах, мотоциклах и самолетах… Связь хорошо работала, когда войска стояли на месте и когда её никто не нарушал… И дело было не только в сложности создавшейся обстановки, но и в отсутствии должного опыта у штабов в управлении войсками в боевых условиях».
Советские радисты
Историк В. А. Анфилов в своих трудах о Великой Отечественной войне пишет:
Матросы-радисты под обстрелом
В войсках сложилась перед войной парадоксальная ситуация – радиосредствами подразделения были оснащены (пусть и слабо), но вот пользоваться ими никто не торопился. И даже опыт начала Второй мировой войны не сдвинул дело с мертвой точки. В основном все ориентировались на кабельные линии связи и телеграфы с телефонами Наркомата связи. Соответственно, не имея опыта работы с радиосвязью, шифровальщики с трудом могли заниматься пеленгацией и перехватом вражеских радиограмм. Специалисты особого отдела 20-й армии описывали ситуацию под Москвой зимой 1941 года:
Однако русские шифровальщики Великой Отечественной войны проявляли себя как настоящие герои, и стойкость шифров во многом была обеспечена их самоотверженной храбростью. И примеров здесь предостаточно.
Радистки Красной Армии
Август 1942 года. Приказ Адольфа Гитлера по вермахту: «…кто возьмет в плен русского шифровальщика, либо захватит в плен русскую шифровальную технику, будет награжден Железным крестом, отпуском на родину и обеспечен работой в Берлине, а после окончания войны – поместьем в Крыму». Такие беспрецедентные меры стимулирования личного состава были вынужденной мерой – гитлеровские дешифровальщики не могли читать русские радиограммы, закодированные машинными шифрами. А с 1942 года они вообще бросили эту затею и перестали перехватывать шифрограммы Красной Армии. Решили зайти с другой стороны и около Херсона организовали разведывательно-диверсионную школу с целью подготовки специалистов для добычи шифровальных аппаратов за линией фронта. Какой-то подробной и достоверной информации о деятельности самой школы и её «выпускников» до сих пор очень мало. Шифровальщики Советского Союза в годы войны были, пожалуй, одними из самым важных боевых единиц на фронте и за ними гитлеровцы вели настоящую охоту. Первыми приняли удар криптографы посольства СССР в Германии, когда 22 июня 1941 года в оперативном порядке успели уничтожить в кострах самое важное – шифры. Немцы же в Москве приступили к аналогичной работе в середине мая, а за день до нападения на СССР по приказу из Берлина уничтожили последние документы. История сохранила для нас имя одного из первых героев криптографической войны – шифровальщика советского торгового представительства в Берлине Николая Логачева. Подразделения СС в первый же день войны с самого утра приступили к штурму здания советского представительства. Логачев успел забаррикадироваться в одной из комнат и сжег все шифры, при этом постоянно теряя сознания от плотного дыма. Гитлеровцы все-таки взломали двери, но было поздно — шифры превратились в пепел и сажу. Шифровальщика жестоко избили и бросили в тюрьму, но позже обменяли на сотрудников немецких дипломатических представительств в Москве. Но так было далеко не всегда – чаще всего криптографы гибли при защите шифров. Так, офицер специальной связи Леонид Травцев под охранением трех танков и пехотного подразделения вез шифры и документы вблизи линии фронта. Сухопутный конвой попал в немецкую засаду и практически в полном составе погиб. Травцев с тяжелыми ранениями обеих ног смог открыть сейфы, облить шифровальные документы бензином и поджечь. Офицер спецсвязи погиб в перестрелке с гитлеровцами, сохранив в тайне ключи к советским шифрам.
Боевой листок, информирующий о подвиге радистки-шифровальщицы
Наградной лист Стемпковской Елены Константиновны
Елена Стемпковская дежурила у командного пункта в окружении, где её захватили в плен гитлеровцы. Младший сержант успела до пленения застрелить трех нападавших, но силы были далеко не равными. Стемпковскую пытали несколько дней, отрубили кисти обеих рук, но кодовые переговорные таблицы так и остались тайной для гитлеровцев. Елене Константиновне Стемпковской посмертно присвоено звание Героя Советского Союза Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 мая 1946 года.
Герой Советского Союза (посмертно) Стемпковская Елена Константиновна
Устав Военно-морского флота по отношению к должностным обязанностям шифровальщиков особенно строг. Вот как описывает писатель-маринист Валентин Пикуль судьбу криптографа на военном корабле:
В этой связи нельзя не сделать отступление, касающееся новейшей истории России. В августе 2000 года атомный подводный ракетный крейсер «Курск» погиб во время учений, унеся на дно весь экипаж. Примечательно, что из соображений секретности старший специалист спецсвязи гвардии старший мичман Игорь Ерасов был назван в итоговом списке погибших помощником по снабжению. Намного позже следственная группа военной прокуратуры в ходе разбора поднятого фрагмента корпуса АПРК «Курск» нашла Игоря Ерасова именно там, где он и должен быть – в третьем отсеке на шифровальном посту. Мичман обнимал стоящую на коленях стальную шкатулку, в которую успел сложить кодовые таблицы и другие секретные документы… Игорь Владимирович Ерасов посмертно награждён Орденом Мужества.
Продолжение следует…
Советские радисты
Историк В. А. Анфилов в своих трудах о Великой Отечественной войне пишет:
«Связь часто нарушалась из-за повреждения узлов и линий связи, частых перемещений штатов, а порой и нежеланием пользоваться радиосвязью. Основным средством связи в звене полк-батальон считали проводную связь. Хотя имевшиеся в частях радиостанции считались вполне надежными, они использовались редко… Радиосвязь разрешалось использовать только на прием… Видимо, боялись, как бы что-нибудь не подслушала иностранная разведка… Следует заметить, что немецкой разведке накануне войны удалось многое узнать о наших западных приграничных военных округах… Радиоразговоры были настолько усложнены долгим и трудоемким кодированием текста, что к ним прибегали неохотно. Ввиду этого в войсках предпочитали пользоваться проводной связью… Частые нарушения связи и недостаток технических средств чрезвычайно затрудняли управление войсками…»
Матросы-радисты под обстрелом
В войсках сложилась перед войной парадоксальная ситуация – радиосредствами подразделения были оснащены (пусть и слабо), но вот пользоваться ими никто не торопился. И даже опыт начала Второй мировой войны не сдвинул дело с мертвой точки. В основном все ориентировались на кабельные линии связи и телеграфы с телефонами Наркомата связи. Соответственно, не имея опыта работы с радиосвязью, шифровальщики с трудом могли заниматься пеленгацией и перехватом вражеских радиограмм. Специалисты особого отдела 20-й армии описывали ситуацию под Москвой зимой 1941 года:
«Связь. Этот участок является узким местом в работе соединений фронта. Даже при условиях ведения оборонительного боя, когда передвижения никакого не производится, связь с частями армии часто нарушалась. Причем, почти как закон, при нарушении проводной связи очень редко обращались к помощи радио. Радиосвязь у нас не любят и не умеют с ней работать… Все инстанции располагают хорошей аппаратурой, но в недостаточном количестве. Не хватает радистов, отдельные радисты плохо подготовлены. Был случай, когда прислали радистов, но половину из них пришлось забраковать и отослать обратно из-за недостаточной подготовленности. Необходимо принять все меры к тому, чтобы радиосвязь превратилась у нас в основной вид связи командиров всех степени, уметь её использовать…»
Однако русские шифровальщики Великой Отечественной войны проявляли себя как настоящие герои, и стойкость шифров во многом была обеспечена их самоотверженной храбростью. И примеров здесь предостаточно.
Радистки Красной Армии
Август 1942 года. Приказ Адольфа Гитлера по вермахту: «…кто возьмет в плен русского шифровальщика, либо захватит в плен русскую шифровальную технику, будет награжден Железным крестом, отпуском на родину и обеспечен работой в Берлине, а после окончания войны – поместьем в Крыму». Такие беспрецедентные меры стимулирования личного состава были вынужденной мерой – гитлеровские дешифровальщики не могли читать русские радиограммы, закодированные машинными шифрами. А с 1942 года они вообще бросили эту затею и перестали перехватывать шифрограммы Красной Армии. Решили зайти с другой стороны и около Херсона организовали разведывательно-диверсионную школу с целью подготовки специалистов для добычи шифровальных аппаратов за линией фронта. Какой-то подробной и достоверной информации о деятельности самой школы и её «выпускников» до сих пор очень мало. Шифровальщики Советского Союза в годы войны были, пожалуй, одними из самым важных боевых единиц на фронте и за ними гитлеровцы вели настоящую охоту. Первыми приняли удар криптографы посольства СССР в Германии, когда 22 июня 1941 года в оперативном порядке успели уничтожить в кострах самое важное – шифры. Немцы же в Москве приступили к аналогичной работе в середине мая, а за день до нападения на СССР по приказу из Берлина уничтожили последние документы. История сохранила для нас имя одного из первых героев криптографической войны – шифровальщика советского торгового представительства в Берлине Николая Логачева. Подразделения СС в первый же день войны с самого утра приступили к штурму здания советского представительства. Логачев успел забаррикадироваться в одной из комнат и сжег все шифры, при этом постоянно теряя сознания от плотного дыма. Гитлеровцы все-таки взломали двери, но было поздно — шифры превратились в пепел и сажу. Шифровальщика жестоко избили и бросили в тюрьму, но позже обменяли на сотрудников немецких дипломатических представительств в Москве. Но так было далеко не всегда – чаще всего криптографы гибли при защите шифров. Так, офицер специальной связи Леонид Травцев под охранением трех танков и пехотного подразделения вез шифры и документы вблизи линии фронта. Сухопутный конвой попал в немецкую засаду и практически в полном составе погиб. Травцев с тяжелыми ранениями обеих ног смог открыть сейфы, облить шифровальные документы бензином и поджечь. Офицер спецсвязи погиб в перестрелке с гитлеровцами, сохранив в тайне ключи к советским шифрам.
Боевой листок, информирующий о подвиге радистки-шифровальщицы
Наградной лист Стемпковской Елены Константиновны
Елена Стемпковская дежурила у командного пункта в окружении, где её захватили в плен гитлеровцы. Младший сержант успела до пленения застрелить трех нападавших, но силы были далеко не равными. Стемпковскую пытали несколько дней, отрубили кисти обеих рук, но кодовые переговорные таблицы так и остались тайной для гитлеровцев. Елене Константиновне Стемпковской посмертно присвоено звание Героя Советского Союза Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 мая 1946 года.
Герой Советского Союза (посмертно) Стемпковская Елена Константиновна
Устав Военно-морского флота по отношению к должностным обязанностям шифровальщиков особенно строг. Вот как описывает писатель-маринист Валентин Пикуль судьбу криптографа на военном корабле:
«Шифровальщик, живущий по соседству с салоном, казалось, не подлежал карам уставным, а только небесным: случись «Аскольду» гибель, и он, обняв свинцовые книги кодов, должен с ними тонуть и тонуть, пока не коснется грунта. И ляжет вместе с книгами мертвый. Таков закон! Потому-то надо уважать человека, который каждую минуту готов к трудной и добровольной смерти на глубине. На той самой глубине, куда из года в год уносится пепел его шифровок…»
В этой связи нельзя не сделать отступление, касающееся новейшей истории России. В августе 2000 года атомный подводный ракетный крейсер «Курск» погиб во время учений, унеся на дно весь экипаж. Примечательно, что из соображений секретности старший специалист спецсвязи гвардии старший мичман Игорь Ерасов был назван в итоговом списке погибших помощником по снабжению. Намного позже следственная группа военной прокуратуры в ходе разбора поднятого фрагмента корпуса АПРК «Курск» нашла Игоря Ерасова именно там, где он и должен быть – в третьем отсеке на шифровальном посту. Мичман обнимал стоящую на коленях стальную шкатулку, в которую успел сложить кодовые таблицы и другие секретные документы… Игорь Владимирович Ерасов посмертно награждён Орденом Мужества.
Продолжение следует…
- Автор:
- Евгений Федоров
- Использованы фотографии:
- artyushenkooleg.ru? art-apple.ru? waralbum.ru
- Статьи из этой серии: Шифровальное дело Советского Союза. Часть 3
Шифровальное дело Советского Союза. Часть 2
Шифровальное дело Советского Союза. Часть 1
Свежие комментарии